Никита Владимирович Чирков
Вектор
Запись 56
Руки крепко сжимают импровизированный меч Охотника. Я не слышу ни звуков, ни криков, не чувствую боли и усталости – лишь полное единение с предположением, на которое я уже знаю ответ, но все же продолжаю делать это. Ведь, вопреки всему, во мне еще остается частичка человечности, которая не хочет верить в это. Насколько бы болезненна и ужасна ни была истина, я не знаю, смогу ли принять ее как тот человек, которым был, прилетев сюда в самом начале.
После десятка жестоких, сильных и болезненных для нас обоих ударов куски маски разлетелись в стороны, приковав меня к изуродованному бледному лицу с паническими белыми зрачками, безволосому и беззубому, в котором я узнаю своего брата. Все это время, каждую минуту, что он был рядом, так близко, он хотел убить меня, как и всех до этого, без эмоций и безжалостно. Забыв о своей человечности и поддавшись чистому хаосу, я и не подозревал до последнего о том, что умер он уже давно и это были лишь последние отголоски его личности. Напоминает последний вздох перед тем, что называется смертью, которая не является концом при определенных обстоятельствах. Эти обстоятельства начали менять его давно, как и всех вокруг.
Не отрывая глаз от мучившегося брата, кричащего, словно из бездны боли, я вколол себе дозу пронокса, потом еще одну. Ноги стали ныть, а сердце готово остановиться – эту ли цель я преследовал, уже и не знаю. Но, отойдя на пару шагов назад, просто упал на колени, словно старик, ожидающий своей очереди к смерти. Я готов к этому – к тому, от чего многие убегают, тому, что я хотел исправить, прилетев сюда.
– Это уже не поможет. – Появилась Наоми, держа в руке капсулу пронокса, подойдя, она села рядом со мной.
– Почему ты не сказала мне? – с болью и слезами я выдавил из себя, что-то больше похожее на стон.
– И что бы изменилось? В итоге все к этому бы и пришло.
Меня трясет, пот стекает со лба рекой, и кажется, словно я наконец-то умираю. А ведь я даже не пытаюсь бороться с этим, лишь медленно мотаю головой – единственное, что я могу противопоставить.
– Ты должен благодарить меня: скрыв правду, я подарила тебе бесценное время надежды и любви, а главное, шанс разобраться самому с собой. Такое не каждый получает. Не мешала естественному ходу событий, так сказать, ведь это не мои фантазии и не под моим контролем ты все это придумывал. Скажи я тебе сразу правду – ты бы умер в знании страха, боли и одиночества, а так, напоследок почувствовать любовь – дело бесценное. Посмотри на это как на финал своей жизни, нашей жизни. Возможно, ты не понимал этого, но пронокс – это прекрасное лекарство – сначала помогает, а потом просто ускоряет процесс.
– Почему все это происходит? – Я не уверен, что говорю это вслух, вполне возможно, это прозвучало лишь в голове.
– Ты очень далеко смог зайти, и помогли тебе не жизненные инстинкты или злость, не говоря уже о проноксе. Твое стремление узнать судьбу брата превратилось в типичную одержимость его поисками, подпитываемую ужасным чувством вины и жестокой неоправданной ответственностью. Ты поставил свое существование на это, что было главной ошибкой. А если приплести к этому твое совершенно ненормальное стремление к адреналину, постоянному напряжению и щекочущему нервы страху, странно, что ты не перегорел на месте.
– Что я могу сделать? – Кроме как смотреть на брата, чей крик знаменует мой провал.
– То, о чем ты думал не один раз, цепляясь за жизнь. Я бы помогла, но так не интересно, и сейчас тот самый момент, когда ничего нового не появится. Ни сил, ни мотивации, чистое решение с примерами того или иного выбора, последняя рациональность. Ведь выбор, как я уже говорила, за тобой. Закончить все это – или же продолжить идти вперед, наслаждаясь тем необходимым для тебя животным адреналином, к самостоятельно придуманным целям, исполнение коих оправдывает твое существование, ведь это то, в чем ты лучший.
