Настиана Орлова
The Last station
– Как называют человека… который не договаривает шутки? – серьёзным тоном спросил Гриша. В его голубых глазах отражался весь звёздный небосвод.
Паша по инерции схватился за такую ценную фразу друга:
– Что? Как его называют?!
Он затряс друга за плечо. Из уголка алых губ выкатился ручеек крови, голубые глаза, замерев, устремились в небо…
– Как их называют, сукин ты сын?! – взмолил Паша, вытирая лицо кровавым рукавом. – Гришаня! Не смей! Гриш! – голос сорвался на рыдания. Цветы под тяжёлым телом впитывали кровавую лужу в землю, надеясь выссосать из неё все полезные соки. Паша только сейчас увидел, как из живота Гриши торчал деревянный колышек – один из тех, к которым привязывают слабые деревья, чтобы те росли вверх и не были угнетены более сильной флорой.
Рядом мешком картошки свалилась с балкона и Луиза. Она утробно вскрикнула, но пошла к Паше.
Луиза оказалась совсем рядом и не могла вымолвить ни слова. На кофте Паши, рукавах, лице отпечаталась промокашкой чёрная в свете луны кровь. И только от этого вида осознание ударило её по голове. Тошнота подступила к горлу.
– Паш, Паш, Паш, нам надо идти. Паша! – она насильно оторвала его не сопротивляющееся тело от мёртвого парня. – Помощь скоро придёт. Они скоро прибегут.
– Да, да, надо бежать, – не отрывая взгляда от пустых глаз друга, повторил Паша. Спустя пару секунд до него дошёл смысл сказанных слов. Луиза сказала, что надо бежать. Да.
Он, запнувшись, встал и бросился наутёк. Впереди лужайка и ворота больницы без охраны. Всё-таки хорошо, что это не тюрьма.
Луиза ещё больше опешила. Собралась помчаться следом, но ещё раз вскрикнула. Болью прострелило правую лодыжку. Очень больно. Выхода не было, она понеслась со слезами на глазах, боясь потерять Пашу из виду.
Краски перед глазами расплывались бурым, малиновым, мерцали серпантином и туманили разум. Как же больно. Ещё немного, и она упадёт в обморок.
– Паша! – закричала она из последних сил, падая коленями на лужайку. Парень завернул за дерево и уже лез через ограду. – Паша! Не бросай меня здесь!
Дышать тяжело, в носу засел настойчивый запах крови, от которого её вот-вот вывернет.
– Паша… он передал тебе послание…
Мир погас перед глазами, а затем холод принял её в свои объятия, и она поддалась, покорно закрывая глаза. Падать уже было не больно.
Часть 26. На развалинах
Он сидел который час на берегу. Как бы банально это ни звучало, первая мысль, куда он мог прийти после всего произошедшего, – река.
Это его укромное место. Сюда он приводил только важных в своей жизни людей, ибо другие могли своими неосторожными комментариями осквернить его тайное убежище. Хотя не такое уж и тайное: до трассы километр, но сложность в том, как пробраться через пересечённую местность именно к этому выступу у берега.
Ветер играл с водной гладью, нагоняя крохотные волны и запуская круги по воде. Ночь близилась к своему логическому завершению. Лучи солнца где-то под уровнем воды уже нетерпеливо показывали себя, как утренний стояк проявлялся сквозь одеяло.
От этого вода окрашивалась почти что в карамельный цвет. Не от стояка, а от начинающегося рассвета.
Произошедшее ночью казалось чьей-то шуткой. Только никто не выскакивал из-за ширмы, запуская шарики в небо и задорно хохоча. Да и даже в таком случае наличие чувства юмора вызывало бы вопросы.
Кажется, Гриша умер. У него на руках. Его друг, с которым Паша мог и в огонь и в воду, и медные трубы пойти спиливать, чтобы затем продавать как цветмет.
Гриша умер.
Гриши больше нет.
Так почему же вместо боли Паша чувствовал «ничего». Никакого желания кричать толком не было. Он не хотел плакать, он истощен. Он ничего не чувствовал. Его корабль сняли с якоря, чтобы плыть, не имея капитана.
Что ему делать.
Зачем ему что-то делать.
Почему он ничего не чувствует?
