Максим Касмалинский
Политолог из ток-шоу
1.
Наблюдаем: Боб. Сорок один год парнишке, он лысеющий и сугубо сутулый. Боб стоит у окна и смотрит на улицу в щель между шторами. На нем пестрый халат, слегка порванный по шву на плече и кигуруми-тапки с рогами. В его комнате въевшийся беспорядок с типичными подростковыми чертами: носки вразброс по полу, футболки наброшены на открытую створку шкафа, на столе набух творческий ворох бумаг и фантиков. Постель не убрана, а сам уже в интернете.
Боб выходит из комнаты, спускается по крутой деревянной лестнице на первый этаж, через гулкую гостиную попадает в кухню. Там под нос себе бурчит: или скверно поет, или рэп. Наливает кофе в кружку с трогательным рисунком козленка, направляется обратно в свою комнату.
Ставит кружку на стол, упирает руки в бока и вращает головой. Потом, затянув потуже пояс на халате, делает пару наклонов. Сделал ритуал гимнастики – успокоился. Сейчас будет жене звонить.
– Привет, Лора. Как спалось? Что нового?
– Доброе утро, дорогой. Все нормально, ничего нового. Работа.
– Видела вчера эфир?
– Ой, да! Ты там самый лучший был. Хотя этот волосатик на енота похожий тоже ниче. Но ты тоже ниче. Даже лучше.
– Я кофеек пью, решил позвонить.
– Ну правильно, я и так и знала. Думаю, сейчас позвонит.
– Я и позвонил. Какие планы?
– Какие там планы! День сурка. Работа, бизнес.
– Понятно…. Ну че? Давай?
– Давай. Удачного дня.
– И тебе.
Высокие отношения – киноцитата.
Боб у ноутбука, смотрит в монитор, шевелит мышкой, листает новости, ни на какой теме надолго не задерживаясь, кроме прогноза погоды. Хотя именно здесь-то и изучать нечего – весь сентябрь тепло и сухо. А между тем, вчера футбол убойный был, но объект наблюдения к спорту равнодушен.
Вызов по скайпу. На экране мужчина в костюме, в очках, рожа похожа на «Судзуки Эскудо». В какие-нибудь более-менее средние века сказали бы: «Его высокий лоб свидетельствовал о недюжинном уме, твердость характера отразилась в тяжелой челюсти, будто вытесанной из дуба, широко расставленные глаза проникали в самую глубину души собеседника, повергая его в необъяснимый священный трепет, подобный тому как…». А нам зачем так умничать? Двадцать первый век, проще надо быть.
– Здравствуйте, шеф, – Боб говорит будто шутя, но ощущаются нотки подобострастия.
– Приветствую, – шеф вещает небрежно-повелительно – Нужно высказывание. На тему: акции компании «Би эС Ка» в ближайшем будущем упадут. Ты слышал за такую контору? А?
– Э-э, смутно.
– Не важно. Короче, акции упадут.
– Когда?
– От тебя зависит. От вас всех. А ты предскажи – со дня на день. И туману побольше.
– Но я несколько иной специализации.
– И опять-таки не важно. Ты сделай не как экономический прогноз, а как-бы к политике привяжи. Можно даже не акцентировано про «Би эС К», а впроброс.
– Сделаю, – покорно произносит Боб.
И ведь сделает! Притом, про компанию эту, про акции до сегодняшнего утра и не слышал. Вот такой объект Боб…. Кстати!
Поздновато, но лучше поздно, чем нигде:
Э п и г р а ф.
Спецслужбы всего мира тратят на слежку за своими
и чужими гражданами примерно в $150 млрд в год.
Но есть и обратная сторона медали. Дело в том, что
последние 30 лет интернет-сервисы и приложения
взламывались хакерами огромное количество раз.
Используя многочисленные камеры наблюдения,
бытовую технику, не говоря уже о смартфонах и
компьютерах слежку за нами способны осуществлять
не только спецслужбы (что объяснимо),
а любая группа грамотных в IT-сфере людей,
преследуя, например, хулиганские цели.
