Никита Владимирович Чирков
Вектор
Запись 53
Даже не представлял и не думал, что придется бороться с самим собой, особенно таким способом, и что главная преграда к желанной цели будет лишь у меня в голове. Но кое-какой ответ я все же нашел – и это надпись прямо напротив двери, которую я раньше не замечал: «Все это в воздухе, дышишь им – умрешь». И я вспоминаю, что кто-то писал про это. Или я просто знаю данный факт, но как я мог забыть способ получения этой информации и ее подтверждение сейчас. Это пугает, но я так долго здесь и не веду счет времени, что легко мог забыть некие события. Все оказывается логично просто, если начать складывать факты, которые всегда были предо мной. Ответ на вопрос, почему кто-то превращался в неузнаваемое нечто, а кто-то просто раскрывал свое истинное «я», искажая личный архетип до неузнаваемости, проявляя свою истинную суть, будет банален и невидим: воздух. Но что он может, кроме как заставлять людей не быть людьми, разве может быть все так просто? Даже при таком раскладе – неужели нельзя использовать защитные фильтры? Как-то ведь можно избежать заражения: как минимум полная стерильность помещения и очистка воздуха должны помочь, и это будет называться «карантин». Лишь попавшись в этот капкан, задумываешься о причине его существования, возникновения и, самое приятное, избавления из него. Главный вопрос состоит в том, почему мой брат не подвержен ему. За все наше общение он ни разу даже не намекал о своем состоянии, хотя я ведь и не спрашивал. Проведя столько времени на Векторе, познавая информацию о том, как вокруг умирают, убивают и сходят с ума люди, которых он знал и с которыми работал, странно отсутствие у него симптомов. Пережить такое невозможно, особенно когда убивают твою любимую, – в чем тогда причина его так называемой нормальности? Конечно, возможно, он просто не посвящает меня в свой внутренний мир, пользуясь проноксом. А что если все гораздо хуже, и он специально не говорит мне, дабы не давать предлога не делать того, о чем мы договорились?
Правильно, как же я был глуп: за такое время он не просто потерял веру в жизнь, обвинив себя в смерти Эмили, – он позволил безумию поселиться в его голове. И теперь все, о чем он мечтает, – это смерть, и лишь та частичка жизни не позволяет ему покончить с собой. Возможно ли, что причину своего несчастья относительно Эмили он мог приукрасить, как доказательство истины его слов и мотивов? Как заставить его отказаться от убеждений, которыми он жил все это время? Догадка эта будет жить недолго, ведь осталось идти совсем чуть-чуть.
Последние метры коридора я прошел очень быстро, забыв про любую опасность: все мысли были лишь о том, что мне предстоит сделать, – переубедить его, доказать брату его ненормальность, тем самым спасая его же жизнь. Но что тут можно придумать – простые уговоры или длительные рассуждения на основе философии выживания и смерти? Нет, хватит болтать и искать мораль: прямые действия всегда надежней теории. Уже находившийся в руке КПК зазвонил, не прекращая движения, я ответил:
– Я уже за углом, где ты?
Завернув направо, увидел большой зал, дальше впереди запертая дверь, слева помещение с окнами и закрытой дверью, а справа было все заставлено стульями, словно зал ожидания.
– Ты знаешь, что прошло пять часов с последнего звонка? Хватит пронокс глотать, хочешь свихнуться раньше времени?
На его злость я наплевал и сразу ответил, словно ничего не слышал:
– Я добрался, слышишь? Передо мной очередной зал с компьютерами и огромными мониторами.
– Сейчас, минуту, открою жалюзи.
