Рахиль Гуревич
Тайный покупатель
− Я тебя потеряла на три года. Больше-то не свидимся…
«Свидимся» − слово-то какое!
− Ты серьёзно?
− Абсолютно серьёзно. Я была не свободна, теперь всё иначе, всё поменялось. А у тебя, наверное, девушка?
После этого вопроса я начал её подозревать. И как я мог расслабиться? Подослали?
− Да. У меня девушка
– Повезло ей. Она там, в твоём городе?
− И тут, и там.
− То есть? На работу, что ли, в Москву ездит? − наверное Инна когда-то так ездила.
− Инна! Я не на собеседовании.
− Понятно. При деньгах наверное… − сказала она, встряхивая волосами, они искрились в свете фонарей. Мы подошли к стоянке, к её машине.
А ведь я мог встретиться с Тоней сегодня, но когда смотрел мульт, отложил звонок до вечера – всё равно она днём учиться… Инна садилась в машину, я молча смотрел, собрался помахать на прощание. Она села за руль и сразу вышла:
− Я тебе совсем не нравлюсь? – она меня буквально припёрла к стенке.
− Очень нравишься. – А она чем-то сильно расстроена и кажется искренна.
− Может у тебя денег нет? Ты же безработный?
− Ну что ты, Инн.
− Прокатимся, а? Ты любишь гонять по Москве?
И я сел в машину.
Я наслаждался наступающей осенью, тёплой погодой, относительно свободными дорогами – все убегали из душной бензиновой столицы. Не жаркая, но ясная погода начала осени! Как я любил это время, пока жил в Москве, а сейчас так озабочен загадками, что не заметил осени, её приближение, её будущий расцвет. Инна предлагает развлечься. Почему бы и нет. Сейчас найдём кафешку, она начнёт грузить проблемками, плакаться. Вроде не похожа на такую. Оксана грузила немного, в Мирошеве некоторые девчонки из торгового центра любили поболтать о личном после работы, пока сидели за столиком. Я вызывал доверие. Снова вспомнилась Тоня. Но я отогнал от себя мысли о ней. Она куплена с потрохами и приплела эту историю с видениями – ну как я мог поверить в такой бред, ну реально же бред воспаленного ума. Инна вела машину и молчала, шлейф необыкновенных духов щекотал ноздри. Я подумал: Тоня далеко не красавица, но я её любил, даже и сейчас любил. Я скучал по ней, ужасно скучал именно в этот момент. Но Инна манила, отсутствие жеманства, прямота − она манила нереально. Я хотел быть с Инной сегодня вечером, сегодня ночью. У меня будет завтра ещё день, я встречусь с Тоней завтра и выскажу ей все свои догадки, пусть опровергнет или подтвердит. Она не посмеет мне врать. Впрочем… я уже ни в чём не уверен.
Мы провели с Инной не только это вечер, но и ночь, и следующий день. Утром в воскресение мы расстались. В понедельник утром я должен быть у Жорыча.
Мне было неловко, что Инна ночевала у меня. Я дал коменданту немного денег, чтобы не арендовать двухместную комнату. Он кивнул понимающе. Охранник лично отогнал Иннину машину в самый угол гостиничной стоянки, он понял меня «как мужик мужика». Охранник, не скрывая, пялился на Инну, а она выходила пообщаться к нему вниз и устраивала допрос с пристрастием: образование, работа, зарплата, семья. Инна ко всем проявляла какую-то профессиональную заинтересованность, она везде чувствовала себя спокойно и уверенно. Она вряд ли любила меня, но утверждала, что просто обожает. Я её обожал, я её любил, почти любил… я подумывал рассказать ей о Тоне, но передумал, да она и не спрашивала о ней больше. Я действовал, как бы назло Тоне. Я оправдывал себя тем, что Тоня не узнает об этом, и что вряд ли кто-нибудь на моём месте не воспользовался ситуацией, когда девушка сама напрашивается. Если только Печорин какой-нибудь, или Онегин.
Утром в день расставания Инна была снова задумчива. Накрапывал дождь. В открытое окно слышался грохот подъехавшего мусоровоза.
− Антоний, я забыла, сколько тебе лет, − сказала она.
− Двадцать четыре скоро.
