Максим Касмалинский
Политолог из ток-шоу
– Из-за бабок, из-за бабок, – услышал знакомую фразу Сенатор. – У американцев все только из-за бабок. Но Россия не сдается! И Госдеп, и меньшинства, и либерал-фашисты могут отправляться куда подальше, им ничего не светит.
– Боже, вот кретин, – вполголоса произнес Скептик. Ведущий объявил перерыв.
После передачи Боб направился перекусить, ему предстояло еще участие в вечернем шоу.
В кафешке сидел за одним столиком с Полковником, тот вне эфира утратил пафосную экспрессивность, был отстранен и меланхоличен, пил еле заваренный чай.
– Иван Федорович, – сказал Боб. – А вы знаете, что в Древнем Риме однополые связи были в порядке вещей. При этом империю построили, не самую худшую. И в Древней Греции это было обыденно, про Александра Македонского уже и не говорю, тоже исключительные завоевания.
– Надсмехаетесь? – грустно проговорил Полковник. – Подприкалываете? Ну не люблю я их! Не лежит душа. И потом, я же не кричу на всю Ивановскую, что не люблю педиков. Спросили – отвечаю. Толерантность… А если твой сын завтра придет и объявит тебе, что голубой, – Боб нахмурился. – Мужика приведет, скажет – мой жених. Ты это нормально встретишь? Даже не внешне, а внутренним чувством, нормально? Притворяться мы все мастера, это да. Но я зачастую и честный бываю. Вам смешно, вы смеетесь, а я может и искренний сторонник имперскости. Так и говорю. Честно. Да, я хочу жить в мощной военной державе, и чтобы остальные страны нас боялись. И это нормальное желание. Я помню девяносто четвертый год, когда войска из Германии выводили. И я плакал. И не я один.
– Далеко вы перескочили, Иван Федорович от геев к войскам в Германии.
– Я имею в виду, что говорю то, что думаю, безо всякого там. Многие ратуют за сильную страну, так, на самом деле, им насрать. А мне нет, не насрать! И я только аплодирую, когда мы кого-то бомбим или наоборот сбиваем. Я – за. А почему считается, что это как-то неправильно? Великая держава обязана проводить военные операции. А народ обязан эти операции поддерживать. А как? Если завтра наши танки пойдут на Киев, Варшаву, Берлин, это прекрасно! Я военный человек был. И я патриот, наверное. И честно говорю, что хочу, чтобы была мощь. Хочу жить в империи. Сильной, могучей, покорившей и покоряющей народы и пространства. Это нормальное желание. Вы посмеиваетесь, пальцами крутите тут, у виска. Вы – современные. А такие как я – прошлый век. Да, прошлый, и позапрошлый, и позапозапрошлый, и всегда. Сила, устрашение, мощь – это абсолютные вечные величины. Держава, империя – вечная ценность. Наши люди это чувствуют на уровне инстинктов. Когда человек в сорокаградусный мороз выбегает в уличный сортир, присаживается над окаменевшим дерьмом, его согревает ощущение того, что он принадлежит великой державе.
– У вас, я думаю, сортир не уличный, – сказал Боб. – И горячая вода круглый год.
– Да! Сейчас – да. Но были и сортиры, и бараки, и в палатках месяцами жили. А как же! И с такусенькой маленькой печуркой на громадное помещение и сто человек. Было. Морозы и жара была, пустыня была. Уж чего-чего, а мытарств в моей солдатской жизни хватало. Мы понимали – страна послала. Страна послала, значит, твой долг все претерпеть. Отсюда моя политическая позиция. Столько сил вложили в страну, не может она быть слабой, не имеет права.
Полковник захлопал себя по карманам, в одном из них нашел сигареты, извинился и ушел, Боб достал айфон, прочитал сообщение от Сергей Эндерс: «Смотрю ваши дебаты. Навеяло: «бывает, что мужчина двоеженец. А в гей-среде – двоежопец».
Боб сдержанно хохотнул, набрал вызов сына.
– Привет, Артур.
– Привет, пап.
– Где ты?
– В средней общеобразовательной.
– Понятно, понятно… Слушай, а ты не гей?
– Нет. А надо? Я – пас.