Е. Черемнев
Президент и основатель Рolink.Tech
От так! Грамотные в этой сфере люди, смотрим мы на вас с каждого экранчика, слушаем из каждого чайника, и нет у вас секретов. Технические подробности сложны, излишни, малоинтересны, но мир стал прозрачен, антиутопия сбылась. Люди же, опасаясь выйти за рамки иллюзорных традиционных представлений, не принимают, не понимают и не хотят признать, что реальность необратимо изменилась, и наш век – это век слежки всех за всеми, время непрерывного надувательства всех всеми. Разве что продвинутые в техническом плане оказываются в более привилегированном положении. Сегодня начитанные люди много говорят о нарушении монополии государства на насилие, но это тема – день вчерашний. А монополия на прослушку? На слежку? Вот где актуальная проблема.
К слову, Боб и заинтересовал нашу веселую хакерскую компанию, когда в одной телевизионной передаче говорил о тоталитаризме Метавселенной, стирании границ между публичным и приватным, цифровой опасности.
Что с ним делать пока непонятно, понаблюдаем.
А он принижен и спешит отыграться – самому выступить в роли начальника. Звонит по скайпу Эндерс С. Т.
– Здравствуйте, шеф, – теперь эти слова адресованы Бобу. На экране аристократическое, слегка восточное лицо с ямочкой на подбородке и резкими бровями.
– Привет, привет! Как дела? – Боб сложил руки замком, крутит большими пальцами друг о друга, этот жест в его личной моторике выражает глубокомыслие.
– Штатно. Тема закрыта, заказчик доволен. Раненых нет.
– Когда возвращаешься, Сергей?
– Незамедлительно вернусь, если ты меня поманишь шелестом купюр.
– Может быть.
– На «может быть» – вернусь на днях. Все, извини, некогда, – отключился, слегка оскорбительно отключился.
Боб открыл «вордовский» документ, поводил курсором по чистому листу. Потом походил по комнате; глядя в зеркало, проговорил пару риторических вопросов в манере стендап-комика. Затем с самым решительным видом сел за компьютер. Потер руки, значит, настроился работать.
Прежде всего, прочитал сегодняшний текст аналитика такого-то. Там отсылка к инсайдерской информации из компании «Би эС. Ка» о серьезных финансовых трудностях. Далее известный эксперт проанализировал состояние рынка ценных бумаг и однозначно предсказал падение «Би эС. Ка» уже в этом месяце.
Шеф серьезно взялся, да серьезно, пропел Боб.
Он кое-что скопировал из найденных двух мнений, затем открыл свой личный документ с немудреным названием «Цитаты». Переставлял куски текста, до тех пор, пока не понравилось. Потом Боб впал в недолгое оцепенение, несколько минут смотрел в стену, а когда включился, моментально набрал несколько абзацев о том, что в правительстве страны обсуждается необходимость применения мер социальной поддержки семидесяти тысячам бывшим работникам «Би эС Ка», которые окажутся в сложной жизненной ситуацией в связи с банкротством компании. Боб даже позабавился, вставив «достоверные» сведения, что один особо ненавидимый Бобом депутат (был у них конфликт в телеэфире) категорически возражает против оказания какой-либо помощи согражданам.
Перечитал. Разместил.
Переодевшись в мягкий спортивный костюм, взяв в руки палки для ходьбы, Боб вышел из особняка, решительный как чемпион по биатлону. Некоторое время озирался, потом обогнул дом и зашагал выпавшим уже из моды скандинавским стилем.
Размахивая палками, Боб марширует тропинкой, вьющейся в пыли, потом аллейкой осыпающейся ежегодной грустью, мимо территории прилегающей к психоневрологическому заведению, проще говоря дурдому, где содержатся граждане разной степени идиотии, которые, видимо, так ужаснулись внешнего мира, что отгородились от него высоким забором из двухметровых прутьев заостренных сверху, как казацкие пики. В прошлом дурятник наряду с текстильной фабрикой был градообразующим предприятием поселка, пока зажиточный народ не прочухал, что здесь удачное дачное место. С тех пор градостроительный план поселка пополняется особняками, коттеджами, виллами, занимающими пространство не занятое слившимися с природой деревянными бараками и словно вывороченными из земли хрущевками. Но дурдом, то есть интернат функционирует, контингент здесь спокойный, как говорится, настоящих буйных мало.
