Петр Анатольевич Елизаров
Однажды в Челябинске. Книга первая
Леха наводит страх на многих – чувство собственного достоинства и постоянная тяга защищать свою точку зрения даже в самых неуместных ситуациях бурлят в нем как в раскаленном котле. Сам по себе парень невысокого роста, но достаточно массивного телосложения без ярко выраженного рельефа, которым щеголяют многие в команде. Бречкин же со своей мышечной массой мог с легкостью тащить за собой грузовик с песком в кузове и не замечать этого. Особенно запоминается лицо, смахивающее на квадратный герб, заостренный снизу: мясистый нос, жирные брови, узкие серо-голубые глаза, разведенные друг от друга чуть ли не на противоположные края лица, а также огромный рот, который проще назвать пастью, словно для поглощения самых больших и сочных кусков мяса. О манере вести себя промолчу – это бесцеремонно, вульгарно, хамовато, грубо и производит отталкивающее впечатление (некоторым дамам, кстати, очень по душе).
– Ты берега не путай, Бреча. И вообще. Мудрее надо быть, мужики, – таинственно произнес Митяев, надевая чистую одежду.
– Лично меня он заебал! – злобно высказался Бречкин, небрежно бросая форму в баул.
– Тебя любая мелочь выводит. Это правда, – справедливо отметил Сергей Богатырев, во внешности которого многие постоянно находят знакомые черты, якобы форвард очень похож на «одного актера», после чего все отчаянно пытаются вспомнить имя знаменитости. Ответы всегда разные. Как по мне, внешность у хоккеиста весьма заурядная. Но что-то есть от Эштона Катчера.
– Может, наш тренерский штаб таким образом хочет твой пыл поумерить? – предположил Саша Патрушев, еще один нападающий с наружностью карикатурного и недалекого гопника, словно из 1990-х годов, но при этом всегда с задумчивыми и серьезными гримасами. Черты лица миниатюрные, поджатые тонкие губы, сосредоточенный и несколько дерзкий взгляд из-под бровей. Глядеть на Бречкина таким взглядом он, естественно, не рискует.
– Я им умерю! – грозно рявкнул Бречкин.
– Судя по настрою Лехи, пока получается плохо, – принял участие в разговоре Дима Коротков, обладающий густой шевелюрой, вышедшей из моды в годах так 1960-х, бледным кукольным лицом со стеклянными глазами, крупными щеками и постоянно приоткрытым ртом.
– Что же мешает разобраться? – вышел из душевой худощавый и высоченный блондин Никита Зеленцов, пытаясь на ходу управиться со своими длинными волосами, напоминающими бесформенную копну соломы, высушить которую не удастся и турбине авиалайнера на полной мощности. Неряшливость в части прически отвлекает от правильно очерченного, чистого, невинного личика, которое, однако, скрывает за собой личность абсолютно безбашенную.
– Мой мир рухнет, если я увижу тебя с короткой стрижкой. А если бритым, так вообще атас, – признался переодевающийся рядом Толя Костицын. Нападающий обладает узким лицом, впалыми щеками, острым носом и угнетенным, изнеможенным, вымученным взглядом. Его светлые волосы всегда кажутся мокрыми и слегка завитыми от шлема, словно лапша в «Дошираке».
– Не зарекайся! На парики продам, – отреагировал Зеленцов.
– Ага, для бритых овец сгодятся! – заржал Толя.
– Боюсь покалечить случайно, – ответил Зеленцову Бречкин. – Проблемы еще потом иметь из-за этого мудака. А ты бы поддержал меня, Зеленка?!
Никита ответить не успел.
– Считаю, нужно сосредоточиться на вещах посерьезнее, – вернулся в разговор капитан.
– Факт остается фактом, – напомнил за Малкина мягкий, уравновешенный и всегда немногословный курносый брюнет Сергей Смурин, обладающий таким светлым и добрым взглядом, что создается впечатление, будто он весь светится. Сергей – это некий моральный камертон коллектива (в нем не вашим и не нашим, что называется). Однако я уверен, что свои секреты есть у каждого, а он умело их скрывает – когда-нибудь я до них обязательно докопаюсь. – Он едет с нами, так что забудьте о своих планах.
– Не порть настроение лишний раз. Есть кинуть? – спросил Митяев.