– Понятно. Бабушке позвони, ей приятно будет.
– Звоню регулярно.
– Ну, пока.
Потом Боб пил кофе с одним из депутатов, тот жаловался:
– Не знаю, что делать. Уже все придумано и предложено. Голову сломал, если честно, и советники молчат, помощники не помогают. Иной раз думаю, зачем нужна эта бюрократическая прокладка? Секретари, помощники депутата, советники – толку нет от них, а расплодились как крысы…. Приходится все самому. На износ! Не знаю, что делать. Чувствую в себе потенциал, работать готов! Могу любое министерство взять, могу любую область. Кроме Свердловской – там меня знают. В корпорацию могу. Надо лишь, чтоб назначили, а чтоб назначили надо, чтоб заметили. И приходится то на телевидение, то еще куда. Мне бы предложение громкое озвучить, но…. Флягин, сука, предложил ввести для папы титул отец Отечества. Титул, конечно, никто не введет, но Флягина заметили. Козлина! Конечно, с любым титулом…. Надо только взяться, и навести здесь конституционный бардак, а потом в этой мути выловить подходящий вариант. Кто-то пошумит, но через какое-то время все наладится.
– Только такие варианты? – спросил Боб. – Других нет?
– В смысле?.. Выборы?! Ты про это? Ху-ху-ху! Выборы, смена режима… Режим что? Способ, методика. Я как канцелярская фигура тебе говорю, что режим испокон веков один: я начальник, ты – дурак, и кнутом по прянику. В последнее время помягче, кнут в большей степени психологический. Любое современное государство основано на манипуляции, такое время. Ты же лучше меня это знаешь, как пропагандист на аутсорсинге, – депутат ехидно причмокнул. – Демократии нет, и не бывает! Только на Западе замена первого лица не влияет на работу аппарата, а у нас чиновничество – в широком смысле, включая военных, ментов и так далее – это государство в государстве. Почти секта. Государственный аппарат живет своей жизнью, постоянно реформируясь, перекидывая полномочия туда-сюда, процентов семьдесят деятельности аппарата направлены внутрь этого госаппарата, всё там происходит по болезни Паркинсона. И главный в аппарате….
…………
– …Предложи звание генералиссимуса ему присвоить, – посоветовал Боб. – Есть в этом, что-то такое. Знакомое.
Разумеется, общение объекта с различными лицами было обширней и субстантивней. Звучали планы и любопытные факты. Кроме того, нам доступны все сведения, хранящиеся в гаджетах, принадлежащих многим влиятельным людям. И можно было все это обнародовать, но, во-первых, так не интересно, а во-вторых, нет задачи сбора компромата. Это просто дневник наблюдений.
К тому же, был один итальянский философ с медицинской фамилией, так он сказал, что задача хорошего текста не сообщить что-либо, а заставить что-либо обдумать.
Тем временем Боб переписывался с супругой. «Наш сын не нарк и не гей», – написал он.
Ок, ответила жена. Потом еще смайлик прислала.
…………………
…перед вечерним эфиром уважаемые политологи подбухнули. Ожидали в гримерке.
– Я, короче, про доктрину Монро скажу, – застолбил Кротиков. – Я скажу!
– Ты будешь у-о-очень умно выглядеть!
– Моя тема тогда четвертый флот США, – сказал Боб, просматривая информацию в сети. – Только мало тут. Воссоздан в восьмом году, два универсальных десантных корабля, эскадра эсминцев.
– А я тогда обосру четвертый флот, – заявил улыбчивый Кобылкин, специалист по международным конфликтам, пришедший во внешнюю политику из «Битвы экстрасенсов». – Скажу надо наши подлодки направить, и пиндосы смоются сразу. И мы великая держава с самыми крутыми солдатами.
– По вам и не скажешь, что в Йельском университете стажировались, – заметил Журналист, Кобылкин пожал плечами, продолжая пыхтеть нечто воинственное.
– Если ты опять будешь базарить, что «Джонсон думает» или «Байден хочет», я сразу в лоб в прямом эфире крикну: «Откуда ты знаешь, чего он думает?», – говорил Скептик переминающемуся с ноги на ногу Еноту. – Глупо же выглядит. И вообще много тебя. Или ты на место ведущего прицелился?
