bannerbannerbanner
полная версияПолитолог из ток-шоу

Максим Касмалинский
Политолог из ток-шоу

Полная версия

Артур спрашивал отца: «Так как ты меня нашел?».

Боб говорил: «Ты же мне сам написал».

Егор травил бесконечную охотничью байку, по числу участников мало уступающую «Играм Вестеросса». Узбек курил одну за другой.

Артур сказал, что ничего не писал, Боб порылся в телефоне, не нашел.

Странно?

Разлили чай по кружкам. Идиллия.

– Артур, ты бы так и сказал, чем занимаешься, – добродушно говорил Боб. – Я же не против. Хорошо тут у вас. Возьмете меня к себе в зоопарк? Я, глядишь, пригожусь. Мы в ответе за тех, кого приручили. Как там?

– Отрывок из, – сказал Артур. – Узнать можно только те вещи, которые приручишь. У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня! М-мм. Это лис говорит, а дальше Маленький принц. А что для этого надо делать? Надо запастись терпеньем, ответил Лис. Сперва сядь вон там, на траву, я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым днем садись немножко ближе… Назавтра Маленький принц вновь пришел на то же место. Лучше приходи всегда в один и тот же час, попросил Лис. Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трех часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью… Так Маленький принц приручил Лиса.

– Как, а?! – с гордостью за сына воскликнул Боб.

– Да мы знаем, – сказал узбек.

– Борис Олегович, еслиф мы уже с вами познакомились, у меня была бы к вам одна очень личная просьба, – Егор разлил остатки коньяка.

– Пожалуйста. В пределах разумного. Сам понимаешь, ты для меня герой пока загадочный.

– Ну да. Персонаж не раскрытый, мотивация не ясна. Сюжет не выстроен, мир не прописан.

– Конфликта характеров у нас нет, так что валяй. Ты наедине хотел поговорить?

– Ну да. Да нет. Не обязательно, – Егор мялся. Ему на помощь пришел Артур:

– У Егора есть рассказ, он хочет его опубликовать.

– Не у меня, моего друга рассказ, – затараторил Егор, сделавшись несколько комнатным. – Нам важно, чтоб прозвучал…. То есть, ни о каком тщеславии или деньгах…. Еще бы лучше, чтоб от известного имени этот рассказ прошел.

– Интернет, – предположил Боб.

Егор вздохнул, Артур взглянул на Боба, как на слабоумного, притом не первый раз.

– Папа, помоги, пожалуйста, Егору. Это действительно важно.

Боб выудил из кармана визитную карточку, протянул ее Егору.

– Телефон, здесь рабочая, внизу личная почта, на нее присылай, посмотрим, что можно сделать. Если тема актуальная, если проза небездарная, отчего ж не напечатать. Есть у нас свои люди. Можем и раскрутить тебя как писателя… друга твоего. Кое-что можем в этой жизни.

Боб вскоре попрощался, Артур обещал быть позднее. О сообщении, пришедшем Бобу на телефон, более не вспоминали.

Саша предложил Бобу заходить в любое время запросто. Егор вызвался проводить Боба через парк и до переулка, а то «трутся тут какие-то… хер их знает». При этом выйдя за ворота, Егор, торопливо попрощался и трусцой направился к супермаркету.

Боб пришел домой и сразу поднялся в комнату супруги.

Запасаемся попкорном?

По истечении двух часов должен заметить, что там и смотреть было не на что. Ролик сохраняю в папку «Чепуха».

А Боб среди ночи позорно прокрался к себе.

6.

Утром Бобу пришлось выдавливать из себя в Сеть текст по поводу смерти прославленного человека, обойденного вниманием Википедии.

Боб был в затруднении, хорошо, что уже начали скорбеть другие.

Интернет:

– Оглушающий ужас мы сегодня испытали, когда пришла новость о том, что скончался корифей московской и российской журналистики Борис Абрамович Кандалупский. Ему было сто четыре года. Мы с коллегами просто впали в ступор от неожиданности.

– Мэтр, просто мэтр! Бесконечно жаль. Такая потеря!

