Матильда Аваланж
Академия Хозяйственной Магии
ГЛАВА 25
Крадучись, я шла за Филом Шепардом, неся в груди сердце, застывшее льдом. А он направлялся туда, куда я отчаянно не хотела, чтобы он шел – на голубятню. Это была круглая белокаменная башенка с соломенной крышей, резными балкончиками и легкими летящими насестами, увитая плющом.
В первый день просинца, как по заказу, наступила настоящая зима: подули холодные северные ветры, принеся с собой низкие снеговые тучи. Снега выпало предостаточно: он укрыл черную землю, белой шапкой лёг на голые ветви деревьев, сахарными горстями обсыпал побагровевший за осень плющ и это сочетание – белого и красного было красивым, но в то же время печальным.
А, может, мне так показалось из-за того, как печально было у меня на душе. Хотя, пожалуй, печально – не то слово. Внутри меня щемила, рвалась, саднила открытая рана.
Ну, казалось бы – другая. Что с того? Мне-то какое дело? То, что происходило между мной и Филом в последние дни – всего лишь действие завета, оно уйдет, как только завет снимут (ведь можно же его как-то снять?!), и пусть катится к своей возлюбленной.
Я пониже опустила подбитый мехом капюшон плаща, стараясь укрыться от порывов ветра. Бесполезно. Холод был снаружи. И холод был внутри меня – ледяная, студящая душу ревность. Тяжелые раздумья о том, кто она и какая она – моя счастливая соперница.
Неужели он ее целовал, так же как и меня? Гладил круговыми движениями больших пальцев ее запястья? Ласкал грудь сквозь платье? Боги, возможно, он даже спал с ней!
Эти мысли были непереносимы, но они захватили меня всю без остатка. Я рассеяно сообщила Павлине Павнер про любовный артефакт – ожерелье, получила свою плату – чокер-паутинку, и при этом мне нисколечки не было интересно, как Павнер распорядится этой информацией.
Про себя только машинально отметила, что Павнер явно что-то задумала – это было видно по глазам. Но сама я отбирать у Милы Жулево ожерелье, или хотя бы наказывать ее за кражу, не собиралась – мне просто стало не до того.
Подавила я в себе и бешеное желание пойти прямо к Филу Шепарду и бросить ему в лицо обвинения, хотя этого мне хотелось так, что аж все тело ломало! Я не хочу выглядеть перед ним ревнивой дурочкой. Сначала нужно все выяснить. Остаётся крошечная надежда, что Милица обманула.
Потому я, скрыв себя одноразовым заклинанием невидимости, которое было у меня в запасе и, подкрепив его парочкой амулетов, чтоб подольше держалось, тем же вечером отправилась выслеживать Шепарда.
Но она не обманула. Фил достал из-за пазухи конверт из плотной сероватой бумаги и прикрепил его к лапке голубки, белой, как молоко. Предварительно он действительно коснулся уголка губами.
Мое сердце рухнуло вниз, разлетелось на тысячу осколков, собрать которые воедино, наверное, уже невозможно. Слабая надежда, что Милица соврала, едва теплилась во мне, но сейчас потухла и она. В горле встал ком, а к ресницам подступило что-то горячее и солёное.
Слёзы! Боги, я всегда была не из тех, кто распускает нюни! В последний раз я плакала семихвостый знает когда… А нет, вспомнила – когда проиграла в споре и мне пришлось есть огромную луковицу, облитую клубничным джемом… Брр, как вспомню, сразу тошнить начинает!
И вот сейчас я плакала, глядя, как Фил Шепард, погладив голубку, выпускает ее в серое небо и она неохотно, будто не желая с ним расставаться, вспархивает с его рук.
Сейчас я ревную его даже к этой голубке, она для меня становится воплощением той, кому он отправил письмо.
Фил в одной черной косоворотке, даже без плаща, но, кажется, ему не холодно.
Любовь греет… Не моя любовь…
С трудом сдерживаю всхлип. Мне хочется плакать навзрыд, но я не могу себе этого позволить. Он услышит, а я не хочу, чтобы Фил застал меня здесь, подглядывающей за ним в такой момент.
Наконец, он уходит, а я пару минут раздумываю – делать ли мне то, что я собиралась? Надо ли окончательно себя добивать?