Она исчезла. И что мне остается, пока я все так же стою на коленях перед братом, опустив руки и голову, и медленно позволяю забирать остатки моей личности. Последние минуты рациональности – значит, и что мне остается, кроме как принять судьбу Нолана? Нет, он не мой брат, он был им, но сейчас – нет. И этот урод, который сейчас лежит передо мной, – лишь проявление того, что убило Нолана, давно. Если это последние минуты, то пусть будет так, и я прилетел сюда, лишь чтобы убедиться в его смерти. Вспомнить его последний раз и увидеть то, что произошло с ним через столько лет, а для меня – за несколько минут.
«Я прощаю тебя, брат, и надеюсь, ты прощаешь меня» – слова, направленные к памяти, а не к телу, которое несет лишь смерть. Вернувшись в последнее пристанище Нолана, поднял с пола пистолет, который я увидел, – я знал, что он свалился с полки, но, как и ранее не придавал значения тому, что мне было не нужно. Прислонившись к стене у двери, я сполз на пол, последний раз вспоминая его лицо, слова, характер и то, что я не смог сделать.
Пытаясь исправить свои ошибки, я попал в кошмар, о котором и не подозревал. Потерял не только брата – себя. Все надежды искупления и типичных желаний были затянуты тьмой, как и разум, который оказался злейшим врагом. Нолан слишком поздно понял это, что стоило многих жизней. Пытаясь простить меня и извиниться передо мной, он в буквальном смысле отплатил мне тем же, но не подозревал об этом. Теперь все, что от него осталось, – это крик, страшный и безвольный, который не прекратится до самой его смерти. Но первая потеря была давно, когда он понял, что в зеркале другой человек, как и я, гоняющийся за призраками. Осознавший лишь сейчас, что находится на той стороне реальности, которую создал уже не я, а кто-то другой. Вот он, еле уловимый и незаметный момент, когда есть шанс не кануть в безвозвратную тьму, где нет ни звуков, ни мыслей, ни жизни, – и я использую его.
Запись 57
Каждый вздох, биение сердца, каждый сантиметр кожи ощущается как никогда четко и ясно. Последний раз жизнь позволяет напомнить о себе, говоря «прощай». Что сдастся быстрей, тело или слепая надежда, жизненно важные органы или разбитый на невидимые кусочки ум? Продолжая сидеть на месте, я инстинктивно отсчитываю минуты, опираясь на свое состояние, словно мертвец, видящий, как разлагается его тело. Какие бы воспоминания или сожаления ни цеплялись за сознание, дабы продлить жизнь, лишь одна мысль становится чем-то более важным и настоящим: «Что со мной будет дальше?»
Приятное чувство, когда разумные мысли позволяют считать себя обычным человеком даже на время. Стану ли я странным существом, коих и так много, или же просто повторю судьбу брата, чей крик ни на минуту не замолкает? Люди сходят с ума, опираясь на внешние раздражители, хотя фактически все источники этого всегда внутри нас самих – там, где нет стен и преград, где от природы дано лишь наше слово, и видно это лишь в зеркале. Правой рукой от недостатка сил я медленно подвожу пистолет к исполнению его единственного назначения. Пока расстояние между ним и моей головой сокращается, пытаюсь вспомнить что-нибудь прекрасное из моей жизни, и единственное, что приходит на ум, – это любимая жена. Неподвластно контролю передо мной также предстают абстрактные картины детства, воинствующего юношества и взрослой жизни, в основном приятные, а большего и не надо. Пистолет уже задевает подбородок, но только эти воспоминания не приносят радости или счастья, не дают смысл дальнейшего существования, словно это все было не со мной. И этот факт, доказывающий, что я стал совсем другим человеком, забывшим о времени до прибытия на Вектор, не позволяет мне опустить оружие.
Без малейших сомнений я не останавливаюсь, полностью веря в то, что, пока есть время, я смогу спасти себя от ужасной участи. Но в глубине останков души надеюсь увидеть или найти знак того, что все это лишнее, словно снять с себя ответственность. И вот, держа оружие слегка опущенным вниз рукояткой, а дулом – упертым под углом в висок, я жду. Хочу ощутить то, как перемены начнут стирать мою личность вместе с существованием, и в последний момент доказать себе, что я не сдался, как все, не позволив безумию завладеть мною окончательно.