− А мне двадцать восемь.
− Прекрасный возраст. Ты на него не выглядишь, – поспешно добавил я, зная, какая больная эта тема у женщин.
− Скажи Антоний: ты бы женился на мне?
Я задумался. Я молчал.
− Вот видишь – молчишь, и он – молчит.
− Валерий Яковлевич?
Она расплакалась:
− Он, знаешь же − как мальчик, помешан на мото. Меня как раз в наш офис перевели и снарядили к нему в больницу.
− В больницу?
− Да. Он тогда в больнице лежал. Его, кстати, в вашем городе избили.
− Это у нас вечная история, − я даже не удивился. − Раз в год байкеры приезжают к вечному огню, ну и стычки случаются. Когда-то залётные байкеры случайно убили нашего байкера. На стоянке у рынка произошёл конфликт из-за места на парковке, хотя места там всегда навалом. Стали бодаться, байкер и наши. И они его в драке случайно убили. Там всё начальство милицейское поснимали, тогда ещё милиция была, не полиция. И теперь у нас нашествие байкеров раз в год. У вечного огня. Без драк не обходится. Росгвардию, я слышал, в этом году на подмогу снарядят.
− Да, день памяти и вроде сейшна или слёта. Ну и вот его побили. Меня послали в больницу. Оценить ситуацию попросили. Никто не знал, может он кабачок и надо снимать с должности. Так мы и познакомились… он быстро поправился. Но мотоцикл свой не бросил. А меня бросил.
− Инн. Мне жаль, честно жаль.
− Вот ты говоришь − у тебя девушка.
− Это ты спросила, а я ответил.
− Ты бы её бросил?
− Не знаю.
− Неужели я такая плохая?
− Инн, ну что ты, в самом деле? У меня мама себе жениха нашла, а ей сорок девять.
Если Инна по заданию Староверова, пусть «обрадует»: зная его собственнический характер, он будет страдать.
− Где-нибудь планируешь работать? – спросила она, наивно хлопая наклеенными ресницами.
− Пока нет. Август в себя приходил.
− Слушай. Принеси мне кофе.
И мне пришлось идти искать кофе. На кухне не было. Аппарат на первом этаже все эти три дня не работал, пришлось стучаться к соседям. Но в нашем крыле никого не было – просто удивительно, когда я учился, гостиница была переполнена, а может мне так казалось.
− Пойдём в кафешку, −я вернулся ни с чем.
Она быстро оделась, буквально за полминуты, она бы получила первое место по одеванию на военных сборах. Вернулась с кофе, с одним стаканом. Тоня, подумал я тоскливо, принесла бы два стакана.
− Я без кофе не могу, утром не работает голова. Как считаешь, почему?
− У всех не работает.
− А я думаю старость.
Она была такая очаровательная, тоненькая, ухоженная, она напоминала букву «D» в новом латинском алфавите позднего средневековья: волосы тёмные и снова блестят в электрическом свете как вкрапления искры. Она была такая красивая и никому не нужная. Я тосковал по Тоне и от этого злился ещё сильнее. Мы расстались с Инной во дворе гостиницы, она сказала, что сейчас ей надо по делам. Я хотел пошутить: не отчитаться ли насчёт меня, но не стал. Нет. Инна искренняя, ей просто плохо, очень плохо. Наверное, девушки очень страдают, когда они увлечены, но в ответ не интересны. Понятно, что Баскервилю она не по рангу. По рангу – поймал я сам себя на слове, когда уже катил в электричке домой. По рангу. Разве дело в сословных предрассудках. Просто нету чего-то общего, чего-то такого, что объединяет, как например нас с Тоней… И я написал Тоне лёгкое искромётное ироничное сообщение, пообещал, что обязательно скоро увидимся.
Глава шестая. Ресторан
Я не заметил, как пролетел год. Как Карлик Нос я очнулся следующим летом. Не могу сказать, что я попал в рабочий цейтнот – мне не привыкать, скорее меня закрутила воронка развлекухи, в народе говорят – загулял.
Осенью возвращался в Мирошев с сомнениями. Первое, что я спросил у Жорыча утром понедельника:
− Николай Георгиевич, извините за нескромный вопрос: вам случайно никто не посоветовал меня взять на вакантное место?
