Максим Касмалинский
Политолог из ток-шоу
Мэр нашел нужный ролик, включил воспроизведение. Молодой парень по накатанной мимике блогера со стандартными эффектами, со знакомой видеоблогерской интонацией бросался риторическими вопросами. Видеоряд включал в себя кадры городских улиц, стены осыпающиеся, вечнозеленые лужи. Потом в кадре появился лесной пейзаж с раскидистой свалкой, сияющей всеми цветами пластика.
Куда смотрит наше дражайшее руководство, вопрошал Северный, делая страшные глаза над жидкой русой бородой. Но это еще цветочки, говорил блогер расшторивая брови к выбритым вискам. Остается актуальной информация о размещении вблизи города могильника радиоактивных отходов! Сведения не подтверждены официально, но десятки волонтеров прочесывают лес в поисках места экологического преступления, и по обнаружении оного кто-то будет вынужден ответить на вопросы общественности. Большинство государств подписало экологическую базельскую конвенцию, регламентирующую перевозку и захоронение вредных отходов. Но нам же на международное право плевать!
В этом месте Леонид Константинович в полгубы сплюнул.
А Северный между делом выпалил кусочек статистики по онкологическим заболеваниям и, не делая вступлений, перешел к другой теме – строительству очередного торгового центра в исторической части города, в связи с которым планируется снос дореволюционной постройки дома купца Полустроганова. Блогер призвал тургородцев выйти на улицы с акцией протеста и не допустить вандального произвола. Далее пошла речь об уголовном деле в отношении Игоря Стрельникова, и мэр выключил ноутбук.
– Тут он чушь порет, – сказал Леонид Константинович. – Уголовное дело обсуждать, тут хоть немного понимать надо. Сроки, процедуры, основания – это только юристам разбираться.
Боб безоговорочно согласился, хотя сам наряду со многими коллегами пару месяцев назад публично делал безапелляционно дилетантские суждения об уголовно-процессуальном производстве. Даже Эндерс сделал ему внушение: «Уже и мне бродяге кулундинскому известно, что оперативники дел не возбуждают, это – следователи, совсем другие демоны. Ты бы, отец родной, хоть сериал бы посмотрел ментовский, а то глупо выглядишь».
– Или эта стройка, – продолжал Леонид Константинович. – Да, торговых центров у нас избыток. Да, старый город нужно сохранять, а не сносить. А рабочие места нужны? Нужны. А чего тогда вы, – он обратился к монитору. – После института идете работать продавцами? Что-то в производство никто не стремиться. А доходная часть бюджета? Как наполнять, если не через муниципальное имущество? Они митинг хотят…. насмотрелись как в больших городах делают. Это гражданская активность? Да никак! Это как раз пассивность – раз в пять лет помитинговать. Пассивность! – мэр вскинул палец вверх. – А ты возьми да удели городу хотя бы один день в полгода. Вникни! Нет никого. Когда общественные слушания по генеральному плану города – по закону положено – надо было проводить, пришел кто? Силком тащили. В плане прописан объект капитального строительства. Не хотите стройки – идите к своим депутатам гордумы, пусть они не утверждают такой план. Пошел кто? Да никто и не интересовался, а документы, между тем, в открытом доступе. Аукцион, извещение в газете: такой-то участок, разрешенный вид использования – строительство объекта. Все могли увидеть, а никто не увидел. А теперь, когда фундамент сделали, они протестуют, митинг хотят. Че попало!!
– Значит, такие ваши люди, – Боб прикрыл рукой стопку, показывая, что пить не будет, мэр плеснул себе.
– Когда мы сорок лет назад боролись за гласность, – вспомнил мэр. – Мы же думали, что это позволит людям включиться в процесс управления. Чтобы общество участвовало в разработке решений. А обществу, как вы и говорите, Тайланд, машина – предел мечтаний. А бедные либералы плачут: гражданское общество, гражданское общество, государство ущемляет. Да государство, – а я же тоже государство – государство только радо будет, – я буду рад, – если бы общество взяло на себя часть функций. Часть забот. А никак! Той зимой снежно было, и на Тухловидовской занесло, там дом девятиэтажный и проезд со двора к проспекту занесло. Каждый день звонили: очистите проулок! Писем в мэрию штук пять коллективных пришло. Слушайте, ну в «девятке» наверняка живет человек пятьдесят мужиков. Возьмите лопаты, очистите двор и проулок, там шестьдесят метров. Нет! Будут писать письма в мэрию, а ездить в объезд. Километров восемь объезда сделаю, но чистить от снега свой двор, свой город не буду. Гражданское общество.