– Я еще два года назад зрителем сидел в предпоследнем ряду. Хлопал и смеялся по команде. А теперь – политолог из телека, и даже в магазине узнают, спрашивают, что с ценами будет. Так что, карьера…
На передачу явился бесноватый партийный лидер в окружении своей ублюдочной этерии охранников-однопартийцев. Выспренне державшийся режиссер ток-шоу с тонкими губами и обаятельным кадыком призывал артистов к активности и агрессивности.
Почему-то ярыми пропагандистами у нас считаются ведущие шоу, и никто не вспоминает о режиссерах и сценаристах. И не вспоминают настоящих политтехнологов, купленных за изрядные деньги, которые и предложили прокладывать политический курс в атмосфере алармизма и неестественной ненависти. А настоящие политологи-аналитики сидят в потайном месте, получают информацию из пятисот источников, изучают, обсуждают, выдвигают два десятка вариантов развития той или иной ситуации. Если попадают – звездочка на погоны. Конечно, такие кадры в телестудии никогда не появятся, да и не надо зрителю сложных мыслей, вот кричит Дровосек, мол, мы щас всех завоюем, – обывателю нравится. А другого обывателя корежит. Значит, шоу вызывает реакцию, не оставляет равнодушным, значит, хорошая работа. Все хотят зарабатывать.
– Брошу я это дело, – не в первый раз говорил Журналист. – Сяду, книгу напишу.
– Надо говорить «присяду», – сказал Сенатор.
– Ну, вам виднее.
– А известно ли вам, господа курфюрсты и маркграфы, что на окраинах королевства свирепствует отвратительный прожиточный минимум? – кривлялся Кротиков. – Чернь недовольна,
– И что теперь? – подыграли ему. – Какие шаги предпримет королевская гавань?
– Что делать?
– Запретить сметану!
– Блестящая идея!
– Извините, опоздала, – появилась в помещении Анна Петровна. – О чем разговор?
– Будут запрещать сметану.
– Я люблю сметану, – обиженно сказала Анна Петровна.
– Любите запрещенную сметану, – предложили ей. – Как сыры и все прочее.
– Так сметана – не сыр, – сказала Анна Петровна.
– В этом еще надо разобраться! – нахмурился Сенатор.
В это время всех позвали в студию, Анна Петровна осталась сидеть, ее еще надо припудрить. Забежал Желтков, волосы дыбом, очки запотели.
– А вы что, Анна Петровна?
– Я продолжаю любить сметану.
– Да? Достойно…
Потом все собрались в студии, встали в круг, и…. Началась такая пошлость! Такое смотреть вредно для печени.
Лучше несколько слов из Сети про одного из действующих лиц.
Интернет-ссылка: Либералу Желткову приснился сон про разделение властей и независимый суд. Словно сидит он зале суда, на стене надпись «Независимый суд», под надписью за массивным столом заседает Особое совещание. Тройка: Понтий Пилат, Великий инквизитор Торквемада и судья Дредд в исполнении Сильвестра Сталлоне.
Заводят российского министра экономики. Тот грустно кандалами позвякивает, типа раскаялся, а сам глазенками туда-сюда зыркает, вроде как на что-то надеется.
-Буэнос – диас, – ласково произносит Великий инквизитор и добавляет глумливо. – Хотя какой он для тебя буэнос!
Понтий Пилат покивал согласно, мол, ни фига не буэнос.
– Как же так? – сокрушается Торквемада. – А как же это: «Я мзду не беру, мне за державу обидно»? А как же экономика?
– А я что? Меня подставили. Я как все, – мямлит министр.
– До каквсех мы тоже доберемся. Ну что, обвинения ясны. Какой приговор будем выносить? Предлагаю в расход.
– Это да, – говорит прокуратор Иудеи. – В расход, конечно. Но я умываю руки. Прошу данный факт занести в протокол.
А судья Дредд в исполнении Сильвестра Сталлоне взял министра за шиворот и потащил на площадь приговор в исполнение приводить. В дверях обернулся, подмигнул Желткову и говорит: «Айлбибек»
«Это ж не твои слова, это Шварценнегера», – только и успел подумать Желтков, как вдруг оказался на месте подсудимого.
