Петр Анатольевич Елизаров
Однажды в Челябинске. Книга первая
История девятая. «Птички в клетке»
Только я скрылся из виду, Пашка Брадобреев подумал: «Тип вообще не с этой планеты. На кой хуй ему сдалась эта собачонка? Куда он с ней поперся? Чудак-человек!» Он медленно побрел в сторону крыльца общаги-гостиницы – Брадобреев чувствовал, что опасность не миновала, однако ждал ее совсем не с той стороны.
Груженный под завязку хоккеист, державший вдобавок в узких внутренних карманах куртки пивные бутылки, стал аккуратно взбираться по ступенькам ко входу, как оттуда вылетел какой-то мерзкий белобрысый парнишка в маленькой черной шапчонке – явно на взводе и с претензией на крутость. Столкнувшись с Павликом, парень стал извиваться как уж на сковородке, пытаясь предъявить претензии коренастому Брадобрееву, зная, что в поле зрения находится группа поддержки. Пашу же печалило другое: при столкновении с борзым Глебом одна из пивных бутылок выскользнула из куртки и вдребезги раскрошилась об крыльцо. Павел зажмурил глаза, ведь думал, что вместо несуразного хулигана перед ним сию секунду возникнет табло Елизарова и придется объясняться – это станет вершиной айсберга в череде будущих экзекуций и унижений. Благо, что ассистент тренера уже достаточно отдалился и не мог услышать звон раскуроченной бутылки.
– Ха, – усмехнулся Глеб, – тебе и без меня хреново, поц, – злорадно отметил он и отвалил от расстроенного Паши.
Темнело рано. Глебушка сгорал от нетерпения, отчего дергался пуще обычного. Еще бы: забить на учебу (так себе повод, конечно) и на прибыльные делянки, чтобы проторчать здесь полдня, забыть о еде (но никак не о сигаретах), дабы провернуть очередное злодеяние.
Его хитроумный план изящен до зловония. Он со своими подручными бандюками в качестве наружного наблюдения патрулировал округу, подстерегая Свету и того мудака, который вчера наглее всех подкатывал яйца к Витиной девчонке. Вскоре вернулись хоккеисты – несколько удрученные, как показалось Глебу. Однако двух закадычных подружек, Светы и Амиры, до сих пор не видно. Это в некоторой степени напрягало и Зеленцова – агентура докладывала Глебу, что хоккеист то и дело проверяет дверь в комнату девчонок. Когда рядом с ней не было Никиты, там был Глеб: как со стороны коридора, так и со стороны окна, разрисованного морозными узорами. Глеб заключил, что настырный хоккеюга готовится к более убедительному подкату – значит, все идет как по маслу. Оставалось подкараулить их вдвоем и сообщить старшему брату об измене Светланки. Главное, чтобы братишка не подкачал со скоростью – ему все равно нечего делать, хоть найдет себе цель на вечер. «А может, отбросить предрассудки и тройничок замутить? – размышлял Глеб. – Думаю, кудрявому не привыкать. Спортсмены ведь все такие, разве нет?» – он надеялся, что у Зеленцова хватит таланта дотащить Свету до постели, а та не станет орать и звать на помощь, как это часто делали с Глебом. Так или иначе, любой компрометирующий Светочку эпизод подогреет в глупом и подсознательно неуверенном в себе Вите ревность вселенского масштаба. Эмоции, конечно же, будут бить через край, а изменница захочет соскочить, обернет ситуацию против Вити, будет стоять на своем. Зная нрав брата, Глеб предполагал, что тот может оскорбить ее и даже ударить. И вот тогда прикрывающий тыл брательник ворвется в комнату и хорошенько отделает Виктора, защитив Свету. В итоге та останется без ума от новоиспеченного защитника и поцелует его (минимум) или переспит с ним (максимум). Что в это время будет делать Зеленцов, Глеба почему-то не интересовало. Кухонный тиран должен быть повержен, а дама должна уйти к Глебу, благородному, но на самом деле расчетливому, гадкому и желчному. А не надерет ли хоккеист задницы двум братьям? А что с него взять: он явно преследует цель удовлетворить низменные потребности и со дня на день свалить из этого города без оглядки на эмоциональное состояние своей однодневной суженой. Глеб мог бы подобрать ее и так, но он привык завоевывать, плести заговоры подобно пауку, в паутину которого постоянно залетают недалекие мухи. К тому же кто, если не он, является идеальным спутником для Светы – не будь та девушкой брата, Глеб не питал бы к ней столько симпатии (если чувства, которые он способен испытывать, можно назвать таким словом).