Паша смотрел в очередной раз на пленительную воду, и не чувствовал ничего в груди. Он мог бы войти в воду, ведомый Сиреной, и опуститься на дно с головой. И ничего не изменилось бы. Он ничего не чувствовал.
Гриша… Паша всё ещё не смыл до конца кровь из-под ногтей. Одежду постирать можно позже. Или сжечь. Без разницы.
Одежда ничего не стоила.
Жизнь ничего не стоила.
Он потрогал ещё раз воду на всякий случай. Опустил руку по запястье в бьющие волны. Ледяная. Он чувствовал. Но отдергивать руку, прошитую морозными шипами, не собирался.
Он пустой.
Он жалкий.
Гриша погиб, упав со второго этажа на какую-то палку.
Погиб насмерть.
В это невозможно поверить.
Паша потерял друга, и даже заплакать больше не получалось. Некому плакать.
Паши нет. Пустая оболочка.
Что там было в книге доктора Крашника про блокировку неприятного события? Мол, человек обесточен.
Паша обесточен?
Паша человек?
Он ничего не чувствовал.
Его мозг всё ещё был на месте, но что с ним делать и для чего он нужен – непонятно.
Они не рассматривали вариант, при котором кто-то из них может погибнуть. Когда они обсуждали что-то с Гришей, беседы всегда были больше воодушевленными, полными веры в то, что они когда-нибудь победят Систему. Сами. И никаких «ничьих». Чистая и беспощадная победа.
А сейчас Система могла по щелчку пальцев убрать Пашу с карты. А могла не убирать. Оставить всё так. И ничего не изменилось бы.
Раньше Паша уже думал о Системе: что будет, если её разозлить? Если вечно идти против течения, в обратном от ожидания направлении, и на каждом шагу пытаться нагнуть Систему? Ничего! Казалось бы, что плохого в этом слове – «ничего»? Видимо, тоскливое отсутствие чего-либо хорошего – это тоже «ничего». Пустота.
Когда Система сделала это в первый раз… Когда… Когда, наигравшись, забрала у него Софию, Паша долго сходил с ума. Был слишком раздавлен, словно кто-то выстрелил ему контрольным в голову, но пуля не вылетела. А мозги – да.
И если спрашивать, а могла бы Система повторить на бис что-то подобное, схожее по масштабам?
Оказывается, могла.
Паша смотрел вокруг, но ничего не видел. И не очень-то и хотел на самом деле. Не особо его это волновало.
Лучше бы он никогда не встречал Гришу. Может, так друг бы остался в живых.
Всё, что дорого Паше, в скором времени его покидало, когда срок действия демо-версии заканчивался. Достаточно времени, чтобы впустить в свою душу человека, и не достаточно, чтобы придумать, как его удержать.
София была девушкой, в которую сначала не хочешь влюбляться, а потом до ужаса боишься потерять. Система не просто отвадила от него девушку, в которой Паша увидел родственную душу, на ком хотел жениться. Возможно, если бы София просто бросила его ради карьеры, он бы смог смириться. Но как только Система наигралась с Пашей, решив, что хватит с него счастья, она забрала Софию насовсем.
Автокатастрофа. Девушка даже не успела доехать до аэропорта. Её просто вычеркнули из сценария, как ненужную игрушку, которую Паша должен был «перерасти». Именно поэтому Паша так боялся и так ненавидел всё это лицемерие. «Подарки судьбы», игра в поддавки, манипуляции. Он ничейный, так почему же контроль над собственной жизнью не принадлежал ему единолично…
Гриша был тем другом, который в любой момент мог оказаться рядом, чью дружбу по глупости принимаешь за данность, и кого не можешь приравнивать к списку «друзей», потому что все те друзья, что у тебя были раньше, блекнут и больше не дотягивают до этой планки.
Серьёзно, он не думал, что такое может быть.
А теперь на эту планку никому не под силам будет залезть. Эх, кто бы знал, уже плакал бы, а Паша лишь провожал взглядом очередную волну-путешественницу, нахлестом нападающую на следующую.
За спиной на песке лежала его новая жертва. Дышала размеренно и даже не догадывалась, что с ней сделает Система. Живая. Нервно во сне подергивала конечностями и куталась в свой свитер.