– Нет у нас еще самосознания, – заметил Боб. – Пора мне, Леонид Константиныч.
– Подожжи. Я же что? Я, когда мэром стал, во многом случайно, я думал – сейчас сделаю для города… Себя уже и обеспечил, чего мне жить осталось? Детей в люди вывел. Силы есть еще – сделаю. Так что вышло? Делаем скамейки – их тут же раскурочивают. Кусты вырезали, газон по всему центру – туда сразу машины ставят. Бассейн! Сделал! Самолично выбил. Денег до хренищща! Думаю, будут детишек водить. А там что? Откупают бассейн, бухают там, блюют в эту же воду. Да что там! Сделали в центре статую такую вроде символ города – козел. Тур винторогий. И что?
– Разнесли.
– Точно! Я тогда думаю, да пошли вы все, дорогие земляки…
– Вас можно понять, – Боб поднялся. – Мне, действительно, пора.
– Они говорят, мы живем бедно. А должны жить достойно. Должны! Понимаешь? А с какой радости? Чем вы, тургородцы-россияне заслужили жить богато? Или мы двадцать лет всей страной у станка?..
– Леонид Константинович! – Боб насильно всунул свою руку в руку мэра. – Всего доброго. И еще. Скажите, я правильно понимаю, что сухостой – это засохшее дерево, которое можно срубать? – мэр тяжело кивнул. – А ветровал?.. Понял, спасибо.
На выходе из комнаты в проеме между дверей Боб обернулся. Мэр расслабленно сидел в кресле и любовно гладил приклад карабина.
Тургородская площадь была усеяна зеваками, которые раболепными взглядами встретили выходящего из мэрии Боба. Его непрерывно фотографировали на протяжении всего минутного пути до гостиницы.
Я так и деньги зарабатывать могу, пошутил Боб, забирая ключи на ресепшене. У нас такие гости бывают редко, печально сказала девушка, стоящая у стойки в охотничей стойке. А вы женаты, прицелилась она. Местами, ответил Боб.
В номере он принял душ, голый сел к компьютеру и набросал глубокомысленный текст об индокитайском векторе российской внешней политики.
Увидев в ленте новостей заголовок «Бибиков едет в Тамбов», Боб принялся за аналитическую статью, где доказывал, что назначение Бибикова в Тамбовскую область свидетельствует об усилении силового блока в высших эшелонах власти. По завершении статьи Бобу понадобились дополнительные сведения, и тут выяснилось, что новость состояла в переходе полузащитника Бибикова в футбольный клуб «Тамбов». Статью пришлось отложить.
Потом Боб надел рубашку с галстуком, дождался связи по скайпу с телевизионной студией и вывалил аудитории все свои познания о сухостое и ветровале, не преминув заметить, что все проблемы деревообрабатывающей отрасли начались с принятием последней редакции Лесного кодекса, которую коварством и обманом протащили темные либеральные силы.
На реплику из телестудии о том, что Лесной кодекс был принят как раз после победы светлых патриотических сил над клятыми либералами, Боб без тени смущения совершенно по хлестаковски возразил, что наш Лесной кодекс – хороший, но есть и другой Лесной кодекс, либеральный. Вот тот – плохой.
Много наговорили на этой передаче, наплели до такой степени, что даже не отличающееся щепетильностью телевизионное начальство сняло эту запись с эфира.
Действительно, бывает совсем за гранью, когда генетически гуманитарные горожане, не обремененные какой-либо профессией, рассуждают о развитии народного хозяйства. Где-то в архивах телевидения сохранено особенно потешное интервью, где дикий единоросс парламентского стойла рассуждал о сельском хозяйстве. Звучали перлы: «Пшеницу надо сажать только в землю!» или «Лучшие отечественные комбайны хоть и немецкие, но бензину требуют».