Взволновавшись, он словно куда-то побежал, и пока идет эта минута ожидания, я успел все осмотреть с места. Много света внутри помещения, компьютеры и большие мониторы над ними, масса всякого оборудования. Я подошел к двери, за которой находится Нолан, и вот у стены слева от двери закрывающая панель стала убираться куда-то в потолок, открыв мне вид на сам мостик примерно с тем же оборудованием, но разница видна. Только сейчас все это похоже на лагерь беженцев, слева в дальнем углу некое подобие верстака с массой железяк и проводов. А справа, прямо у самого края стекла, укрепленного сеточной проволокой, облокотившись на него, стоит Нолан. Длинные волосы и густая грязная борода скрывают почти все лицо, но ведь я его младший брат, я всегда его узнаю. Он стоит и смотрит на меня, словно проверяя, правда ли все это – то, что я пришел к нему. Не дожидаясь чего-либо с его стороны, я подошел к нему вплотную.
– Плохо выглядишь.
Все словно ожило, кажется, словно каждая минута, прожитая здесь до этого момента, – просто сон, лишь кошмар.
– Я не верил, что ты придешь. – Это поставило меня в слабое непонимание. – Не верил, что ты вообще прилетел сюда за мной. – Каждое слово он произносил медленно и тихо. – Понимаешь, шансы на то, что мне все это кажется и твой голос лишь в моей голове, – они слишком большие. А игнорировать такое после всего произошедшего со мной, – мотает головой, – невозможно, да и неправильно, поэтому я и удивлен.
– Ты не виноват. На твоем месте каждый думал бы так же. Но я здесь, и теперь надо уходить.
– Тогда есть проблема, – разочарованно ответил он спустя минуту.
– Что, какая?
– Не раз Охотник пытался открыть эту дверь, – указал на нее рукой, – но все бесполезно, тогда он просто заблокировал ее или запер, не знаю, в общем, отсюда ее не открыть, придется тебе.
Взглянув на нее, мне все стало ясно: в местах стыка двери и стенки со всех четырех углов то ли сваркой, то ли чем-то подобным прикреплены небольшие куски металла, словно заплатки, криво и грубо. Держатся намертво, ударил ногой пару раз, потом взял железку, валяющуюся рядом, подцепил, но сил не хватает.
– Ненавижу! – со злостью крикнул я и ударил ногой по двери.
Сейчас, находясь так близко, я даже не допускаю мысли о неприступности этой преграды, – ее надо открыть, чтобы спасти Нолана, и, если придется, я прогрызу путь зубами, надо лишь придумать как. Все те пару минут, отведенные в попытках вскрыть преграду, брат отошел, а я даже не заметил. Увидев это, я сразу стал стучать по стеклу:
– Она не поддается. Нолан, эй, ты где?
Словно что-то ища, он вернулся из комнаты справа, немного хромая и сутулясь, – похож на того, кто уже давно не получает нужного медицинского обеспечения, и все раны зажили плохо, этот вид совсем не радует.
– Я кое-что придумал. – На момент он замер, глядя на меня. – Не могу свыкнуться, что это и вправду ты, прости меня.
Его неуверенность и смятение исчезли сразу, как он закончил: убедившись в реальности моего прибытия, сразу стал строже, именно тем, кто он и есть, что дало мне еще одно преимущество в его спасении. Его желание смерти было реальным, лишь пока я был для него чем-то недосягаемым. Теперь же факт обратного не даст безумию убить его, но пока я не буду это упоминать, он сам должен захотеть жить.
– Эй, не думай об этом, мы живы, и единственная сейчас цель – выбраться с Вектора, разговоры подождут.
Моя настойчивость и уверенность подстегнули его:
– Да. Смотри прямо за собой. – Я оглянулся. – Через зал есть еще комната, изначально там была серверная, но потом ее использовали, чтобы усовершенствовать автоматическую лебедку.
– Лебедка здесь зачем? – снова повернулся я к брату.
– Изначально их использовали для передвижения крупногабаритных вещей, причем в основном за пределами корабля. Но позже кто-то хотел использовать ее, дабы открыть дверь, что в конце коридора напротив входа, откуда ты пришел.
– Что это за дверь?
– Эта дверь ведет в исследовательскую часть Вектора. Туда, откуда пришли эти чудовища. К тем, кто сделал все это и кто повинен в этой катастрофе, а главное – к стыковочным отсекам, где должны быть рабочие капсулы. Те, что в доступности, здесь заблокированы, причем вручную.