– С ощущением пронзающего шока от невосполнимой утраты мы скорбим по этому величайшему человеку и журналисту. Он начинал еще в «Московских ведомостях», был лично знаком с Булгаковым. А умер в бедности и в старости.

– Зубр, просто зубр. Человек с большой буквы. Что теперь будет?

На основании информации из Сети Боб быстренько набросал свой слезный пост, не мог же он промолчать, не принято.

Публичное выражение скорби! Это становится отдельным жанром, ожидаем – скоро будут проводиться конкурсы некрологов. Некролог станет главным направлением литературы, уйдут на задний план романы и повести, рассказы и пьесы, останется искусство скорбеть. Все медийные лица нетерпеливо ждут, когда же стихийное бедствие унесет жизни тысяч человек, ну хотя бы сотни, ну пожалуйста, пожар, катастрофа. Нет? Пусть хотя бы скончается мало-мальски известный человек. Мы готовы выразить весь свой траурный восторг перед этой невосполнимой потерей. Слово «скорбь» когда-то имело смысл переживания от утраты, скорбь замешана на жалости и саможалости. «На кого ж ты нас покинул!», – воют бабы над гробами, это скорбь. А стандартные посты в соцсетях, бездушные колонки в газетах, показные стенания в телеэфире – ужас, пошлость и позор.

Так или иначе, Боб погоревал виртуально по неизвестному Б.А. Кандалупскому, после чего напихал конфет в боковой карман спортивной кофты, на кухне взял в холодильнике крепкое зеленое яблоко и апельсин, вышел на пробежку, растерев подошвой по крыльцу нанесенную листву.

В сквере интерната знакомый пациент меланхолично скреб граблями по земле…

………………….

…в коридорах телецентра Боб кивал нередким знакомым, с кем-то перебрасывался парой слов и шел дальше важный как петух (в птичьем смысле этого слова).

Вдруг на полном ходу он смущенно зажался и сквозанул в боковой коридор, где споткнулся о щелочную улыбку Журналиста.

– Привет. Ты от кого бежишь?

– Там, – Боб показал назад. – Не хочу встречаться.

Журналист выглянул в боковой коридор. Причиной испуга Боба оказался высокий седой старик в красном шейном платке с тростью в руке.

– Что за английский баронет? – спросил Журналист.

– Профессор мой, Грач Михаил Михайлович. Глянь, ушел? Обещал мне при встрече костылем голову проломить, – пожаловался Боб.

– Хорош профессор! – одобрил Журналист. – Уходит. Так что он тебе обещал? – спросил Журналист, когда они вместе пошли по освободившемуся коридору.

– Посиделки наши не одобряет. Интеллигент…. Так и что у нас сегодня в плане лож-жжь или чуш-щшь?

– Сегодня – бомба, – с сарказмом сказал Журналист. – Некий престарелый фермер в захолустье Эльзаса написал в блоге текст, в котором оскорбил необъятную. Будем разбирать.

– Мельчаем, – заметил Боб.

– Как говорит мой тесть, если в телевизоре болтают о пустяках, это хорошо. А уж если днем – о войне и ракетах, а вечером объявился любовник Ярмольника, тогда – кранты! Большая гадость произошла, и скорее всего, очередной миллиард сперли.

– Тесть – мудр.

– А то! – засмеялся Журналист. – Бывший партработник с великим опытом по засиранию людям мозгов. Рассказывает: надо дать советскому нашему быдлу политинформацию. Приехал на завод, читаю рабочим марксизм-ленинизм и противостояние с Западом. Час, другой, актовый зал уже в трансе. И на третий час декламации марксизма сам начинаешь в это верить!

– Наш человек!

– Ну да. Я сегодня, между прочим, буду изгоем. Так что разрешаю меня даже пропнуть. По старой дружбе.

– Приплатят? – с интересом осведомился Боб.

– Нет. Я по идейным. Перехожу на либеральный ресурс. Бабки те же, а работы меньше в разы.