– Желтков! Вам приговор понятен? – спрашивает Великий инквизитор
– Какой приговор?! А в чём, собственно… Я требую адвоката!! – закричал Желтков.
– Никак невозможно, – сказал Торвемада. – Они отменены. Вполне может быть, что адвокат с судьей вместе в институте учился, а у нас суд независимый. Ты же сам этого хотел.
– Мечтал, – вставил Пилат.
– Вот и дохотелся.
– Домечтался.
– Независимый суд ему подавай. Сам жулик проб ставить некуда, а всё туда же. Еще из телевизора врёт.
– П…дит! – поддерживал Понтий Пилат
– В расход?
– Я даже рук умывать не буду…
Тяжело дыша Желтков проснулся, подскочил на кровати. Рядом раскидав по подушке шикарные волосы, мирно спала красавица- жена. «Приснится же!», – подумал Желтков, а так как было уже утро, он начал собираться на работу в американское посольство.
У дверей посольства Желтков поднес к сканеру руку, куда был вшит электронный чип, и прошел внутрь. Американцы уже давно вшивают всем электронные чипы. Это помогает транснациональным корпорациям установить контроль за человечеством. Ну, по официальной версии. На самом-то деле напроизводили всякой электронной фигни, которую девать некуда, и давай её вшивать себе кто куда. Баловство одно.
Новый представитель Госдепа США представился как Джексон. «Ага, щас! Так я и поверил, – подумал Желтков. – Джексон он. Сам, поди, Джонсон какой-нибудь. Или Смит, прости, Господи».
– Господин Желтков, вы понимаете, что наша задача состоит в борьбе за свободу слова в России, – с умным видом говорит американец. – Поэтому мы предлагаем вам включиться в борьбу за возвращение в русский язык буквы «ять».
– Простите, – не понял Желтков.
Американец нарисовал на бумаге твердый знак и пояснил: «Й-ать».
– Это я понимаю, но не понимаю…
– На выборы пойдете как избирательный блок с таким названием. Это будет выглядеть так, – американец показал Желткову надпись «БлЪ». – Блок «ять».
– Да кто же проголосует?
– Все, кто против цензуры. Миллионы человек пишут в сети, тысячи пишут в газетах и книгах. И это «блъ» им необходимо. И вообще название броское, многим родное. Наши специалисты посчитали, что партия с таким названием получает порядка пятнадцати процентов голосов.
– Круто, ять!
– Йес.
– Если бы еще выборы были честными…
Через месяц в России впервые прошли честные выборы. В соответствие с волей народа участники демократической оппозиции вяло плелись по дороге, некоторые сворачивали на урановые рудники, но в основном все шли в определенном четко обозначенном направлении. А что делать? Честное голосование.
Либерал Желтков проснулся.
3.
Боб нерешительно проснулся. Некоторое время лежал, потягивался. После ночного эфира он домой вернулся поздно и к тому же в плохом настроении.
Вчера во время перерыва на рекламу ведущий сделал ему замечание:
– Вы недостаточно ярко чморите Америку.
Боб оскорбился и, дождавшись пока ведущий отойдет, насмешливо проговорил ему в спину, ориентируясь на молоденькую гримершу с гибкой шеей:
– Что это за слово такое «чморите». Родственник твой? Сосед твой Рудольфо Чморите? Тоже мне властитель дум! Король телеэкрана! В Интернете таких королей как грязи. Да?
– Не знаю, – вежливо улыбнулась девушка, критично оглядывая напудренную рожицу Боба. – Интернет, это конечно… Но я слышала, что тему победы Интернета над телевидением, запустили сами телевизионщики. Чтобы не работать. Но в любой момент они могут включиться и делать качественное телевидение. Тогда и зритель вернется.
– Будем надеяться, что это произойдет не скоро, – вздохнул Боб.
В следующей части шоу он яростно чморил Америку:
– Сколько войн развязали американцы?! Сколько?! Большую часть всех конфликтов! Разумеется, и всем понятно, что следующая цель – Россия! Мы обязаны вооружаться!