«Я подберу за другим. Я не брезгливый. Нужно просто быть рядом, ибо часто все получают те, кто вовремя выскакивает из тени», – грел себя мыслями подлый гаденыш, отплясывая канкан на морозе. В грядущих событиях он не видел какой-либо серьезной опасности для брата – сейчас ревнивцу надо лишь угодить в ловушку, а основную суть замысла он и за тысячу лет не разгадает.
К хоккеисту, который разбомбил бутылку у входа, подскочил другой (тот самый) – оба кудрявых встретились. Глеб припал к стеклу. Вряд ли он что-то сможет услышать – только примерзнет до весны.
Дорогу Брадобрееву действительно перегородил Зеленцов, чей разум беспросветно сосредоточился на грядущем совокуплении со Светочкой.
– Ты купил то, что я просил?
– Конечно, – Пашка выудил из пакета солидную коробку конфет. Зеленцов выхватил ее, даже не поблагодарив курьера. – А ты разве не с нами? Я тут столько всего накупил, – Никита не отреагировал. – Ни пуха ни пера тебе, казанова! – бросил Пашка вслед Зеленцову – тот вновь ничего не ответил, улепетывая вверх по лестнице. В том же направлении потащил покупки Брадобреев.
«Вряд ли ты сладкоежка, лось», – думалось Глебу.
– Можно пройти? – внезапно зазвенело около левого уха. От неожиданности Глеб отпрыгнул от дверей и машинально приготовил кулаки. Мимо него прошел темноволосый паренек с изящной стрижкой, надменной миной и с белой коробкой в руках.
«Явно у кого-то ожидается нехилый алкогольный трип», – смекнул Глеб, глядя на Данила Озерова.
Молодой псевдобизнесмен с важным видом проследовал по фойе первого этажа, минуя вахтера. До старичка порой доходило как до пыльного допотопного компьютера.
– Ты куда? – опомнился он.
Озеров остановился и надменно посмотрел на охранника. Серьезное выражение лица пацана чуть не исказилось чихом от разношерстных запахов, летящих из столовки, где для вечерней клиентуры вовсю готовился ужин. Даня вытащил из своей коробки бутылку винишка и молча передал ее вахтеру. Старичок успел трижды подавиться слюной. Сколько же раз он проходил мимо искомой витрины в винно-водочном магазине, но находил силы умерить аппетиты, заглядывая в кошелек, в котором едва хватало на хлеб и колбасу. А тут вот оно! Что радость для архитипичного вахтера, то обыденность для Данила: у него всегда припасен веский аргумент в конфликтах и спорах, пропуск на любые объекты с безвольной охраной, уместная и терпкая взятка – бутылка чего-нибудь недорогого и распространенного.
– Вы только не сильно там… – обмолвился старичок на посту, принявшись завороженно рассматривать бутылку – подарок, свалившийся с небес, да еще и в пятницу.
– Не переживай, отец, – Озеров продолжил свой путь. – Я не употребляю.
Тем временем снаружи Глеб дождался-таки своего: со стороны остановки к общаге шагали Света с Амирой. Не отсвечивая, Глеб и его команда пропустили дамочек внутрь. Все грядущее зависело от действий Светы и Никиты, которые упорно не замечали слежки, порой очень неуклюжей.
***
– Мы в столовку, – объявил Митяеву Коротков.
– А смысл? – не отрываясь от телефона, парировал Арсений. – Сейчас Пахан жратвы притащит.
– А мне… надо, в общем, – слился из номера Зеленцов.
– Мы порубаем и вернемся, – продолжил Дмитрий.
– Нам же больше достанется, – вмешался Степа. – Пусть идут.
– Мы вернемся, и придется делиться.
– Может, с тобой еще бабой поделиться?! – недоброжелательно спросил Митяев.
– Как знаешь, – Коротков не стал провоцировать раздраженного 17-го номера.
– А я бы не отказался, – вставил Соловьев и, увидев злобный взгляд Арсена, решил поскорее уйти в другую комнату.
– Кто успел, тот и съел, ребята. Идите, ну же, – спровадил компанию Степан и молчаливо посмотрел на задумчивого и недовольного товарища.