В гримерке к Бобу подошел политик и писатель (сейчас все писатели – киноцитата), а также философ Николай Тазиков

– Борис Олегыч, дай совет! Заканчиваю книгу, а не могу понять про что. Как лучше: англосаксы убрали Берию, на которого была вся надежда, или же Маленков – герой, а Хрущов – предатель. Как считаешь?

– Насколько я понимаю в литературе, – сказал Боб. – Можно хоть анекдоты писать, хоть автобиографию, лишь бы в названии было имя Сталина. Секретная трубка Сталина, например. Стоп! А как ты вообще книгу написал без главной темы.

– Да я пока пятьсот страниц только про англосаксов…

По гримерке блуждал насупленный Дровосек.

– Кто-нибудь читал эту самую статью?

Кто-то пожал плечами, кто-то развел руками, кто-то не обратил внимания, только Скептик вяло поднял руку:

– Ну я.

– Так! И что там?

– Называние «Существует ли Россия?».

– ??

– А дальше я не читал.

Что-то твердое опустилось Бобу на плечо, он обернулся. Трость профессора Грача.

– Здравствуйте, Михал Михалыч, – лепетнул Боб.

– Рассказывайте, Борис, – профессор убрал трость. – Что? Как? Куда идти, где пудриться?

– Вы на эфир? – удивился Боб.

– После всего этого давайте с вами сядем, поговорим, – предложил профессор и, не дождавшись ответа, отошел.

Девушка-ассистент пихала Еноту сложенный листик розовой бумаги.

– Вы перед выступлением скажете: как поет рэпер Оксимирон и эти строчки.

– Несерьезно это, – отказывался Енот.

– Даже наши знатоки из «Что? Где? Когда?» так делают, – успокоила его девушка. – Как поет Оксимирон и эти слова запомните, пожалуйста.

– Он не поет, насколько мне известно. Он читает рэп. Ах! Настоящий рэп можно слушать только в Штатах…

И снова студия, те же знакомые люди, все те же портреты на фоне.

Для начала, как водится, почтили память Кандалупского.

– А я ведь знал Бориса Абрамовича, – скорбно делал бровки домиком писатель Тазиков. – Это было в конце восьмидесятых. Я тогда задумал свой первый знаменитый роман об Афганистане и англосаксах. И в редакции газеты «Морские выси» встретил Бориса Абрамовича. Я спросил его: «Борис Абрамович! Пишу бестселлер на афганскую тему, но сомневаюсь, стоит ли?». И тогда он молча посмотрел на меня и ничего не сказал, но во взгляде его ясно читалось: «Пиши, Николай! Если дан тебе такой талант – пиши. И ничего не бойся». Падет империя, как будто бы говорил мне он, но воспрянет и воссияет в своем величественном блеске, а для этого нам и нужна она – единственная правда. И ушел тогда Борис Абрамович, а я еще более утвердился в своих намерениях. Великий человек… в коричневом пиджаке… пьяненький…

 

– Спасибо! А сегодня, – объявил ведущий. – смотрите вечернее шоу, в котором примет участие внебрачный праправнук Бориса Кандалупского! Не пропустите! Только на нашем канале!..

– Кто такой этот Кандалупский? – шепотом спросил Боб у сидящего рядом Скептика.

– Не знаю, но я сегодня в Фейсбуке столько слез по нему пролил, что он мне теперь как родной…

– … внимание на экран, – объявил ведущий.

– Очередной всплеск русофобии в Евросоюзе, так можно охарактеризовать выход в свет гнусного пасквиля с иезуитским заголовком «Существует ли Россия?» – читал монотонный женский голос на фоне карты Европы, снимков Эйфелевой башни, круассанов и концлагерей времен второй мировой.

– А ведь журналюги тоже эту статью не читали, – наклонился к Бобу Скептик, – Обрати внимание – одни лозунги, а по содержанию – ноль.

Бессодержательный сюжет закончился, ведущий предоставил слово экспертам.

– А я уже ничему не удивляюсь. – начал Боб. – Все в порядке вещей. Могу сказать одно, – Тут он быстро воспроизвел все то, что только что услышал с экрана.

