полная версия

Настиана Орлова
The Last station

***

– Привет, – посмотрел Паша сонно на Луизу. Та бодро надевала футболку в метре от его кровати. Даже в темени удавалась разглядеть очертания. – Красивая татуха.

– Спасибо, – проговорила она вполоборота. Бедра сверкали D-дефицитной белизной, и Паша задержал взгляд на округлых формах девушки. – Поспи, ещё рано, – послышалось вдогонку от неё, затем на бедра натянули пижамные штаны. В голове тут же возник образ задравшейся кожаной юбки, под которой жадно исчезали собственные ладони.

Как бы веки не стремились слипнуться вновь, Паша приложил над собой усилие, и осмотрелся. Скромный рассвет и тишина за окном предполагали, что сейчас в районе пяти утра. По окошкам моросил дождь.

– Ты… в порядке? – уточнил парень, обращаясь к девушке. Шока или удивления он не чувствовал, так как потерей памяти не страдал. Да и они вроде вчера вполне спокойно сошлись на одной мысли. Но попереживать за подругу никогда не будет лишним.

– Да, вроде норм, – пояснила девушка в поиске своего телефона.

– Что-то не так? – всё же задал он прямой вопрос.

– Извини, всё в порядке, правда, – она помешкала, – мне просто нужно побыть одной немного…

– Не объясняй, я понял, – всё так же сонно смотря одним глазом, пробормотал он. – Если нужно, чтоб я вышел из квартиры, ты скажи, – с готовностью пояснил он.

– Н-не надо. Спи. Я просто погуляю и вернусь.

– Ладно. – Паша обернулся на другой бок, готовясь погрузиться во вселенную собственного сознания – хотя больше похоже на персональный ад с множеством комнат. – Возьми зонтик.

Он даже не успел осознать, как девушка наклонилась и клюнула его в щеку губами, чтобы в следующий момент так же скоропостижно исчезнуть.

Что-то не дало Паше полноценно запаниковать. То ли родные стены. То ли развороченная кровать. То ли отсутствие каких-либо признаков паники в лице девушки. Но это помогло ему задремать без долгих размышлений.

***

Он поймет. Он обязательно сможет её понять. Когда-нибудь. Может, не сегодня. Не тогда, когда она собирала вещи и просилане искать её.

Не тогда, когда она промолчала на вопрос: «Вернёшься?».

Не тогда, когда она умудрилась упаковать в дорожную сумку даже носки с «цирком».

Забрала всё до крошки, выгребла из его грудной клетки все детали, что могут напомнить о ней. Кроме фотографий.

Зря она это. Паша вяло помогал ей со сборами, но уже тогда понимал, что катастрофа пришла незаметно. Ядерный гриб накрыл его, лишив дара речи и любых проявлений эмоций. Пока что она здесь, но он уже ослеплён. Она всё ещё тревожно просматривала расписание электричек, а он уже парализован. Она натянуто улыбалась так, что у глаз не собиралось морщинок, одними губами, а он пожелал ей удачи, не чувствуя лица.

Завтра наступит мучительно. Потому что завтра его уже не будет ничего сдерживать. А сегодня он всё так же глуп и всё так же влюблён.

– Можешь не рассказывать подробности, но хотя бы скажи: насколько ты уверена в своём маршруте? Ты же что-то набросала уже?

Девушка по-доброму отвлеклась на него. Глаза сияли. Возможно, она тоже немного не в себе от эйфории и предчувствия перемен.

– Набросала – да. Уверена – нет, – радостно сообщила она. Паша усмехнулся. – Я как обустроюсь, напишу обязательно.

– Было бы здорово, – подтвердил он. – А сам я написать не смогу?

– Нет, ты что. Я деактивирую все страницы и номера. Хочу сбросить всё до заводских настроек.

– Ты про телефон или про свою жизнь?

– Посмотрим. Я мечтала об этом много лет, но никогда ещё не приближалась к мечте так близко, – призналась она. Паша понимал. Однако не стал говорить, что такие, не подкреплённые никакой основой, мечты могут разочаровывать. Она чётко дала понять, что слушать его не будет.

– Знаешь, я даже думаю поменять имя.

– На какое? – вырвалось у парня.

– На Луизу. Хочу задокументировать это в паспорте.