– Ты чего такой мрачный? Из-за Бречкина? – Степе не ответили. – Или из-за проигрыша?
– Глупый вопрос, – Арсений всегда склонен рефлексировать, особенно после неудавшихся игр, в которых ему в полной мере не удалось блеснуть талантом, посему он винил в проигрыше собственную никчемность, которая по факту существовала только в его воображении.
– Скукота-а-а, – немного погодя протянул Кошкарский.
– Терпение, мой юный падаван, – очнулся Арсен.
Наконец-то в дверях появился Брадобреев.
– Я не понял, а куда направились эти трое?
– Жрать.
– Зачем же я тогда в магазин бегал?
– Так тебя отпустили?! – не поверил Кошкарский.
– Глаза разуй. По мне, что ли, не видно?!
Митяев заметно оживился:
– Вот и наш купец! Ты чертяга. Как тебе удается?! – он налету принял пакеты из рук Брадобреева.
– Эх, брат, знал бы я ответ на этот вопрос, – вздохнул Павлик. – Кстати, есть новость.
– Узнал, что Луна состоит не из сыра? – хихикнул Кошкарский, за что чуть не огреб от Паши, который воинственно схватил клюшку в углу и пригрозил ей шутнику.
– Выкладывай.
– Елизаров скрылся в неизвестном направлении.
Оба мигом отвлеклись от осмотра содержимого пакетов.
– Гонишь?!
– Век воли не видать, – поклялся Брадобреев.
– А не шанс ли это… слинять? – у Кошкарского загорелись зенки.
– Степанчук здесь.
– Он глухой как тетерев.
– Не нужно их недооценивать, – Арсений решил трезво взглянуть на ситуацию. – А если это подстава, отвлекающий маневр? – он с подозрением зыркнул на Пашку.
– С каких пор ты стал таким параноиком, Арс?!
– За кого ты меня принимаешь?! – возмущенно спросил Паша.
– Не подал ли ты мысль тренерскому штабу, чтобы нас в чем-нибудь подозревать? Так они взяли и отпустили тебя… просто так.
– В глаза мне можешь посмотреть. Я всегда на вашей стороне! – твердо заявил Брадобреев и приблизился к Митяеву.
Арсен снял обвинения, но спросил:
– Он шманал тебя?
– Да, прежде чем уйти. Но пива не нашел.
– Пива?! – услыхав ключевое слово, из коридора в номер завалились Волчин с Абдуллиным.
– Пашка, да ты просто бог! – похвалил друга Митяев.
– С девчонками было, но вот парни… Парни мне такое еще не говорили. Но ты коней-то попридержи. Оно теперь мое. За необоснованное обвинение.
– Это мы еще посмотрим, – пригрозил пальцем Арсений. – Разговор шел про две бутылки: тебе и мне.
– Неужели?! Знаешь что, я не намерен больше терпеть такого обращения, – театрально заявил Павлик.
– И «Оскар» уходит к… – не переставал генерировать реплики Степа.
– Не для того я на улицу просился и не для того я там на Петю наткнулся…
– А он чего там делал?! – Волчин не в теме.
– Хуй его знает! Он поймал меня у входа, когда я возвращался из магазина…
– Тебя отпустили?! – не поверил Абдуллин.
– …Он осмотрел пакеты, – продолжал Паша, – ничего не обнаружил, поплевался слюной и ушел. А с ним еще была собачка… маленькая такая, противная… ну, которые гавкают еще постоянно по поводу и без повода.
– Чего-о?!
– Кончай ломать комедию! Гони мою бутылку, – потребовал Арс.
– Их было две, мне и тебе. Одна разбилась.
– Осел криворукий!
– Ты их в стекле, что ли, купил?
– Я, может, криворукий временно, а ты петух по жизни!
– Понял, – снова влез в разговор Кошкарский, – он эту бутылку не разбил, а по дороге выжрал. Раз ему собаки всякие чудятся.
– Может, Петьке шайба в башку попала, а не в бок? Вот он умом и повернулся, – рассуждал Артем.
– Думаю, он всегда был таким, – ответил ему Волчин.
– Вторая бутылка все равно моя, кто бы там башкой ни тронулся, – Митяев продолжал настаивать на своих правах.
– Не беспокойтесь, здесь всем хватит, – объявил новый голос.
Все обернулись и приветственно зашумели. В дверях стоял Данил Озеров.