– Это унизительно! Это уже переходит все рамки, – рубанул Скептик и воспроизвел слова с экрана в обратном порядке.

– А я ведь думаю – это не просто статья в Евросоюзе вышла, – вкрадчиво проскрипел Дровосек. – Это однозначная подготовка к покушению на целостность Российской Федерации, а может даже на политический режим Российской Федерации. Смотрите, звенья одной цепи: вчера эта статья, четыре дня назад – тоже статья и на той неделе встреча бизнесменов в Лондоне!

– Да-а! – ошеломленно протянул ведущий. – А я, признаться, не сопоставил.

– Во-о! – обрадовался Дровосек. – Поэтому! Нельзя уже это оставлять без внимания! Необходимо срочно что-то делать с этой русофобией…. Хотя тут уже ничего не сделаешь!

– А давайте Варшаву разбомбим, – крикнул Журналист. – И поляки нас полюбят!

– А давайте! – задорно поддержал ведущий. – А вы что скажете?

– Что я скажу? Русофобия нагнетается с гнетущей силой, – Тазиков еще не отошел от скорби. – Но, действительно, это не ново. За всю тысячелетнюю историю России Запад всегда строил планы ее захватить, разделить и ограбить. Это генетическая русофобия! И теперь она на новом витке! А фальсификация истории приняла просто невиданный размах…

– А вы… – забрал слово ведущий, – Историк, профессор Грач, друзья! (жидкие аплодисменты) Михаил Михайлович, вы согласны?

– Ни с единым словом, – сказал профессор. Зал насторожился.

– Даже с фактами фальсификации истории?

– Единственная фальсификация истории – это ее замалчивание. Все остальное – интерпретации. Более того, существуют только интерпретации. Только.

– Интересно, – согласился ведущий и передал слово Кротикову.

– Мы должны реагировать! Почему молчит наша дипломатия? А фальсификация истории есть! Она на Западе происходит! Где заявления нашего МИДа?!

– А в самом деле почему молчит наша дипломатия? – модерировал ведущий. – Вы что думаете? – обратился он к Журналисту.

– Все что я думаю о нашей дипломатии – это как в старом анекдоте: «Боже мой! Как перед доном Педро неудобно».

Ведущий сокрушенно покачал головой и передал слово Сенатору.

– Вся русофобия – это предсмертные судороги Европы! Кончилась Европа! Посмотрите, какая там бездуховность! Какой разврат! Однополые браки, феминизм, демократия, сатанисты меняют пол! У нас тут есть сторонники западного пути. Так вот, никогда! Россия этого не примет, у нас это не пройдет. А Запад сдохнет! И Россия никогда, испокон веков этих западных ценностей не брала и не возьмет! А Европе – конец! А у нас такого не будет!

Интернет- ссылка:

У нас такого не будет.

«Истинно говорю, царя подменили! – шептал ночью жене стрелец Федька Топотков. – Аглицкие бароны свово послали барона заместо царя православного. Ты подумай, бороду бреет и бояр заставляет. Одюваются аки бабы в чулки и парики! Аще дым пускает со рта, как змий! Табак называется… Велено всем яво курить. Ништо! Устоит святая Русь! У нас тако не пройдет, табак ихний!

***

На вечере у баронессы Ругер престарелый граф Шереметьев тряс бумажкой и возмущенно возглашал:

– Объясните мне, господа! Что это? Написано сто рублей!!! Это?!! сто рублей!? нет, увольте! я этого не понимаю. Бумажные деньги. Я господа, полагаю, эти бумажные деньги придуманы шведскими магнатами и – уж не знаю какими способами – введены в России. В России! Тут может быть только одна цель! Этим путем шведские круги желают подорвать богатство России. Ослабить, а потом отнять земли, завоеванные Великим Петром! Бумажные деньги – никогда такого не будет в России!