– Однозначно! – рычал один из депутатов. – Нефть, газ, золото!..
– Ресурсы! Они целятся на наши ресурсы. Вы, – Боб театрально вскинул палец в направлении дежурного американца, стоящего в студии на самом позорном месте. – Вы готовите войну! Войска у наших границ!
– НАТО не против России, – сказал американец с акцентом, которого, кстати говоря, вне телесъемки у него нет.
– В Эстонии и Румынии! Возле Петербурга! Против кого? Против Ирана? Ха-ха-ха, – вращая глазами, театрально рассмеялся Дровосек.
– Мы перекинем к Эстонии наших доблестных бойцов, – заявил Сенатор. – Горы солдат будут.
– Объясните, зачем воевать? Незачем, – пытался оправдаться американец. – Война идет за какую-то выгоду. Где здесь выгода? Давайте представим, что Россия победила, какую выгоду она получает?
Все на некоторое время замешкались, потом нашелся ведущий:
– Многополярный мир. Суверенитет, – провозгласил он. – Чтобы нас слушали!
– То есть, вас не слушают? Что ж вы восемь лет всем голову морочите?
– И слушают!!! И еще услышат! Услышите нас, если не одумаетесь!! – прокричал ведущий, сделав знак Кротикову, чтобы тот брал слово.
Кротиков три минуты грозил Америке страшными карами и предрекал гибель проекту Эстонии, которая и не Эстония вовсе, а Эстляндия – историческая часть исторической России.
– Вот нам не нравится, что войска в Эстонии, – рассуждал Желтков, – но Эстония член НАТО. Вопрос стоит в том, почему Эстония и другие страны Восточной Европы вступили в этот альянс. Это было не одномоментное решение. Процесс вступления занимает несколько лет. К странам-кандидатам предъявляются определенные требования. Обязательно, чтобы граждане были согласны с вступлением в военный блок, потом парламент голосует. Я это говорю к тому, что у России были все возможности не допустить вступления той же Эстонии в альянс. Там есть русское население, там есть общественное мнение, борьба партий. Во внешней политике действуют и уговорами, и угрозами, где-то и подкупом. Вполне возможно было затратить какое-то количество сил и средств и не допустить расширения военного блока. И не дорого бы обошлось.
– Не больше тринадцатой зарплаты главы «Газпрома», – вставил Скептик.
– Да. А на деле получается, что Кремль совершенно спокойно смотрел на то, как страны восточной Европы вступают в альянс, а когда все вступили, тогда уже Кремль начал выражать свое недовольство, кричать об угрозе. А почему бы раньше….
– Раньше либералы все продали! – прозвучала от кого-то стандартная фраза.
– Вы еще Ельцина вспомните, – сказал Желтков. – НАТО расширялось в двухтысячные. Факт остается фактом. И замечу, я не поклонник СССР, но вовремя холодной войны Финляндия не вошла, хотя по всей логике и должна была. И это успех советской внешней политики. Франция вышла из альянса. Надо отдать должное, но у советской власти были ясные цели, они к ним шли. А Кремль провозглашает одно, а делает другое. И возникает к нашему министерству иностранных дел один милюковский вопрос….
– Франция не вышла из НАТО, – перебил ведущий, ему что-то подсказали в наушник. – Франция приостановила участие в военных структурах блока, оставаясь в политических структурах, а на сегодняшний день уже вернулась и в военную часть. А к слову сказать, вы ведь были депутатом Госдумы?
– Был два созыва, – кивнул Желтков.
– А во время срока своих полномочий вы задавали вопросы министрам?
– Конечно….
– То есть вы были депутатом, тихо себе отсидели десять лет за неплохую зарплату, между прочим. И вы никакими внешнеполитическими вопросами не занимались.
– Нет, я задавал…
– Как и внутриполитическими! Таковы наши либералы!! – ведущий словно воспарил в своем величии. – И они смеют еще что-то нам говорить! Да рылом не вышли! Рылом своим! Что?! А почему вы сейчас не депутат? Ах, да, вас не выбрали. Вы баллотировались и сколько набрали в своем округе? Два с половиной процента! Есть вопросы? Вопросов нет. Народ не обманешь.