Паша вообще не понимал, что сделал, когда в последний момент развернулся и забрал её с собой. И никто не мог подсказать.
«Ну и где ты, блядская Система, тогда, когда он готов – покорный и расхристанный на дыбе перед тобой. Направляй, куда хочешь. Делай с его жизнью, что вздумается. Или опять будешь молчать?».
Паша устал от всего этого. Устал чувствовать чувства, устал не чувствовать чувства. Ничего не имело значения. Теперь он готов сдаться.
Ветерок продувал его грудь насквозь, с игривым шелестом задевал ребра, словно наигрывая мелодию на скрипке, а Паша молча позволял водить по себе смычком.
Часть 27. Травма
Следующим шагом в лечении депрессии после осознания своего недуга и изучения причинно-следственных связей, являлась принудительная попытка вернуть в свою жизнь радость:
– заставить себя пойти на контакт с хорошими людьми;
– оборвать связи с плохими;
– сделать так, как лучше своему организму, своим мыслям, чувствам;
– вернуться к прежним увлечениям;
– больше проводить время на свежем воздухе, в горах, на море, в лесу;
– питаться хорошей едой, после которой не будешь ненавидеть себя;
– заставлять себя встать с кровати и куда-то двигаться;
– убрать мусор и разгрести грязную одежду.
Элементарная забота. Чтобы банально разогнать кровь по организму, почувствовать забытую боль в теле. Помастурбировать, наконец. Произвести над собой усилие. Пройти реабилитацию для тела после не лучших моментов, что были пережиты.
Об этом Луиза подумала первым делом, когда проснулась от беснующихся рассветных лучей. Шум прибоя, как в кино. Ласточки. Парной бриз, развивающиеся по лицу волосы. То, что она здесь оказалась, было больше приятным, чем шокирующим, и она позволила себе пару минут позалипать на горизонт.
Чистый солёный воздух. Влажные волосы и липкое лицо. Напомнило о том, как она однажды уснула пьяная на пляже. Без похмелья это ощущалось сейчас в разы лучше.
Что-то подсказывало, что если она встанет, иллюзия спадёт так же быстро, как появилась, и Луиза окажется в своей палате, привязанная и мокрая от пота, задушенная духотой приевшейся лечебницы. Вода красивая. До неё ещё ползти и ползти по песку и редким деревяшкам и камешкам. Если хищные койоты оттащили её тело за ноги к своему логову, чтобы позже подкрепиться всей стаей, Луиза и не против. Объясняло бы, почему нога так ныла.
Рассвет сиял. Мурашки проносились по окоченевшим конечностям – недостаточно тепло, чтобы засыпать на песке. Она попыталась приподняться, но правая лодыжка отозвалась сильной болью, отчего воспоминания нахлынули с новым приливом. Суматошная ночь. Странный разговор. Паша. Мёртвый парень. Страх смерти.
Да уж. Терпимо, конечно, но особо мотивации подняться и вернуться в эту реальность не появилось.
Луиза глубоко вздохнула и прикрыла глаза, вырывая для себя ещё пару заветных минут. Сказалась тяжёлая усталость, бороться с которой нет сил.
Да и к тому же, если ничего хорошего её в этой реальности прямо сейчас не ждёт, тогда она сама подождёт. Она не Магомед. Да и гор тут нет.
***
В целом, она поняла, что не сама тут оказалась. Поэтому когда Паша присел рядом на песок, она уже не паниковала. Паша не появился неожиданно с кипой дров из зарослей. Не подкрадывался с сумасшедшим взглядом из-за спины. Не лежал озлобленной кучей рядом. Не вышел модельно из воды, сияя ярче алмазов, в свете солнца. Всего лишь присел рядом. От него исходило спокойствие и смирение. Эта атмосфера, должно быть, положительно влияла и на его чувства тоже. Пережитое потрясение казалось ненастоящим, когда они сидели тут в тиши, в глубинке на отшибе, когда рассвет занимал в их мыслях больше пространства, чем прошлая ночь.
– Доброе утро, – прохрипел Павел. На неё он не смотрел. В ответ она кивнула. Заметил или нет – его проблемы.