***

На балу по случаю Нового 1810 года за партией в белот князь Куракин рассказывал присутствующим:

-Да будет вам известно, господа, уже с завтрашнего дня начинает действовать законосовещательный совет. Да-с. Под председательством графа Сперанского. Угадайте, кто подал идею сего Совета. Да-с, он. Сперанский. А вы знаете, что в проекте этого выскочки введение Конституции? Представляете? Полное разрушение скреп нашей самодержавной империи. Сперанский, однако ж, якобинец. Да-с, сначала удар по скрепам, по традициям, конституции вводят, а потом глядишь уже и царю голову вжжик, как во Франции. Именно из Франции тянется след деятельности Михал Михалыча. Цель – ослабить Российскую империю… Но я думаю, господа, никогда мы этих европейских конституций не примем. Россия не такая.

***

– Да ребята! Видали мы Париж! Проехались. Нагнули Наполеонтия, – рассказывал есаул Шалгин вернувшийся в свою деревню на Дону. – Ну что сказать… Красиво в Европе! Улочки, замки разные, девки. Девки больно худые, а так, конечно. Во! Самое смешное, они там замуж выходят, а без попов! Да я точно знаю! Парень с девкой сговорятся и идут себе в… в ре… в ратушу. Там их и женит этот… бер… бром… бургомистра. И бургомистра поженил и все идите, живите. Так что помрут они там все. Так жениться, без церквы – детей не будет, а там все и помрут. У нас бы на Руси такое не прошло.

***

На следующий день после празднования 300-летия дома Романовых Гришка Распутин говорил царице:

– Энто я, мама, не разумею. Что за трахтор? Энто в ихних европах удумали и нам суют. В ихних европах, знамо, анчихристово царство. Да рази нашему мужику нужон энтот трахтор? А хто ево знаит, куды он поедет… А можа прямо на дворец, штоб папу жизни лишить. А с им и Рассею-матушку. Они ж тока супротив Рассеи. И трахтор тоже. Видал я – жуть! Грохот, дымища… Будто анчихрист сам едет. Нет уж, нам здеся энтот трахтор не нужон! И, мама, я те прямо скажу – трахтор не дает навозу…».

И так всегда. У нас этого не будет, не будет. Не будет! А потом…

Сатирик Задорнов в восьмидесятых ездил в Америку, а по приезду рассказывал про изобилие продуктов в американских супермаркетах. Но более его поразили улыбающиеся вежливые кассирши. Изобилие продуктов еще достижимо – говорил сатирик, – но вот улыбающаяся продавщица в России, это невозможно! Не та культура, не тот менталитет.

А ты гляди! Научились.

Можно почитать материалы съездов КПСС, как они там глумятся над тем фактом, что капиталистические фирмы на Западе переводят зарплату работников прямо на банковский счет. Эта буржуазная уловка разоблачается как ужесточение эксплуатации трудящегося люда, как нечто из ряда вон! Делегаты съездов КПСС уверенны, что рабочий класс раскусит вскоре эту аферу и… Теперь и у нас у всех банковские карты. А банкирами стали те самые делегаты КПСС и их дети.

Вопрос: а что такого появилось на Западе, что Россия бы не переняла, хотя и с некоторым опозданием? Манчестер Юнайтед не предлагать.