В конце концов, решаю, что надо – так мне будет легче его возненавидеть, изгнать из своего сердца, понять, что между нами сожжены все мосты.
Я заняла место у окна, где только что стоял Фил Шепард и принялась творить приманочную ворожбу, которой нас учили на занятиях, посвящённых обращению с животными и всяческим магическим ритуалам, связанным с ними. Думаю, голубка не успела улететь далеко, и вернётся по моему зову. Правда, на лекции нас учили находить потерявшихся коз, но, в конце концов, такой уж большой разницы между голубем и козой нету, не так ли? Главное, я тогда уяснила принцип приманки животного.
Вроде бы уяснила… Как бы кого не надо из Таинственного леса не приманить! Двухголового вепря, например… Или еще кого, похуже…
Голубка вернулась с третьей попытки, когда я мысленно уже решила, что разница между голубем и козой все-таки слишком велика, чтобы применять и к тем и к другим одно и то же заклинание.
Я поймала птицу в ладони и осторожно открепила письмо. Кажется, голубка была рада своему возвращению, хоть и не совсем поняла, что случилось. Ещё бы – вряд ли ей охота в такую погоду покидать тёплую голубятню и лететь неведомо куда.
– Отдыхай, не надо никуда лететь! – шепнула я птичке и она с удовольствием заняла место на насесте среди своих товарищей.
Обойдется сегодня твоя разлюбезная, Фил, без любовного письма, ничего с ней не станется!
С трепещущим сердцем, разрывающимся от ревности, разглядывала я конверт, медля с тем, чтобы вскрыть его и прочитать…
После этого обратной дороги уже не будет.
Никаких угрызений совести по поводу того, что собираюсь прочитать чужое письмо я, кстати, не испытывала. Наверное, я очень плохой человек.
Фил, Фил, чем она, адресатка этого письма, лучше меня?
Кстати, конверт был абсолютно чистым – ни кому адресован, ни от кого… Впрочем, возможно, он все-таки подписан, но исчезающими чернилами, чтоб кто не надо не прочитал.
Например, я…
Собравшись с духом, я решила, что готова к последнему и самому сокрушительному удару и принялась вскрывать конверт. Однако подлец открываться не хотел, как ни пыталась я его разорвать. Сероватая бумага даже не помялась!
Ах, вот оно что! Конвертик запечатан магией!
Ну, ничего! Есть у меня в комнате кое-что, что поможет прочитать содержимое письма, даже не вскрывая конверта! Камень сардоникс открывает своему владельцу скрытую информацию.
Я буду не я, если не прочитаю это дурацкое письмо! Я узнаю, кому оно адресовано и…
И выдеру ей все волосы! Лысой сделаю на всю оставшуюся жизнь! Или нет, превращу ее лицо в крокодилью морду… Подсыплю в еду специальный порошок, от которого она станет толстухой…
А, впрочем, нет, вдруг с грустью подумала я, спеша в сгущающихся сумерках к терему и ощущая, как письмо жжет руки. Ничего этого делать я не буду. Это слишком мелочно и низко.
Пусть будет счастлив…
Пусть не со мной.
В комнате сбросила плащ и положила письмо на стол так осторожно, как будто оно было стеклянным и могло рассыпаться. Протянула озябшие руки к маленькому камину, который я наколдовала, как только начались холода. Было тепло, но я никак не могла согреться – зуб на зуб не попадал.
Жуль, который дремал у камина, при моем появлении проснулся, подошел и погладил маленькой черной лапкой мою руку, преданно заглядывая в глаза. Он чувствовал, что со мной что-то не так, и хотел поддержать. Я взяла его на колени, уткнулась лицом в жестковатую шёрстку…
Ладно, хватит уже оттягивать этот момент!
Осторожно пересадив енотика на стол, я достала из верхнего ящика желтоватый камень в тонкую черную полоску и принялась водить им по гладкой сероватой бумаге. И постепенно над конвертом стали появляться черно-золотистые буквы, складываясь в слова и предложения. Сначала текст был неясным, подрагивал и сиял, как дымка, но затем стал читаемым.
И я с замиранием сердца прямо в воздухе прочитала это письмо.