− Ну что ты, − Жорыч развёл руки и широко улыбнулся: − Ну что ты! Но не скрою: в выходные ждал тебя на последнем издыхании. Измучился за август, тебя ждучи.
«Ждучи» – смешное слово, Жорыч − оригинал.
Н последнем издыхании – честный ответ, не говорит: выстроилась очередь из кандидатов. Я так сам пускал пыль в глаза, когда выписывал штрафы на точках Мирошева, говорил: не нравится − так у меня сто кандидатов в очереди. Сто кандидатов ха-ха, попробуй найди хорошего специалиста. Да что я всё вспоминаю этот салон! Жорыч не блефовал, не говорил, что претендентов навалом, он честно признавался: найти хорошего менеджера дело нелёгкое. Я вручил Жорычу трудовую, он чуть не расцеловал меня:
− Ну, Антоний, пошли в кадры.
В небольшой комнате с сейфом и полками-ячейками кроме Саввы сидела женщина средних лет. Женщина в водолазке, на шее цепочка с кулоном – очень современная, очень дорогая, в ушах – серьги, на пальце – колечко. Парюра тянула тысяч на десять долларов, а то и дороже. Я разбирался в драгоценностях, Геник просвещал меня весь год. Да уж − женщина при больших деньгах, лет пятидесяти, подтянутая. Главбух – понял я по её взгляду, бросаемому то на смартфон, то на экран – она проверяла электронные платежи. Савва был сосредоточен. Попытка встретить меня улыбкой удалась на десять баллов из ста. Мы пожали друг другу руки.
− Николь Николаевна, это Антоний Павлович, наш новый менеджер, – представил Савва.
Господи! Там – Наталья Николаевна, здесь – Николь Николаевна и Николай Георгиевич…
Николь Николаевна с прищуром посмотрела на меня и выдала манерным кокетливым голосом:
− Надо худеть.
− ??? – Я промолчал, но мне категорически не понравилась эта бухгалтерша. И не из-за замечания, я её сразу невзлюбил за изысканные украшения, за приказной тон. Я сравнивал её с «костей-моярком» Натальей Николаевной, и сравнение было в пользу начальницы отдела кадров. Николь была самая отвратительнейшая тётка из всех, что я видел. Причём внешне она была очень и очень, и специалист наверное высококлассный, но бывает же так: сразу не нравится человек и всё. Видно лицо у меня изменилось, потому что Жорыч панибратски похлопал меня по спине, а Савва сказал:
− Вот тебе вместо «здрасьте». Не обижайся, Антоний. Николь Николаевна агитирует за зож.
− Я похудею! – улыбнулся я. Я не стал уточнять, что за последний август, судя по штанам, сбросил пять или больше кило. Но вообще-то я удивился. В ресторане тщедушный менеджер?
− Осень. Советую начинать плавать, − продолжила Николь Николаевна.
− Наша Николенька − морж, − Жорыч приобнял сидящую Наталью Николаевну.
Это не понравилась и эта фамильярность и вольное общение − я привык к жёсткой дисциплине на работе.
− Но я не морж, − сухо изрёк я.
− Оставь, Антоний. Ерунда, – Жорыч вернулся на исходную позицию в дверях, похлопал меня. – Вот его трудовая.
− Антоний, расслабься, − успокоил Савва. – У нас всё по-домашнему. Пиши заявление, трудовую забираем. Завтра выходишь на работу. Сейчас дам тебе форму. – Савва распечатал бланк заявления. Я обратил внимание на принтер. Очень хороший и дорогой принтер. (Когда мы ещё не поссорились со Староверовым, он меня просвещал по этой части.) Увидев знакомую марку принтера, я вошёл в колею, вспомнил, как мне не нравились тренинги на первой работе, да и первые дни работы были ужасны. И я перестал заморачиваться. В конце концов, ничего сверхнеобычного, думал я, пока заполнял форму, платят сразу много, если не врут, обязанности все объяснили… Савва сам принял у меня из рук заявление, сам поставил печать в трудовую, сам расписался.
− Ты тут главный?