– Даня там, наверное, уже наготове, – предположил Паша Мухин, прислонившись спиной к стенке и обрисовав в мечтах вечеринку в Челябинске, которую они планировали. Но, кажется, все планы летят к чертям. Сейчас он еще больше возненавидел выскочку Елизарова.
– Печально, – разделил общее настроение массивный защитник Вова Шабашкин, вышедший из душа последним.
– Лошадей не гони, я сказал, – повторил Митяев. – Это всех касается. Ничего не надо отменять, – он повернулся к Брадобрееву. – Ты кинуть дашь или нет?!
– Бери. Только немного, – заскулил Павлик, – у меня чуток осталось, а еще весь вечер впереди.
– Отсыплю столько, сколько сочту нужным. Будет время, и тебе возьму.
– Ты, как всегда, в себе уверен, Арс, – недовольно и свысока произнес Гайтанов. – Наверное, у тебя есть гениальный план, как нарушить режим, чтоб никто не заметил?
– Уж побольше соображений, чем у вас, – хвастливо заметил Арсений.
– Еще бы, ты ж у нас эксперт. Знаешь Елизарова как облупленного. И Степанчука вокруг пальца обведешь как не фиг делать, – издевательски констатировал Костицын.
– А он знает тебя, – ударил с другой стороны Денис Акмальдинов, о котором до этого словно позабыли, а он есть: маленький да удаленький паренек, уже давно потерявший интерес к хоккею, но команду почему-то не покидавший.
– Это вряд ли, – уверенно отмахнулся Митяев.
– Какое-то неуважение к нему – он тебе все, а ты ничего. Не находишь? – произнес Зеленцов.
– Не изволит ли его высочество поделиться, что же гениального родилось в его светлой головушке? – картинно поинтересовался Волчин.
– Все просто, – заявил Сеня и выждал интригующую паузу, прежде чем выдать свой план. – Мы тупо свалим и никого не спросим, – сказал он и довольно развалился на скамейке под ошарашенные взоры окружающих.
– Упасть не встать!
– Ебать-копать! Да ты стратег, щенок, – выцедил Бречкин.
– Гениально, мать твою! – театрально сыграли своеобразный «восторг» другие. – Ты серьезно?!
– Абсолютно, – спокойно ответил решительный Митяев. – Пора уже дать им понять, что никто не вправе нас удерживать. Мы ходим, где захотим. Как это и было до появления… сами знаете кого.
– Придите же в себя, мужики! – выступил в поддержку Митяева Чибриков. – Какие-то два говноеда способны нам помешать?! Вы только вспомните, из каких ситуевин мы выходили сухими. Самые классные именно те дни, когда мы с вами, парни, наплевали на все и отжигали на полную катушку. Без оглядки на тренеров, родителей, учителей. Я прав или нет? Кто мы, в самом деле, а?! Рабы?!
– Да, потрепало нас знатно. Уже за дверь выйти боимся, – согласился Филиппов.
Тут все повально стали вставать на сторону Митяева.
– А последствия? – резонно спросил сомневающийся Волчин.
– Переживем. Кто они нам такие, по-твоему?! Мама с папой, воспитатели, надзиратели? Последствия, говоришь? Поорут, мозги повыносят. Может, на трене пожестят и успокоятся. Нам не привыкать. Будто это что-то решает. До лампочки вообще! Зрелища-то на льду устраиваем мы, а не они.
– Нет, – не унимался капитан команды, – я предчувствую что-то неладное. Неспроста это.
– Да брось ты!
– Капитан нас вперед должен вести, – напомнил Кошкарский.
– А ты зассал как сучка.
– Кто за то, чтобы выбрать нового капитана?! – предложил Брадобреев, зная, что это заденет Андрея.
– Ты с нами? Или так и будешь сомневаться? Можешь, в принципе, остаться в гостинице – тебя никто не заставляет. Согласись, это ненормально, брат. Как мы без тебя? – произнес Митяев.
– Конечно, я в деле, – без особого энтузиазма согласился Волчин.
– Во-о-о-т, совсем другой разговор. Выше нос, Андрюша! – все принялись жать руки кудрявому, но Волчин все равно предчувствовал опасность. Интуиции ему не занимать – нечто в грядущей поездке его настораживало. Либо таким образом проявляется его внутренний протест из-за участия Пети в выезде.