Уже с первых строк ощутила облегчение одновременно с непреодолимым, бешеным желанием пойти и убить Фила Шепарда, причем каким-нибудь особо жестоким и изощрённым способом.
ректору Высшего Института Магической Полиции
Киллиану Аштону
ученика 2 курса Института Магической Полиции
Фила Шепарда
Отчет №76
Вопреки вашим, магистр Аштон, опасениям, я, как персональный телохранитель вашей дочери, продолжаю настаивать на том, что Фрэнтине необходимо вернуться в Высший Институт Магической Полиции по следующим причинам:
Во-первых, ваша дочь показывает невиданное доселе прилежание в учебе и примерное поведение, и это позволяет сделать вывод, что вынужденная ссылка благотворно сказалась на ее характере.
Во-вторых, дальнейшее ее здесь пребывание ставит под угрозу ее безопасность и, возможно, даже жизнь, ибо в академии действует некая тёмная сущность, весьма опасная, так как является порождением не нашего мира и в данный момент охотится она именно за вашей дочерью.
Фрэнни изменилась в лучшую сторону, магистр Аштон. Вы просто обязаны вернуть ее и защитить от опасности, которая ей здесь грозит.
седьмой просинец
Я ещё раз перечитала текст. Совершенно разные эмоции буквально-таки раздирали меня! Слишком важным оказалось это письмо, слишком обо многом оно говорило!
Фил, оказывается, был специально послан следить за мной и отчитываться папочке! Разыграли спектакль, а я, дурочка, и поверила, что его, как и меня, могут сослать. Его – лучшего ученика Высшего Института Магической Полиции.
Да я сразу должна была заподозрить неладное! Идиотка!
На смену всепоглощающей печали, которая охватила меня от осознания, что у Фила может быть другая, накатил гнев.
Как он там себя в письме называет? Персональный телохранитель?
Предатель! Шпион! Двурушник! Доносчик несчастный – вот он кто!
И спас меня заветом Одно Дыхание лишь только потому, что выполнял задание моего отца… И сейчас…
Я для него всего лишь задание, практика по полицейской магии…
От обуревающих меня эмоций я схватила письмо и кинула его в огонь, после чего принялась мерить комнату нервными шагами.
Ах, вот как, значит? Телохранитель?
Интересно, а про то, как ты целуешь меня в тёмных переходах, задирая мои юбки, ты писал папочке, Фил? Про то, как набрасываешься на меня с жадностью, прикусывая от страсти мою шею, писал в своих глупых отчётах? Про то, как я, засовывая руки под твою рубаху, гладила пальцами каждый выступ, мышцы твоего рельефного пресса, а потом мои руки спускались ниже и…
Все, Фил Шепард, мой милый телохранитель, чертов доносчик! Тебе несдобровать!
Я схватила первый попавшийся под руку тяжелый предмет и выскочила из своей комнаты, намереваясь устроить Филу Шепарду такое!
Такое!
Век помнить будет, соглядатай гадский! Знать будет, как шпионить за Фрэнтиной Аштон!
Я неслась по коридору в направлении комнаты Шепарда, аки разгневанная фурия. В какой-то момент поняла, что тяжёлый предмет, сгоряча прихваченный – это вовремя подвернувшаяся под руку банка солёных огурцов, приобретённая мною по незнанию в местной лавке в первые дни здесь. Это потом мне Смеяна рассказала, что в той лавчонке ничего покупать не стоит, так как товар боги весть сколько там лежит.
Это было очень удачно – огурцы внутри банки выглядели довольно-таки зловеще и даже, как будто, слабо шевелились в своих шапочках плесени, которой они за долгие годы поросли. В другое время я не рискнула открывать эту банку… Честно бы, не рискнула…
Но сейчас зловещий оскал огурцов меня даже порадовал. На голове у Фила Шепарда они будут смотреться очень даже органично. Можно еще опустевшую банку об его голову заодно приложить…
Пусть потом в очередном отчёте моему родителю это подробно опишет!