Боб, как краб, переступая, цокает вдоль забора, дальше надо будет повернуть влево и идти вдоль печальной бетонной стены непонятного назначения сначала с одной стороны, потом точно так же вдоль другой.
В скверике интерната из-за плоско остриженных кустов тяжкими верижными движениями выбирается человек. Мужчина без возраста, судя по всему пациент. Примечательно, что выцветшая больничная одежда – нечто среднее между робой зэка и самурайским кимоно – сидит на нем несколько элегантно; глаза – осколки темного бутылочного стекла, и совсем не как у психов. Еще волосы черные, какие древние писатели называли «иссиня». Вообще серьезный дядечка, в руке – камень. Что дальше?..
………….
…………….
….Боб пошел в сторону дома обычной походкой, не скандинавской, палки, при этом, положив на плечо
Интернет-ссылка: В 1997 году фирма Exel Oyj изготовила и выпустила на рынок первые палки для ходьбы[8]. Термин «Nordic Walking» создан и стал известен благодаря маркетингу Exel Oyj в 1999 году. В конце 1997 года газета организовала первые курсы ходьбы с палками в разных частях Финляндии. В проект вложено 50 000 марок, все места заняты. К концу 1998 обучено около 2000 преподавателей-наставников, начинается бум, перехлестнувшийся в другие страны.
На чем только не делают деньги!
Тем не менее, ежедневный круг он заложил, подошел к своему безликому дому с противоположной стороны. Открыл входную дверь, палки бросил в угол. В гостиной остановился у этажерки с безвкусными безделушками. Пристально посмотрел в глаза фарфоровой лягушке. Взял статуэтку, повертел, будто первый раз ее видит, забрал с собой.
Как много бессмысленных действий совершают люди! Суета сует с низким КПД. Если смотреть со стороны, – а мы вольные хакеры этим занимаемся часто, – то большая часть жизни любого человека представляется стремлением как можно быстрее растратить запас отведенных природой сил. Учили нас не суетиться такие разумы, как Лао-Цзы, Христос и Эпикур, а все без толку.
Боб принес лягушку в свою комнату, поселил ее среди бумаг на столе.
Звонок от жены. Лепечет:
– Нет, ты честное слово вчера был лучший. Но тут некоторые не очень комментарии про рубашку. Случайно прочитала.
– А что с рубашкой?
– С рубашкой нормально. Комментарии про рубашку плохие. То есть, ты эту гадкую рубашку даже не надевай больше. У тебя синяя – отличная сорочка.
– А если и синюю криво оценят?
– Будем искать, подбирать что-то…
– Лор, я – известный аналитик! Ведущий в своей области эксперт. Важно то, что я говорю, как говорю, победа в полемике. А рубашка – пустяки.
– Ты всё-таки попробуй синюю.
– Хорошо.
– Ну, пока.
– Пока.
Слушаем, веселимся.
Боб все-таки надел синюю рубашку. И брюки даже с пиджаком. Со скучным портфелем спустился в гараж, сел в автомобиль.
В город поехал. Около сотки километров. Дорога местами живописная, можно бы ее живенько описать. Но мы люди современные, фанатами словесности вовсе не являемся. Людям мегаполисов лишние метафоры – только трата времени, так что дорога она и есть дорога, чего тут.
По приезду следующие несколько часов Боб проведет в телестудии с телезвездами в телеэфире и пусть за ним наблюдают, соответственно, телезрители, кои до сих пор, к нашему искреннему недоумению, представляют собой самую многочисленную разновидность Хомо Сапиенсов.
Перерыв в наблюдении.
Интернет-ссылка: «Зачем же напоказ выставлять бедность нашей жизни и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства? Что ж делать, если такого свойства сочинитель, и так уже заболел он собственным несовершенством, чтобы изображать ему бедность нашей жизни, выкапывая людей из глуши, из самых отдаленных закоулков государства!».
Н.В. Гоголь,
сто девяносто лет назад.
А могла бы здесь быть реклама шампуня. Но это так, к слову.
Прошло время, и можно взглянуть на нашего героя.