***
– Здорова, бандиты! – улыбнулся Озеров и чуть не выронил коробку с выпивкой, ибо практически вся «Магнитка-95» высыпала из своих апартаментов, чтобы поприветствовать его.
– Ладно, парни, тихо. Не надо Дэнчика палить перед нашими надзирателями, – напомнил о конспирации Тоха Малкин. – Лишь бы этот черт из табакерки нас не застукал.
– Ушел он, кстати, – невзначай напомнил Брадобреев.
– Странно все это, – сказал капитан команды.
– Кэп, прекращай маразм – бесит уже, – сказал Гайтанов.
– Куда он ушел?
– Собаку выгуливать, – облизывал обертку купленного йогурта Павлик.
– Узнаю Пашку, – произнес радостный Озеров. – Не изменился нисколько. Накидался еще по пути сюда.
– Нет, мы еще вчера приехали.
– А-а-а, сегодня, получается, была первая игра. И как? – поинтересовался Даня.
– Мы ее проебали в пух и прах, мой маленький бизнесмен, – заявил пришедший на огонек Бречкин.
– Капец вы лохи, – заржал Озеров, не понимая, чего все так напряглись при виде Бречкина. Дабы разрядить обстановку, Данил продолжил. – Но это ладно… кхе-кхе… бывают в жизни огорчения. Но сегодня пятница, ребятки. Не забыли, что у нас планы?
– Нет, не забыли, но… – неуверенно посмотрел на Митяева Серега Смурин.
– Вы чего такие, я не пойму?! – недоумевал Даня. – Я вам тут целую флотилию подогнал. Отказы не принимаются. И вообще: почему вы еще не свалили?!
– Мы типа наказаны за слив игры.
– Вам когда-то это мешало?!
– Никогда, – решительно заявил Митяев.
– Во-во, Арсен в теме, молорик!
– Напоминаю, – вмешался Пирогов, – тренер сказал: тем, кто уйдет – прогул и исключение из команды.
Арсений Митяев не хотел останавливать свой лидерский порыв:
– Напоминаю, что я сказал ранее: у кого очко играет, вправе остаться здесь. Нам больше достанется, – подмигнул он Кошкарскому.
– Согласен, – соскочил с койки Богдан Чибриков. – Вот сейчас самое время окончательно решить, кто с нами, пацаны. Я в деле.
– Чик-чирик герой. Уважуха тебе, – оценил Озеров. – Решайтесь, мужики – вряд ли у тренера поднимется рука всех игроков из списка вычеркнуть. За такое ему самому попадет. Да и это не в его компетенции. Ну же!
Хоккеисты одобряюще закивали.
– А я чего-то не вижу Глыбы, Короткова, Фили и Зеленки? – насторожился Даня.
– Жрут, – произнес Брадобреев, уплетая булочку с помадкой.
– Так пусть поднимаются пить.
– Могут не торопиться – у нас все равно единогласно, – констатировал Патрушев.
– Что скажет капитан? – Данил обратился к Волчину.
– Лучше помолчи с умным лицом, – посоветовал Андрею Митяев.
– Только заикнись про чуйку – я тебе рот зашью, – пригрозил Волчину Бречкин, но капитан команды был в тысячу раз сообразительнее бугая Лехи.
– Я за безопасность, – высказался Волчин. – Думаю, надо линять, когда будет меньше препятствий и свидетелей и когда мы будем точно знать, что тренер и его шавка видят сны.
– После отбоя? Когда закрыты все двери? – уточнил Смурин.
– Так даже интереснее, – Митяев дождался, пока Пашка откроет пиво, отобрал у него бутылку и отпил из нее.
– А что делать до отбоя? – спросил Богатырев.
– Как «что»?! – изумился Озеров, указав на ящик с алкоголем. – Пить! Давайте же, смелее!
– Братка, мы так рады тебя видеть, – Митяев добродушно пожал руку Данилу, обнял его и шепнул на ухо, что до клуба должны добраться от силы десять человек.
– Не учи меня спаивать, – так же тихо ответил ему Озеров. А потом продолжил уже громче. – Расскажите-ка мне, что есть у вас?!
– Мы тоже кое-что притащили догнаться, – сказал Арсен.
– Ты про пиво?
– После тяжелого рабочего дня самое то, – ответил Митяев.