В общем, пылая праведным гневом и справедливо надеясь наказать Шепарда за его коварство, я на ходу с помощью очень сильного магического заклинания (вообще-то его применяют для открытия порталов, а не банок с заплесневелыми огурцами!) открыла банку, и тут случилось нечто, совершенно выходящее из ряда вот…
Из мутного огуречного рассола выплыло что-то такое… Такое непонятное, но чего в банке с огурцами быть явно не должно! Я нахмурилась и поднесла банку к глазам, разглядывая ее содержимое. Огурцы, как будто нарочно плавали по кругу, стремясь скрыть какой-то предмет, который находился с ними по соседству, но я встряхнула банку и, наконец, увидела, что это ручное зеркальце.
Ручное зеркальце в банке с огурцами? Да ладно?
Я просунула руку в банку, и огурцы, у которых совершенно неожиданно прорезались зубастые рты, рванулись к моей беззащитной конечности. Но не на ту напали – я успела вытащить зеркальце до того, как они набросились.
Оно было небольшим – размером чуть побольше ладони, но в особенной оправе – она была как будто вырезана изо льда – такая прозрачная и филигранная, выполненная очень искусно, с вниманием к тончайшим деталям. Мне даже показалось, что от ручки моей коже передаётся холод. Само же зеркало тоже было необычным – а именно вогнутым, вроде чаши.
– Ой, ну наконец-то! – послышался капризный женский голос, мелодичный, как звон серебряного колокольчика. – Я думала, вечно буду в этой банке противной заточена! А все эта ведьма, бабушка Милона! Подумать только – напилась хереса и давай соленья крутить! Мало того, что огурцов туда напихала хищных, так еще и меня уронила и позабыла об этом напрочь! Старая карга!
Зеркало вдруг замолчало, как будто оглядываясь по сторонам и оценивая обстановку.
– Так, милочка, кто сейчас ректор Академии Хозяйственной Магии? – поинтересовалось зеркало.
Мне не понравился его (или ее?) командный тон, но я сочла нужным ответить:
– Властимир Вэлес.
– Влас? – обрадовалось зеркало. – Сыночек Милона? Я его совсем маленьким помню! Вот что, дорогуша, а ну-ка быстро доставь меня к нему!
– Зеркало Истины, я так понимаю? – спросила я, в глубине души пребывая в глубочайшем шоке от своей находки.
– Правильно понимаешь, милочка, – с достоинством ответило зеркало и царственно добавило. – А теперь неси меня к господину! Живо!
Нрав зеркало явно имело дурной, и весьма, а мне нужно было как можно скорее убить Фила Шепарда, потому особой расторопности с моей стороны зеркало не заслуживало.
Но оно было очень важным артефактом, именно его долгие годы безуспешно искал Влас и, в довершение всего, зеркало могло пролить свет на то, что творилось в академии.
Потому я подчинилась и до поры до времени обуздала гнев, изменив свой первоначальный маршрут, понесла находку ректору. Предварительно, правда, зеркало пришлось вымыть проточной водичкой, а то оно заявило, что «воняет этим мерзким, этим гадким рассолом и лучше разобьётся на миллиард осколков, нежели покажется хозяину в таком виде».
Честно говоря, я уже рада была бы от него избавиться – уж больно скверно вело себя зеркало. Не представляю, как Влас с ним сговариваться будет. Нахальная стекляшка даже не поблагодарила меня за то, что я спасла ее из заточения!
Он сидел в своем кабинете, откинувшись в кресле и задумчиво разглядывая лежащие перед ним на столе раскрытые книги.
А я мельком поразилась своей глупости: как могла я принять его за простого конюха?
Властный, сдержанный, немногословный… Влас был здесь хозяин, и только избалованная столичная девчонка могла не увидеть это с первого раза…
Фил Шепард… Последние недели все мои мысли были только о Филе Шепарде… Но он был просто мальчишка по сравнению с ректором Академии Хозяйственной Магии.
– Фрэнни? – Влас вскинул на меня глаза и поднялся. – Проходи.
В ту же самую секунду я поняла, что, как бы мы с Филом не таились, он про нас знает…
Случайно увидел, донесли… Неважно…
Смешно… Он знает. Ему больно, но этой боли Влас никогда не покажет, не выдаст даже глазами. Я чувствовала.