Вечером Бобу позвонил Паша Корабел и спросил все ли в силе. В силе, ответил Боб, дал команду – врываемся!
8.
На следующий день, около одиннадцати часов утра в одну из парикмахерских в центре Тургорода вошел красивый черноволосый мужчина в форме ракетных войск с погонами майора. Три места в зале были заняты женщинами средних лет, вокруг которых вились молодые парикмахерши, соревнуясь в сооружении монументальных причесок. Офицер решительно подошел к четвертому незанятому креслу, уселся и отчеканил:
– Необходимо укоротить! Время ограничено.
Клиентки парикмахерской вытянули носы из своих химических завивок. Ракетчик адресовал им всем сразу короткий офицерский кивок. Из подсобки выпорхнула рябая девица, достающая из кармана фартука ножницы и расческу. Мужчина обаятельно улыбнулся и уже тоном ниже попросил:
– На полсантиметра укоротите. Только быстро, пока мои межконтинентальные гаубицы на подъезде.
Парикмахерша замотала вокруг шеи майора покрывало, пригладила ему прическу.
– Вам и так очень хорошо, – сказала она, слегка покраснев.
– Благодарю, мадам. Однако ж мой женераль большой фанат устава, а по уставу я – совершенный вахлак. Кстати, Сергей.
– Светлана. И мадемуазель.
– Очень приятно, – еще более обаятельно осклабился Эндерс.
Следующие полчаса Эндерс командирским голосом руководил процессом стрижки, невзначай вставляя в речь ремарки о том, что его сверхсекретная ракетная часть переброшена под Тургород и замаскирована в лесу, в связи с чем офицеры – все сплошь благородные холостяки – тоскуют без женского внимания, и не только там подстричься или пообедать домашним бульоном, но так хочется какого-то необременительного тепла, какого-то недолгого домашнего очага, а то ведь и денежное довольствие, весьма не малое потратить не на кого. А так бы хотелось… да вы и сами понимаете. А эти слухи, что охрана ядерных ракет может сказаться на силе мужской – вранье, распускаемое тыловыми штабными крысами и «космонавтами» Росгвардии, не иначе из зависти. У вас отличный салон, прекрасный сервис, буду рекомендовать вашу парикмахерскую товарищам. Правда, выход в город у нас затруднен, потому что объект серьезный, а генерал – старый убежденный импотент, который и притащил в тургородские леса боевую ракетную часть с единственной целью – самому слинять от молодой жены.
Минимально подстриженный Эндерс откланялся, пообещав вернуться непр -ременно. До!.. свидания. С ним тепло попрощались все работницы и клиентки салона.
Провожаемый жеманным взглядом рябой девицы, которой вдруг понадобилось протереть снаружи витрину парикмахерской, Сергей подошел к автобусной остановке, именуемой «Дом Советов». Изучая висевшее на столбе расписание автобусов, он закурил, чем побеспокоил дремлющую в ожидании транспорта компанию из обычных бабулек и нестарых старух.
– … запрещено в общественном месте!
– У-у, а еще военный!
– Мужчина! Здесь нельзя курить!
– Им запретили, а они туда же!..
– Штраф надо выписать и начальству написать.
– У меня внук такой же. Не дождусь, когда его посадят!?
Эндерс сделал чеканный шаг вперед, глубоко затянулся и выстрелил дымом в пеструю компанию.
– Молчать! – приказал он, и гомон сразу стих. – Это еще в чем дело? Что мне за разговорчики?! Дым вам помешал? Курево вам не нравится? Когда мы на подводной лодке, под полярными льдами несем боевую стражу по защите рубежей, где закурить нельзя, иначе – прощай, Австралия, мы думали, что уж на сухопутной вахте немного расслабится и покурить, а вы!! Что вам не нравится?! А вы забыли, что наши деды с самокруткой в зубах Берлин брали?! Это ничего не значит теперь?! Запрещено? Либерализм разводите? Ельцина захотели? Не выйдет!! В город введена военная часть, посему действует воинский устав! А кому не нравится,… Может ввести комендантский час? Чтобы мне без всяких!!