Дышать полной грудью было приятно. Хотелось даже распахнуть всю душу навстречу этому потоку, но голова и без того немного кружилась.
– Болит нога? – спросил позже парень, повернувшись.
– Переживу, – выдохнула она, ласково обведя пальцами припухшее место. Отёчность, краснота, боль. И ежу понятно, что это дерьмо пройдёт не скоро. Придётся ползать за неимением костылей. Или остаться здесь.
– У меня есть знакомый, который может посмотреть, когда вернёмся в город, – предложил Паша не спеша. Хорошо, что они ещё не обсуждали дальнейшую дорогу, но парень уже за неё решил, что идут они вместе. Не такой уж он тугодум и эгоист.
– Когда?
– Когда будешь готова идти, – предупредил Паша без привычной улыбки, и стало стыдно. В целом, за свою слабость сейчас и за то, что не могла ничем помочь человеку, переживающему утрату друга. Здесь в игру вступало только время.
– Хочешь, я наловлю рыбу и мы позавтракаем? – произнесла тогда она. Глупость, да и только.
– Я бы посмотрел на это, – согласился Паша. – Но во-первых, мы не в «Голубой лагуне». Во-вторых, полусырая глистатая рыба не предел моих мечтаний. В-третьих… Там киоск недалеко есть.
Луиза грустно улыбнулась. Приятно видеть его попытки разговаривать, даже если глаза при этом тоскливые и усталые.
– Мне бы отойти на пару минут и можно в путь, – со вздохом произнесла девушка. Она уже встала на одну ногу и отряхивала руки от песка. Парень не то чтобы долго сверлил её глазами, но доходило до него медленно. – Мне в кустики. Только нужна опора хоть какая-то.
– Я… ладно, поищу.
***
Идти с этой опорой было не то, чтобы удобно, но не Луизе было жаловаться. Бревно (иначе не назовёшь) было до середины живота, и шагала Луиза не столько неуверенно, сколько кряхтя и матерясь под нос. Пашу хватило на пять минут. Он заставил её снять обувь, затем присел на корточки перед девушкой и упросил залезть ему на спину. Чтобы не прогнать утомленную благосклонность со стороны Паши, она не спорила. И раздражать его лишний раз не хотелось.
Нога неприятно поднывала на кочках, набирая болезненную для себя амплитуду. Редкая трава щекотала босую стопу. А парень бережно держал её под коленями, чтоб не соскальзывала.
– Как мы дошли до жизни такой? – прошептала она.
– Что?
– Спасибо, говорю, – выдохнула она, крепче обнимая за плечи и стараясь не висеть мешком картошки за спиной, – за то, что не бросил, и за это тоже.
Он неопределенно угукнул. Ну да. Ему от её благодарности ни горячо, ни холодно. Но Луиза должна думать в первую очередь о себе, а потом о других, если она намерена справиться со своей жизнью сама. Если понадобиться, она насильно будет вбивать в себя радость. Она заставит себя стать счастливой! Она сможет. И никто ей для этого не нужен. Её самой будет более чем достаточно! Если ей и под силу сделать хоть одного человека в этой жизни счастливым, она потратит эту возможность на себя.
Вспомнился мотив одной жизнеутверждающей песни, которая играла каждый раз в машине, когда её везли в школу. Иностранные слова особо не несли смысла, ей больше нравилась мелодия. Как будто автор прорывал себе путь из-под земли, из самой могилы, и наперекор судьбе видел свет солнца. Она осторожно намурлыкивала этот мотив. Мурашки шли по спине, пускали судорогу по шее и заставляли крепче вцепиться в сильные плечи спутника.
Музыка всегда будет неотделимо наполнять этот мир смыслом.
***
Ближайшая остановка не заставила себя долго ждать. Пройдя через рощу, они смело шли по трассе в сторону города. По пути встретилась заправка, где они смогли отдохнуть. Каким-то, скорее всего, криминальным образом Паше удалось им купить поесть батончиков и получить немного налички. Затем Паша выторговал у продавца футболку потому что его толстовка была замызгана кровью и землёй, что в конец потрясло девушку. Паша вообще успел её до жути удивить своей непоколебимостью в кризисной для них ситуации. Сложилось впечатление, что этот маршрут был построен задолго до их знакомства, но вслух Луиза ничего не стала уточнять. Мало ли. Выяснять отношения было бы перебором. Да и таким… властным и уверенным Паша нравился ей даже больше.