– Так что все в силе – никакой отмены, понятно?! Когда мы под кого-либо прогибались?! Ни под кого и никогда! – объявил Арс. – А если кто-то еще хочет слиться – самое время…
– Чего отменять собрались?
От неожиданности все чуть не подпрыгнули на месте и дружно обернулись.
В раздевалке возник помощник тренера: незаметно подкрался, как и всегда.
– Что там у вас в силе? – поинтересовался я.
Воцарилась гробовая тишина, непривычная для раздевалки, не считая, конечно, первых минут после провальных игр. Белые стены, деревянные вешалки со скамьями и полками, заполненные под завязку всякой хоккейной всячиной: рюкзаками, баулами, клюшками, сумками, поилками, крагами, блинами, щитками. Казалось, что все это навалено хаотично до потолка и готово свалиться на тебя и придавить насмерть.
Тишь да гладь продержались буквально пару мгновений.
– Полнейший разнос «Мечела», конечно, – уверенно ответил Сергей Соловьев, разрядив обстановку. Все зашевелились и вернулись к делам, которые бросили – всем хотелось поскорее уйти (и без того задержались).
Я же никуда не делся – считал наслаждением лишний раз поторчать на виду, зная, что хоккеюгам это, мягко говоря, не по душе.
– Радует, что настрой на выезд подобающий. Будет очень плохо, если уделать ближайших соседей не получится.
– Если проиграем, скажем, что ты накаркал, – исподлобья зыркнул на меня Патрушев.
– Зачем постоянно проговаривать очевидное? – недовольно спросил Волчин.
– Думаю, что быстродействие головного процессора у некоторых может слегка отставать от твоего гениального мозга, Волчин. Что ж, тогда до завтра! – выкинул я последний на сегодня козырь, думая, что они не в курсе моего участия.
Волчин резко ударил Кошкарского локтем в бок – тот мигом сообразил, что надо сделать:
– В смысле «до завтра»?! – выразил недоумение Степан.
– В коромысле, – торжествовал я. – Я еду с вами в Челябинск, ребята. С единственной целью. Чтобы до каждого дошло: выезд – это серьезное мероприятие, а не увеселительная прогулка с целью перебеситься вдалеке от дома. И я сделаю все, чтобы не допустить неповиновения. Это ясно? – количество недовольных взглядов увеличилось в геометрической прогрессии. – Чего ж вы так поникли? Здорово же! Чао бамбино, – махнул рукой я и с самодовольной ухмылкой удалился.
– Не дождешься, – еле слышимо фыркнул Зеленцов.
– Степанчук явно что-то почуял, – заключил Брадобреев, оттопыривая нижнюю губу, чтобы закинуться.
***
Четверг, 15 декабря 2011 года, три пополудни.
Ярко светит солнце. Не согревает нисколько. Клонится к закату в столь ранний час, как это и бывает в середине декабря. Всюду искрится снежок.
На пустой парковке у старого Ледового дворца в Магнитогорске стоит автобус. Все мигом перебежали в него из помещения, на ходу закинув баулы с формой в багажник. Надевать шапки и перчатки ради пары метров никому не хочется, а ведь после душа и тренировки можно в два счета простудиться на таком трескучем морозе. Ничего страшного, сунул руки в карманы и побежал, попутно зачерпнув в кроссовки свежего снега.
Все организационные моменты выезда на мне – я всеми силами старался ничего не упустить. После подсчета хоккеистов, занявших свои места в автобусе, а также объяснения водителю проезда к пункту нашего назначения я заметил затянувшуюся возню снаружи.
Степанчук уже извелся:
– Митяев! Ты мешок с говном! Нет, ты говно с мешком! Шевелись!
– Что здесь такое? – вылез на мороз я.
– Я хочу выехать через минуту. Разберись, или оба тут останетесь, – рявкнул тренер и залез обратно в салон. – Без вас управимся.
«Это вряд ли», – мысль промелькнула синхронно и у меня, и у Митяева.
– Ну чего, умник, получил? – улыбнулся Арсений. – Помогай.
– Не думал я, что ты такой тормозной, Арся. Знаешь, особо не хочется в темноте там шарохаться.