Чтобы ничего больше не ляпнуть, Паша кивнул и похлопал её по плечу, мол, удачи. Если в её голове сменить имя звучит так же легко, как совершить интернет-покупку, то что уж говорить об остальной её затее. Хорошо, что она не решила вовсе купить фальшивый паспорт. В этом ей ни Гугл, ни МФЦ не помогут.

– Хей, ну ты чего нос повесил? – обратилась она к нему, уже стоя одной ногой на остановке, до которой позволила себя проводить. Паша встретился с ней взглядом, сохраняя в памяти по кусочкам её дурацкое милое лицо.

– Я рад, что познакомился с тобой, – без шутки произнёс он и тут же, не выдержав, заключил в объятия. Девушка ответила тем же, скрепив руки за его спиной и головой утыкаясь в шею. Дышать обоим было тяжело.

– Ты же понимаешь, что у нас бы всё равно ничего не получилось? Таким, как мы, нельзя сходиться, – прошептала она без тени улыбки.

– Думаешь, у нас не получилось бы даже жаркого круизного романа? – говорил что-то Паша, лишь бы не оставлять пустоту и продлить миг.

– Это он и был, Паш.

– Так чего ты мне не сказала, я то не знал…

– Теперь знаешь.

– Ну спасибо, что хоть сейчас предупредила.

– Не за что.

После таких заявлений даже спорить уже нет смысла. Паша хмыкнул ей в темечко. Удивительная способность Луизы была в том, что она была несгибаема, при всей своей растяжке. Она могла сама поверить в какую-либо мысль. Затем убедить окружающих в ней. Да так убедить, что от истинности этой мысли было уже не скрыться.

Они и правда не могли бы быть полноценной парой.

Потому что в данную минуту Паша держал в руках ураган и мог слышать биение его сердца. А это, как правило, смертельно опасно. Теперь понятно, почему стихийные бедствия называли женскими именами.

– Пообещай сразу не умирать, – попросил он.

– До свидания, Паш.

– Прощай.

Часть 43. Последняя инстанция

Октябрь наступил неожиданно. Непогода, ветра и грозы. Ежедневная дождливая морось служила лишний раз напоминанием о произошедшем и подпиткой собственному настроению. Прошёл уже месяц, за который случилось так много и ничего одновременно.

На следующий день после прощания с Луизой Паше на телефон пришла смс:

– «Still alive!»⁷

А после попытки перезвонить, абонент уже был недоступен. Тут он смог только тоскливо улыбнуться с похмелья, и набрать следом другой номер.

Последовала неделя аутотерапии в лучших традициях, когда он был заперт с самим собой в одной камере и придавался психологическому давлению каждую секунду, за исключением эпизодов, когда он спал.

Спустя эту позорную неделю алкоголя, редких слёз и неподавляемых истерик, ему и правда стало лучше.

Он отпросился с работы и дал себе ровно неделю на роль горемыки, ни в чём себя не ограничивал, потому что, во-первых, главное правило всех правил: все эмоции и чувства должны быть выражены. Это необходимо, чтобы он смог оставить ненужное позади и двигаться дальше.

Это было «во-первых».

А во-вторых, этот совет ему дал доктор Крашник.

По нелепой случайности, когда Пашу с Луизой последний раз вызывали для дачи показаний, они пересеклись с адвокатом доктора Крашника. Так парню в руки попала записка с телефоном и электронной почтой доктора.

Да, так и есть. И после прощания с Луизой, Паша набрал его номер.

Доктору огласили приговор, до которого Луиза не досидела буквально пару дней, и Паша одним из первых узнал, что Крашника депортируют на родину и посадят под домашний арест. Это называется условный срок. О сохранении лицензии и говорить не стоит.

Исходя из дальнейшего общения, Паша был согласен, что они оба на самом деле тронутые умом, но судьи кто? Тем более, парню всё ещё был нужен специалист.

Без этих абьюзивно-компульсивно-маниакальных выходок со стороны доктора у них складывалось куда-более комфортное общение. И несмотря на прошлые ошибки, Паша был готов дать ему второй шанс. Закон тоже не всегда справедлив. Справедливость не всегда законна.⁸ Эти разговоры помогли составить какой-никакой план на ближайшие годы. Делов хоть отбавляй. Это как вернуться в разрушенный город: не знаешь, за что хвататься первым делом. Главное, не напоминать себе о том, что ты сам этот город превратил в руины.

Надо признаться, что это было самое странное лето в его жизни. Три месяца надежды, потерь, впечатлений, разочарований, любви и, наконец, расставания. Наверное, для хронометража фильма про его занимательные каникулы хватило бы полутора часов, но для парня он растянулся бы на три сезона.

Наступившая осень казалась первой настоящей осенью в его жизни.

Ещё никогда он не дышал так широко и свободно полной грудью.

Выйдя на улицу, под этот чёрствый осенний дождь октября, Паша, наверное, впервые мог сказать, что он больше не брошенный. Он нашёл сам себя в этой круговерти и невероятно рад своей удаче.

Он не собирался планировать что-то грандиозное. Он фаталист и всегда был им, просто однажды позабыл об этом. Он живёт сейчас и общается «на ты» со своей удачей. Пусть за ним следят духи. Пусть за ним присматривает погибшая в автокатастрофе четыре года назад девушка.

В этот момент он чувствовал себя как никогда живым. Возможно, это ремиссия, и скоро опять будет обострение, плевать.

Осень уже вовсю вступила в свои права. Она так молниеносно набирала обороты, стоило ему отпустить свои страхи и неуверенность. Простая, казалось бы, попытка, хоть на некоторое время перестать ненавидеть себя больше, чем весь остальной мир, и Паша сразу преобразился. Даже на работе заметили, хотя он появлялся в офисе мимоходом и общался заготовленными фразами и шутками. Поменялся стиль в одежде, даже тембр голоса не нарочно опустился на пару октав, источая вселенскую мудрость.

Сырость и обжигающие ветра наводили на мысль, что скоротечность имеется во всех аспектах жизни: что-то приходит, что-то уходит, и стоит закрыть глаза, можно упустить что-то несомненно важное для его маленького мира.

Чувства легки и свободны.

Ливень набирал обороты, как и неделями назад. Только теперь куда опаснее. Дороги размыло, и в кедах пропала необходимость.

Ливень страшнейший. Он начался внезапно и уже затопил чей-то подвал. Синоптики опечатались. Потому что если бы они написали настоящие цифры, они бы добавили пару шуток про строительство ковчега и «каждая тварь, береги свою тварь».

Его маршрут не выделялся оригинальностью. Сходить за продуктами, а по дороге не умереть. Сложно устоять, ведь ветер избивал лицо и тело острыми, как кинжалы, каплями дождя, оставляя пламенные поцелуи на ледяной коже. Всё тело продрогло, а серая толстовка и джинсы напоминали впитавшую в себя пару литров воды губку. Хотя, теперь это ничего не стоило. Цель. Только к ней надо стремиться. Невзирая на своё нытьё и неудобства. Эта был не первый дождь с ветром в этой осени, но несомненно самый трогательный.

Антрацитовое небо будто кровоточило этой влагой, а Паша шёл, почти бежал, ему хотелось кричать, петь во всю глотку, чтобы его клич утопал в шелесте дождя.

Паше нравились люди. По крайней мере сейчас. По крайней мере сегодня. Когда дождь отбивал по их телам забавную трещётку, и они при этом были бессильны. Они бегали по лужам, босиком, смеялись сами над собой. Наверное, у всех одна и та же мысль в голове: «Дождь не кислота – высохнет». И за маской недовольства они пытались скрыть, как в душе радовался их внутренний ребёнок. Именно об этом были все фильмы-катастрофы: в момент общего безумия мы как никогда становимся людьми.

И Паше плевать, что будет дальше. Он будет помогать другим. Поделится мудростью с теми, кому она нужна. Поможет найти дорогу тем, кто заблудился. Будет пробовать новое и учиться разным трюкам и навыкам, о которых раньше не думал.

Возможно, он заведёт собаку. Он так хочет помочь кому-нибудь. Он нуждается в этом, как в кислороде.

Быть человеком сложно. Это как нести с собой в руках горстку пепла в надежде, что эта вулканическая пыль даст отдушину, новые краски, непривычные запахи, но всё это и есть человеческие чувства. Проходя через преграды, поддаваясь ветру, мы теряем драгоценные крупицы, и вместе с ними в обжигающих потоках устремляются в другой мир наши частички души.

Осень частенько наводит на такие мысли. Бывает, проходишь по дороге, занесённой красочными, шуршащими под ногами листьями, а в голове проносятся воспоминания о том, что только вот-вот, только совсем недавно они расцветали в почках на деревьях, готовясь к очередной скорой смерти. И им всё равно, это естественно, но для человека сама мысль о возможной кончине была бы убивающей. Хватаясь за мачту уже потонувшего корабля, человек бы плакал о том, что так не должно было случиться, хотя с самого начала был убеждён в обратном. Но силой самовнушения он всё равно пытается отгородить себя от предстоящих бед. Хотя лучше принять это и попытаться не только разглядеть уходящее на дно судно, исчезающее под водной гладью, но и запомнить эти минуты. Запомнить, как красиво было море в этот момент, и как на его вечно больной организм влиял морской свежий бриз.

Моменты. Вот, что мы упускаем, готовя себя или же отвергая мысли о грядущей гибели. Куда мы спешим? Наша память способна хранить намного больше информации, но мы тратим эти ресурсы на страхи, неуверенность, слабости, мечась в поисках мнимого спокойствия и равновесия.

И это так грустно. Так много людей. Много судеб. Все спешат, стремятся успеть, преодолеть черту невозможного, хотя порой необходимо просто остановиться. На середине пути. Представить себя со стороны и осознать, что достигать вершины, взбираясь на Олимп, не то, что нам надо. Никуда не надо гнаться. Лишь оглядевшись вокруг, мы понимаем, что самое дорогое сокровище у нас уже есть. Только достигнув точки невозврата, мы осознаём эти простые истины.

Плевать, кто создал эту Вселенную, плевать, кто смотрит за ним свысока. Паша справится. Ему искренне интересно, в какие ещё узлы может скрутиться нить судьбы и что понадобится сделать, чтобы её распутать.

Плевать, настоящее это шоу Трумана или лишь попытка объяснить необъяснимое и переложить ответственность на других. Паша так голоден до знаний. До познания того, как этот мир на самом деле функционирует. Может, через десятки лет докажут присутствие на планете пришельцев или, может, правительственный заговор затрещит по швам, когда огласят настоящие мотивы и имена всех тех, кто руководит Системой. Может, будущего и не настанет и Паша проснётся в своей барокамере, чтобы поставить оценку в приложении для симуляции реальности. Не важно. Может, Паша окажется прав. Может, ему удасться создать свой сайт, где он будет искать единомышленников, прознавших о Системе, чтобы в итоге объединиться в одну обалденную оппозицию и дать отпор главам мира всего. Чтобы полностью соответствовать этой антиутопии.

Одно ясно точно, Паша попытается. Потому что жизнь это не наказание, которое он согласился понести.

Это была конечная остановка. Больше его не повезут. И решение о том, готов ли он идти дальше сам, он уже принял. Он не вернётся в душный автобус и не поедет к началу. Теперь он собирается компенсировать потерянные в метаниях годы, чтобы найти то, что придаст его жизни смысл. И этому Паша отдаст все свои силы.

Идея проста как мир: жизнь отвратительная, но только мы можем сделать из неё хоть что-то терпимое для себя. Паша попытается. Он хочет остаться и посмотреть, что будет дальше, и что он сможет сделать. Он готов даже смириться с путями мироздания, со своей ролью марионетки и настигнуть рано или поздно своего мифического хозяина. Потому что ему интересно, какие ещё повороты судьбы жизнь готова ему подкинуть. Он готов играть по чужим правилам.

А когда спустя год доктор Крашник наконец пришлет черновой вариант своей книги, Паша здорово посмеется. Не про всякого человека напишут книгу. Не всякому прототипу доведётся читать книгу о себе.

В ней описывался интересный феномен – синдром Трумана, где с присущей кинематографичностью доктор решил обыграть события, произошедшие в их жизнях. Паша чувствовал сюрреализм, читая о самом себе в третьем лице. Только жаль, что этот миг не получилось разделить с Луизой. Она бы, наверняка, смешно вздыхала и комментировала каждый момент, который, по её мнению, не совпадал бы с той реальностью, которую они все помнят.

Интересно, догадаются ли остальные его читатели, что книга основана на реальных событиях?..