– У меня кое-что есть для вас… для тебя… – бестолково начала я, пряча глаза, и, в конце концов, вместо своих глупых объяснений достала зеркальце. – По-моему, это принадлежит тебе.
– Хозяин! – благоговейно выдохнуло зеркало.
Похоже, Влас ожидал чего угодно, но не этого. С крайней степенью удивления перевёл взгляд на меня, потом на зеркало, а затем опять на меня.
– Как? – выдохнул. – Откуда?
– Прапрапрабабушка ваша начудила, хозяин, – услужливо подсказало зеркальце. – Страшно неуважительное обращение с такой ценнейшей семейной реликвией, как я! Хозяин, вы слушаете меня? Слушаете?
Влас обошел стол и встал рядом со мной. И глядел при этом не на болтливый артефакт, а на меня. В упор.
Долгим взглядом, который заворожил меня.
– Я скучаю, Фрэнни, – проговорил мужчина, взяв меня за подбородок. – Ты даже себе не представляешь, как сильно я скучаю по тебе.
Я молчала, не в силах вымолвить и слова. А он провел большим пальцем по моим губам. Сладкая истома накрыла меня, мне захотелось растаять в его сильных руках, почувствовать свою власть над этим взрослым и могущественным мужчиной, и насладиться ею сполна.
Мы вдвоём отразились в вогнутой глади зеркала.
Месяц липень. Знойный день близится к закату. Воздух напоен ароматом цветущих трав, тёплым светом прогретой зелени и дурманящим запахом мёда.
Медовое лето моей жизни – мы обнаженные, Влас на мне и во мне, и от этой картины низ моего живота наполняет какое-то тягучее и сладкое, как мёд, ощущение…
А потом вдруг картинка идет ярко-красными всполохами, и зеркало пораженно восклицает тоненьким голоском:
– Хозяин! Как вы можете? Вы же все знаете! Это же ваша кровь…
– Что? – с пунцовыми щеками я отрываюсь от картинки в зеркале и, бледнея, смотрю на Власа. – Я не понимаю…
Но он отводит взгляд и молчит.
И тут вдруг дверь открывается. На пороге – Фил Шепард.
Я впервые вижу его таким: всклокоченным, нервным, с трясущимися губами. Тяжело дышит и смотрит на нас и… переводит взгляд на видение в зеркале.
А потом ни слова не говоря он со всего размаху бьёт Власа в лицо. И ещё раз. И ещё.
Влас даже не даёт себе труда хоть как-то загордиться. Принимает как должное. Опускает голову и вытирает кровь с уголка губ.
– Мальчишка, – усмехается. – Когда-нибудь ты меня поймёшь.
А потом берет и целует меня прямо на глазах у Фила.
От этого поцелуя подкашиваются колени. Накрывает с головой, накрывает.
Если Фил – это костер, то Влас – лесной пожар, я горю в его руках, забываю обо всем на свете. Этот поцелуй – какое-то убийство, упоение, и в нем я чётко различаю пряные нотки горечи, как будто он последний, но оттого ещё яростнее и слаще.
Фил пару секунд смотрит на нас сузившимися зрачками, а затем уходит, хлопнув дверью.
ГЛАВА 26
В то же мгновение наваждение отпускает: я пытаюсь оттолкнуть Власа, прервать поцелуй, но он не дает мне высвободиться… Держит изо всех сил, сжимает в объятиях изо всей мочи, так, что мне становится больно.
Потрясённо смотрю на него, и он, наконец, нехотя меня отпускает. Что-то хочет сказать, но я качаю головой, отступая назад.
Что-то не так. Что сказало зеркало? Почему Фил ударил Власа?
Фил! Я должна вернуть его. Должна доказать, что только его одного я люблю. А потом убить за то, что доносил на меня моему папе.
Все мое существо рвётся за ним, за этим парнем, который мне дороже жизни и который только что видел, как меня целует другой.
Я отворачиваюсь от него, от этого другого, который стоит очень прямо и смотрит на меня так, будто прощается навек, и бросаюсь вслед за Филом.
Бежала по коридорам, которые казались нескончаемо длинными, сначала вниз по лестнице, а затем на одном дыхании – вверх, по открытому переходу между академией и общежитием. Накидку я забыла в кабинете Власа, ну и семихвостый с ней – мне было жарко. Набрала в пригоршни снега, который белой шапкой лежал на перилах, и приложила к разгорячённым щекам, но это не помогло.