И это происходит, словно цепляясь за жизнь: я ощутил начало падения во тьму. Ведь крики брата я уже не слышу, точно так же, как и биение сердца, которого словно никогда и не было. Кажется, что и воздух мне уже не нужен. Все это заменяется ненавистью, которая напоминает смерть, болью, напоминающей жизнь, и любовью, которая говорит «прощай». И это является главным аргументом в пользу того, что время уходит и остается лишь попрощаться. Палец медленно нажимает на курок, а глаза смотрят куда-то вдаль, щелчок…
Запись 58
Каково это – быть одним из немногих счастливцев, способных встать на самой границе жизни и смерти без возможности выбора, ни живым и ни мертвым? Теперь я знаю, что это такое – словно витать в воздухе, но ходить по полу. И даже не важно, что причина этому – обман, построенный на развалинах истины, или просто старый пистолет, в котором уже давно нет пуль. Главный вопрос в том, кто я теперь. Очередной отшельник Вектора, бесцельно скитающийся по коридорам, или скорбящий брат, чья любовь была сильнейшим оружием, в итоге погубившим его. Или просто остаюсь ненормальным, жаждущим собственной смерти, но не способным воплотить это в жизнь, считающим это расплатой за грехи, навязанной галлюцинацией. Во мне есть все это, и нет ничего, доказательством этому служит тот факт, что я, поднявшись с пола, подошел к телу брата, чей крик сменился молчаливым и обездвиженным смирением с участью куда худшей, чем смерть, смотрю на него – и ничего не чувствую.
Осталось лишь единственное, доказывающее мое существование и придающее смысл. Я не собираюсь сидеть на месте в ожидании чего-то большего, чем смерть, и единственный логический выбор на роль того, кто положит конец моему существованию, находится не здесь. Используя другую лебедку, я выломал дверь, которую все считают путем к спасению, а лично для меня это путь к тому, у кого хватит сил сделать то, чего я сам не могу. Конечно, можно было бы просто пойти обратным путем. Но теперь, когда я поймал самого опасного убийцу, главного Охотника металлических джунглей и одновременно самого близкого мне человека, когда я смог выжить, будучи лишь наполовину одним из них, только там, откуда все пришло, есть более сильное создание, чем я сам.
Переступая через порог, я оставляю позади себя не только брата, давно покинувшего этот мир. Вся моя жизнь, мои цели, убеждения, да и само имя Харви Росс остается там, где оно еще имело значение, и лежит оно вместе с моим братом в затянутых тьмой невидимых могилах. Что же впереди, кроме воспоминаний, кем я недавно был? Полная неизвестность и покрытая мраком и болью истина о происхождении всего этого, отчего шансы на успех действительно велики. Сколько людей пыталось попасть сюда по совершенно разным причинам, будь то месть, поиски ответов и виновных или же просто способ выжить. И спустя столько времени, когда уже никого нет в живых, я смог попасть сюда, в место, которое для всех было тайной. Но меня ничто из этого не волнует.
Ведь, оказавшись посреди длинного коридора, растянувшегося влево и вправо на десятки метров, среди частично заметного белого тумана, заполонившего все вокруг, я просто замер. По всей стене, которая охватывает и дверь, через которую я прошел сюда, в два метра шириной и метр в высоту, красной полосой с белыми буквами красуется надпись: «Зона карантина, проход строго воспрещен». Множество диодных лент прикреплено с загруженной надписью, между ними около метра, некоторые работают лишь частично, некоторые и вовсе сломаны, большинство же освещает коридор красным как кровь оттенком, почти символично. Вот она – обратная сторона надежды. То, чего никто не знал и о чем никто не догадывался. И все, что нужно для убеждения во лжи, – это надпись, прекрасно дающая понять, где на самом деле проходили эксперименты и кто были подопытные. Кто-то просто изолировал жилые отсеки и наблюдал, как нечто сводит людей с ума, превращая цивилизацию в хаос. Все началось не там – все началось здесь. Не было никакого захвата, не было прорыва в жилой сектор: истина заключается в контролируемом сафари. Но зачем, неужели есть причина, по которой такое могли разрешить и принять на свою совесть? Надеюсь ответы будут стоить стольких людских жизней, которые считали, что их пытались уберечь от угрозы, а на самом деле все это было частью грандиозного эксперимента или чего-то подобного. Но самое интересное состоит в том, что я не знаю, действительно ли меня стал волновать поиск ответов и справедливости, или это лишь временный эффект от увиденного, и вскоре я буду стремиться лишь к поиску того, кто сможет избавить меня от этого места.