***

– … между востоком и западом? – переспросил профессор Грач, насмешливо глядя на ведущего. – Это просто шарада тщедушной русской философии девятнадцатого века. Если символически рассматривать, то исторический выбор России с момента ее зачатия – выбор между Мамаем и Тохтамышем… А не буду расшифровывать. Пусть зритель сам поразмышляет, если захочет… Формационный подход к изучению истории мы отодвинули, цивилизационный подход тоже достаточно необъективен…. Да все же учились в школе! Вспомните. Весь исторический процесс представлен как последовательность правителей. Такая методика хороша в монархическом обществе…. Чересчур централизованно, все знают, чем Анна Иоанновна с Бироном занимались в столице, а, например, то, что Оренбург был основан в это время, Челябинск, где-то голод, где-то мор. Мы не распространяем исторический процесс на всю территорию, отказываем в этом академически, хотя история России и есть, по сути, история непрерывного территориального устройства, и история перманентно меняющейся этнической системы… Кто спорит?.. Конечно, столица важнее, но тогда скажите, почему мы не уделяем внимания столицам татарских ханов? Для четырнадцатого века это было… Да перестаньте кричать! Всем ясно, что такие народы как русские, башкиры, якуты и многие другие впервые соединились в Монгольской империи. Правда, русского народа в современном понимании тогда еще не было… Ничего обидного…. На территории нынешней Российской Федерации первичная государственность появилось задолго до славян и варягов. При том без участия упомянутых славян и варягов… Я не говорю «государство»! В этом и есть ошибка. Мы пытаемся применять современный понятийный аппарат к общественным отношениям многовековой давности…. А нации – мой студент сказал хорошо – нации придумал Робеспьер в интересах революции. Антинаучно применять термин нация к средневековью. Это как раз пример того, как применяются современные понятия к историческому процессу. А это не дает объективной картины, а дает интерпретацию. К тому же побуждения и логика, которые историческая наука приписывает средневековым царям, вождям, королям – современные и притянуты за уши. Нам не понять мотивации человека религиозного сознания… У нас? Религия может и есть, а религиозного сознания нет. Массового точно нет. Вы рассматриваете свои поступки с точки зрения ответственности за них на Страшном суде? Я думаю, нет. А если завтра руководитель выступит и скажет, что ему явился Николай Угодник и повелел… я не знаю… город сжечь, что все зааплодируют и начнут поджигать? Поэтому он и не скажет никогда такого…

– А че это не скажет?! – заверещал вдруг Журналист. – Он может! Человек в пеликана нарядился и по-ле-тел!..

Ведущий изловчился и схватил Журналиста за шиворот, зал загудел, режиссер подавал команды жестами. Журналист отпихнул ведущего и отвесил леща ближайшему зрителю-статисту. Подскочили два дюжих хлопца из службы охраны и принялись скручивать Журналиста, который извивался в экстазе и исступленно выкрикивал «Слава героям» так, будто именно для этого сладкого момента ему приходилось пять лет изображать истеричную преданность и безусловную лояльность, но теперь маски сброшены, и он наслаждается своей подлинностью.

Полковник незаметно встал со своего места и, не отводя глаз от телефона в руке, аккуратно наступил Журналисту на яйца.

– Говорят, к вам проверка на фирму нагрянула, – сказал Скептик. – Помощь не нужна? Совет? Злорадство?

– Я разобрался, – зевнул Боб. – Но все равно, спасибо.

Журналиста удалили из студии, ведущий неубедительно извинился, профессор продолжил речь.

– Что касается статьи, вернее ее названия «Существует ли Россия?», то, как я понял, автор задает этот вопрос с некой горечью, но не как упрек или пощечину, и уж тем более нет тут никакой фобии. Автор статьи – пожилой уже человек. В молодости он тесно общался с представителями русской эмиграции первой волны и был очарован этой Россией, которую они вывезли и сохранили на чужбине, то есть речь, конечно, о культуре. Когда русская эмиграция в меру своих скромных сил воссоздала во Франции своеобразную атмосферу, где чай с вареньем, палисадник, чтение вслух, разговоры о величайшем, и многое другое, чему не дашь определение, потому как это будет внешне обыденный атрибут сам по себе не имеющий смысла, но за которым человеку посвященному виден родной и трогательный смысл. Эти эмигрантские островки по всему миру – а не архипелаг Гулаг – и есть настоящая Россия известная по Толстому и Чехову, многим другим, Бунину и Куприну. Именно об этой России вопрос и однозначный ответ – та Россия более не существует, островки запустились, обезлюдели, погибли. Вот и все. Автор пишет, что вновь возникшая Россия к той России, которая ему нравилась, не имеет отношения. Абсолютная банальность, тут обсуждать нечего.

 

– Это кто вновь возникшая?! – заорали в голос Сенатор с Дровосеком. – Россия тысячу лет! Да кто он такой?! Мы эту Францию спасли?!