Именно такая – встрёпанная, вспотевшая, я ворвалась в комнату Фила, застыв на пороге и тяжело дыша.
Он оглянулся на меня с холодным удивлением, а потом отвернулся. На тёмно-синем покрывале его узкой кровати лежал раскрытый чемодан. Шепард, не обращая на меня никакого внимания, принялся аккуратно укладывать в него книги, коих у него всегда было в немереном количестве.
Я как будто на стенку натолкнулась. Я хотела вызвать у него хоть какую-то реакцию. Только не этот отстраненный взгляд и равнодушное складывание вещей в чемодан…
– За что ты его ударил?
Фил, не отрываясь от своего занятия, даже не глядя на меня, кивнул на какой-то свиток, лежащий у него на столе.
– Это попало ко мне случайно, – буднично пояснил он. – Адресовано ректору. Внутрь я не заглядывал, но одной подписи достаточно. Я не знал. Полагаю, что и ты не знала, хотя от тебя всего можно ожидать.
Я непонимающе покрутила в руках свиток. Дорогущая кружевная бумага, перетянуто алой атласной лентой, скреплённой белой розой в окружении трех крупных жемчужин.
Фу, ну и гадость!
Подпись я разглядела не сразу, она была набита золотом и плохо читалась, но когда я ее прочитала…
«Моему дорогому шурину Власу от друга Киллиана!».
Шестерёнки в моей голове со страшным скрипом двинулись с места.
Шурину Власу от друга Киллиана…
Шурину Власу от друга Киллиана…
Ужаснувшись этому предложению, я разорвала ленту, скрепляющую свиток и развернула его. Что-то я частенько последнее время стала совать нос в чужую переписку, а главное, никаких угрызений совести по этому поводу не испытываю.
Дружище!
Несмотря на то, что ты младший брат моей бывшей жены, с которой мы находимся не в самых тёплых отношениях, я-таки зову тебя на свою свадьбу. Моя будущая жена – просто чудо, только обещай завидовать молча, хорошо? Передавай от меня привет двухголовым вепрям! (Боюсь, я не скоро выберусь к тебе поохотиться!).
И да, моей дочери вовсе необязательно знать об этом событии. Прошу, Влас, будь со своей племянницей построже!
Ну и в конце вся та официальная чепуха – будем рады видеть тебя на торжественной церемонии нашего бракосочетания, которая состоится в десятый просинец в главном зале Высшего Института Магической Полиции!
Киллиан Аштон и Амалия Сенд
Я выронила свиток и бессильно опустилась на постель Фила.
О, мои боги…
Отец женится на гадюке Амалии послезавтра и не хочет меня видеть на своей свадьбе!
Но это цветочки по сравнению с тем, что…
Что Влас мой дядя. Младший брат моей матери, тот самый, с которым папа сохранил хорошие отношения и охотился в местных лесах.
Влас знал о нашем родстве! Знал с самого начала!
Боги, так как он вообще мог…
Я целовалась со своим дядей. Да что там целовалась, я с ним чуть не переспала!
А Шепард, как ни в чем не бывало, укладывал свой чемодан. Действовал при этом спокойно и размеренно, как будто ему было совершенно наплевать на то, что будет со мной. Я не хотела, чтобы он видел, насколько я потрясена, а потому перешла в наступление.
Я должна его задеть, должна добиться хоть каких-то эмоций!
– Десять баллов за практику получишь? – самым ядовитым тоном, на который была способна, поинтересовалась я, скрестив руки на груди.
– Я бы не рассчитывал на больше, чем пять, – спокойно отозвался Фил. – Во-первых, ты меня раскрыла, а во-вторых, я досрочно заканчиваю задание.
Ох, как же меня бесило его спокойствие!
– Ты лгал мне! – мой голос зазвенел на высоких нотах, аж у самой уши заложило, поэтому продолжила я, сбавив тон. – Я верила тебе, думала, что мы теперь вместе, а ты… Следил за каждым моим шагом и подробно отчитывался моему папочке. Даже письма ему целуешь! Выслужиться перед ним захотелось, да? Я была для тебя всего лишь заданием! И то – ты отказался! Хорош телохранитель называется!