Эндерс четко развернулся и пошел по проспекту навстречу движению, смущенные старухи виновато поджали губы.
– И правильно, – сказала наконец одна. – И не надо. У меня внук тоже… в стройбате служил.
***
В это время в начале проспекта вовсю ворочался, пыхтел, рычал сельскохозяйственный базар. Рынок не вмещался в рамах легальной площади под куполообразной с круглым окном по центру крышей, больше подходившей астрономической обсерватории; торговля выкипала на тротуары в виде лавочек, лотков, расстеленных газет, где предлагалось множество товаров от пустых трехлитровых банок до автомобильных запчастей. И – разнообразие табличек: от «Пленка, краска, поликарбонат» до «рыба, сало, мясо, карбонад». Уличная торговля спиралью огибала крытый рынок, заполоняя даже ступеньки у входа под крышу, а там, внутри оплывали изобилием жирные прилавки, у которых толклись покупатели, продавцы виртуозно жонглировали весами и гирьками, по периметру базара возвышалось пять глыбообразных мужиков в красных футболках с окровавленными топорами.
Пашка Корабел стоял у прилавка с копченым салом, ноздри его вибрировали. Сделав знак хозяйке продукта «отрезать вот посюда», Паша вынул из нагрудного кармана плоскую трубку с мертвым экраном и громко в нее заговорил. Ясно, что слова предназначались продавщице.
– Але, Сиплый, я сала взял. Да, бухаем. Да мы ненадолго с тобой прощаемся. Военком сказал, служить я буду недалеко от города. В ракетной части…. Раньше не было, теперь есть. Войска стратегического назначения. Тут километров тридцать, в лесу. Так что можно смело в самоволку гонять, каво там тридцать километров.
Потом Паша с интересом рассматривал свиную тушу и при этом орал в телефон:
– Да! Теть Марин! Да! Слышно плохо. Нет! На флот не пошел. Предложили в ракетные! В ракетные войска! Я согласился, потому что рядом. Чтоб не ехать, говорю! Возле дома служить буду! Недалёко! Все пока! – убрал телефон, встретился взглядом с пожилым мясником. – Теть Марина эта – дура, конечно…
Мясник понимающе покивал.
Четыре метра вдоль вяленой рыбы Пашка преодолел за шесть минут, докладывая в телефон только что придуманному Петру Тереньевичу:
– …медкомиссию прошел. Тесты сдал. У меня по геометрии с географией всегда нормально было. Буду боеголовки на запад наводить… Понятно, что уже наведены. Ну и я там поднаведу, чтоб наверняка. У них вообще-то такое правило, чтобы местных в эту часть не призывать (проходящая женщина с курицей подмышкой остановилась и стала прислушиваться). Там очень важный военный объект. У нас в городе никто и не знает, что такое под боком. А мне же неохота ехать хрен знает куда. Батя поехал в эту дивизию и договорился, там служить буду. Как? Два ящика водки ихнему подполковнику (женщина с курицей вздула щеки, дескать, само собой, что надо подполковнику водки выкатить, так и решаются вопросы всегда). Все нормально, Петр Терентьич…
Сделав, таким образом, круг по рынку, Паша вышел на улицу, где, расставились чуть ли не на проезжей части усталые граждане с ведрами грибов.
– Хорошие грузди! – похвалил он товар у наименее мрачной тетки. – Почем? А где собирали? Это я к тому, что если возле ракетной части собирали, то не возьму. Мало ли, радиация. Да понятно, что и всегда! Так эти солдаты недавно там окопались. Ну как где? Вон там… Понятно, что никто не знает, это ж секретно. Я, если че, вернусь, куплю. Похожу еще, поприцениваюсь.
Тетка восприняла информацию и тут же начала ею делится с соратниками-грибниками. Она ссылалась на вон того парня в джинсовке, который ходит и приценивается, тем более солидный шмат копченого сала в руке парня свидетельствует о его исключительной добропорядочности.