Отрывок телеэфира: Боб. Холеный и уверенный, в студии ток-шоу свой абсолютно, закинул ногу на ногу, поучительным тоном изрекает:
– Определенно ясно, что школьное воспитание детей и подростков, безусловно, важно, но и родителям нельзя отклоняться от этой своей обязанности…
Его перебивает другой гость программы, молодой мужчина в очках:
– К-к-акое школьное воспитание? Характер ребенка формируется к пяти-шести годам, никто уже не переделает его! Тогда!! Школьное воспитание предполагает привитие детям определенной модели поведения, позволяющей комфортно существовать в обществе…
Взревела бабенка в первом ряду:
– Только интернат или пансион! Только!! Или военное училище!
Очкарик:
– … значит, по-вашему, школа должна заниматься подготовкой конформистов? За-ачем!? Пусть школа дает образование, базовые знания, а функцию воспитания уж давайте исключим!
Боб:
– Например, я воспитываю сына…
Закудахтал косоглазый с толстой шеей:
– А вашему сыну – пятнадцать лет! Кого вы воспитываете? Мужика?! Не поздно?
Бабенка в первом ряду:
– И правильно! Я своего сына контролировала до двадцати трех! Пока жене не передала с рук на руки…
Очень спокойный ведущий:
– А вы знаете, что у деспотичных матерей часто сыновья становятся серийными убийцами и сексуальными маньяками? Это любой учебник криминологии…. В лучшем случае наркоман или алкоголик, склонный к суициду.
Боб:
– Можно я закончу? Мы с сыном находимся в доверительных отношениях, но сохраняем, конечно, определенную дистанцию…
Злой в галстуке:
– Значит наркоман! Или торгуе! Или чем-то еще запрещенным торгует!
Боб: (набивает в поисковике смартфона «оскорбили сына что делать»)
– Знаешь, что я тебе?..
Аплодисменты.
Бывший, очень секретный офицер:
– Можно я, да? Вы все это сюсюкание оставьте гуманистам, да? Гуманистам- гармонистам (смех). Стране нужны солдаты, поэтому дисциплина, да? (аплодисменты). Поэтому, контроль и диктат! И патриотическое воспитание. Везде патриотическое воспитание! В детском саду, в школе, в институте, э-э.. (голос из зала: на работе). Э-э… А вы зря смеетесь! Зря смеетесь, да? Между прочим, недавно мы в одном офисе крупной компании проводили патриотическую акцию, да? Мы показывали, между прочим, фильм об испытаниях нашего нового танка. И что? А то! Уровень патриотизма вырос на двадцать два пункта!
Слово взял почетный гость – старенький актер до сих пор очень популярный и любимый:
– Позвольте? (зал умолк, актер говорит тихо, проникновенно) Я много исполнял ролей солдат, генералов. Офицеров-разведчиков… И да, я верю в великую силу искусства, но в случае любви к родине…. Ни искусство, ни школа не дадут любви к родине, которую модно называть патриотизмом. Или это разные явления, разные эмоции? Я думал одно и то же (зал загудел, что, мол, одно и то же). Воспитать, значит внушить. А как внушить?.. Это, понимаете, когда тебе года четыре, и ты летом у бабушки в деревне гостил. Пошел купаться в трусиках и в крапиву залез, ожалился… и стоишь на обрывчике и смотришь вниз, а там, в речушке! Налим… И ты: ух! Или зимой… играл на стройке с друзьями. И ты прыгнул в снег с третьего этажа, а лучший друг – нет. И вот ты в сугробе по самую грудёнку и смотришь вверх, а там звездное небо…. И вдруг понимаешь: небо это – твое. И звезды – твои. А весной ты играл на детской площадке во дворе, и мячик упрыгал в кусты. Ты пошел в эти кусты, мячик поднял, и… Всё! А это сирень и запах, это твой запах, твоего двора. Такие вещи… их много… у каждого свои. Но это, то зернышко в безгрешной еще душе, из которого и вырастает любовь к родине. А если такое зернышко не попало, то ни родители, ни школа, ни танки не привьют патриотизм. Не воспитают.