– Видишь, место ищу – не лезет, блядь такая, – Митяев придерживал коленкой бесформенную сумку, одновременно пытаясь запихнуть ее голыми руками между чужими баулами.
– Дорога и без того выматывает всех. А вам бы еще выспаться и сыграть нормально. Ради вашего же блага, – констатировал я. – Так что быстрее доберемся – больше будет времени на… А чего это у тебя за махина такая, скажи-ка мне на милость?
– Сухпаек.
– Для целой роты солдат?!
– Для всех.
– А ну-ка покажи.
– Петь…
– Открывай – не задерживай остальных, – настоял я.
Митяев и не думал сдаваться, лишь безысходно бросил на землю тяжеленную сумку так, будто в ней ничего особо ценного нет. Подумаешь, пару бутылочек для разогрева в потайных карманах, а остальное всего лишь продукты. И Елизарову необязательно сообщать, что продукты не на ужин, а в качестве закуски (спиртным их на месте снабдит Данил Озеров).
– Колбаска, лимоны, апельсины – не слишком роскошно? – осмотрел содержимое сумки я.
– Белки и витамины. Да что ты вообще понимаешь в правильном питании?! – недовольно топтался на месте Митяев.
– И всегда на выезды вы так серьезно затариваетесь?
– Спрашивает человек, который едет с нами в первый раз, – твердил он. – Петь, не задерживай остальных.
Вдвоем мы все же всунули провиант в багажный отсек.
– Можем отправляться, – зашел в автобус я, проводив взглядом Митяева, присевшего рядом с Брадобреевым. – Педаль в пол.
Я кивнул в сторону тренера, ожидая подтверждения.
– А ты ничего не забыл? – словно намекая на очевидное, спросил Степанчук.
– Нет, – уверенно заявил я.
– Смотри мне, – с презрением протянул он и отвернулся к окну.
«Черт, зачем он так? Это как спросить, а выключил ли ты утюг в собственной квартире на другом конце города, которую второпях покидал. Зато есть повод еще раз перебрать бумаги. Все однозначно будет при мне, ибо я завел привычку собираться с вечера. А если б тренер промолчал, я бы не озадачился, – подумалось мне. – Эх, плакала спокойная дорога».
– Ну как там? – все в округе развернулись, привстав с мест и взявшись за спинки кресел, устремив взгляды на Арсения.
– Порядок. Но чтоб я еще раз тащил все это добро.
– Оно и твое тоже.
– Потише, – шикнул Акмальдинов.
– Упаковывать вас надо учить, недотепы, – бросил Митяев, оглядываясь в мою сторону. Я же ушел на свободное сиденье позади и принялся рыться в рюкзаке.
– Мне кажется, он все равно что-то подозревает, – поделился Коротков.
– Да брось ты. Я все сделал чисто, – заверил Митяев.
– Он уже собаку съел на нас – думаешь, ничего не найдя в сумке, он успокоится? Ты дебил, если так считаешь, – произнес Абдуллин.
– Мне лучше знать, – заявил Митяев, понарошку замахнувшись на Артема своим тяжелым кулаком. Тот демонстративно задрожал, прикрылся руками и плюхнулся на место, не скрывая улыбки.
– Не на том вы сконцентрированы, мужики, – с выражением полнейшего безразличия заявил Волчин. – Расслабьтесь.
– А кто тогда вчера дрожал больше всех, а? Закинул успокоительного, капитан? – спросил Андрея Антон Малкин.
– Предчувствие и сейчас есть, – не подал вида Волчин. – А этот человек не стоит ваших переживаний, поверьте. Загнались вы, ребята. Причем конкретно.
– Кэп прав, – согласился Глыба. – Пора завязывать.
– Тебе лишь бы поспать, – отметил Бречкин.
– Кто, чем любит, тем и занимается в пути.
– Тогда спокойной ночи! – из-за спинки кресла Глыбы выскочил Кошкарский и натянул шапку Никиты ему же на глаза.
***
Выезд – рядовое мероприятие для хоккеистов. Именно так они и бывают во множестве мест, причем не единожды. И дело даже не в осмотре достопримечательностей. Часто все ограничивается гостиницами, ледовыми дворцами и кафешками на выезде. Но в каждом из таких городов хоккеисты оставляют частичку себя (особенно в молодые годы). Там случаются знаковые игры, проходят беспощадные летние сборы. Или же команда попадает в передряги, благодаря которым становится ясно, кто и из какого теста сделан. Либо, наоборот, происходят уморительные, порой сумасбродные истории, которые сплачивают хоккеистов, оставляют после себя незабываемые воспоминания. Случаются и мимолетные знакомства с девушками.