***
В скромной пятиэтажке на Черемушках на третьем этаже располагалась просторная квартира, сдающаяся в аренду. Одно время тут жили начинающие проститутки, но, когда бизнес их достаточно окреп, они съехали в место получше. Теперь там оборудована временная штаб-квартира АУСа. В самой большой комнате жужжат три светящихся компьютера, за которыми следит Влад. Между делом, он пьет чай из полуведерной кружки и просматривает Инстаграм своей любимой девушки. Но основным его занятиям было написание комментариев к новостям, появляющимся на тургородских сайтах.
На официальном сайте администрации в новости о продолжающимся ремонте дорог Влад под ником «Озабоченный» написал, что хрень заключается в том, что по отремонтированной трассе за каким-то хреном хреначит военная техника, которая разбивает дорожное покрытие к хренам собачим. Тут же на сайте ответил сам себе под ником «Беспечный», что тоже видел за городом военный тягач, транспортирующий какую-то здоровую бандуру, не иначе усовершенствованную ракету Тополь-М, только этот тягач ехал по проселочной дороге и асфальта не касался. От имени «Аноним» Влад напечатал несколько строк о том, что даже если и разрушают ракетовозцами наши дороги, то значит так надо. Но мэрии города надо бы думать и подстраиваться со своим ремонтом ко времени перевозки военной техники.
На желтом сайте реклам и сплетен Влад отметился комментарием под информацией о скидках в салоне эстетической хирургии «Доктор Борменаталь». Влад написал, что Борменталь по книге – все же ассистент, то есть он на подхвате, а не самостоятельный врач. К тому же Преображенский с Борметалем занимались крайне сомнительными опытами, связанными с собачьими мозгами и обезьяньими яичниками. Неудачное название салона! И вообще Тургород – дыра, где не то, что утяжку лица делать опасно, но даже и зубы лечить негде. Интересно, а в ту больницу, которая открывается для обслуживания недавно передислоцированной военной части будут пускать гражданских?
Подумав, Влад заменил в тексте слова «передислоцированной военной части» на «приехавших ракетчиков». Потом в скобках написал: ракетчики – это не теннисисты.
Сделал еще штук шесть аналогичных вбросов, Влад заметил, что тема ракетной части под Тургородом начала разворачиваться в местном сегменте Сети, и обсуждение, хоть и без ажиотажа, но набирает обороты. Влад сходил на кухню и сделал себе огромный сэндвич, вобравший в себя образцы каждого продукта, которыми хозяйственный Корабел набил раритетный холодильник, урчащий в тональности тувинского горлового пения.
Лайкнув очередную страничку из ущербно-вещевой жизни девки своей, перекусив, Влад открыл на компьютере квартирный телефонный справочник Тургорода и, поставив перед собой винтовой зеленый телефон, начал обзвон.
Он представлялся сотрудником социологической службы и предлагал ответить на ряд вопросов. В пяти случаях из десяти он получал вежливый отказ, в одном из двадцати – невежливый. Чаще всего, услышав слово «социологический», абонент на том конце провода начинал задавать вопросы о надбавках к пенсии. Но большинство номеров не отвечало или уже не существовало, что наглядно свидетельствовало о закате эпохи стационарных телефонов. А ведь где-то на складах еще стоят коробки с проводными аппаратами, которые оказались невостребованными, и их великое множество. Можно их, конечно, реализовывать в офисы, но все же частные домовладения остаются серьезнейшим сегментом ранка, и он не охвачен. Тут нужна идея наподобие схемы с приставками для цифрового телевидения. Например, можно принять закон, что электроснабжение квартир, где нет проводной телефонной связи, будет предоставляться в размере не более ста киловатт в месяц. Тут волей-неволей россияне и вернуться к стационарным телефонам. По тысяче за установку, по тысяче за аппарат, по соточке ежемесячный платеж. Это ж какие бабки! Влад связался с Эндерсом и изложил эту грандиозную идею. А ты зверюга, Владик, засмеялся Эндерс, за полет мысли – хвалю, но про свое мероприятие не забывай.
Влад вернулся к обзвону.
Тем, кто согласился участвовать в опросе, он задавал следующие вопросы.