– Ну, конечно, – развеселился профессор. – Да, Россия была в составе Советского Союза, но отождествлять Россию и СССР…. Хорошо, пусть РСФСР была ведущей республикой, пусть даже на девяносто процентов. Вы полетите на самолете собранным на девяносто процентов?.. Российская империя, СССР, федерация… Смотрите, современная Австрия – не Австро-Венгрия, не Австрийская империя, и уж тем более не Священная Римская… Что? Естественно, преемственность… головастик становится лягушкой, озеро – болотом, дерево – углем….

Режиссер уже несколько минут прохаживался за кадром с крайне недовольным видом. Он прочертил пальцем в воздухе круг, и ведущий прервал профессора, объявив рекламу. Режиссер попросил актеров сосредоточится на русофобии.

После эфира, уединившись в тихом месте, Боб и профессор Грач вели сыпучую беседу. Боб с легкой издёвкой в голосе говорил профессору:

– Как вам, Михал Михалыч в столь непристойных рядах пропагандистов? Обещали мне суровые кары за пятиминутки ненависти, а сами!

– Меня очень попросили, – не слишком оправдываясь, ответил Грач. – И потом я ничего такого не говорил.

– А ничего и не надо. То, что артикулируется, пропаганда – первый слой, это для малообразованных масс, – объяснял Боб, это доставляло ему удовольствие. – Со смыслом слов многие и не согласятся, но! Вторым скрытым слоем идет формирование образа речи, а значит и образа мысли. Это на подсознание. Закладывается ригоризм, непримиримость. Вы ж должны понимать!

– Разделяй и властвуй? – профессор снял очки, протер их, положил в футляр. – Полагаете, Борис, я выступил на стороне темных сил? Вечное противоборство добра и зла, света и тьмы, жизни и…

– Смерти, – машинально сказал Боб.

– Да нет. Смерть – часть жизни. Финиш, так сказать. Антонимы здесь – жизнь и безжизненность. Некая скульптура, статуя, она изначально мертва, безжизненна, но прекрасна. Эта безжизненность для многих привлекательна, как и привлекательна тьма вместо света. Кончита, ждавшая графа Рязанова десятки лет была ли живой? Так и страна наша находится в состоянии омертвелости. Россия приняла гордую позу отстраненного траура, надменной мертвенности, всеми помыслами в прошлом, не видя будущего, отбросив надежды. Это крайне опасное состояние. И как нам вывести Россию из ступора? Сильными эмоциями. В этом контексте, создание негативной атмосферы, безусловно, дело благое. Ненависть – ярчайшее чувство, и она растопит, расшевелит нас, и Россия выйдет из омертвелости сегодняшней живой и обновленной. Поэтому ваша деятельность, Борис, и то, в чем я сегодня принимал участие на первый поверхностный взгляд является гнусностью, но в перспективе имеет благородные, живительные ориентиры. Цель оправдывает средства, и, если это нужно для блага народа…. Да! Именно так! Именно так слабовольные интеллигенты вроде меня всегда оправдывали собственную трусость и подлость.

– Михал Михалыч! – Боб хлопнул себя обоими ладонями по щекам. – А я, главное, повелся. А вы… вы в своем репертуаре. С вами ухо держи востро. Но ваши принципы…

– А я свои принципы поставил на паузу. Кроме того… Мы, Борис, давно знакомы и можем обойтись без вступлений и зондирования почв. Если ваше предложение еще в силе, то я согласен поучаствовать в работе вашей, Борис, липовой академии.

Боб с довольным видом улыбнулся, нарочито медленно поправил узел галстука, стряхнул пылинку с рукава.

– У нас учебный план уже сверстан. Но я подумаю, что можно сделать. И потом, наш бюджет довольно ограничен.

– Разумеется, – кивнул профессор. – Но дело не столько в финансовой составляющей. Существо вопроса в том… А расскажите в двух словах о вашей академии – как правильно? – универсальной социологии. Вы же уже далеко ушли от той замечательной организации, которая награждала всех желающих этим, м-м… орденом Святого Ахрика.