Запись 59
Отныне, представляет он собой лишь носителя последствий.
Я спокойно иду по коридору, символизирующему границу существования. По левую руку виднеется на всю плоскость предупреждающая надпись, дабы уберечь от попадания в безумный эксперимент и по совместительству бойню. А по правую руку – чистые стены с запертыми намертво дверями, которые скрывают за собой проектировщиков противоположного хаоса. Туда лежит мой путь, ведомый многими причинами, но главная из них – это то, что на левой стороне делать мне больше нечего. Я потерял все, что мог, оставив жизнь на растерзание боли в обмен на избавление от страха. Попытка избавиться от этого хаоса была неудачна, и ничего более не остается, как идти вперед, пока не представится подходящий шанс.
Остается пока вот какая задача: как найти вход туда и выход отсюда, что приводит меня к закономерной мысли, которую следовало ожидать ранее: а есть ли вообще открытый вход? Да и будет ли там кто живой с признаками работающего сознания, доказывающее наличие логики на этой станции? Могли ли там остаться люди, не сошедшие с ума, или же все давно погибли, и мое желание добраться до истины и пролить кровь – глупые попытки отсрочить самый верный метод избавления? Как ни странно, но я спокоен. Ни страха – ставшего частью мышления, ни боли – напоминающей, что я еще жив. Лишь простое понимание того, что я мог ошибиться, как и многие жертвы, думающие, что существует нечто большее, чем борьба за выживание. Нолан мертв, даже если его тело против этого решения, для меня он канул в вечность уже давно, позволив выдохнуть и получить полный карт-бланш в ведении войны.
Запись 60
Вот уже с десяток дверей, оставленных позади, а может, и больше, закрытых намертво вместе с отключенными панелями. И когда я проходил мимо очередной, в правый глаз на мгновение ударил яркий свет, сумевший перебить нескончаемо кровавый оттенок от надписей «карантин». Шагнул назад и повернулся направо, встал вплотную к двери, которая имеет двухсантиметровый проем, оставленный из-за не полностью сомкнутых частей сторон. На лице ощущается теплый и яркий след от света. Прислонившись вплотную, пытаюсь рассмотреть сквозь проем обратную сторону. Коридор метров пять в длину, вдвое шире тех, что я видел ранее. Стены, пол и потолок, покрытые слоем старой крови и грязи, в совокупности отдают почти черным оттенком, где местами проявляется багровый цвет. Сквозь все это видны царапины, следы от зубов и, я так думаю, попыток борьбы. Свет встроен в потолок квадратами, освещает все очень хорошо. Кончается все массивной дверью, такой же, как и здесь.
Эти двери надо открыть, и я сомневаюсь, что найдется вариант более удачный, чтобы попасть на ту сторону. Зацепив пальцами, как смог, края дверей, со всей силы стал раздвигать их друг от друга, но безуспешно. Нужен инструмент, но единственное, что я вспоминаю, – это карательное оружие моего почившего старшего брата, и причина, почему я не хочу его даже брать в руки, говорит сама за себя. Снова решил зацепиться обеими руками за одну дверь – правую и, кое-как опершись левой ногой о левую дверь, стал изо всех сил с болью в руках тянуть на себя. К моему искреннему удивлению, не сразу, но она сдвинулась, сначала ненамного, и, перехватившись удобнее, я сдвинул еще больше, в половину того, как она была. Этого хватило, чтобы пролезть вовнутрь, хоть и боком. Выглядит все непривычно, хотя что могло измениться – те же стены, те же следы живности: не место другое – это я другой.