Шепард на секунду замер со своей рубашкой в руках, но затем сложил ее и положил ее на стопочку таких же аккуратно сложенных рубашек.
– Ничего не я не целую, а запечатываю конверт своим дыханием! – проорал Фил и горько усмехнулся. – Выслужиться… Все, чего я хотел – быть рядом с тобой и оберегать тебя. С того самого момента, когда много лет назад одна маленькая отчаянно смелая девочка в ситцевом сарафане полетела с качелей в обрыв, а мне удалось поймать ее в объятия среди вереска.
Я с удивлением вскинула на него глаза. Неужели он не забыл, неужели почувствовал тогда то тёплое, что почувствовала я?
– Все, о чем я мечтал – пригласить ту девочку на танец, а затем поцеловать ее, – продолжал Фил, и лицо его озарила улыбка, такая открытая, такая чудесная, что я с трудом сдержала себя, чтобы не ринуться в его объятия. Но затем улыбка сменилась усмешкой. – Поэтому я не поверил, когда сын герцога Томрола в красочных выражениях за конюшней хвастал, что эта девочка не так чиста и невинна, и будет делать все, что он захочет. Я кинул в него навозом и велел замолчать, но он не затыкался и кричал: «Она раскупоренная бутылочка! Вот увидишь, ты увидишь на ней мои следы!». Он, конечно, говорил глупости, он вообще был довольно странным, слишком много и пошло говорил о девчонках и, судя по виду, редко мыл голову. Но когда эта девочка в чудесном белом платье пришла на бал, я понял, о чем он говорил.
Фил подошел ближе, быстрыми лёгкими движениями дотронулся до моего подбородка, шеи, груди. Мне хотелось поймать его руку и потереться об нее щекой.
– Вот здесь, здесь и здесь – в местах, где он тебя целовал и трогал – явственно проступили следы, как будто полили синим сиропом… или настойкой из внутренностей хугонга. Одно из заклинаний, используемых полицейскими магами, кстати. Пальчиковое. Отвратительные синие склизкие следы на белом.
Знаю, что Пальчиковое! Но откуда мне было знать, что Томрол специально применит его ко мне, чтобы доказать Филу свою правоту?
– Ну, ты и болван, Фил! – закричала я, понимая, что из-за той давнишней подлости Томрола сорвался самый дивный в моей жизни бал. – Он зажал меня в одном из переходов, приставал, я еле вырвалась от него!
Шепард, который гладил указательным пальцем линию моего подбородка, зачарованно глядя мне в глаза, как будто спохватившись, отвернулся.
– Возможно, – проговорил он и отошел к шкафу, принявшись вынимать из него зелья в маленьких флакончиках. – Но это уже ничего не изменит. Ты остаешься с ректором, который будет тебе лучшим телохранителем, чем я. Кстати, знаешь, в Тартеринском княжестве, которое было раньше на месте Гиблой Пустоши, одно время правила династия, представители которой помешались на чистоте крови, потому практиковали браки только между близкими родственниками. Омерзительно, как по мне. Но я бы не удивился, если узнал, что ты на это пошла.
– Да как ты смеешь такое обо мне говорить? – яростно выкрикнула я и вскочила на его постели в полный рост.
– Не надо вот этих громких сцен, когда шум и гам и все кувырком, как ты это умеешь. Не сейчас, – поморщился Фил, жестом останавливая меня и, помолчав пару секунд, добавил. – Я заходил в лазарет и видел вас, Фрэнни. Я, как идиот, спешил к тебе, я думал что Завет что-то поменяет между нами… А увидел… Тебе скучно, Фрэнни. Ты играешь, забавляешься. Ты любишь внимание, а здесь его очень не хватает, потому и развлекаешься, как можешь. На самом же деле любишь ты только себя.
– Это неправда! – закричала я, сжав кулаки.
Он был такой невозмутимый, сдержанный и такой чужой, что мне хотелось наброситься на него и бить до тех пор, пока эта стена отчуждения между нами не рухнет. Неужели он уйдет сейчас, когда так мне нужен?