− Ну да. Кадры, отчёты-расчеты-платежи, – довольно, по-хозяйски улыбнулся Савва и сказал озабоченно: – Хочешь, давай в шесть встретимся, отметим начало совместной деятельности, а сейчас, извини, работать надо, − и он уткнулся в экран, тоже очень дорогой и добавил: − И Даника пригласим. Дан так рад, что ты вернулся. Он без тебя скучал.
Странно. Я уехал на три дня. Накануне отъезда всю ночь сидел с Даньком. Савва мелет ерунду.
Жорыч провёл меня по работникам, познакомил. Всё приветливо улыбались. Я вспомнил свою первую смену на точке, поджатые губы, стиснутые зубы продавцов. Да уж, как только я вынес всё это. Филипчик, кажется он работал круглосуточно, суетился вокруг меня будь здоров, подбегал раз в час, узнать всё ли в порядке, упрашивал менеджера, моего сменщика, «не обижать новичка». Всё. Начинаю жить заново. Осваиваю новую специфику, смежную со старой, становлюсь менеджером ресторанного бизнеса.
Мы обговорили обязанности. Всё очень похоже на предыдущее место работы. Встречает гостей метрдотель. Все телефонные звонки по заказам, все организации праздников и торжеств, все спорные моменты – это я, договоры с артистами (в ресторане звучала живая музыка) – это я. Ну и ещё мне надо досконально изучить меню, познакомиться с этикетом, изучить психологию жующего и поддающего клиента (и это не шутка). Два дня с утра и до шести, два дня после шести и до последнего клиента, два дня выходных. Питание, понятно, за счёт заведения. Никаких служебных чатов и прочей компьютерной мишуры, никаких зависающих клиентских программ, никаких инструкций насчёт клиентоориентированности – клиент раз пришёл или позвонил, сразу и ориентирован. Минимум штата при максимуме результата. Все звонки записывались в журнал, по старинке бронировались и столики. За первую неделю я заметил основную черту персонала – радушие. Радушие – как лицо ресторана.
Вышел на террасу Савва. Мы тепло пожали друг другу руки.
− Савва! Расскажи о поставках! – крикнул Жорыч с улицы. Он был сразу везде и всюду, и тут и там.
− Да, Антоний. Тут такие дела. Нам нужно отшивать надоедливых поставщиков, которые так и норовят впарить свои продукты. И надо обзванивать нужных нам поставщиков. То есть твоя задача – договор, ну и поторговаться, насколько это возможно.
− Всё по телефону? – я знал, что такие дела по телефону не делают.
− Выезжать будем, Антоний, конечно выезжать.
− По деревням и весям?
− У нас всё фермерское, проверенные поставщики все почти местные. – подошёл дядя Жорыч, продолжая просвещать и инструктировать. − «Мужики Загоскина» − не забывай. Не для красного словца, а – традиция. И ещё вопрос, Антоний, − Жорыч замялся.
− Да конечно.
− Ты случайно Загоскина этого не читал?
− Читал.
− И спектакли его читал?
− Пьесы читал, но не очень внимательно. Пьесы тяжело читать.
− Это важно. Это очень важно. Иногда, знаешь, туристы − умники такие захаживают. Любят спросить то-сё.
− Отвечу, поддержу беседу.
− Ну а вообще как тебе, Антоний? – Жорыч старался выглядеть как бы моим коллегой по филфаку, смотрелось это комично: ни за что не хотел показаться невежей, как все невежи хотел вести на равных обсуждение. − Вообще Загоскин, как писатель?
− Да ниже среднего.
− Почему?
− У него условный мужик в романах, ненастоящий, неживой. Лубочный.
− Но ведь люди зачитывались. Ты посмотри: какая живопись!
Жорыч имел в виду полотно при входе под названием «Новый роман». Дамы в накрахмаленных старинных юбках читают где-то на природе около усадьбы книгу, рассматривают её, обсуждают.
− Сравнили, Николай Георгиевич. В каждом времени своё чтиво.
− Но Аксаков-то хвалил.
− Я не спорю. Загоскин был популярный. Но средний автор, средний.
Жорыч снисходительно улыбнулся, кажется, он мне не поверил. Савва всё это время устало сидел за столом.
− Ну до вечера, Антоний. Отдыхай. Последний день на свободе, – и засмеялся громогласно, раскатисто.