Поддерживаете ли вы политику Президента и Правительства?
Как вы оцениваете увеличение военной мощи Российской Федерации?
а) положительно
б) полностью поддерживаю
в) согласен
3. Считаете ли вы необходимым защиту от внешнего врага таких важных пунктов как Тургород и Йошкар-Ола?
Работа была скучной для Влада, и он параллельно принялся за написание законопроекта об ограничении подачи электроэнергии в многоквартирные дома, не оборудованные проводной связью. Периодически лайкал подругу.
***
А майор Эндерс в это время шел по улице со свернутой газетой в руке. Он остановился у здания красного кирпича и прочитал вывеску, которая гласила, что здесь находится торгово-оптовая компания, занимающаяся перевозками и страхованием. Содержание вывески вызвало на красивом лице Сергея легкое презрение. Постукивая газетой себя по бедру он решительно вошел в офис.
Внутри контора представляла собой открытое пространство размером с хоккейную коробку, с несколькими рядами рабочих мест, занятыми офисным планктоном.
– Я могу вам чем-то помочь? – улыбнулась Сергею ближайшая девушка в белой блузке.
Эндерс пристально посмотрел ей в глаза, выдержал неприличную паузу, направил указательный палец в юное декольте и веско сказал:
– Чуть попозже.
Эндерс шагал по помещению, глядя сквозь клерков, не реагируя на обращенную к нему офисную вежливость. Остановился у напряженно листающего бумаги очкарика. Сергей слегка постучал кулаком по компьютеру, очкарик испуганно поднял лицо. Эндерсу взирал поверх погона сверху вниз:
– Служил?
– Нет-нет, – замотал головой очкарик.
Эндерс недовольно кашлянул:
– Нда… – и пошел дальше.
Дойдя до самого дальнего угла, остановился и прогудел:
– Эт-то что за дрянь?!
– Принтер – отозвались ему.
– Вижу, что принтер… Убрать!!
Сергей тщательно обследовал огромное окно. Он смотрел в него на улицу и прямо, и под острым углом снизу, и по диагонали сбоку, и приставив к глазу газету как подзорную трубу. Все присутствующие наблюдали за ним с недоумением.
Открылись стеклянные двери, ведущие в глубину офиса, и в помещении появился краснолицый мужчина, который подошел к Эндерсу:
– Товарищ майор, чем обязаны? Я старший менеджер Алексей.
Эндерс, увидев старшего менеджера, страшно обрадовался:
– О, ты как раз и подойдешь, пойдем, – он подхватил Алексея под руку и повел к противоположной стене, на ходу объясняя:
– Ты такой же кумплекции как и товарищ генерал Пилипченко! А ну-к встань сюдой. А я отстрельну.
Эндерс слегка отошел и одним глазом «отстреливал» как выглядит ошеломленный менеджер на фоне стены.
– Нормально! – одобрил Сергей. – Ну-к руку подыми. Нормально. Здесь и повесим.
– Что повесим. Вы объясните наконец…
– Карту округа повесим, что ж еще, – Эндерс подошел к менеджеру и фамильярно похлопал его по мягкому животу. Менеджеру похоже понравилось. – Комендатура здесь будет, Алексей, комендатура. Или штаб.
Алексей, не зная как реагировать, мямлил:
– Но это же офис нашей компании…
– А это, сынок, – Эндерс поправил узел галстука на менеджере. – Не тебе решать.
За спиной Эндерса в некотором отдалении уже с минуту стоял пожилой дядька в форме охранника. Он, сложив руки на груди, покачивался с пятки на носок. Когда Эндерс, потрепав по щеке старшего менеджера, повернулся, охранник его окликнул:
– Слышь, майор. А ты шо без головного убора?
Эндерс вопрос проигнорировал, всем своим видом показывая, что какой-то охранник представляет для него гораздо меньше интереса, чем даже пресловутое пустое место. А охранник вразвалочку подошел к Сергею и с видом сыщика произнес:
– И значок этот не по уставу… брюки с кителем не родные… ты кто, хлопец?
Эндерс не спеша достал пачку жевательной резинки, закинул в рот две подушечки.