До этого жажда витала вокруг назойливой мухой, а как только они от неё избавились и напились, прилив энергии не заставил себя ждать. Да и шоколадными батончиками они значительно насытились, что не могло не радовать.
– Скучала по шоколаду, – произнесла она. В ответ опять же ничего не получила, кроме задумчивого кивка.
***
– Ветеринарка?! – возмутилась Луиза, как только смогла разглядеть погасшее табло с названием «Друг» и моськой собаки.
– Нет, извини, а куда мы ещё можем пойти? – всё так же спокойно отвечал он. Однако уголки губ дрогнули, видимо, эта идея хоть немного веселила и его. – Ни документов, ни черта. А он – толковый парень, мы вместе учились в универе, пока его не отчислили.
– Поражаюсь тебе, – в сердцах выдохнула она, но тем не менее они зашли в дверь частной клиники, после чего Паша опустил её на землю. На ресепшене их встретила приятная хостес и предложила присесть на диванчик. Паша загадочно отошёл с ней в сторону и, вероятно, попросил передать что-то врачу. Неохотно девушка оставила их одних в приемной.
– Хоть одна шутка, и я тебя тоже покалечу, – Луиза пихнула его кулаком в ногу, на что парень покорно улыбнулся:
– Не представляю, о чём ты.
Всё бы было хорошо, но едва завидев Пашу, явившийся молодой доктор смешливо воскликнул:
– Здравствуй, Пашот! Давно не виделись. Опять привёз бездомную хромую псину?
***
Злиться долго на него не получалось. Этот придурок воистину старался больше не издеваться и уклончиво отвечал на вопросы ветеринара об обстоятельствах случившегося. Эта ситуация заметно позабавила присутствующих. А доктор и правда оказался умным парнем, хоть и с дегроидным чувством юмора. Рекомендации он взял из заготовленных памяток на столе, где Луизе назначили на время воздержаться от активных игр на свежем воздухе, бинтовать конечность эластичным бинтом и по возможности передвигаться на руках хозяина или в переноске.
Луиза едва ли не начала шипеть.
Однако повязка, которую наложил доктор, выглядела презентабельно. Будь она псиной, она бы этого не оценила. Руки у этого парня растут из правильного места. Они ещё некоторое время переговаривались с Пашей, как-то холодно обсудили тех, с кем учились и как долго кого не видели, отчего Луиза поняла, что разговор утёк в какое-то формальное русло из-за неловкости.
– Паш, мы опаздываем, – протянула она и выразительно посмотрела на парней. Хладнокровная маска на лице Паши даже не дрогнула. Если всё так пойдёт и дальше, у Луизы вскроются фобии, о которых она не подозревала. Разумная часть подсказывала, что если человек немного загадочный, это не значит, что он сумасшедший или маньяк, однако та же самая часть очень вовремя напоминала, из какого именно заведения они недавно сбежали.
– Да, я помню, – подыграл он, легко улыбаясь и обращаясь уже к своему знакомому: – Спасибо за помощь, рад был увидеться.
– И я, – последовало рукопожатие, и ветеринар ещё раз бросил оценивающий взгляд на Луизу: – заходите ещё. Я же обязан контролировать состояние своей пациентки до полного выздоровления.
– Конечно, док, – по инерции ответила Луиза.
Они вышли: Паша без обузы за спиной, Луиза на своих троих, с предоставленными ветеринаром костылями. Натягивать улыбки больше не нужно, и они наконец могли расслабиться.
Какое-то время они прогулялись по улицам, посидели на детской площадке. Кафешки преимущественно открывались через час, как и магазины. Довольствовались они только остатками заправочной провизии.
– Нам нужно сдвинуться с этой точки и хоть что-то определить, – нашлась Луиза к концу дня, когда они в очередной раз сидели в кафе для коворкинга, попивая чай, окруженные головёшками с ноутбуками, но, как говорится, не сломленные. – Куда дальше?