Странно, но мне всегда было плевать на поиски виновных и желание отплатить им, все-таки я не герой, да и я тут не за этим. Единственная цель – это спасти брата, который здесь из-за меня. Сейчас же, когда цель достигнута и предоставляется шанс сделать нечто большее, чем просто забыть все, словно пройти мимо этого хаоса, я не знаю, что же решить, и сомнения сильно захлестнули меня. Хотя главное все же – это любопытство, которое берет верх.
– Нолан, ты действительно хочешь открыть ее и пойти туда, в неизвестное место, где, возможно, уже нет ничего?
– Очень долгое время эти мысли не давали мне покоя, странно, но я так и не решил. Вроде бы все просто, пойду туда – скорее всего, умру, хотя ожидание здесь не сильно улучшает шансы. Только суть в том, что спасать некого, если кто и остался в живых, на поиски уйдут недели. Другое дело, что весь хаос начался там, за той дверью. Тебе легче рассуждать на эту тему: рядом с тобой не умирали десятки людей, друзей, знакомых… – он замялся на секунду, – любимых. Это можно назвать отмщением, но я так и не решил, что буду делать, даже не учитывая, что ждет по ту сторону, ведь за такое время дверь ни разу не открывалась. А значит, вряд ли там еще кто-то остался, но все же я не готов оставить это так, когда ответы совсем рядом. Да и забыть то количество жизней, которые были отданы ради поисков истины, я не могу. После всего, думаешь, есть шанс вернуться к нормальной цивилизованной жизни? Нет, прошлое уже не вернуть.
В его голосе были слышны и боль, и злость, и ненависть вперемешку с решимостью исполнить месть. И, хоть мне непривычно это говорить, его слова заставили меня поверить в нечто большее, нежели простая и прямая цель, из-за которой не видна суть происходящего. Принимать все как есть и не искать виновных, а делать то, ради чего я здесь, было моей философией, но он довольно удачно дает мне понять, я стал частью всеобщей трагедии. И что же теперь делать, смогу ли я забыть все это, оставить всю боль и жизнь людей под слоем пыли, блуждать в космосе, как забытый предмет, словно этого никогда не было?
– Мы можем улететь отсюда на моем корабле.
– Надеешься вернуться живым? Без оружия мы и полпути не пройдем, ты же знаешь, ведь ты один сюда пробирался, а вид у тебя не самый лучший.
– За дверью, думаешь, больше шансов?
– Я не знаю, ровным счетом, как и ты. Мостик – это место, центр Вектора, и сейчас у нас есть выбор, куда идти, и суть состоит не в том, чтобы выжить. Я понял, что даже если мы и улетим с Вектора, то, что здесь произошло, никогда не забудется и будет преследовать нас остаток жизни. Честно скажу, я не знаю, как жить вне этих стен, поэтому, пока еще есть силы, надо попытаться понять, почему все это произошло, ведь, по сути, нас просто оставили здесь.
Совсем недавно я думал, как избежать его смерти, готов был на все, лишь бы он жил. Теперь, когда это не проблема, я в смятении и совсем не знаю, что делать, кроме одного: пока он говорил про все это, я не смог выгнать из головы желание, которое сначала было лишь мимолетным проявлением фантазии.
– Я не знаю, что решить, правда. Но кое-что придумал и, пока не сделаю этого, не смогу что-либо предпринять дальше.
– Что же это? – его удивление порадовало меня, поскольку он даже не догадывается.
– Сколько там лебедок?
– Две или три.
– Они выстреливают тросами, верно, словно гарпун, прикрепляясь к цели, да? – Он удивленно покачал головой. – Пора охотиться.
Запись 54
Все изменилось: правила выживания, понятия хаоса и я сам. Сейчас отчетливо понимаю, чего мне не хватало все это время, что мешало мне и заставляло ненавидеть, бояться, прятаться, смиренно ждать смерти. Это не страх или боль, хоть и без них не обошлось: сила не давала взять все в свои руки, оставляя лишь еле заметный шанс на выживание, который не так просто использовать.