Стоит лишь обозначить название города, как, например, Арсений мигом припомнит что-либо памятное оттуда. «А что для парней значит Челябинск? Надо бы спросить, – подумал я. – Ах да, вспомнил – со мной, наверное, только Митяев нормально поговорит».
Переезды – неотъемлемая часть жизни спортсменов. В изнурительных дальних поездках хоккеисты знают, чем заняться: кто-то вдоволь высыпается, кто-то читает, кто-то зависает в телефонах. Вот и сейчас все при деле. Автобус едет неторопливо. Я же решил поразмышлять. Над чем? Как обычно: а что, собственно, я тут делаю?
Я словно делал очередную запись в дневнике (когда-нибудь уже напишу книгу): «Шел третий месяц моего пребывания в хоккейной школе. Нет, не в качестве спортсмена. Вы мне льстите. По стечению обстоятельств я – помощник тренера на общественных началах. Да, из той же возрастной категории, что и хоккеисты «Магнитки-95». Но из совершенно противоположной среды. Поэтому ожидаемого совпадения в мыслях и действиях не случилось, но было нечто другое, что я открыл в себе и что пришлось по нраву тренеру. У меня полный воспитательный карт-бланш, поле для интриг и экспериментов над пацанами, которых я считал зазнавшимися и тщеславными. Я испытывал их, пользуясь положением, заставляя работать, не отлынивать и повиноваться, показывая, как они не правы. Без оглядки на себя – человека с ворохом проблем и комплексов. Что ж сказать: приходится, иногда даже нравится. Чего я только не придумывал, чтобы заставить их работать – на пару с тренером прекрасно получается страшить, поучать, манипулировать, издеваться. Ради дела, ради успеха, ради их же блага. У парней ведь гормональный взрыв, корона на башке, необоснованная установка на усиленное сопротивление, собственную неповторимость и превосходство. Но с каждым днем я все больше осознаю, что это условности, стереотипы о хоккеистах. Люди, конечно, разные бывают, но… правильно ли мы поступаем? Парни ведь сами по себе нормальные – порой удивляют, открывают мне новый мир, невольно заставляют под другим углом смотреть на хоккей, на них самих и на собственную жизнь. Сложно что-то доказать закрывшемуся и нелюдимому человеку, вбившему себе в голову единственную цель и единственную правду, основанную на непроверенных домыслах. Пока что я собственноручно сделал себя их главным врагом. При этом стал где-то смягчаться, защищать, страховать, наставлять. Тренер находил эту работу необязательной: они не дети, чтобы их воспитывать – пора бы уже соответствовать (не в детском саду ведь). А они все ему наперекор, вот он и обозлился пуще некуда, возненавидел их. И совершенно случайно нашел меня. Случился своеобразный «ход конем», когда появился и когда до них дошло, что я собираюсь здесь вытворять. Они подумали, что это шутка. Они могли с легкостью выбросить такого ботана, как я, из хоккейной школы. Однако я задержался, меня оказалось не так просто отодрать – прям как жвачку от линолеума. Я так хотел этого общества, и вот оно кинулось в мои объятия и поглотило с головой. Задача стояла ясно: любыми способами навести порядок, поставить дисциплину, отслеживать результаты расхлябанных и разнузданных парней, думающих только о себе, сделать из них команду, дать им понять, как нужно настраиваться и бороться. Несогласных следовало подавить. Или, как я интерпретировал это, «убедить». Спору нет, я хорошо продвинулся: Митяев, Глыба, Кошкарский, Вольский (с последним, конечно, жуткий перегиб вышел). Объемное досье на каждого со всей подноготной я перегибом не считал – это, скорее, необходимость. Мне интересно выяснять, выслеживать, вживаться в роль, которую я играл для них и для себя самого. Но я с каждым разом все сильнее осознавал, что это лишь спектакль. Команда оставалась командой, и перевес, благодаря моей работе с отдельными людьми, пока не превосходил всеобщего мнения о том, что я враг и от меня нужно избавиться. Когда мы жестили, стремительно росли показатели, побед прибавилось, как и борьбы, как и конкуренции внутри коллектива. Пацаны стали дисциплинированны, мотивированны, стали покорнее. Едиными стали, наверное, в общем порыве сопротивления мне и моим методам. Тоже результат. Но какой ценой? Мне оставалось продолжать в том же духе – закрыться панцирем строгого, неадекватного, ненормального циника-мизантропа и попирать приличие и здравый смысл в работе с хоккеистами. Стоило ли об этом размышлять сейчас? Неужто я посмел размякнуть, будто сухарик в бульоне? «Заигрался, Петь!» Кто так сказал? Арсений? А ведь к этому невозможно привыкнуть, но мне нравится, ибо хоть где-то я имею вес, власть какую-никакую. Играя в неуравновешенного сатрапа, я стал превращаться в него в реальности. Пока отвлекался грязной работенкой, которую тренер делать не хотел либо просто-напросто не успевал…», – мы чересчур заговорились – не время поддаваться унынию из-за собственного желания выделиться. К тому же сейчас, кажется, будет остановка.