– После таких слов и становятся алкашами, – предостерег его Даня.
– Сказал торговец алкоголем, ха-ха-ха, – отметил Артем Абдуллин.
– А я с такими пропащими кадрами не работаю, – деловито отбился Озеров.
– Знаешь, что я скажу, – подошел к нему с бутылкой Митяев. – Надо уметь вовремя остановиться. И это не только к бухлу относится.
– Поверь, я знаю, когда остановиться, – с болью в душе ответил Данил.
– Да завтра все на тренировке выйдет… с потом, – сказал Мухин.
Даня, глянув на алкогольную заначку магнитогорцев, взялся за голову:
– Вот вы варвары, а! Я оторвал от сердца лучшее, что смог стащить. И это чистое золото вы хотели смешивать с самопальным дерьмом из лужи?! Да в вас сердца нет, как и чувства прекрасного.
– Я тоже самое говорил, – отметил Кошкарский.
– Будь ты невзъебенным эстетом, – обиделся Толик Костицын, – пошел бы не в хоккей, а в фигурное катание.
– Кто его знает, может, он сейчас туда ходит и бросил хоккей из-за этого, – предположил Соловьев.
– А будь ты, Данил, – продолжил Шабашкин, – ценителем чистоты – записался бы в керлинг.
– Я вот не помню, чтобы ты хоть раз бухал, Озеров, – отметил важную деталь Волчин. – А в твоем ящичке прям многовато.
Данил желал поведать парням про пари, но решил повременить.
– Ты чего, это ж только на первое время.
– Боевой настрой у парня, – позавидовал Малкин.
– А я думал, что бутылка пива у Арса – это для затравочки, – недоумевал Волчин.
– Затравочка, кстати, все, – сообщил Митяев, с улыбкой предложив пустую бутылку Брадобрееву и пристально взглянув на Озерова.
– Начнем здесь, а потом рванем…
– Вот вы где! А я-то думал, куда все испарились? – отворил дверь Антон Филиппов.
– Я тоже тебя потерял, Филя, – поздоровался с ним Озеров. – Что с твоей рукой?
Антон злобно взглянул на самодовольного Бречкина (тот ведет себя так, словно ничего не случилось) и почувствовал, как жарко в комнатушке, в которую набилась вся команда.
Неловкое молчание прервал Митяев:
– Да ничего такого, Дань. Тоха просто пытался сделать интимный массаж токарному станку в школе.
– Выходит, ценный он игрок, раз его покалеченного на выезд взяли, – хохотнул Озеров.
– Как ты вообще сюда пробрался? – Филиппов не желал лишний раз судачить о травме.
– Использовал неоспоримые аргументы, – Озеров щелкнул пальцем себе по шее. – А бабка на этаже тупо отвернулась.
– Какой был жучара, такой и остался, – с улыбкой произнес Филиппов.
– Ага, но жучара желает знать, чего у вас нового, басмачи?!
– Садись, расскажем.
– Да вы открывайте уже бутылки – только что-нибудь попроще для начала. А чего, родаки с вами уже не ездят?
– Уже нет. Во-первых, нам до херища лет. Во-вторых, хватит им уже бухать.
– Будь здесь наши родаки, твой ящик, Даня, уже давно бы выжрали… причем не мы.
Данил Озеров уселся на тумбочку и следующие пару десятков минут с интересом слушал. Хоккеисты весело разговаривали, обменивались байками: про хоккей, про баб, про школу. Постепенно принесенные алкогольные запасы стали таять, однако некоторые персоны пили немного, поскольку рассчитывали весело провести не только вечер, но и ночь. Некоторые этого не предусмотрели, поэтому рисковали завалиться дрыхнуть еще до отбоя. Чем дальше, тем истории шли развязнее и пошлее:
– …И после всего того, что я натворил, я подхожу к бате и говорю: «у нас в школе завтра сокращенное родительское собрание». Отец спрашивает: «что это за нововведение такое?» А я ему отвечаю, что «это ты, я… и директор…»
– …Когда пришла моя очередь ее пялить, этот педик захотел нас заснять на память! А там темнота жуткая. Только он камеру врубил, как у него на телефоне автоматически фонарик врубился. А та шалава как заорет, мол, нечего меня снимать. Засранец – да-да, я про тебя говорю – был бухой, у него там стояк, а он не нашелся сказать ничего умнее, чем «да пошла ты, я в игрушку играю»! Он, говнюк, в игрушки там играет, а у нее внутри так все сжалось, что у меня на конце до сих пор синяк…
– Весело живете, – отреагировал Озеров. – Но меня мучает другой вопрос: как вы допустили то, что это неадекват все еще с вами? Стареете, парни.