Ведущий победно улыбался. В этот момент он был прекрасен, будто сошел с картины «Масоны изобретают мельдоний».
– Хилари Клинтон заявляла, что несправедливо, когда богатства Сибири принадлежат одной стране, – вспомнил Боб. – Что это, если не прямая угроза России?
– Да-да, заявляла, – подтвердил Дровосек.
– И что? – крикнул американец.
– Вон куда вы метите, на что рот свой поганый подняли! – Сенатор уже сипел, голосовые связки не выдерживают такого графика работы.
– Опасность для Сибири заключается совсем с другого фланга, – попытался сказать Желтков.
– С какого это, позвольте спросить?! – издевательски закричал бесподобный ведущий. – Эти дешевые намеки на дружественный Китай не пройдут. Россия знает своих врагов, милосердно их терпит. Пока. Единственное в чем можно быть стопроцентно уверенным – Россия никогда не отдаст Сибирь.
– Отдать, не отдаст, но продать… – проакцентил американец. Студия ухнула с присвистом и улюлюканьем. – Если Россия не в состоянии будет управлять своей территорией, не лучше ли продать?
– Ничего Россия не отдаст. Ресурсы Сибири принадлежат России.
– Самое херовое, что может случиться, – прошептал Скептик в сторону Боба. – Если кому-то в голову придет, что ресурсы Сибири могут принадлежать Сибири.
– Наши национальные интересы, наши национальные интересы, – камлал Кротиков, – Наши танки и наши ракеты! Раздавим всех!
Свет в студии несколько померк, прозвучала команда режиссера «Стоп».
– Сбиваемся с темы! – гулко прозвучало над студией. – Возвращаемся назад. Эстляндия была частью империи и является частью исторической России. С этого места поехали. Агрессивнее!
И так несколько раз. Поэтому эфир кончился поздно, Боб вернулся домой и сразу уснул. Он даже до сих пор не включил телефон, что для него нехарактерно.
Сейчас зевает, включает телефон. Читает сообщение Сергея Эндерса: «Скажи, что эти эстонцы совершенно безобразным образом ввели в Таллинне бесплатный проезд в общественном транспорте. Это просто плевок в лицо соседней нефтяной державы».
Когда умытый, выбритый Боб спустился на кухню, то застал за столом сына. Артур мрачно резал бутерброды, кивнул отцу, пододвинул ему тарелку.
Обменялись формальными фразами.
Сидели за столом, Боб смотрел на сына с нежным превосходством, а Артур кидал в рот сухой паек так, как это делают только в молодости, когда желудок не дает о себе знать, а слово «гастрит» ассоциируется со слесарным инструментом или страной где-то в Африке.
Взъерошенный Артур в разговор вступать не стремился, отделывался рублеными репликами, и производил впечатление взрослого занятого человека. А Боб пытался наладить контакт, но это получалось неважно.
Закончился импровизированный завтрак совсем скверно.
– Я сегодня на эфир не иду.., – начал Боб, и здесь должно было прозвучать какое-то предложение о совместном времяпровождении. Это было бы логично для нестарого отца и юного сына, отношения которых несколько прохладны в последнее время, потому что если эти отношения перерастут из иерархических в товарищеские, то выигрывают оба, в противном случае отдаление будет расти, пока не приведет к окончательному разрыву, о котором, скорее всего, через много лет пожалеют оба. Но об этом Артур еще не мог догадываться.
– Аллилуйя, – воскликнул он. – На одного пропагандиста будет меньше.
– Так ты относишься к моей работе? Ну-ну. Вырастешь – поймешь, – сказал Боб.
Он не знает о том, что ни в коем случае нельзя говорить сыну-подростку «вырастешь – поймешь», ведь сын уже всё понимает, как ему кажется, он имеет свое мнение по поводу занятий родителей, и он презирает эти занятия – пустые и мелочные.
– Я знаю, что для молодежи модно быть в некой оппозиции. Радикализм, максимализм. Жизнь сложнее.