Остановились в Степном (на середине пути между Магнитогорском и Челябинском), чтобы размяться, перекусить и хлебнуть согревающего кофейка.
Пока тренер полетел в сортир, а я оглядывал бескрайние заснеженные поля, раскинувшиеся вокруг автостанции, хоккеисты незаметно сбились в кучку в одной из столовок.
– Говорю вам, все накрылось, – переживал Мухин – ему прямо-таки не терпится пуститься во все тяжкие. Остальные сохраняли внешнее спокойствие.
– Надо бы спросить у Волчина успокоительные таблеточки, которые он принимает, – шепнул Короткову Богатырев. – И Мухину предложить.
– Еще кто-нибудь задумает посеять панику, – злобно высказался Митяев, – того я в асфальт закатаю.
– Я тебе помогу, – поддержал Бречкин.
– Вы оба хороши, – вставил Волчин, – кто ж зимой асфальт кладет?
– Известно кто – российские дорожники. И в дождь, и в снег. Так что все нормально, – хохотнул Брадобреев.
– А знаете, Арсен вчера дело сказал, – начал Сергей Смурин, взяв пару пирожков в буфете.
– И в чем именно оно заключается? – поинтересовался Абдуллин.
– Что твоя мама за тебя учится в шараге! – вставил Кошкарский с ухмылкой до ушей.
– Нет. В том, что нужно действовать просто и ничего не выдумывать, – продолжил Смурин.
– Будто он когда-то поступал нестандартно, – выразил недоверие Зленко.
– Ты считаешь меня скучным?! Пойдем-ка выйдем, – демонстративно похрустел костяшками на пальцах Митяев.
– И какой же у тебя план? – спросил Соловьев.
– Надо просто взять его с собой, – предложил Смурин.
Все замолчали.
– Кого?
Елизарова – с собой. С собой – Елизарова. В голове не укладывается.
– Да вы рехнулись. Оба! – воскликнул Леша Бречкин.
– Я вижу его насквозь, – продолжал гнуть свою линию Смурин. – Все, что нам нужно сделать – это предложить ему выпить, расслабиться, повеселиться, поглазеть на баб…
– Прошу – остановись, – даже фантазер Брадобреев не мог представить себе такого расклада.
– …А уже потом, – Смурин загадочно улыбнулся, – мы предоставлены самим себе.
– Ты, Серега, до этой части наших вечеринок обычно живым не добираешься, – хвастливо отметил Чибриков.
– Думаешь, прокатит? – задумался Кошкарский.
– К гадалке не ходи, – заверил Смурин.
– Напоминает сюжет какой-то тупой комедии, где двоечники набухивают ботанов, – скептически отнесся к предложению Патрушев.
– В серой жизни таких экземпляров, как он, огонька-то как раз и не хватает. Все, что мы запланировали, ему и не снилось, – убеждал одноклубников Смурин. – Арс, чего скажешь?
Митяев задумался:
– Отчасти ты прав.
– Вы полынь, что ли, курите?! – считал затею глупой Филиппов. – Ха-ха, хотел бы я посмотреть на того смельчака, кто предложит Пете такое.