Истории, связанные с помощником Степанчука, хоккеисты рассказывали не с таким рвением. Зато их завороженно слушал Данил, крепко схватившись за подбородок, как зритель в кинотеатре цепляется в ручки кресла, когда смотрит ужастик. Ему пересказали самые сочные моменты моих похождений в хоккейной школе: кровавое приветствие, учет каждого слова и каждого шага, сбор компромата на игроков, запрет девушкам хоккеистов посещать тренировки, сумасшедший кросс, происшествие с Вольским. А как их насильно угоняли с тренировок молодежной команды, в которую все так стремятся попасть, вообще сказка. Всего и не упомнишь.
И в самый разгар негодования игроков «Магнитки-95» по поводу меня Абдуллин выудил из ящика бутылку виски «Jack Daniel’s»:
– А как насчет…
– Не тронь! – пробудился Озеров. – Это для меня.
– Да брось ты, бухач в одного – первый признак алкоголизма. Не ты один осведомлен в этой теме, – отметил Павел Мухин.
– Тут другое, – замялся Данил.
Митяев сразу все понял:
– Давай-ка выкладывай: что тебя гложет?
Выхода нет. Озеров как на духу поведал хоккеистам, что забился с одним влиятельным челом выдуть бутылку виски залпом сегодня в клубе, но, поскольку его прошлые употребления ни к чему хорошему не приводили, он опасается последствий, потому и совершил с бутылкой небольшие манипуляции.
– Думаешь, прокатит? – спросил Волчин.
– У меня нет другого выхода. Я слово дал. На кону честь и достоинство.
– Я бы на твоем месте вылил всю бутылку на голову этому выскочке, который с тобой забился, – оценил ситуацию Брадобреев. – Вот это честно и достойно. И со стороны зачетно смотрится.
– А я за Дэна. Кто не рискует, тому грош цена, – поддержал знакомого Кошкарский.
Волчин продолжал нудить:
– Я бы для чистоты спора сначала убедился, что в бутылке именно виски, а уже потом стал бы смотреть, как ты вливаешь в себя ее содержимое. Если этого не будет, твой соперник просто болван.
– Я договорился – бутылка будет якобы из бара.
– Еще один лишний элемент в цепочке тайны в виде бармена только все испортит. А если он перепутает бутылки?
– Часто я задумываюсь, как такой ботан и зануда вообще оказался в хоккее? – поднял тему Никита Зленко.
– Мы с тобой играем вместе с четырех лет – медленно ты, однако, думаешь.
– Хорош собачиться! – заткнул их Митяев. – Это же находка: и спортсмен, и отличник. Он, наверное, один такой во Вселенной.
– Не давайте Митяеву больше пить. Ему достаточно – он уже дифирамбы ботаникам поет. Своему-то школьному помощнику тоже, небось, льстишь как дышишь? – выступил Гайтанов.
– Да, Арсен, низко ты пал… Волчина да в задницу целовать, – добавил Бречкин.
– Только сомкните сегодня ночью глаза, я вам устрою…
От двусмысленности сказанного Абдуллина прорвало на безудержный смех.
– Если кто забыл, – вмешался Малкин, – мы говорили о Даниле.
– Да, – вспомнил Арсений Митяев, – я про него тоже хотел сказать. Эта сумасшедшая идея с переливанием… не лишена смысла, – его взгляд упал на задремавшего Ваню Пирогова. – А-а-а, Пирогов!!! Пожар!!! Подъем!!! – заорал Митяев, дабы пробудить второго вратаря, который очень испугался сигнала тревоги. – До отбоя еще далеко. Как думаете, когда Елизаров вернется?
– Чего это ты удумал?
– Давненько нас не проверяли. А если сейчас ворвется Степанчук и застанет нас в таком виде?
– Ближе к телу, – поторопил Волчин.
– А где Зеленцов? – нарочно злил капитана Митяев, отвлекаясь и прикидываясь слегка пьяным.
– Твою мать, приколист!
– Короче, ищем пустую тару: бутылки из-под чая, сока, газировки. Меняем все жидкости местами и сидим дальше. Лишние бутылки летят в окно.