– Ракетные войска… откуда ты взялся? – рассуждал охранник. – и туфли штатские. А где ты обучался, если ракетные?
Эндерс пошел к выходу, поманив охранника за собой.
Охранник нехотя последовал за ним, бросив в адрес менеджера:
– Разберё -омся, Алексей Юрьевич.
Вышли в холл, встали друг против друга, они были чем-то неуловимо похожи – чернявые с азиатчинкой, стройные, в форме, уверенность и наглость.
– Благодарю за бдительность, – отчеканил Эндерс.
– И шо? – охранник не спешил принять благодарность.
Эндерс вынул удостоверение, раскрыл перед охранником.
– Капитан Борисов. Особый отдел.
– Ффыу-у, – скривился охранник, и удостоверение читать не стал.
– А с формой – накладка, потому что второпях.
– Да понятно… у вас всю дорогу второпях. Шо, правда, штаб будет? Плохое место.
– Я уже понял, что плохое, но поручено отработать…
– Отработать, рапорт написать, знаю я вашего брата.
Расстались вполне дружелюбно. На улице Эндерс скорее завернул за угол и принялся неистово ржать. Он смеялся, сгибаясь пополам, и редкие прохожие, увидев его, невольно улыбались.
***
Влад проводил уже сто пятый разговор в формате соцопроса, когда проскрипела вхожная дверь.
– И звонок не работает, – проворчал Эндерс, проходя мимо Влада в квартиру. – Как дела?
– Работаю.
– Корабел не объявлялся? – крикнул Эндерс из боковой комнаты
– Был. Сала принес, потом опять ушуршал.
– Сало – это тема! Давай пожрем.
Перекусывали в зале на полу, застелив ее газетой.
– Смотри, – Эндерс поднял кусок хлеба и показал на газетное объявление. – Квартиры сдают. Можно прозвонить, поснимать от имени военнослужащего с семьей.
– Можно и съездить.
– Не, в форме больше не светимся. Я сегодня нарвался,… – Сергей в комическом ключе рассказал о случае с охранником. Влад хохотал. – А если бы тот охранник еще бы и левую ксиву вычислил, то был бы шухер.
– Вряд ли, – не согласился Влад. – Пашка такие корочки делает, что только специалист спалит. Слушайте, Сергей Теодорыч, а может в школы закидуху сделать? Учителя друг с другом плотно общаются, это самое громкое сарафанное радио будет. Бумагу замутить от имени генерала, типа, готовы ли вы принять на учебу детей из воинской части.
– Бумагу не стоит, следов не оставляем. Прозвонить можно.
– У меня от телефона уже ухи плавятся.
– А кому? Мне что ли на трубе висеть? У меня сегодня к тому же встреча.
– Опять? Простовата она для вас, Сергей Теодорыч.
Эндерс достал из тарелки с салатом ложку, аккуратно облизал и попытался ударить ей Влада по лбу, но тот ловко откатился по полу за диван.
– Мамка не учила не подглядывать?
– Сергей Теодорыч! – Влад сел на корточки. – Вы сами сказали, что пойдете в цетровой ресторан. Мы решили подключиться к камерам, посмотреть. В интересах вашей безопасности.
– А потом?
– Что потом? Все, – Влад гусиным шагом подполз к импровизированному столу, взял дольку помидора. – Пробили вашу даму, – но это Корабел, не я! – что студентка, что из села приехала, в салоне связи работает. Роскошная женщина! А Паха говорит – простовата для босса. А мне что? Подумаешь, деревенская.
– Дурни! – вздохнул Сергей. – Я сам из деревни. Давай, убирай тут все.
***
Тем временем Паша Корабел стоял в том месте Тургорода, где собственно город резко переходит в частный сектор. По левую руку от него высился квартал многоэтажных домов, их стены были свежими и гладкими, стеклопакеты жалюзно жмурились, а во дворе были видны припаркованные автомобили. Слева на Пашку, распахнув деревянные ставни, глазела избушка с мшистой прической и печной прокопченной трубой на затылке. Между песчаных тропинок лежали такие же хатки со ставнями, крылечками, забором-штакетником, бельем во дворе среди грядок капусты. Прямо перед Корабелом были металлические гаражи разного цвета, разной высоты и было невозможно определить к какой части города они относятся. Здесь росла полынь, пробившая гравийную дорожку, один из гаражей имел на боковой стене навечно въевшуюся надпись «Цой жив». На земле под этой надписью, приподняв кусок шифера, Паша нашел пакетик с веществом растительного происхождения.