– А если он откажется, но отпустит нас в благодарность за предложение, которое ему никогда никто не делал?
– Так делать не стоит, – решительно хлопнул ладонью по столу Митяев.
«Лучше я проделаю это сам. И в другой раз», – идея ему приглянулась.
17-й номер продолжил:
– К этой работе он относится очень серьезно. Даже если ему реально нужны такие развлечения, даже если он очень захочет, все равно не пойдет на такое. Знаете, какой кондратий его хватит. Да и таких слов никому из нас не подобрать. Рано ему пока… В данный момент он с удовольствием заложит нас Степанчуку, – констатировал Митяев.
– Но попытка не…
– Никаких попыток!
– А чего это ты раскомандовался?! Ты кто здесь?!
– Я тот самый человек, который лучше всего знает, с кем мы столкнулись. А если кто-то хочет поэкспериментировать – пожалуйста! Но если я не схожу в клубешник в Челике, то этот человек, кто нас предаст, будет отвечать передо мной по всей строгости. И я уверен, что так же думают все здесь присутствующие. Я не прав?
Все промолчали.
– Вы даже представить не можете, насколько это странный, догадливый и принципиальный человек, – продолжил Митяев.
– Да в жопу! Какие у очкастого могут быть принципы?! – терял терпение Бречкин.
– Знаешь, в чем сложность, Леха? – спокойно отвечал Арсений. – Эти принципы нам, наверное, не понять никогда. Как и этого человека. Я, кажется, чего-то начал понимать, когда стал тесно с ним общаться в школе. В людях я, безусловно, шарю, но даже это неподвластно моему пониманию. Многое для него не так, как для нас. И наоборот.
– Да уж, в изложении материала тебе нет равных, – саркастически заявил Волчин.
– Пора идти, – напомнил Пирогов.
Позже в автобусе, мчавшемся по заснеженной трассе дальше, разговор продолжился:
– У нас явно дефицит идей, братва, – констатировал Вова Шабашкин.
– У меня идеи появляются, когда я бухаю, – заявил Брадобреев.
– А как же игры? – спросил Гайтанов. – Там же выдумывать надо.
– Это другое, – капризно ответил Паша.
– Только вот идеи нужны сейчас, – вздохнул Никита Глыба.
– Так ведь у нас же есть в багажнике, – осенило Павлика.
– Заткнись на хрен! Ты совсем идиот? На хуя так орать? – процедил сквозь зубы Чибриков.
– Я еще и не орал толком.
– Тихо, – шикнул Малкин. – Мы так палимся, что он уже обо всем просек.
– Надо же что-то делать, – вернулся к актуальной теме Зеленцов.
– Если сваливать из гостиницы незаметно, это заведомо проигрыш – нас много, – начал рассуждать Костицын.
– Чур, я не останусь, – воскликнул Тема Абдуллин.
– Ты, Толик, мистер очевидность. У этого засранца не то что пара глаз – их аж четыре.
– А это вариант. Очки раскрошить, – предложил Костицын. – Типа случайно.
– Чтоб он потом раскрошил тебе мозги? – отреагировал Коротков.
– Не получится, – парировал Митяев. – Он запасные очки носит с собой. Чего размышлять? Будем действовать по ситуации. Как на игре.
– Я к другим играм привык.
– Эх, как я хочу гульнуть, – потянулся в предвкушении Брадобреев.
– Не ты один.
– Это вообще самоубийство – делать такое на выезде, – внезапно выдал Пирогов.
– Всегда же так делали, – Абдуллин не понял коллегу по вратарскому цеху.
– Ты забыл. Он же в гостинице засыпает постоянно, потому и не в теме, – напомнил Артему Зеленцов.
– Точняк.
– Хочу напомнить, что у нас впереди две игры так-то, – дабы отвлечься, объявил Смурин.
– В Челике полным-полно зачетных хоккеистов. Многие о них говорят, – начал Зеленцов.
– Например? – попросил уточнения Митяев, чтобы знать фамилии потенциальных конкурентов.
– Шаров и Закарлюкин в «Тракторе» смотрятся неплохо, – ответил Смурин.
– Я слышал, что самый лютый там Валера Ничушкин.
– О нем мы все слышали, – отреагировал Митяев.
– Претендент в сборную. Нас вот почему-то не приглашают никого.