– Ага! Призываете бомбить ракетами. Вечно возбуждаете, блин, агрессию. У кого еще радикализм? – Артур резко поднялся, провел рукой по зубчатым волосам. – К чему вы толкаете? И чем все кончится? Цитирую. Отрывок из. «Гай глядел ему через руку. В этом альбоме не было никаких ужасов, просто пейзажи разных мест, удивительной красоты и четкости цветные фотографии – синие бухты, окаймленные пышной зеленью, ослепительной белизны города над морем, водопад в горном ущелье, какая-то великолепная автострада и поток разноцветных автомобилей на ней, и какие-то древние замки, и снежные вершины над облаками, и кто-то весело мчится по снежному склону горы на лыжах, и смеющиеся девушки играют в морском прибое. Где это все теперь, говорил Максим. Куда вы все это девали, проклятые дети проклятых отцов? Разгромили, изгадили, разменяли на железо». И так далее.
Артур ушел, а Боб, конечно же, незамедлительно связался с супругой, чтобы пожаловаться.
– Совершенное отрицание. Мне иногда кажется – он меня ненавидит.
– Я с ним поговорю, – щебетала Лора. – Объясню. Работа, деньги. Он поймет, он умный, начитанный мальчик.
– Чересчур умный и начитанный. Я его даже боюсь…
Боб работал в Сети, а именно – клеймил «серебряковщину». В будущем какой-нибудь рафинированный филолог по фамилии, например, Вдаль, Юрий Вдаль составит новый толковый словарь, где будет дефиниция дана: «Серебряковщина – критика страны происхождения лицом, пребывающем в стране проживания. Послужила основанием для принятия скандального закона «О принудительном лишении гражданства лиц в связи с утратой доверия и конфискации их движимого и недвижимого имущества во внесудебном порядке».
А у Боба неплохо получалось, текст дышал остервенением. Например, такой перл: «… поливающий грязью свою родину, будь то страна, область, город, может ли вообще считаться человеком?!».
Звучит несколько настораживающе, учитывая, что в России кроме Москвы остальное – глухая провинция плюс пара кварталов Петербурга. И большинство жителей глухой провинции свои маленькие грязные города любовно называют жопой мира. Не будет ли здесь поливания грязью?
Когда мы благочестивые хакеры на примере Боба разоблачим этих мнимых аналитиков, экспертов-пустышек, они тоже, скорее всего, свалят из страны и будут в беспомощности швыряться грязью. А мы можем многое рассказать и главное – показать. Вот опубликую скоро этот дневник наблюдений, поржем.
Политологи! Профессионалы! Боб является заместителем директора Академии универсальной социологии и даже деканом, в телеке в титрах так и указывают, и визитные карточки соответственные имеет. Знатная академия!..
…………………………….
В узком переулке с одностороннем движением стоит двухэтажное здание старой застройки, над простой металлической дверью табличка «Академия универсальной социологии «АУС».
В два клика пробиваем адрес. А в адресе зарегистрировано общество с ограниченной ответственностью «АУС» с уставным капиталом в десять тысяч и кодами ОКВЭД весьма далекими от сферы образования. Такая эрзатц-академия.
Боб тянет дверь на тугой пружине, проскальзывает внутрь. Пузатый охранник почтительно здоровается. В холле табличка с указателями: конференц-зал налево, администрация направо. Боб направляется направо, оказывается в просторной комнате. Здесь сидят сотрудники фирмы АУС, а в миру – работники академии.
Прямо за столом – Вероника. Симпатичная худышка с костлявыми глазами, влюбленная в медийность Боба. Следом сидит Паша Корабельников, морщинистый, лопоухий, лет двадцати с небольшим, он был инъекционным наркоманом, теперь не колется, марихуану берет у киргизов – эстет. Напротив – белобрысый Влад, пытка ипотекой оставила на его лице вечное выражение настороженной боязливости. А над Владом возвышается безупречный Эндерс, который поучает:
– Ты кофе пьешь не так! Ты пей как лучший кофе в мире, как ты о нем мечтал всю жизнь. Таким нехитрым упражнением просто воздействуешь на организм и он, сука, станет непроизвольно вырабатывать в надпочечниках дофамины. Это! научно доказано, книжки почитай. Дофамины – это такие гормоны… О, – увидел Боба. – Барин приехали – с. Сейчас будут раздавать…по заслугам.