Двери впереди не в лучшем состоянии, и, к моему удивлению, сенсор, включенный сенсор, без доли промедления открыл двери. Со скрипом, не спеша, они раскрыли передо мной другую сторону Вектора. Но сейчас мне видна лишь тьма, непроглядная и наполненная тишиной, – то, к чему я так привык. Без провокации для страха или паники я пытаюсь увидеть хоть что-то, стоя на месте, поворачивая лишь голову. Сделал два шага вперед, от нетерпения не в силах стоять на месте, – и мне в лицо ударил резко включившийся везде свет, отдающий холодным оттенком. Я заслонил лицо рукой, отойдя назад. Мои ожидания ушли прочь, оставляя меня все так же одного среди пустоты и тишины, которую я увидел благодаря автоматическому включению света, реагирующему на движения.
Запись 61
Вот и оно – место проектировки «карантина», именно отсюда началось ужасное истребление без расчета последствий или же, наоборот, следуя конкретным целям и достижениям. Хорошо освещенный длинный коридор, по размерам такой же, как и подобие карцера между дверями. Свет идет из углов между потолком и стенами, где есть набольшие скосы. Другое место – те же законы. Все чисто, без следов каких-либо существ или признаков жизни. Яркий свет отдает бледно-синим оттенком. Я иду следующие метров пять, может, немного больше, не стараясь представить, что может меня ожидать, – и так я подошел к большому перекрестку. Не наполненный, как раньше, паранойей и страхом, я осмотрел все четыре стороны, спокойно встав посередине, ведомый то ли жаждой найти смерть, то ли принести ее. Справа недлинный коридор кончается дверями, слева уходит вдаль, впереди через несколько метров виден еще один такой же перекресток, и смею предположить используемую сеточную систему построения кабинетов и коридоров.
Идеальная чистота и порядок, нет даже намека на темноту, а главное – очень чистый воздух, который словно и не пропитан вовсе кровью и страхом природного безумия. Именно от этого мне немного тяжело дышать. Медленно вдыхаю и выдыхаю, он непривычен, словно очищает мои легкие, – или это лишь догадка, но, похоже, придется все же адаптироваться. Отчего неожиданно всплывает желание вернуться назад, в освоенную территорию, довольствоваться тем, что имею, забыв про человеческие жертвы, месть и какие-либо предлоги не сходить с ума.
Спустя несколько минут повернул налево, в коридор, конца которого не видно. И картина не отличается оригинальностью. Следуя точной, равномерно структурной планировке, все кабинеты имеют шаблонную систему размеров и расположения и простроены тремя прозрачными стенами из бронированного стекла, а четвертая – это плотная перегородка. В каждом все по стандарту: стол, стулья, компьютеры, где-то чуть больше, где-то меньше, но, так как все имеет идеальную планировку и отсутствие какого-либо беспорядка, кажется, что все идентично друг другу и бесконечно, будто скрупулезно созданный музей. Все это даже впечатляет, и, оглядываясь по сторонам, я прошел до ближайшего перекрестка, поражаясь виду, который словно из другого мира. Сотни кабинетов, наполненных как нетронутой мебелью, так и разными чертежами, планами и графиками на стенах. И вот что особенно привлекло мое внимание: почти в каждом есть рамки или держатели для фотографий на столе или стене, но все они пусты. Кто-то вытащил все фотографии, или их забрали, когда эвакуировались отсюда, что звучит довольно логично. Но все это довольно странно, хотя, я думал, меня уже ничем не удивить.
Прошел еще один перекресток вглубь, все дальше от входа, и меня не перестает удивлять абсолютная чистота, все без малейших повреждений. Каждая лампа испускает ровный свет, без каких-либо помех, будто это идеальное место, где никогда ничто не происходило. И среди всей этой утопии идеального мира я ощущаю себя чужим, не только из-за альтернативного мышления, но и внешности, ведь на кого я похож сейчас – грязный от крови и пота, потрепанная одежда, бинтованные руки и давно не мытая голова, как и все тело, даже лицо обросло щетиной, отчего глаза еще больше выделяются. Я всего лишь обычный зверь, а не человек. Впервые я думаю, что все это было зря, и это не мое место, ведь я нарушил иерархию, будучи ведомым детскими обидами и мотивами. Только сейчас я понимаю, что с момента введения карантина не было ни единого признака того, что здесь есть люди. И я сам не имел причин – не говоря про доказательства – верить и знать, что здесь еще есть кто-нибудь, кроме безумных обвинений и мнения третьей стороны. Ведь все это даже близко не то, что я ожидал увидеть здесь.