– Меня только в форме сфоткали, – сказал себе под нос Кошкарский.
– Сборная – это не главное.
– Говори за себя.
– Скажите лучше, что там по «Мечелу»? – попросил Арсений. – Мы же не с «Трактором» пластаться едем.
– Цапаев там защ неплохой. Лучевников еще.
– Э-э, защита! Пасите завтра своих коллег, – предупредил Митяев. – Что по нападающим?
– Борисенков, говорят, ничего.
– Не помню такого, – сказал Митяев.
– И вообще, – ворвался в разговор Никита Зленко. – Зачетные они там или нет. Какая разница? Ведь их целый автобус из Магнитки едет рвать!
– Аминь!
– Вы чего, на утреннике, что ли?! Цыц! – пробудился от шума Степанчук.
– Отличный тост, кстати, – тихо заметил Степан Кошкарский.
– Говорите тише, в самом деле, – Малкин взглядом указал на Елизарова, сидящего позади с задумчивым видом.
– Сбежать от него – это как играть на уровне «эксперт».
– Когда он нам мешал? – уверенно произнес Митяев.
«Снова-здорово», – огорчился Смурин. Опять все вернулись к теме, от которой он их отвлек.
Краем уха слушая диалоги, Волчин – голос разума и здравого скептицизма – тихо прошептал:
– Добром это все не кончится.
***
«Мы адресом не ошиблись?» – тем вечером этот закономерный вопрос возник у всех без исключения. Один я был уверен, что все верно.
– Товарищ помощник тренера, протрите свои окуляры и посмотрите адрес еще раз, – выдал во всеуслышание Волчин.
Его поддержали:
– Ну и хуйня.
– Сколько раз были в Челике и ни разу тут не останавливались.
– В первый и в последний раз согласен с дефективными, – недовольно признал тренер. – Ты куда нас завез? – Степанчук обратился к водителю.
– Куда он сказал, – отмахнулся водитель, указывая на меня.
Мой растерянный взгляд встретился со взглядом разъяренным:
– Вот же, бумага из клуба. Черным по белому: город Челябинск, улица Комсомольская, дом 18, пятый этаж, гостиница.
– К твоему сведению, гостиница и общежитие – это небо и земля. А это, – показал пальцем Зленко, – общага!
– Смысл тот же. И чего ты куксишься, Зленко?! Скромнее нужно жить – ты не английская королева.
– Меня нет в этих списках, – заявил Степанчук, хотя ни к одной из бумажек даже не прикасался.
– Ну как же нет, когда вот.
– Нет!
– А вот и есть!
– А вот и нет!
– Как дети, в самом деле, – недовольно цыкнул позади Глыба.
– Хлебало завали! – рявкнул на него Степанчук.
– Вот же написано: «Степанчук», С-т-е-п-а-н-ч-у-к!
– Ишь подстава, вашу в душу! – заглянул в бумаги тренер и мигом переобулся. – Чего застыли?! Марш на выход, фигуристы! И чтоб ни слова! А кому не нравится и есть свободные деньги, пожалуйста – весь город к вашим услугам. Хоть на все четыре стороны. Поставим прогул.
Все принялись выгружаться.
– Деды ваши, – вещал я, – когда строили Магнитогорск, вообще в землянках жили.
– В XXI веке неуместно приводить такой пример, – недовольно отметил Волчин.
– Неуместно не уважать память ушедших, – буркнул Степанчук, растолкав хоккеистов на пути к багажному отделению автобуса.
Уже стемнело – ехали долго. Но даже в потемках все смогли узреть злачную, пошарпанную, блочную девятиэтажную общагу с деревянными окнами, решетчатым крыльцом, похожим на тюремный КПП, и с черной пожарной лестницей, что выделяется на фоне грязно-белых стен до самой плоской крыши.
Всюду неприветливые завалинки, стоянки, ржавые гаражи. И многоэтажки тут как тут. Позади пролегает улица Цвиллинга, освещенная оранжевыми огнями; по ней с грохотом пронесся трамвай. В глубине квартала сверкает бело-красная вывеска магазина «Пятерочка». В воздухе витает запах угля – рукой подать до вокзала. Из общаги вышла покурить какая-то шпана и уставилась на подъехавший автобус и хоккеистов.