– Так нельзя, – забастовал Озеров, – это кощунство.
– Ты первый переступил черту, – напомнил Пашка Брадобреев.
– Душок в номере будет, – резонно отметил Чибриков.
– Форточку откроем.
– Денис, постоишь на стреме.
– А почему я?
– Ты все равно не играешь. Хоть какая-то от тебя будет польза, – объяснил Митяев – обидевшийся Акмальдинов отправился дежурить в коридор. Арсений продолжил. – Дэнчик, сколько там у тебя бутылок осталось?
– Вы вообще без тормозов.
– Не прикидывайся, что ты только узнал об этом, – подмигнул ему Кошкарский.
– На что только не пойдешь ради острых ощущений, – объяснил Митяев.
– Только «Джека» не берите, – попросил Озеров.
– А если кому-то захочется настоящего чайку? – озадачился Малкин.
– Шутки за 300 и кот в мешке, Тоша, – вскочил ногами на кровать Митяев, чтобы руководить всем процессом свысока.
– Я про Елизарова, – уточнил Антон.
– Паша же купил. Положи на видное место, брат, чтобы попробовал, если на слово не поверит. Он все равно не шарит в алкоголе. Смурин, ты ответственный за чай у нас.
– Заметано.
– Запах перегара ни с чем не спутаешь, – вставил Волчин.
Процесс поиска подходящих емкостей и неуклюжего переливания жидкостей внезапно прервал забежавший в комнату Акмальдинов со словами:
– Там… это… наших бьют!
***
Зеленцов уже сбился со счета, сколько раз тянул за ручку закрытой двери. И наконец-то ему улыбнулась удача: дамы вернулись, а он уже во всеоружии, то есть с выкрученной до упора харизмой, гостинцами и, конечно же, укромно припрятанным контрацептивом. Правда, цель Никиты сразу же упорхнула в столовку, где в то время отсиживались и другие хоккеисты – хорошо, что многие не посвящены в легкую интрижку Зеленцова, однако косых взглядов все равно не избежать. Зеле нужна лишь маленькая победоносная война, которая уже успела мобилизовать его интеллект и обаяние. Однако после взятия непреступной крепости в лице Светланы он с высокой долей вероятности потеряет к ней всякий интерес. Зато выйдет из начатого пацанами соревнования безоговорочным победителем. А моральная сторона вопроса его заботит несильно. Зеленцов, конечно, поступает по-скотски, но пацаны в его возрасте, наделенные хоть одним атрибутом внешней привлекательности (лицом, глазами, руками, мышцами, гибким языком и всяким прочим), за редким исключением видят в каждой представительнице прекрасного пола лишь объект интимного интереса. А когда ты еще и пытаешься переплюнуть в этом деле других самцов, успешное соблазнение вообще становится делом принципа.
Светин ухажер влетел в столовку, не обратив внимания на стоящего на стреме гопника. Не заметил он и Короткова с Глыбой и Филипповым, которые посчитали, что он желает к ним присоединиться. Потеснившись за столом, парни удивились, когда Зеленцов предпочел подсесть к девчонкам, кажется, с их этажа.
– Посмотри-ка на него, – завистливо выдал Антон Филиппов. – Сейчас обработает девок, мама не горюй.
– Вот что бывает, когда долго не чпокаешься. Ты готов броситься на первое попавшееся – неважно, бревно она или богиня, – поведал Никита Глыба, с аппетитом уплетая второе блюдо.
– Ублюдок видит дырок больше, чем очко унитаза, – Дима Коротков довершил порицание одноклубника.
– Чего только они находят в этих Зеленцовых, Митяевых, Брадобреевых?
– Ты не удовлетворен женским вниманием к своей персоне?
– Не то чтобы…
– Да ты зажрался, братец!
– Надо свою нишу занять – вот и все.
– Мы же ничем от них не отличаемся, а питаемся объедками.
– Ни разу не слыхал, чтобы баб так называли.
– Не обращай внимания. Это травма так на Тоху действует, – твердил Коротков. – Когда боль не утихает, в голове всплывает весь негатив: дерьмо всякое вспоминаешь, жизнь ненавидишь – недовольным, в общем, ходишь. Бречкин урод, конечно.