Некоторое время назад, возвращаясь на «базу», Корабел увидел нарисованный на асфальте замысловатый ребус. Такие ребусы он разгадывал на раз. Связался с барыгой, заказал, заплатил, узнал о закладке, которую и вынул сейчас.
Паша припрятал пакетик в носок, подбросил монетку в два евро, и, следуя жребию, пошел к деревянным домам. Напился воды у ближайшей колонки, послушал кудахтанье куриц, полюбовался сидящей у забора на лавке древней старухой, которая с усилием дышала, и это ей давалось тяжело, в ее дыхании как будто сквозил последний отголосок гибельных смерчей двадцатого века. А вообще, это место Тургорода могло быть точно таким же и в девятнадцатом веке. Хотя в девятнадцатом здесь жили богаче.
Пашка встал в тени растущего посреди дороги сорного клена, вынул смартфон и написал барыге, что принял, что надо еще, что надо на днях в восемь раз больше – пацаны в казарме тоже хочут. И было б норм, оставить в лесу, чтоб из казармы забрать без палева. Барыга написал, что по лесам ходить он не любитель, и не знает, где там казарма, а где? Пашка ответил, что дольше будет объяснять, в городе, так в городе. Ок.
***
Эндерс объяснял Владу суть фотографий, сделанных космическим аппаратом «Вояджер-один», когда в комнату ввалился веселый Корабел.
– Как ты вошел? – удивился Влад. – Оба комплекта у меня.
Пашка небрежно махнул рукой, как бы говоря, что такие двери ему не преграда.
– Что у нас еще на сегодня? – спросил он у Эндерса.
– У меня свидание. И если будет кто-то подсекать за столь интимными моментами, наживет в моем лице весьма опасного недоброжелателя. А у вас? Спроси у шефа, может он озадачит.
– Пфу- ф, у шефа, – Пашка упал на диван. – Я понимаю так, что вы у нас шеф, Теодорыч. А Олегыч – он так. Ни о чем. Сидит сейчас, наверное, фуфел свой толкает в Интернете про натовские сапоги и военную мощь. Бла-бла-бла, бла-бла-бла, че он нам? Ни идеи, ни стратегии… только темы притаскивает. Так вы уже и без него бы справились, Теодорыч. А я бы вам помогал.
– Ты давай не очень, – предупредил Эндерс. – У нас за такие слова двумя конями пополам разрывают.
– Это в Дюссельдорфе? – хихикнул Паша.
– Это в Карокаруме. Я же рассказывал, что у меня бабушка – Чагатаева. Знаешь, что это значит? Значит я в шестнадцатом боковом колене потомок чингизидов. Так что велю своему беклярбеку тебя наказать.
– А чего я сказал?!
– Не за сказал, а за то, что дунул.
– Павел правильно говорит, – негромко сказал Влад. – Не по форме, а по сути. Борис Олегович только заказы приносит и светится в ящике. Скоро этим чучелам из ящика придется исчезать, наговорили они выше крыши. Так или иначе, Борис Олегович уйдет в тень, мы уйдем на дно. А у меня ипотека.
– Ничего-о… не пропадем, – Паша забросил ноги на спинку дивана. – Можно рекламу делать, можно в шоу-бизнес… кара-кара-кара, карокорум -мб, – пропел он с блаженной улыбкой.
– Парни, давайте так договоримся – сказал Эндерс, немного поразмыслив. – Хоть это ничего и не значит, и никого ни к чему не обяжет, но давайте, чтобы в случае падения котировок нашей фирмы или в случае возникновения более выгодного варианта по жизни, человек встает, прощается, уходит. Без кидалова и двурушничества. А я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы в случае проблем ни тебя, ни тебя, ни Вероничку нашу не зацепило.