– Да, – Боб покивал с усмешкой, что-то вспоминая. – Были времена. Теперь мы учебное заведение, у нас проходят обучение в рамках повышения квалификации уже состоявшиеся люди. В большинстве своем так или иначе связанные с государственной службой или бизнесом. Слушатели – преимущественно из регионов. Преподается краткий курс социологии, политологии, риторики и…

– Это информация с вашего сайта, – прервал профессор. – Я хотел, пользуясь нашим давним знакомством, приобщится к другой стороне деятельности. Общественной стороне. О многом наслышан, но хотелось бы из первых уст. Пропаганда, общественное мнение. Склонение к решениям.

– Склонение к решениям? – Боб задумался. Ему хотелось, конечно хотелось рассказать профессору о своей работе, выставить себя в выгодном свете, но он также понимал опасность излишней откровенности – Общественное мнение… Это как раз то, о чем не очень хотелось бы… В двух словах, мы работаем по заказу тех или иных структур или влиятельных частных лиц. На широком уровне – мы участвуем в формировании общей атмосферы, которую вы назвали «разделяй и властвуй». Но тут мы не первая скрипка. Далеко не первая. А локально, по четким заказам можем делать все, что угодно. Раньше много работы было на региональных выборах. Фильм видели, как на теплоходе они плыли? Что-то похожее. Сейчас, ставятся задачи больше по созданию настроений. Например, нужно проложить нефтепровод по сакральным местам. Условно говоря, первого января все живущие рядом – против. Первого мая – уже сами разбирают свои святыни, требуют газопровод. Так это делается.

– А при условии неограниченных финансов, вы можете сделать так, чтобы на Дальнем Востоке отказались от праворульных машин. И вдобавок стали заниматься… стали выращивать кукурузу массово?

– Да это возможно. При широком доступе к СМИ, хоть ананасы.

– А если вдруг вы сами, Борис, станете объектом манипуляции?

– Это вряд ли, – усмехнулся Боб. – Я в теме. Тут же простая технология – непредвиденные события, информационный фон, нарушающий логические связи. Утрата критического мышления. Как следствие, расщепление сознания, метания. Проблемы, бедствия, а потом – чудесное объяснение и выход. Объект вцепляется в этот выход и ведется, куда потребуется. Меня этим не взять.

– А скажите, – профессор сделал безразличный вид, какой делают такие люди, задавая самый важный вопрос. – Исторические спекуляции, которые происходят это…

…………………

…Вечером разговор об истории продолжился.

– История для историков! – выкрикнул Артур, бросая рюкзак в угол гостиной.

Боб стоял возле лестницы на второй этаж, смотрел в смартфон, а правой рукой пытался засунуть фантик от конфеты между досок ступеней.

– Химия для химиков, – выдал Артур еще один лозунг и резюмировал. – Школа – дерьмо.

– А кто в твои годы думал иначе? – мягко сказал Боб. – Потом только с возрастом мозги на место встают.

Артур прошел в кухню, там хлобыстнула дверца холодильника. Артур вернулся в гостиную с открытой бутылкой воды в руке.

– А задача школы, по ходу, – буркнул он. – Чтобы мозги на место не встали никогда.

– Если бы не школа, имел бы ты представление, что такое мозги? – Боб убрал телефон подошел к сыну, забрал у того бутылку, глотнул.

– Я? Я бы имел! – уверенно сказал Артур. – А только нужно ли для этого сидеть в уродской позе шесть раз по сорок пять минут? Гуманитарные дисциплины вообще… Литература – хотя бы интересно. Красиво. Но история! Кому это надо? Какие-то римляне и мясники, Карл Красивый и Карл Безобразный, совершенно гнилые князьки, толстогрудые немки и разные Ленины. На престолах своих матерых. Это была цитата из.

– Интеллигентный человек должен…

– Должен, только если обещал.

– Хорошо. Интеллигентному человеку пристало иметь определенный кругозор. В том числе знать историю своей страны. Ты вынуждаешь меня говорить элементарные вещи. Без знания прошлого нет будущего.

– Да ну! – Артур подобрал ранец с пола. – А кто пробовал? Экспериментально не доказано. И думается, что пользы никакой и нет от сохранения истории. Сохраняя национальную гордость, сохраняются и национальные обиды. А там – национальные претензии и межнациональная вражда.

Рейтинг@Mail.ru