Ведущий:
– Я с вами в чем-то соглашусь. Но с маленьким уточнением: патриотизм с танками гораздо убедительнее, чем без них. Так. Наше время истекло. Подытожим. Воспитание детей – очень тонкое дело. Как внедрить патриотизм накрепко и навсегда? Самое лучшее, на мой взгляд, личный пример. Покажите своим детям пример истинного, жертвенного патриотизма. А школа уже отшлифует. Но в этой передаче мы ставим не точку, а запятую и обязательно к этой теме вернемся в одной из следующих передач. До встречи через неделю.
Люди встают, расходятся. Боб стоит, пытаясь незаметным жестом отлепить брюки от вспотевшей задницы. К нему подошла молоденькая сотрудница студии
– Подпишите акт… И здесь. Извините, я хотела спросить. Сейчас речь шла о воспитании детей, – а у меня ребенок маленький – и всё время героизм и жертвенность. А как из него обычного человека-то сделать? Ну не один же патриотизм. Просто вы говорили, что сына воспитываете, ….
– Я-то? – Боб внимательно смотрит на девушку. – Да, я говорил…
Он невежливо разворачивается и стремительно идет к выходу. Стремглав.
Боб едет за рулем, сам себе бормочет: «Контроль и диктат, диктат и контроль…». Пробки, солнце печет, по радио – хрень. Переключает волну, слышит себя – вчерашнюю запись, где Боб рассуждает об увеличении лимита легионеров в российской премьер-лиге и стратегии современного футбола, где он ловко выдавал от своего имени суждения Пепа Гвардиолы. Послушал. Видимо остался довольным.
Кое-как по пробкам доехал; высунув язык, медленно ставил машину в гараж. Водит наш объект неважно.
Зашел в дом, поднялся по лестнице, и стоит у двери в комнату сына. Нерешительно тянется к ручке. Стучит ладонью себе по ляжке, тихо выдыхает: «Да нет». Разворачивается, уходит, громко произносит: «Не может быть…».
Или может? Возвращается, заходит в комнату.
Комната сына: Шкаф, кровать, стол. На стене постер неизвестного рок-музыканта, на другой стене – известного, все с автографами. Еще на стене… Хотя один матерый драматург сказал, что если в пьесе на стене не висит ружье, то стену эту в тексте и описывать не надо, ее как бы и нет.
Боб обходит комнату по часовой стрелке, зачем-то кулаком простукивает стену ритмом из «Deep Purple». Шепчет: «Более точно скажу после вскрытия». Открывает шкаф, быстро ощупывает висящую одежду. Морщится недовольно. Закрывает шкаф, подходит к столу. Уголки рта падают вниз, он видит книгу. Новый Завет. Берет, листает.
Бумажная книга у подростка – явление не частое в наши дни, а оттого подозрительное.
Через некоторое время Боб сидит у себя перед монитором. Он одет в рубашку с галстуком и тесные трусы. В руке под столом шоколадная конфета. Босые ноги шлепают по полу. На экране – очередная студия, Боб дает экспертное заключение.
– Очевидно ясно, что ужесточение налогового режима приведет к увеличению бюджетных поступлений. А это в свою очередь будет способствовать выполнению государством своих социальных обязательств. Это – пенсии, зарплаты…. Дороги! А в части прогрессивного налогообложения….
– Извините! Я вас перебью, простите – перебивает его приторно интеллигентный ведущий. – Мы в данном эфире говорим не о самих платежах, не о принципах налоговой системы (сварливый голос из студии: «Азбучные истины нам тут рассказывает!»). Мы говорим о реакции общественности на этот законопроект. Вопрос, может ли гражданское общество каким-либо образом повлиять на принятие властных решений.
– Знаете, – тянет Боб. – По моему убеждению, гражданское общество это прежде всего ответственность. Демократия – скажу азбучную истину – не только права, но и обязанности. И всё это у нас есть! А происходящий в социальных сетях этот шум создается в большей степени некоторыми не вполне сознательными лицами, пытающимися создать себе на теме повышения налогов некоторый политический капитал. И не только политический! В наше время капиталом становится уже и медийность, узнаваемость. Так и этот известный герой пошумит, засветится, создаст себе образ. А потом поедет по регионам платные лекции давать. А общество – я уверен – относится к мерам, принимаемым государством разумно и адекватно, осознавая ту ответственность, которую несет государство. А государство тоже… оно осознает.