Многие говорят, что страх всему виной, – они правы, но, когда ты находишь силы, осознаешь, как много пришлось пережить боли ради цели, которая превыше всего, задаешься вопросом: «Разве я слаб?» И с этим приходит то, что называется «эволюция», а в данном месте – «животная эволюция». Осознаешь, сколько ресурсов внутри тебя, сколько ты можешь сделать даже без лекарств, и страх попросту теряет смысл. Питается все это опытом, а мой опыт ставит меня наравне с тем, кто считается самым опасным, – пришло время занять его место.
Конструкция лебедки проста: четыре троса прикрепляются к объекту и с помощью мотора притягивают его к себе. Сам же мотор закреплен в металлический каркас, крепящийся на шести колесах, дабы можно было легко перемещать всю конструкцию. Но есть одна особенность, играющая главную роль: тросами можно выстреливать, и магнитами они прикрепятся к любой железной поверхности. Идеальное оружие, если знать, против кого использовать. С громким скрипом заржавевших колес подтащил ее к двери, из которой я попал сюда, поставил прямо рядом с входом. И тот, кто вбежит сюда, не сможет увидеть ее, ведь окажется спиной к ней, а большего и не надо.
– Харви, – стуча по стеклу, кричит Нолан, пытаясь привлечь мое внимание, – ты действительно надеешься сделать это?
Его тревога имеет смысл, но не для меня. Полная уверенность в плане позволяет все сделать без запинки, без колебаний: чистый расчет – и никаких эмоций.
– Не важно, куда мы пойдем, обратно или дальше, он будет всегда преследовать нас.
– Да, но там за дверью должны быть спасательные капсулы. Он даже не успеет догнать нас, да какое – не успеет, стоит нам туда попасть, его мы больше не увидим, через нее еще никто не проходил.
– Что если там нет ни капсул, ни кораблей, ни какой-либо помощи? Придется вернуться назад, где мы точно знаем, что и кого ожидать.
– Я знаю, там есть капсулы: все-таки, проведя здесь столько времени без дела, находишь занятие. Через общую систему я смог проверить состояние многих систем, таких как свет, температура. А главное – нашел список использованного оборудования, и среди него нет запущенных капсул, ни одной. Так что у нас все шансы спастись, а если повезет, то и людей встретим.
– Допустим, это правда и, попав туда, у нас будет шанс уйти. Но оставить его в живых я не могу. Вдруг кто еще, по случайности или нет, прилетит сюда – и уже эти смерти будут на нашей совести. Это еще при условии, что будет шанс улететь, вдруг капсулы заблокированы так же, как и здесь.
Этот спор можно продолжать вечно, что крайне нежелательно: я не передумаю, как и брат, так что дело времени, когда мы придем к компромиссу.
– Вот бы еще оружие найти.
– Я повторюсь: ты действительно считаешь, что получится? – более рассерженно продолжил он. – Многие пытались убить его, но лишь пытались. Я вообще не поверил бы, что он смог выжить спустя столько времени, если бы ты мне не сказал про это.
Его тревога приятна, но через слова слышна злость, обращенная в адрес бывшего друга, и я уверен, он надеется на успех не меньше моего.
– Хватит, я здесь чужой и понятия не имею, сколько всего тут происходило и как происходило. Мне, если честно, даже все равно, кто и зачем все это сделал, но Маркус, твой бывший друг, не уйдет от ответственности. Я надеялся, что ты поддержишь меня и поможешь.
С минуту он смотрел на меня – и вскоре решил все же помочь. Видимо, понял, что я здесь хоть и научился жить по правилам зверей, но все же остаюсь чужим, что дает мне преимущество.
– Помочь из запертого помещения невозможно, брат, – примиряющим тоном сказал он.
– Так и задумано. Когда он придет, ты подсветишь фонариком, тем самым отвлекая этого урода, а я успею включить лебедку.