Мысли путались от всех этих впечатлений и размышлений. Надо приходить в себя и втягиваться в работу. В выходные я прошёлся по библиотекам, и в церковную, и в городскую, покопался в архивах. В городе, в позапрошлом веке выходила не газета, а так называемый «Листок», малоинформативный с точки зрения эпохи, скорее такой рекламно-поздравительный. И я нашёл рекламу ресторана, который тогда был трактиром, но трактиром не дешёвым, с номерами. Плохо, что Мирошев был совсем маленьким тогда городком, больше даже крепостью – преградой от подхода врага, препятствием. Из-за этого – скуднейшие сведения. Просматривая мирошевские листки с рекламой ресторана, я наткнулся на фамилию Штукарь. Что это? Совпадение? После революции ресторан национализировали − теперь он снова частный. Интересно, думал я, Жорыч – настоящий владелец ресторана?
Я не долго перестраивался на новый ночной режим. Главное было вернуться домой до трёх и сразу лечь спать. Если нет, то уже заснуть лично мне становилось проблематично. Через две недели я совершенно освоился и начал работать один, без помощников в лице Филипчика и охранника-горы Петюни. Здесь закат радовал больше, чем в окне офиса, там закат замурованный в бетоне, здесь же – устремлённый в вечность и бесконечность: возвышение и тут же спуск, панорама, живописный центр города, старинная колокольня. Спокойствие как на картине Левитана, самой пронзительной его картине. Здесь все в предчувствии ежедневного праздника, все довольны, а вокруг – покой, умиротворение, машины как муравьи, люди как мухи…
Савва въехал на стоянку ресторана на крузаке с прицепом. Я уже писал, что обычно Савва приезжал на порше – дорогой, но слегка помятой машине (он постоянно бился в городе о решётки, которыми у нас утыканы все дворы и дороги, и не успевал выправлять), которую он обожал. Савва был помешан на автопарке, но определённом – на кроссоверах. Это была его страсть. У ресторана всегда стояли два седана для курьерской доставки с большими и удобными багажниками для транспортировки продуктов, особенное беспокойство вызывали заказанные торты. Для таких громоздких заказов Савва разработал специальные устройства из пенопласта, которые собственноручно мастерил и устанавливал в багажники.
− Тойота с прицепом! Вижу впервые, − заметил я, смеясь, по поводу крузака.
− Мой рабочий калибр, − гордо, с превосходством усмехнулся Савва. − Тут такие дела, Антоний… − Мы обменялись рукопожатием. – Как тебе? Только из ремонта пригнал. Бензина много жрёт, но у каждого, знаешь же, свои недостатки. Зато в обслуге подешевле порша. − Савва всегда торопился, стрелял словами, как из пулемёта, и тогда выражался невнятно, быстро, как ключевики из поисковика читал, часто я не сразу мог понять, о чём он. – Выезжать будем, Антоний, по деревням и весям. Сейчас осень, забой массовый. Нам нужно хорошее мясо. Одежда подходящая есть?
− В смысле?
− Спортивный костюм, куртка старая, шапочка-пидорка, чтоб ближе к народу.
− Всё есть.
− Значит, завтра утром мы в путь. Осень – сбор урожая. «Мужики Загоскина» − не забывай. Это не для красного словца, это традиция.
− Понял, – я не стал возмущаться: завтра мой выходной. Судя по зарплате, которая пришла на карту, платили в «Мужиках» щедро.
За сентябрь было как минимум двадцать звонков с предложением говядины и свинины. Савва выискивал фермеров с отличной продукцией и с нулевым промо по всей округе и даже в соседней области (так что Жорыч характеризовал географию поставщиков не совсем точно, чтобы не отпугнуть меня дальними поездками). Савва всегда брал меня на переговоры. Я с удовольствием ездил и общался с людьми. Я обожал наши осенние поездки – всё-таки сильно уставал в ресторане, а тут − вместо оформления заказов по телефону и интернет-переписки – воздух, скорость. С ветерком, как говорится. Когда закончилось время забоя, я даже расстроился. Но Савва брал меня и на склады. Ему было хорошо со мной. Я это чувствовал. Савва жил в мире цифр, жалел, что не уговорил отца выстроить гостиницу, жаловался, что приходится обходиться малым. Но он не постоянно думал о делах. Такие вот сожаления его накрывали, когда доходы у ресторана проседали. Он ныл и плакался. Но планы строил грандиозные:
− Главное, чтобы не укокошили, потихоньку втираться в доверие к сильным мира сего, − признался он, когда выпил больше положенного. Мне было неприятно слушать такие откровения, я не верил, что Савве позволят расшириться. Я снова надолго озадачился: как же они смогли завладеть рестораном?