Паша отлип от созерцания танцующих чаинок в чашке. Сложно до Паши докричаться, когда он «такой». С другой стороны, Луиза и доли тех переживаний не ощущала, что, должно быть, переполняли парня.
При всем уважении к чужому личному пространству, её эта неизвестность не устраивала. Она только-только начинает жить, а Паша – точно громоотвод, – притягивал грозовые тучи.
– Поговорим? – попыталась она снова, в руках перебирая кусочки кекса и выковыривая из него изюм. – Слушай, Паш, я… У меня нет слов поддержки, я не была на твоём месте, и я не теряла друзей, но давай обсудим… – как же сложно выразить то, что она должна ему сказать. Когда она встретила Григория в коридоре среди ночи, тот был напуган, не находил себе места и озирался по сторонам, высматривая углы под потолком, словно над ним пролетали кровожадные коршуны. Она пыталась его успокоить тогда, но, кажется сделала только хуже. Он начал говорить ей странные вещи. Она даже сейчас не понимала, что толком произошло и почему Григорий увидел в Луизе запасной план. Может, не встреть он её той ночью, парень бы выжил. Прогулялся, да вернулся в палату, чтобы дальше думать свои тяжёлые думы. Хотя с трудом в это верилось.
Сделанного не вернёшь. Григорий возложил на неё ответственность, и Луиза теперь должна была подкопаться к Паше, сквозь ров с крокодилами, который тот установил вокруг своего сердца.
– Да скажи же ты хоть что-нибудь! Ведь какой-то план у вас был в конце концов, – не выдержала она. – На что вы надеялись, когда сбежите?
Паша поднял взгляд. Усталые глаза медленно моргали, и тут сколько кофе ни лей, все пойдёт мимо.
– Был план, – поддался он севшим голосом, чем больше пугал Луизу, чем радовал. – Но нас должно было быть двое. Теперь я… Не знаю, зачем продолжать.
– Как «зачем»? – чересчур экспрессивно всплеснула руками девушка. – Да хотя бы в память о нём, чёрт возьми. Представь, если бы он на твоём месте оказался. Он бы тоже опустил руки?
– Если бы меня тоже обезвредили, как его? Сбросили со второго этажа и сразу насмерть. Он бы, наверное, сделал всё правильно. А теперь… имеет ли значение план крыши, когда фундамент разрушен?
– Я не понимаю, о чём ты говоришь… – от натуги девушка моляще подняла лицо вверх, смотря в брусчатую отделку кофейни. Что ж они все такие невыносимые? Луиза соскучилась по простым предсказуемым людям.
– Нам показали наше место. Это не было случайностью… – глубокомысленно завершил Паша и опустил взгляд на чашку, где плавали уродливые чаинки. Им ещё и чайник с чаем без ситечка принесли, что стало последней каплей для Луизы.
– Пошёл-ка ты к черту, Паш. Я ж как с человеком с тобой пытаюсь. Ты же умеешь быть участливым, но со мной даже не пытаешься! Я как будто тяну на себе поклажу, а у меня, между прочим, растяжение! Мне нельзя.
Попытка не пытка. Слабая надежда на то, что можно манипулировать Пашиным чувством вины. Но тот всё равно молчал, и девушка закипела:
– Нахрена ты вообще забрал меня, если ты решил сдаться? – было обидно до слёз, и она уже не сдерживалась: – Твой друг надеялся на тебя!
– Не смей.
– Он надеялся, что ты не совершишь его ошибки! – Паша опять посмотрел на неё, но теперь взгляд стал болезненным. – Когда ты узнаешь то, что он узнал… Он надеялся, что ты поступишь правильно. А ты свернулся в панцирь и топишь себя! Разве этого он для вас хотел?!
– Нет. Он не хотел для нас этого.
– Ну так подними зад и действуй, согласно вашему плану.
– Откуда ты это знаешь? – со сложным лицом спросил Паша. Намёка на прежнюю тоску не было, только недоверие.
– Он попросил позаботиться о тебе, ясно? – выложила козырь девушка. Не хотелось говорить этого, но хоть так она могла достучаться. Пусть чувствует вину хотя бы перед погибшим другом. Пусть хоть что-то его двигает. – Просто, пожалуйста. Мы вдвоём на подводной лодке. Помоги мне, и я помогу тебе.