– То есть вы считаете, что никакой проблемы нет? – ведущий, еле обозначает вопросительную интонацию.
– Если считать проблемой наличие недовольных, то… Но недовольные всегда будут. Вы представить себе не можете сколько было недовольных переходом от мануфактурного производства к фабричному. И что? Один мой знакомый крайне недоволен существованием светофоров. Понавтыкали, говорит, везде. Так что, недовольные всегда есть, но собака лает, а караван идет (голос из зала: «Это шестьдесят процентов против, и собаки мы?!»).
– Это было мнение нашего постоянного эксперта, – высоким голосом начал ведущий.
Боб отключает связь, с предвкушением удовольствия на лице разворачивает конфету.
Пытаясь максимально полно проиллюстрировать деятельность наблюдаемого объекта, для придания данному отчету некоего литературного флера, остановимся и на частной жизни политолога из телешоу. Конечно, проникнуть в мысли героя и понять какие чувства он испытывает к членам семьи невозможно, но из разговоров и манеры общения пытливый наблюдатель способен сделать определенные выводы.
Боб читал в интернете о борьбе с облысением, когда в коридоре послышались шаги. Он слабо крикнул, позвав сына.
На пороге появился парнишка лет пятнадцати светловолосый, симпатичный, на лице звонкое здоровье. Красочно одет в красное и синее, в руке рюкзак на вид тяжелый. Даже слишком тяжелый.
– Привет, Артур.
– Привет, пап.
– Вернулся?
– Глупо отрицать.
– Ясно, ясно. Как в школе?
– Нормально.
– М-м. Ты наркоман?
– Нет.
– Ясно, ясно, – помолчали. – Слушай, я тут случайно к тебе зашел…
– Как это?! – Артур вздернул брови. – У нас вообще-то уговор.
– Не знаю, так получилось, – Боб мнется, ему неудобно. – Накрутили меня, вроде, наркоман или еще что-то такое запрещенное. Я сам не свой зашел, чтобы убедится, что наркотики не валяются у тебя по всем углам. Бывает же родительское беспокойство, ты же должен понимать. В смысле, теоретически понимать. А раз не наркоман, то и вопросов нет. И уговор в силе, я больше ни ногой.
– Хорошо, – Артур повернулся, намереваясь уйти.
– Погоди, – остановил его Боб. – Еще вопрос. Я там книгу видел у тебя на столе. Этот самый первый трикстерский роман…. Ты увлекаешься или как, или серьезно? Я понимаю, личное, но хотя бы лаконично.
Артур зашел в комнату, поставил ранец, откашлялся.
– Отрывок из. Цитирую, – произнес для вступления и с выражением начал читать. – В позапрошлую субботу я с благодарностью принял предложение Алексея Эдгаровича провести предстоящие несколько дней в его загородном доме, не имевшем адреса, но носящим собственное имя, романтичное название, напоминающее о чувствах, мечтах и тайнах, совсем не современное, а подходящее более викторианской Англии. Мой личный интерес в этом визите составляла младшая дочь полковника Ирина – кроткая девушка с легкими плечами и изумительно красивыми изумрудными глазами. Также в том доме гостил восьмилетний внук полковника Родион, который непринужденно включил меня в свой зыбкий выдуманный мир, обозначив, видимо, как шулера и прощелыгу, или даже шпиона-нелегала; иногда он почти по-взрослому посматривал на меня с тем выражением, которое могло читаться как «Натворил же ты дел! Шуму-то!». Отец Алексея Эдгаровича – известный и востребованный некогда художник, на каком-то повороте потерявший свой талант, смирившийся с этим, но не перекрасившийся, не перековавшийся. «Деда Эдя», так называл его Родион, любивший деда эгоистичной любовью, похожей на отношение всадника к лошади, а Эдгар Петрович внимал выкрикам и фразочкам внука, время от времени доставая блокнот и записывая детскую болтовню. В ответ на мою заинтересованность Эдгар Петрович сказал: «В пору душевного смятения во всем мы ищем знаки. Искать ответы в речах ребенка – известно издревле. А можно их найти в дожде, стучащем по окну или в стучащем по сосне красноголовом дятле. Бутылочные этикетки и те годятся. А уж когда совсем невмоготу, я возьму…. С болью и волнением я беру в руки как взведенную бомбу, как хищный цветок, усыпанный шипами, как неведомую дикую ядозубую тварь, чей даже взгляд смертоносен, я беру эту книгу». Он положил книгу на стол. Это было Евангелие.