Немного непонимающе он смотрит на меня и не двигается. Меньше всего мне хотелось уходить от брата, боясь больше его не увидеть. Но сама идея плана, который я реализую, слабо говоря, воодушевляет. Не спеша, шаг за шагом, иду к перекрестку, лишний риск не нужен. Проведя столько времени в одиночестве, невозможно игнорировать то чувство, когда рядом есть тот, кто понимает и поддерживает тебя. Так что, если честно, все равно, что будет впереди, во всяком случае, пока: ведь сейчас я вышел на ближайший перекресток, освещенный почти полностью со всех сторон. Прокрутив план действий в голове вот уже в сотый раз, собираюсь с силами и начинаю кричать во все горло, звать его по имени, придуманным кличкам – достаточно просто крика, чтобы привлечь внимание. Я кричу и чувствую, как с этим выходят вся злость и вся боль, выплескиваю все накопившееся. Разворачиваюсь по кругу, сопровождая это зовом, дабы охватить максимум территории, представляю этот момент – его появление и молниеносное стремление достать меня, что и происходит через несколько минут: похоже, он был недалеко.
Показавшись в другом конце коридора, который находится с правой стороны, он замер на пару секунд, после чего побежал на меня, держа в правой руке все тот же меч из куска железа, заставляя пол слегка вибрировать, а шум от его ботинок напоминает удары кувалдой по железу. Первые пару секунд я ощутил себя точно так же, как тогда, когда встретил его впервые. Но это прошло, и теперь, имея ту силу, чтобы бороться с ним, я побежал обратно к брату. Расстояния было достаточно, чтобы все успеть, и оставалось лишь выключить свет и спрятаться. Вбежав выключил свет: приготовься, он здесь. Резко крикнув, сразу услышал голос брата: «Докричался все же». Присев рядом с лебедкой в ожидании, услышал его приближение, мы оба услышали, как стук ботинок по полу усиливается, достигнув максимального шума: он появился. Задержав дыхание, я сдерживал себя изо всех сил, но не от страха, а от ненависти, злобы и агрессии – и в то же время не хотел, чтобы брат увидел меня в роли зверя. Сначала он сделал шаг, оказавшись слишком близко для выстрела. Но вот он, пытаясь что-либо увидеть здесь, делает еще три медленных и спокойных шага. Луч света рассекает тьму, даже слегка ослепляя меня, Маркус поворачивает голову – и одним нажатием кнопки четыре троса выстреливают в него с расстояния трех метров. Первый попадает в левое плечо, отчего он слегка пошатывается вперед, сразу ударяет второй в лопатку, чуть ли не повалив его вперед, но этот здоровяк выдерживает удар. Но стоит третьему ударить прямо в правую икру, как он падает на колени, четвертый промахивается, но этого достаточно, и после нажатия на вторую кнопку тросы притягивают его к корпусу. Все произошло моментально, он даже не понял произошедшего, как его подтягивает к самой лебедке, сдерживая безумные вопли и страшный порыв ненависти намертво. Пытаясь вырваться, он кричит и дергается изо всех сил, ровно как жертва, попавшая в ловушку, наконец осознающая свою беспомощность. Магниты держат крепко, и тело его застыло почти в положении лежа, спина держится на самом корпусе, а ноги под углом спускаются на пол, одна из них притянута тросом в натяжке.
Запись 55
Брат стоит неподвижно, удивленный и переполненный осторожностью. Я же чувствую победу, как зверь, захвативший джунгли. Остается вытащить брата и постараться покинуть станцию. Охотник, ставший добычей, просто приглушенно кричит, его зеркальная маска показывает мое отражение, и, включив свет, я не могу налюбоваться на этот вид. Стоя вот так, сверху вниз смотрю на него, на это создание, что, возможно, мучается больше моего.
– Харви! – крикнув, брат слегка испугал меня.
– У нас получилось! – повернувшись к нему восторженно, ответил я. – Все уже позади.
Меня переполняют эмоции и адреналин, а на лице брата заметны страх и подозрение.