– Давайте не будем об этом, – настоял Филиппов, но потом, подумав, произнес. – Вот Бречкин, да? Еблан, какого свет не видывал. А вы заметили, какие крутые бабы с ним ходят? Что в нем такого их привлекает, чего нет в нас?
– Немереное родительское бабло?
– Скорее, отсутствие морали и головы на плечах. Девчонкам же плохие парни нравятся…
– Погодь. У нас у всех есть девушки – по крайней мере, бывают периодически. И ничего в них нет плохого. Как у всех. Подумайте, а каково прыщавым девственникам, которые и двух слов связать не могут? Если с этого угла смотреть, то жаловаться не на что.
– Моя от меня без ума, – признался Глыба.
– А она смотрела на фамилию в паспорте и на твое лицо без решетки на шлеме? – злобно спросил Филиппов.
– Скажи спасибо, что я калек не бью, а то я б тебя…
– Антон, я понять не могу, чем ты недоволен? Тут нечему завидовать. Ревность и зависть – удел неуверенных в себе.
Зеленцов весело общался с девушками – туда то и дело поглядывал Филиппов.
– Самое интересное, что у Зеленцова есть девушка.
– Они разве не разбежались?
– А вот он, видимо, ищет повод. Не удивлюсь, если он все еще на телефон записывает и своей потом отправит в качестве прощания.
– Дико. Но похоже на него.
– Каким же уродом надо быть?
– Все в порядке вещей, – рассуждал Антон. – Собственную значимость показывает.
– Ты хотел бы вести себя так же? – спросил Коротков.
– А вы бы не хотели?! Оглянитесь вокруг. Кто-нибудь хотя бы чего-то достиг в этой жизни честным путем? Все обманывают, используют, глумятся… и им за это ничего не будет: Зеленцов перебесится – ему ничего, по вине Бречкина я в гипсе – ему ничего, Митяев подговаривает всех сбежать – разве ему что-то грозит?! Ничего не будет – они лидеры, любимчики. А мы так… проходняк…
– Так кто ж тебе не дает: иди и доказывай.
– Меня вот все устраивает, – взялся за компот Никита.
– Тогда ты и останешься на том же уровне. Чтобы подняться выше, одного таланта и благих намерений мало. Нужно быть отпетым козлом, проституткой среди проституток! Вот, что нужно.
– Ты не прав, – не согласился Коротков.
– Я больше терпеть не намерен. Вот вернемся в город, и я устрою нашим лидерам веселую жизнь. Вот увидите, – пообещал Антон.
– Залечи сначала руку.
Филиппов поднялся из-за стола.
– Ты чего к еде-то не притронулся?
– Не хочу, – раздраженно произнес Филиппов и удалился.
– Что это с ним?
– Говорю же, травма.
– Руки, – обратил внимание Глыба, – а не головы.
– Да там все связано. Как рот с носом.
– Надо бы приглядеть за ним, а то наворотит дел, – предложил Никита.
– Думаешь, он способен заложить всех сегодня?
– Все может быть.
– Пойдем тогда, – они поднялись с места, задвинув стулья и снова посмотрев в сторону Зеленцова, который остался один на один с симпатичной миниатюрной девчонкой.
– Гулливер и Дюймовочка, – прошептал Глыба.
Они прошли мимо другой девушки, которая ранее сидела с Никитой и объектом его воздыхания, а сейчас общалась с какими-то пацанами с улицы. У лифта Коротков кое-что вспомнил:
– Тоха такой нервный не только из-за травмы. У бедняги в последнее время черная полоса в жизни.
– Разве?
– А ты не замечал? Неспроста он про девушек высокого полета заговорил, – вещал Коротков. – Все знают, что с такими нужно держать себя по-особенному. Как тот же Бречкин. Эти фифы еще те – при неверном подходе с ними проблем не оберешься.
– При чем здесь наш Филя?
– А вот при чем. Он же не так давно подцепил себе такую… всю из себя.
– Да-да, припоминаю что-то.
– Тоша хотел крутую девчонку. За что боролся, на то и напоролся. Как я понял, они недавно не очень хорошо разбежались. Антон по дурости ей наговорил лишнего. А она еще той стервой оказалась. Неужели ты не слыхал об этом? Девчонка затаила обиду на Филиппова и, чтобы отомстить, начала рассказывать и писать про него всякие небылицы. Сначала она требовала публичных извинений, а потом и денег за то, что его секреты не станут достоянием общественности.