– И что? – спросил Боб после паузы.
– И всё, – Артур взял ранец пошел к двери, проворчав на ходу. – Пойду. Наркотики по углам разбросаю. Сожру что-нибудь запрещенное.
– Ты когда-нибудь нормально будешь говорить?! – крикнул Боб ему вслед. – Кто отец, кто сын не понять.
2.
На следующее утро Боб сделал дежурный звонок супруге и пожаловался на сына:
– Не уважает.
– Это переходный возраст у него. Мне тоже с ним тяжеловато последнее время разговаривать.
– Ты все-таки мать. Тут он еще в рамках.
– Знаешь, мы тоже не всегда время находили…. Он повзрослеет.
Мать на экране выглядит едва старше сына. Секрет ее юности в мастерстве хирургов. Каждому подзаборному хирургу известен этот секрет.
– Как ты там?
– Почти собрался, поеду скоро на эфир. Что-то там в Латинской Америке произошло. Даже еще не в курсе.
– А вообще про Латинскую Америку что-нибудь знаешь?
– Самба-а, – воскликнул Боб, так начиналась популярная когда-то песня. – Самба, Рио-да-Жанейро. Рабыня Изаура! Пабло Эскобар с мешком кокаина. Собственно, и всё.
– Тебе и этого хватит для любых выводов, – ободряющим тоном сказала Лора.
– Да почему? Я почитаю сейчас еще. Википедию.
В обычное время Боб проворно собрался на пробежку. На крыльце подышал глубоко ароматным бабьим летом с примесью осеннего тумана, включил на телефоне музыкальную радиостанцию, подключил наушники и покатился.
Боб шел мимо ограды психоинтерната. Он ничего не замечал, а вчерашний псих уже возле забора. Он стоит по колено в кислом тумане…
………………………..
………………………..
……..когда Боб прибыл на телевидение, в гостевой комнате уже собрались его коллеги, участники политических ток-шоу.
Здесь был Полковник – политик патриотичного склада, его словарный запас во многом составляла речь Муссолини в Падуе; либерал Желтков – председатель политической партии, скромная известность которой навевала мысль о ее секретности; Дровосек – политконсультант, проигравший все выборы, которые консультировал, фанат Ивана Грозного, Геббельса и действующего Президента, иудей; Анна Петровна – полагает себя современным символом Родина-Мать, тщательно продуманные жесты, три лозунга; Скептик – загадочный тип, никогда не орет в эфире, а только ехидно улыбается, поэтому его редко приглашают; Журналист – действительно настоящий журналист, тоже редкий гость; истеричный Сенатор – есть гипотеза, что его не пускают в здание СовФеда и он прижился тут на телевидение, ночует где-нибудь в уголочке, а с утра опять в бой; Енот – политолог, специалист по США, его экспертные суждения представляют собой пересказ статей из Нью-Йорк Таймс и Вашингтон Пост; Кротиков – подонок.
Сегодня Боб пошел на шоу, которое ведет положительная пара ведущих, не то, что вчерашний носорог, а приличные люди: женщина похожая на голодную лисицу и мужчина – по виду плутоватый подкаблучник. Все шло по плану вроде: народ готовится к эфиру, эксперты входят в роль специалистов по «латиносам», парочку невзрачных депутатов привезли для весомости, а за пять минут до эфира забегает девушка, говорит, отставить Венесуэлу, тема передачи резко меняется. В Новосибирске нескольких геев, возвращавшихся со своего парада, избили какие-то казаки-велосипедисты. Подробностей никто не знает, но на полтора часа тему надо развивать и мусолить. А там может, станет известно, что произошло на самом деле.
Пришлось развивать и мусолить.