– Вы, Сергей, меня сообщениями закидали с мудрыми советами. Думаю, пора вам осваивать самому телевидение. Пойдете на днях, выступите.
– То есть именно моей! жидовской морды там не хватает?
– Не льстите себе, герр Эндерс, насчет морды, – Боб подошел к Веронике, та слегка порозовела, попыталась выпятить плоскую грудь. – Добрый день, Вероника Сергеевна. Как там у нас? Учебный год будет?
– Пока сорок человек всего. Но до октября время есть, – она при разговоре склоняет голову слегка в бок как воробушек. – Там еще многие звонили, но им дорого.
– Крохоборы, – от кулера с водой проворчал Эндерс.
– Еще я подготовила двадцать писем пригласительных, у Натальи Владимировны на подписи. Еще мы подняли списки региональных выборов, и проигравшим кандидатам будем направлять именные приглашения на обучение.
– Это долго, – скривился Боб.
– Зато на лекции вас многие хотят. Список у Натальи Владимировны. Но там придется поездить.
– Поездим. За их деньги можем поездить, – Боб подошел к Паше. У того над столом висят красочные благодарственные письма самим Пашей сочиненные и якобы направленные в «АУС» от разных крутых ребят. В четырнадцатом году Пашу задержали бдительные почтальоны при попытке направить кое-куда телеграмму содержания: «таймыр наш тчк ненцы». Случайно Боб оказался рядом, ему приглянулся парнишка. Боб решил, что если человек интересуется политикой, то надо дать ему возможность ее нюхнуть. А к увлечению гонять по вене Боб был толерантен.
– Что там на просторах интернета? – спросил Боб. – Новые вбросы?
– Двигаю, значит, следующее, – Паша облизнул губы и с выражением зачитал. – Известен такой исторический факт. В пятьсот тридцатом году до нашей эры войско персидского царя по имени Кир Великий совершило завоевательный поход на север. Известно, что персы были разбиты отрядом массагетов. Но официальная история всегда замалчивала кто такие массагеты, называя из отдельным кочевым народом. Так вот. Массагеты, иначе называемые московиты – это ни что иное, как отряды пограничной стражи Великой империи Арийской Руси. Обязанностью московитов-массагетов было первыми встречать врага Руской арийской вечной империи. Тысячу лет именно такой принцип охраны границы просуществовал, пока по приказу великого князя Великой Арийской Руси Юрия Великого приграничные разъезды были заменены стационарными блок-постами и земляными валами. А отрядам московитов-массагетов в благодарность за тысячелетнюю службу были дарованы земли в самом центре империи, сегодня здесь располагается Москва, – Паша прокашлялся, прочищая горло. – Там все такое бла-бла-бла. Еще московиты-массагеты разбили всеевропейское войско Александра Македонского, это был первый поход коллективного запада против Арийской Руси, и там еще все такое.
– Бредятина! – восхитился Боб. – Над стилем поработайте и публикуйте. А что с русофобией? – обратился к Владу.
– Руссишен швайн, – весело объявил Влад. – Это придумали не немцы. Грязнухами, лапотниками и свиньями называли сибирские старожилы столыпинских переселенцев из областей центральной России.
– Не чересчур? – нахмурился Боб. – Как-то, даже обидно.
– Это Сергей Теодорович предложил. И газета есть. Томский губернский вестник столетней давности.
– Откуда Сергей Теодорович знает?
– Я его выписывал, – сообщил Эндерс, ловко бросая в мусорное ведро смятый пластиковый стаканчик.
Влад откинулся на спинку кресла, всем своим видом показывая, что предоставляет начальству время разобраться между собой, а он что? Он что скажут, то и сделает. Год назад он набросал неряшливый текст, где нецензурными словами и выражениями описал существующую международную обстановку и дал блестящий прогноз о дальнейшем развитии событий, притом закончил статью крылатым выражением: скучно жить на белом свете, господа. В городе, где прозябал тогда Влад, у Боба были свои интересы, следовательно, свои люди, они заметили этот блог, который мало кто замечал, и сбросили текст Бобу. Боб оценил, так Влад оказался в АУСе.