Не до конца ведая, что творю, я резким движением направила руки на его раскрытый чемодан и все вещи, аккуратно им сложенные, выплыли оттуда и зависли в воздухе. Рубашки, книжки, зелья… Пусть складывает их по новой!
Пусть останется… не уходит, как можно дольше не уходит!
– Как мелочно, – Фил покачал головой. – Вполне в твоем духе!
Вздохнув, он сделал два точных пасса руками и вещи вереницей сложились обратно в чемодан еще аккуратнее прежнего. Крышка захлопнулась, а застёжки щелкнули сами собой.
Ах, значит, я ещё и мелочная!
– А ты занудливый до тошноты и скучный неудачник! – выкрикнула совсем не то, что хотела сказать ему.
Совсем-совсем не то!
– Главное, что ты у нас удачливая, – Шепард иронично сощурился. – Золотая девочка, любимица папы, который позволяет ей слишком много, балует, выполняет все капризы! Ты думаешь, что вся вселенная крутится вокруг тебя, но это не так!
– Отлично он выполняет мои капризы! – напоказ захохотала я. – Сослал в какую-то глушь и даже письма единого не написал! Хотя тебе-то он, похоже, каждый день написывал! Все давал рекомендации по моему воспитанию? Да что-то не больно-то ты в нём преуспел! И да, вся вселенная крутится вокруг меня! Почему бы и нет?
– В таком случае я поищу себе другую вселенную, – тихо прервал меня Шепард и взялся за ручку своего чемодана.
У самых дверей он остановился и вполоборота повернул голову, не глядя на меня. Как будто что-то хотел сказать… Или ждал чего-то от меня…
– Я люблю тебя. Не уходи!
Я не сказала этих слов.
Гордость. Уязвлённое самолюбие. Нежелание выглядеть перед ним слабой. Страх услышать в ответ: «А я тебя нет».
Я промолчала.
Фил отвернулся и вышел за дверь. А я бросилась на его постель, которая хранила его любимый, родной запах и зарыдала в голос.
Как он будет без меня, ведь ему надо дышать мной, чтобы не испытывать боль?
В корчме «Мечтательный селянин» в тот вечер было не протолкнуться, чему немало способствовал тот факт, что она была единственной в округе. В большинстве своем это были студенты Академии хозяйственной магии, ну и, разумеется, сами жители деревушки, где находилось сие заведение.
Мы со Смеяной пристроились в уголке. На деревянной поверхности столика стояла и печеная картошечка, и квашеная капустка, и мочёные яблоки, и пирог с рябиной и изюмом, а ещё большой жбан с обжигающе-острым малиновым сбитнем. То, что надо, чтобы согреть, когда внутри тебя мерзлая ледяная пустыня. Сидели мы уже давно, и жбан этот был четвёртым.
– Так зачем… ик… ты его отпустила? – с хрустом закусив яблочком, поинтересовалась Смеяна.
Я уставилась в потолок, искренне надеясь, что он поможет найти мне ответ на этот вопрос.
– Понимаешь… – заплетающимся языком начала я, так как потолок помогать с ответом не желал. – Понимаешь, он бессовестный, высокомерный, хладнокровный негодяй! Доносил на меня папе…
Смеяна помотала головой и для пущей убедительности еще и погрозила мне пальцем.
– Категорически не согласна! А ты забыла, как он заступился за тебя перед Голинд… ухой? Как спас от цветка смерти? Неужели не понятно, что он тебя берёг и охранял… и перед папой твоим в том числе… А что ты?
– Что? – испугалась я.
– Ты вместо того, чтобы отблагодарить парня, грубишь ему – раз, у него на глазах целуешься с другим – два! – обличающе ткнула в меня пальцем Смей. – После такого ты чего ждала, что он кинется перед тобой на колени с признанием в чистой и светлой любви?
– Ну-у… – протянула я, с преувеличенным вниманием разглядывая свои ногти. – Да.
Смеяна покачала головой:
– Дуреха ты, Фрэнни… Тебе надо было остановить Фила любой ценой!
– Надо было… Я люблю его. Люблю…
– А ректора? – прищурилась подруга. – У меня, честно говоря, до сих пор в голове не укладывается то, что ты рассказала! Это просто за гранью добра и зла…