Камера, мотор. Один из депутатов сразу напомнил, что гей-пропаганда у нас запрещена.
Журналист высказался в том плане, что я вас не перебивал, но в данном случае гей-парад, очевидно, был согласован.
Кротиков заявил, что на самом деле это недосмотр местных – я вас не перебивал – властей, и не оправдывая никого, но надо детально разбираться и выводы делать преждевременно, я вас не перебивал.
Полковник предложил переселить все меньшинства на Шикотан, чтобы потом впарить японцам Курилы вместе с геями и лесбиянками. Шутка.
Желтков рассудил, что деяния участников гей-парада были, конечно, законны, хотя и незаконны, а казаки-велосипедисты действовали в нарушение всех имеющихся, хотя все имеющиеся и не запрещают, в общем во всем должен разбираться суд, а проблема в том, что у нас нет независимого суда, был бы независимый суд были бы все довольны.
Анна Петровна, сокрушенно качая головой с невообразимой прической, посетовала, что эти друг с другом, а женщины остаются одинокими. Как так?
– Это всё американцы! – вопил Сенатор. – Оттуда идет вся зараза! Всё зло! Они навязывают нам этих голубых! Этих наркоманов! Этих футболистов! У них первая цель – развалить Россию. И Госдеп не жалеет….
– Давайте во всем Госдеп обвиним, – презрительно сказал Скептик. – Дороги, дураки, драки во всем Госдеп виноват.
– А чтобы развалить Россию Госдеп и не на такое пойдет! – гнул свою линию Сенатор. – Дестабилизация! Вот что им надо. И свой Голливуд везде пихают! И я так думаю, к дорогам нашим тоже руку приложили! Такие дороги… В либеральные девяностые годы были хреновые дороги, а сейчас – отличные! Но тут без Госдепа не обошлось! И эта пятая колонна! Купил их Госдеп, чтобы развалить нашу страну как Союз. И оппозицию, партии их купил! Чтобы развалить!
– Уж Госдеп не бедная контора, проще двух министров купить, да трех губернаторов, – проговорил Скептик.
– Давайте вернемся к теме! – хором призвали ведущие.
– А казаки – молодцы, – вынес вердикт Дровосек. – Казаки всегда стояли на страже интересов нашей родины. Защищали границы. Были образцом нравственности и верности традициям. И в данном случае, увидев этих, с позволения сказать….
– Действительно, отчего мы их жертвами считаем? – задумался один из депутатов. – Они агрессоры. Это серьезная агрессивная пропаганда однополых отношений. А что нет такой пропаганды? Если что-то считается модным, то и….
– Но ведь пять процентов всех! Около пяти процентов имеют эту особенность, – воскликнул Журналист.
– Нет таких особенностей, – отрезал один из депутатов. – Это следствие пропаганды, разврата, утраты ценностей. В советское время не было никаких голубых.
– Да были! – крикнул Журналист.
– Н-не было, – твердо сказал один из депутатов.
– Последнее время, да что там! Уже длительное время эти ценности продвигаются, – посетовала Анна Петровна. – Пусть это не явная пропаганда, но она есть. Атака на христианство, на Россию продолжается. И даже выставление представителей меньшинств в хорошем свете, даже в нейтральном ключе – уже угроза. А как отражается гей-пропаганда на детях!
– Они хотят, чтобы все люди стали голубыми, – догадался Полковник.
– Не в этом дело, – удалось наконец-то вклинится Бобу. – Есть, конечно, какая-то пропаганда, но никого не интересует, кто и как с кем спит. Фрезеровщик в красных труселях! Этот никого не интересует. Рекламируется такой образ жизни, чтобы мужчины вели себя женоподобно. Ходили на различные процедуры, в парикмахерские, салоны, маникюр. Чтобы рубашечки покупали, духи и так далее. Пластическая хирургия. Много чего. То есть те услуги, которые еще лет тридцать назад потреблялись эксклюзивно женщинами, теперь потребляются и мужчинами. А уж меньшинства они или нет – это вопрос двадцать пятый. Это не гей-пропаганда, а пропаганда определенного образа жизни. Так что, всё, как всегда, из-за бизнеса, из-за бабок.