В ту мою первую октябрьскую поездку я заспанный, с ленцой и неохотой выполз на проспект и стал ждать Саввину тойоту-ленд-крузер с прицепом. Я залез в машину и мы помчались по проспекту, прочь от цивилизации. Савва летел за рулём, если можно так выразиться, но вёл спокойно, без мата, не то, что Дан. Его светлые жидкие волосы шевелил ветер. Лицо его перестало выражать презрение и озабоченность, одухотворённое лицо, смешливое, тонкий нос, тонкий профиль, еле заметные веснушки. На бездорожье прицеп подпрыгивал на выбоинах и поворотах. − Вот это жизнь, чуешь Антон? За рулём жизнь. Ещё бы дороги сделали нормальные. Я тебе тоже дам повести.
− Нет, нет, − я стал отнекиваться. Мне совсем не хотелось вести крузак по поселковым дорогам.
− Посмотрим. Не верю, что не хочешь. Все мечтают о машине. Ну ничего. Скоро и ты будешь на колёсах. А пока – наслаждайся. Сейчас на поле свернём, дальше в лес, будет не до расслабухи.
Я несколько опасался леса. Но кроме испуганных грибников и мокрой колеи всё по-прежнему отлично.
Когда мы выехали на очередную поляну, покрытую коровьими лепёшками, Савва сказал:
− Сейчас подъедем. Ты будешь разговаривать.
− Насчёт говядины?
− Насчёт всего. Менеджер ты или где? Только не позволяй им перечислений им на карту – запутать могут: получили – не получили… Один раз так обманули. Наличка.
− Савва! Опасно же наличкой!
− В смысле?
− Ну мало ли. Разные люди.
Савва открыл бардачок и показал пистолет:
− Спок на лицах.
− У тебя газовый? – испугался я и спрашивал с надеждой.
Савва кивнул.
− Но у них ружьё скорее всего.
− Антоний! Я подозрительный, а ты во сто крат, − расхохотался Савва, но я видел, что он удивился моей осторожности. – Кароч, торгуйся, всячески всё нахваливай, ну сам знаешь. В мясе разбираешься?
− Вообще нет.
− Тогда представь меня как эксперта. Понимаешь, Антон, нам нужны хорошие тёлочки. В смысле телята.
Весь месяц, все мои выходные, я тратил на поездки Саввы по дальним и ближним деревням. Оказалось увлекательно. В одном особо необитаемом лесу (несмотря на вполне проезжие дороги, соединяющие деревни) мы даже набрали грибов для кухни. Мы слали повару фото гриба, тот давал добро или писал, что мы лохи. Осень была чудесная, тёплая, пусть и грязновато, крузак ни разу не застрял, даже с нагруженным тушами прицепом. Туши все были разделаны, от костей и ливера мы отказывались наотрез.
− Сами колбасу прокоптите, − смеялся Савва.
С фермерами он был улыбчив и смешлив. Говорил:
− Настоящие мужики, не то что мы сидим в городе, выручки подсчитываем.
Как-то мы ехали обратно, затоварившись отличной парной вырезкой, языком и шикарными рульками, это была последняя наша мясная вылазка. Мы подружились за октябрь- месяц. Савва восхищался тем, как я общаюсь с фермерами, хвалил меня. А я думал о странности. Я с удовольствием общался, с фермерами оказалось совсем несложно, не то что с капризными поджимающими толстые губки дамочками в салоне связи. Адекватные люди, приветливые, от чего я давно отвык в городе. Но любопытные, простые. И вот странность: в каждом доме меня спросили, не брат ли мне Савва. В двух домах меня вообще сначала приняли за него. Я похудел за первый месяц назло Николь – чтобы не дать ей повод снова проехаться по моему внешнему виду. Но что, кроме плотности, могло быть у меня с Саввой общего? Рост разный. Цвет волос если только. У меня нет веснушек, нет тонкого носа с горбинкой…
В остальном загадок никаких не встречалось, я полюбил наши осенние поездки – воздух, скорость. В городе все себя ведут так, будто им должны, будто они тебя осчастливили ответом, или просто не замечают… Мне было легко договориться с фермерами, но я не представлял, как они живут такой однообразной жизнью. Я был человек асфальта и цивилизации, человек-урбан. Савва же мечтал о жизни вдали ото всех.