– Я тебя уже раза три крикнул. Ты в порядке, может, лучше передохнуть?
– Нет. – Я подошел к нему. – Я чувствую себя прекрасно, даже и не думал, что так все будет, сработали отлично.
Я на взводе, а брат чем-то озадачен, словно не верит, что это произошло, но его можно понять: Маркус – его друг.
– Сейчас я тебя вытащу.
Я побежал ко второй лебедке. Нолан что-то крикнул, но я не расслышал: все, что заполняет тишину, – это крик Маркуса, который словно взбадривает меня, доказывая превосходство животного мира, – как же не ощущать эту силу. Быстро подтащив вторую лебедку, я нацелил ее на дверь.
– Харви, ты должен выслушать меня! – кричал брат, но я уже почти все приготовил и, не желая терять время, просто крикнул:
– Отойди, скоро будешь свободен!
Включив лебедку, повторил всю операцию. Сначала дверь скрипела, гнулась, но поддалась, и ее вынесло, ударив о корпус лебедки громко, но действенно. Внутри стоит Нолан, справа его спальня, в углу положен матрас с лампой, и большая часть его убежища в приборах, запчастях, ящиках с инструментами – все, что может пригодиться.
Подойдя к нему вплотную, я не мог сдержаться, чтобы не обнять его. И вот мы смотрим друг на друга, слов найти у меня не получается, хотя совсем недавно мы говорили без проблем, но только в нем все же была видна тревога за меня, словно его слова не так просто сказать.
– Ты будто не рад меня видеть, – с легким юмором сказал я, достав КПК и готовясь загрузить маршрут, – мы взяли его, как и планировали, а значит, следующий шаг – это дверь.
– Помнишь, я спрашивал, убьешь ли ты меня, если я попрошу. Особенно если учесть все, что сделал тебе, за смерть Анны-Лизы, твоей жены?
– Да, но я не буду этого делать, уж извини, что солгал. У меня это всегда получалось лучше, чем у тебя. Что забавно, это, наверное, первый раз, когда отец бы гордился этим моим талантом.
– Ты правда прощаешь меня, Харви?
– Вас обоих, Нолан, вас обоих! – Странно, что я вспомнил про отца лишь сейчас. – Я бы не был здесь, будь все иначе.
На что он, помотав головой, сказал:
– Мы оба знаем, что ты врешь.
Вокруг все начинает меняться, свет ламп тускнеет, забирая с собой тепло, на всех вещах и мебели появляется толстый слой пыли, покрывая серым оттенком, и все признаки какой-либо жизни здесь исчезают навсегда, оставляя за собой одинокое, холодное, давно заброшенное помещение, где уже давно никто не живет. КПК выпал из моих рук, и, словно пробудившись от векового сна, я пытаюсь вспомнить его, зацепиться за то приятное, что было, и вернуть все назад – или вернуться самому. Но это невозможно: насколько бы приятны ни были иллюзии, реальность всегда сильней. Нолан уже давно умер, все это время, что я провел в его поисках, общался с ним, видел его, было лишь очередной галлюцинацией, вызванной все теми же причинами. Выжить уже не является приоритетом, как и спасение: разве реально хотеть или стремиться к чему-либо после такого… Я упал на колени и схватился за голову, все, что хорошего осталось от меня, вылилось в сокрушительный крик, сравнимый с физической болью, разрушающий до основания весь мой мир.
– Почему ты не сказала мне?! – кричал я вперемешку со слезами и стоном. – Почему, ты ведь знала!
Боль разрывала меня, слезы не прекращались, и, сколько бы я ни звал ее сквозь крик, она не появлялась. Снова я оставался один, не способный забыть последние слова брата, которые объясняют все. Проходит бессчетное количество времени, о котором я даже не задумываюсь. Знаю лишь, что сил уже нет, сижу и жду любую тварь, любое создание, имеющее клыки, чтобы оно сделало то, чему давно пора уже случиться. Останавливать меня нечему, так пусть это произойдет. Я сумасшедший, обратного пути нет, лекарство бесполезно. Может, я уже мертв, не ощущая боль и холод, страх и жизнь – лишь пустоту. Проходит ощущение смерти – и остается свобода, созданная лишь для бегства из реальности, и желание жизни превращается в невыносимую боль, которая лишь доказывает существование только одного способа спасения. Вновь закричав от невыносимости этих страданий, я стал громить, раскидывать все вокруг, ломать, переворачивать все, что не прикручено, тумбы, столы, разбивать кулаки о стены, не ощущая боли. Истерика затуманила все вокруг, словно помутнение, и даже не рассудка – хуже. Эта станция смогла отнять желание жить – только саму жизнь забирать она не спешит, руки уже в крови. Когда силы иссякли, упав на колени в шоке и помутнении, я увидел в паре метров от себя КПК на полу: откуда он здесь? Это я выронил его из рук, но как он попал ко мне? Возможно, я, сам не зная, взял его, что послужило искрой для сжигания мостов.
«Понятия не имею, с чего начать, поэтому скажу как есть: поверь, я расплатился за свои грехи, так что неважно, простишь ты меня или нет, – это не имеет больше веса. Не ищи меня, не пытайся связаться, а главное – не прилетай на Вектор. Произошло ужасное событие, которое изначально казалось чем-то прекрасным. Наши ученые нашли кое-что – никто не знал, что это такое, но медленно, незаметно для всех все погрузилось в хаос. Сначала изолировали половину станции, потом оказалось, что люди там стали сходить с ума, после откуда-то появились непонятные существа. Вскоре все мы оказались в ловушке: с одной стороны безумие и смерть, с другой – открытый космос. Не спрятаться, не убежать, не улететь. И никто не знает как, все ответы там, на той стороне, но попасть туда невозможно: мы пытались – все двери намертво закрыты. Самый главный вопрос: как неизвестные существа попали сюда, раз все изолировано? До недавнего времени не было и предположения, что в один момент понимание добра и зла изменится навсегда. Что-то сломалось во мне, возможно, из-за моей вины перед тобой и Анной-Лизой, а возможно, это было всегда. Но не успел я оглянуться, как нечто иное пробудилось во мне и стало страшной угрозой. После того как я натворил столько бед и столько людей погибло по моей вине, приходится считать себя главным злом, особенно по отношению к тем, кто дорог. Потому что по-другому никак: кто-то виноват всегда. Я не вызову помощь, не буду всех спасать, ведь те, кто остались, представляют угрозу для незараженных граждан не меньше, чем мое второе «я» для тех, кто здесь. Особенно с учетом того, что придется принести в жертву особенную для меня девушку, которую я встретил здесь, и больше всего я боюсь, что она умрет от моих рук, поэтому постараюсь изолировать себя. Хотя, если подумать, может, все же лучше от моих рук, нежели чужих. Поэтому я и вызвался идти сюда, ибо понимаю всю цену наших жертв, а именно спасение остального вида человечества, путем простого исчезновения из их истории, нашей истории: ведь все, кто здесь, уже мертвы, даже если не знают этого. Поэтому ты кое-что должен знать, Харви, пока я не потерял контроль окончательно. Если ты все же прилетишь на Вектор и встретишь кого-нибудь из людей, убей не раздумывая. А если встретишь меня, беги».
Спутать реальность с иллюзией очень легко, особенно если не знаешь, что они перемешаны. Рано или поздно разум даст понять, где правда, а где нет, пусть даже не лучшим способом, даже если он жесток. Но есть один нюанс: от некоторых пониманий хочется поверить совсем в другое, и то, что интерпретируется как истина, становится неправдой, а противоположность воспринимается новой реальностью. Как же я хочу понять, где одно, а где другое, различить черное и белое – но страх перед выбором не дает мне сделать хоть какое-то предположение. И вот я подошел вплотную к ответу – и готов поставить свою жизнь, чтобы это был вымысел, придуманный моим больным воображением.