– Что тебе с этого? Луиза.
Она незаметно осеклась, хлопая глазами.
Прозвучало так чужеродно. Он впервые назвал её по имени. Он впервые за долгое время смотрел прямо в глаза. В кой-то веке заинтересованный в разговоре. Серьёзный и пугающий. Такой, каким он зацепил её пару месяцев назад. Такой Паша, который сказал, что помочь себе сможет только она сама, потому что только у неё хватит на это сил. Признание вырвалось само собой:
– Я хочу, чтобы мне стало лучше! Ясно? Я хочу попытаться, и у меня не получиться, если ты рядом будешь лежать безвольной лужей.
Она могла подобрать ещё много оскорблений, за ними далеко ходить не надо – все на языке вертелись, но Паша её перебил:
– Что ты ещё знаешь? – повеяло угрозой. Какой-то обидой. Непонятной ревностью.
– Знаю, что вы двое с ума сошли! Больше ничего. Так что ты ведёшь нас! Ты штурман. Управляешь кораблём, а не сидишь и тухнешь над кофе, как Зоя Кирилловна, утопая в прошлых ошибках. А я твой боцман. Слежу за тем, чтобы ты не слетел на особо резком повороте в канаву. Уяснил?
Паша развеселился, но не то чтобы искренне:
– И впрямь. Но ты скорее Капитан. Одноногий и наводящий ужас своим опытом.
Она вздёрнула в ответ бровь, показывая, что не оценила шутку и как осуждает его.
– Раз так, то, по-капитаньи, авторитетно заявляю: Мы дойдем до конца, даже если ты будешь драить палубу своим вонючим…
– Что-нибудь ещё хотите заказать? – поинтересовалась девушка в фирменном фартуке, держа блокнот наготове. Откуда она подкралась?
– Нет! Счет, пожалуйста! – прикрикнула Луиза, не отрывая взгляда от Паши. Тот в смятении добавил:
– Вместе посчитайте. И извините. У нас всё в порядке, – он одарил девушку виноватой улыбкой.
Луиза глубоко вдохнула через нос, пытаясь успокоиться и не выдать новую волну обвинений. Даже перед официанткой он надевал свою лизоблюдскую маску, а на неё волком смотрел.
– Тише, Луиза. Спокойно-спокойно, – говорила она в потолок сама себе, чтобы Павел тоже видел, чего ей стоило держать себя в руках.
– Остынь, – уже спокойнее попросил Паша, наблюдая за работниками в баре. Официантка тоже, видимо, подходила не из вежливости, а потому что их парочка злостно переругивалась в общественном заведении, мешая другим. Это напомнило ему, где они находились.
– Не знаю, как ты, а я не железная. Сделай одолжение, посвяти меня в ваш план, – уже шипела она. Сказывалось моральное истощение. Видя её такой, он предпочёл смириться:
– План в том, чтобы скрыться ненадолго с радаров. Гриша собирался рассказать о том, что где-то рядом опасность, поэтому я просто предложил двигаться на север, – слишком легко выдал он. – А дальше уже бы решили, в крайнем случае сымпровизировали бы что-то.
В Луизе столько эмоций, что хватило бы на них двоих. Это поражало Пашу. Всегда поражало. Где такие люди черпали силы? Он не мог ничего и не хотел уже ничего, а Луиза ведь была в куда более упадническом настроении. Она… Не переставала его удивлять.
– Мы должны были передвигаться на машине, – продолжал он, – на машине Гриши. И я в душе не знаю, где она сейчас. Предполагалось, что мы и спать в ней можем, потому что, вероятнее всего, ни один мотель нас не поселит.
– Серьёзно? – выдохнула девушка. Да он издевался. Сраные диванные гангстеры. – Это весь план? Вот на машине в закат оба бы и свалили, и никогда не появлялись в моей жизни, – не стесняясь, проговорила она, потирая гудящие виски. На голове уже сомнительный лохматый ком из-за того, сколько раз она вцепилась пальцами в волосы. – Ладно. Плевать. Знаешь? Я капитан. И компас у меня. Пошли.
Спешно расплатившись, Паша погнался за девушкой, которая, вытерев рот салфеткой, сбросила мусор на столик и, не дожидаясь, двинулась от него прочь.
***
Они пробирались сквозь настоящий рынок. Всюду сновали продавцы и зевающие покупатели. Единый галдёж, в котором не разобрать чужих разговоров. Откуда-то пахло курочкой и свежей выпечкой, и это создавало странный контраст с тем, что он ощущал сейчас. Словно ему пытались что-то напомнить, но всё безуспешно. Паша цеплялся за виды, продукцию, людей, как за снимки фотографий. Успеть бы захватить всё. Но он и так едва поспевал за набирающей обороты, трехногой лошадью-Луизой. Та неслась по заученным дорожкам, не объясняя ничего своему спутнику.
– Зачем мы тут? – вопрос, который остался без ответа. Как и следующий: – Долго ещё?
Она перебирала костылями, на манер солдатского шага – враскачку, с одной ей известной строевой песней.
В каком-то смысле Паша разгадал старую загадку: «Кто утром идёт на четырех ногах, вечером – на трёх, а ночью на двух». Утром они шли вдвоем, девушка опиралась на его плечо. Вечером она идёт на двух костылях, отталкиваясь оставшейся ногой. А ночью – что? Паша будет её на руках носить? Это веселило, хоть и улыбаться откровенно не хотелось, но что-то приятное отозвалось в груди тёплым трепетом. Он уже успел отметить то, какая она забавная, даже когда злилась. Словно ещё раз напомнив себе об этом, Паша продолжил маячить за девушкой.
Рынок уже несколько минут позади, а они не сбавляли темп.
– Понял. Ты оборотень, и если мы не успеем до полуночи, ты покроешься шерстью? – ненавязчиво начал Паша, чтобы хоть как-то обратить на себя внимание. Он хотел бы не привязываться, но слишком поздно. Он обрёк её на своё проклятие, и теперь остается только следить за тем, чтобы никто из них не наломал дров. Вообще бы пора расставить все точки над «i» и не мучить никого: – Да ну прости. Ладно? Я хочу извиниться.
Луиза не услышала или сделала вид, что не услышала.
– Спасибо, что ты здесь и не бросаешь меня, даже если я веду себя как баран. Ты не заслужила такого отношения с моей стороны… Просто когда ты рядом, я словно могу расслабиться. Мне не нужно притворяться, потому что ты и так знаешь, какой я. Извини. Ты права.
В его голове это оправдание имело смысл, но как только он его озвучил, он осознал, какую чушь он себе надумал. Тем, кто ближе к психически больному, всегда приходится тяжелее. Им приходится видеть то, какие на самом деле психи в своей естественной среде. Без масок. Без нужды притворяться. Возможно, Луиза за это короткое время стала для него кем-то вроде семьи. Единственным островком родственных отношений, которые Паша смог построить в пределах дурдома.
– Я буду стараться, – наконец пообещал он, занимая место около неё – благо тропинка стала шире. Они вышли на какую-то проселочную дорогу.
***
Солнце заходило за горизонт, и с недавнего времени это стало приводить Пашу в чувство. Мол, время не остановилось. Дни как прежде сменяли друг друга. Что-то происходило вокруг, даже если он не до конца понимал, что именно чувствовал.
Ну, то есть, да, он жив. Жизнь не поставлена на паузу, как это было, когда он оказался в больнице, оторванный от своих повседневных забот и рутины. И он обязан хоть что-то делать хотя бы в память о Грише. Хотя бы в память о Софие, которая тоже не хотела бы, чтобы он раскисал. Хотя бы ради Луизы, которая пока что была под его ответственностью, и бросить её он уже не мог.
Судьбоносная тропинка, по которой они пробирались, куда-нибудь их да приведёт. Черпать силы больше неоткуда. Луиза завела их через какие-то бараки к дворам. Освещение оставляло желать лучшего.
– Тебе тут не страшно? – задал неожиданный вопрос Паша, и Луиза неосознанно обернулась на него с вопросом в глазах. Она не понимала, что не так, – Лу, ну прости ты меня? Я ведь понял, что нельзя тебя игнорировать. Я больше не буду. Поговори со мной, – вернул он ей её же просьбу, и от неловкости хотелось рассмеяться. Кошки-мышки.