− Знаешь, − рассказывал он. – Вот Крит, − Савва часто вспоминал Крит. – Вот там была неизвестная цивилизация, 15-16 век до нашей эры. Археологи не нашли ничего хотя бы отдалённо напоминающее оружие. Ни-че-го!
− Скажем так, Савва, от той цивилизации почти ничего и не дошло до нас.
− Фигурки глиняные дошли, а оружие нет? Предметы быта дошли, а оружие нет? Никакого, понимаешь, не было оружия. Жаль пропала цивилизация. Завоевали её, что ли?
− Нет. Вулкан Санторин уничтожил.
− Вот! Экскурсовод так сказал. И я бы так жил, Антон. Спокойно, тихо.
− Они держали в подчинении соседние народы, ты же смотрел Кносский дворец. – Я читал, что это одно из главных мест паломничества туристов.
− Но оружие-то не нашли! Не нашли оружия, Антоний!
− Там гипотезы, там культы, мистерии, инициации, захоронения. − Я любил древние цивилизации, у них были пересечения с древними славянами. Славяне считали упавшую звезду – смертью кого-то, как и критяне, и другие древние культы. – И Критского лабиринта скорее всего и не было.
− Вот и я хочу жить в лабиринте, сам по себе, где-нибудь в лабиринтах природы, в лесу, чтобы меня как бы и не было, комп есть – чего ещё надо, комп – моя Ариадна, − Савва мог мыслить метафорами, что мне тоже импонировало.
− Но Интернета не будет!
− Да ладно. Мобильный ловит почти везде. Да и разве в нём дело? Хочется пространства, свободы! Но пока приходится пахать. Я и не жалуюсь. Батя купил убыточный ресторан, батя поднимал, надо развиваться. А брат, как подрастёт, он на моё место, я больше отдыхать стану, устаю я – цифры, цифры, отчёты, с ума можно сойти.
− Но Николь Николаевна она же… − я хотел сказать, что всегда можно попросить её помочь, она подскажет.
Но Савва с раздражением перебил с раздражением:
− Это моя мачеха. Отец женился вынужденно. У неё выходы были какие-то. Я не понял, куда и на кого, но были. А мама… − Савва нервно покусывал губы… − Счастье, что у тебя такая мама, Антон. Ты не представляешь, какое это счастье.
Думаете, я его пожалел? Ничуть! Я подумал, что это очень странный разговор. И мне показалось, что он хотел узнать о моей маме. Я уже ненавидел себя за вселенскую подозрительность, но до сих пор во всём мне случайность казалось не случайностью, не простой разговор.
На закупки вин на Владимирские склады мы ездили исключительно на порше. Савва объяснял, что тогда дают самое лучшее. Мы брали в салон весь ассортимент по ящику, на остальное оформляли доставку. Тут разговаривал только Савва, он угрожал расправой в случае некондиции содержимого, он кричал, орал – поставщики клялись, что всё родное и лучшее, что никаких подпольных производств – их база лучшая и с прямыми поставками с винзаводов, тыкали паками сертификации и документами. Я удивлялся, я не мог понять – играет Савва или на самом деле такой злой – вина-то все были с акцизом, известные марки. Но Савва уверял, что до сих пор попадаются подделки. Правда потом оказывалось, что лично ему не попадались, и вообще самые лучшие вина домашние, и лично они с отцом берут для себя не марочное, а фермерские, без акцизов.
− Если бы не угроза суда и клиентам бы наливали своё, фермерское. Но запрещено, увы: монополия государства, читай − мафия…
Вино и мясо – самые проблемные и самые важные наши поездки, как и время забоя закончились с первым снегом. Я даже расстроился – так мне хорошо дышалось в поездках, я забывал, как Савва, обо всём и решил обязательно купить себе автомобиль. Не кроссовер конечно, что-нибудь простенькое, но… пока не решил – размышлял.
Мы стали с Саввой настоящими друзьями, мы понимали друг друга с полуслова, в дорогах Савва слушал мои рассказы о летописях и памятниках, да много о чём. Савва хваткий, быстрый – в школе таким он не был. После работы, когда и он и я работали до шести, мы часто сидели в ресторане (если был будний день) и общались. Приходил Дан. Он тоже любил посидеть с нами, покурить, помолчать и послушать. А ночью мы вместе носились по шоссе. Я в машине Саввы, Дан за нами, а иногда и втроём в порше Саввы. Изредка в поездках за товаром я водил Саввин крузак, но Савва заставлял водить и порш – буквально заставлял. Савва любил рассуждать, какая мне нужна машина. А я уставал сидеть за рулём и всё чаще думал, что мне и скейтборда достаточно. Всю зарплату я сразу менял на евро и переводил на мамин валютный счёт. Мама серьёзно занималась будущим переездом, всё планировала, вела какие-то дневники, что-то подсчитывала. Мне всё больше хотелось уехать вслед за мамой, со временем, не сразу, как только получится. Мне всё меньше и меньше нравилось жить в Мирошеве, я чувствовал: меня затягивает однообразная жизнь, какая-то слегка отупляющая, я стал чувствовать себя фермером в атмосфере отупляющих вечных праздников.
После нового года, где-то в середине января, когда волна туристов спала и наступили лютые морозы, я почувствовал что втянулся, что всё знаю, что всё практически делаю автоматически и что эта работа легче прежней. К весне Жорыч стал менять меня. То есть, в выходные я теперь работал чаще – значит, я стал предпочтительнее в выходные, чем мой сменщик. Весной на День Победы я должен был встречать отцов города. Положа руку на сердце, я ненавидел чиновников, да их и отстреливали в нашем городе, во всяком случае двух мэров шлёпнули. Но работа есть работа. Я был обслугой, неизменно оставался учтив и почтителен, а ещё элегантен.
− Всё. Девятое мая отгуляли. До дня города свободны. – Наталья Николаевна как всегда прямолинейно высказывалась; как и я, она не переносила заправил города по каким-то своим серьёзным соображениям: она постоянно ездила и пыталась выбить гостиницы и дочерние кафе, но всё безрезультатно, когда сдавала отчёты в налоговую, заявляла нам: «еду ругаться матом».
С ноября, с перерывом на зиму, мы стали практиковать «ночные вылазки», с апреля они вошли в привычку. Раз в неделю, после моей ночной смены, Дан и Савва подъезжали к двум-трём ночи, мы гоняли по шоссе до утра. Ещё не тёплые ночи обдавали холодом. Пустое шоссе обозначало пустоту внутреннюю. Релакс. Савва преображался за рулём, он становился настоящим гонщиком, он становился сердцем автомобиля. Дан был с нами, он позволял себе делать замечания Савве, но Савва его не слышал. Поездки с нами Дану не нравились, он всё просил Савву помедленнее и не выезжать на встречку − троллил. Савву это ещё больше распыляло.
− Такой аккуратный в заключении договоров становится за рулём почти невменяемым, − ныл Дан.
− Ты бы молчал, ты вообще человека на колёса угрожал намотать, идиот! – отвечал Саава.
Дан всегда и всем сейчас был не доволен. Он попал на деньги на рождественской неделе. Рассказ свой он начинал так: «Чёрт украл месяц, и на меня порчу навёл». На самом деле Дан съезжал с катушек, его иногда несло куда-то не туда. Такое случалось и в школе – он мог напасть на младшего, если тот бросил, например, фантик на асфальт или на старших, если те бросали окурки. В нашем дворе он, можно сказать, лишился прав. Он парковался, давал задом, а мимо парковочного места шла женщина. Он нервно ей посигналил, она крикнула, чтоб заткнулся. Тогда он вышел из машины и стал с ней препираться, наговорил кучу всего обидного. А она ему в ответ по больному:
