Действующие лица
Даниил Андреев
советский писатель-мистик
Протопоп Аввакум
русский священнослужитель
Жозе Фариа
католический аббат
Вера Фигнер
осужденная за терроризм
Алексей Навильный
осужденный за экстремизм
Иоанн Антонович
император всероссийский
Виночерпий
Торговец
Тюремщик
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Тюремное помещение с рядами деревянных нар. Один угол задернут занавеской, в другом – умывальник и ритуальное ведро «параша». В центре расположен грубо сколоченный стол, вокруг которого в разброс стоят табуретки. Сбоку – закрытая металлическая дверь с маленьким окошком «кормушкой». На стене висит постер голливудской актрисы, достающий нижним краем до пола.
За столом Аввакум, Фариа, Торговец, Алексей и Иоанн играют в карты. Вера долго и тщательно моет кружку у умывальника. Андреев сидит по-турецки на нарах.
АНДРЕЕВ (тревожно). Вера. (Пауза). Вера!
Картежники переговариваются: «Еще семерка… дама… а бубновая!».
Вера!
ВЕРА. Нет веры!
АВВАКУМ (глядя в карты). Бойтесь маловеры…, и ты дщерь высокоумная вельми паче.
Вера подходит к столу и брызжет водой с пальцев на Аввакума.
ВЕРА. Не придуряйтесь батюшка.
АВВАКУМ. Че началось-то? Нормально же общались.
Вера заглядывает в карты Алексея, потом в карты Торговца.
ТОРГОВЕЦ. Не везет мне в картах, повезет в любви.
ВЕРА. Размечтался.
АЛЕКСЕЙ (смотрит в карты, говорит между делом). Долго пытают нашего кореша. Так и не вернется… восьмой узник.
ТОРОГВЕЦ. В случае чего его пайку поделим.
Алексей отбивается и переворачивает карты.
ВЕРА. Встрял!
ТОРГОВЕЦ (встает). Садись! Меняемся.
АЛЕКСЕЙ. Почему? Я отбил.
ТОРГОВЕЦ. Карты может переворачивать только говно. Кто нарушил – переходит… Так что я теперь сажусь на твое место, на дворника, а ты на говно. Палач, принц и король (показывает поочередно на Фариа, Ивана и Аввакума) остаются на своих.
Алексей (пересаживается). И я хожу, да? (бросает карту на стол).
ФАРИЯ (подбрасывает). Это вам не преферанс.
ИВАН (тоже кидает карту). И не фараон, да?
ВЕРА. В самом деле! Играли бы во что умное. Серьезные люди, а в «Короля и говно» режутся.
ИВАН. Зато весело.
ТОРГОВЕЦ. Бито! Лёха, прибирай. (Ходит на Фариа) сон мне тут приснился… мутный. Я реализую хлебобулочные… (подкидывает карту). Такая зерновая сделка, что условия ее – носить хлеб на голове. Савишь лотки деревянные на макушку… и погнали. Что бы это значило, Жозе?
ФАРИА. По снам у нас Данила – толкователь.
ВЕРА. Какой Данила?
АВВАКУМ. Заточник.
ВЕРА. Какой Данила?
ИВАН. Толкователь сей умом поврежден. «Мене, текел, фарел» на кремлевской стене…. И привет, пишите письма.
АНДРЕЕВ (подходит к столу). Огненные буквы на стене – знак верный.
ВЕРА. А я думаю, какой Данила, какой плеер?
ТОРГОВЕЦ. Плеймейкер.
ВЕРА. Да какая разница?!
АНДРЕЕВ. Огненные буквы – знак! Даже группа картежников имеет свой эргрегор. А страна – тем более. Нужно просто уметь считывать информацию, содержащуюся в биополе, созданном коллективным разумом.
ВЕРА (недовольно). Ну, началось (уходит, скрывается за занавеской, кричит оттуда). Если что, я у себя!
АЛЕКСЕЙ. Антинаучная теория.
ФАРИА. А наука – антицерковная штука. Религия по сути – антимифология. Все на свете можно определить через отрицание.
АЛЕКСЕЙ. Фашизм есть антилиберализм.
ФАРИА. Это мелочи. (Торговцу) все? Бито. (Ивану) ваше высочество козырная дама (кидает карту). Туз и король вышли. Пожалуйте на говно.
Пересаживаются.
АНДРЕЕВ. (Аввакуму). Небесная Святая Русь! Разве это не создано совокупным волевым зарядом всех русских людей, богоизбранным народом? Выше рожденная монада, народоводитель русской метакультуры – это божественный замысел.
АВВАКУМ (не отрываясь от карт). Господу больше делать-то нечего, как разбираться в человековых шайках.
АНДРЕЕВ. Россия по-вашему – шайка?
ФАРИА. Даже Португалия для Неба – мелкое сообщество.
ТОРГОВЕЦ. В семьдесят четвертом веке уже Россия – крупная держава. А Португалия распалась.
ФАРИА (равнодушно). Бывает. (Подглядывает в карты Аввакума). Можно подумать что-то не распалось.
ТОРГОВЕЦ. А семьдесят четвертый век – это двадцатый от Рождества Христова.
АВВАКУМ. Ишь ты! Посчитали. (Презрительно) математики! Откуда ж узнали-то?!
АЛЕКСЕЙ (собирает карты, тасует). Все даты – условность.
Андреев согласно кивает, он все это время медленно ходит туда-сюда, заложив руки за спину.
ФАРИА. Я вам больше скажу, все цифры – условность. Интересный факт, в Парагвайской губернии живут у нас индейцы гуарани. И с этим племенем проводили опыт мои товарищи…
АВВАКУМ (поднимая палец вверх). Иезуиты!
ФАРИА. Ну да, товарищи. Коллеги по Ордену.
ТОРГОВЕЦ. А что за опыт? Над живыми людьми?
ФАРИА (игнорируя вопрос). Так вот! В цивилизации индейцев отсутствуют цифры и числа. Счёт, как таковой. Они в принципе не могут сказать, что… вот три дерева. Индеец скажет – кривое, больное и то, где ветка, с которой Соколиный Хвост упал и заплакал. У него не пять детей, а Мая, Яя, Хая, Шу и Жабий рык – самый маленький.
ТОРГОВЕЦ. Так не бывает. А как покупать и продавать без цифр? Нет, невозможно.
ИВАН. Считать. Если бы я не мог считать, то кошмар! Нельзя без смысла сути, да? Нельзя. Моргаешь и считаешь, моргаешь и считаешь, четыре тысячи морганий в час. Четыре тысячи просветов, четыре тысячи побегов…
ФАРИА. Тем не менее, живут-выживают в сельве. Индейцы-гуарани, да… А если их культура разовьется до нужного уровня, то я представляю, как бы выглядела формула ньютоновских законов – ха-ха-ха! – мешок разноцветных ленточек и камешков. Удивительное сознание.
АВВАКУМ. У нас-то так же. Вогулы, зыряне – народы странные. Нам европейцам непонятные.
АЛЕКСЕЙ (бьет рукой по столу). Так вы признаете, что русские-европейцы?! Признаете?!
АВВАКУМ. Отвянь, безбожник.
ФАРИА. Нет для Господа ни эллинов, ни иудеев.
ИВАН. Играть будем?
ТОРГОВЕЦ. Чайку испить… пойду закажу.
Подходит к двери открывает кормушку, берет оттуда два стакана в серебряных подстаканниках, один – себе, другой отдает Фариа, рядом с которым остановился Андреев.
АНДРЕЕВ. Расскажите, что хотела католическая церковь принести индейцам? Идея в чем? Каков был именно план… алгоритм действий?
АЛЕКСЕЙ. Вау, подождите! Но человеческое сознание не может без обобщений. Есть стандартные инструменты мышления, врожденные свойства, биологически обусловленные.
ФАРИА. Человеческое сознание еще не на то способно. Нас, например, здесь собрать.
АНДРЕЕВ. Где это «здесь»? (снова начинает медленно расхаживать).
ТОРГОВЕЦ. Верней сказать: «в когда»?
ИВАН. Кого это «нас»?
ФАРИА. Если есть трюм времени, то есть и его палуба. Есть парус времени, есть рулевой. А ветер, который несет корабль – это выше человеческого сознания. А, Лёша? Но индейцы могут представить и ветер, и штиль. Цунами времени! А развитое, как мы считаем, сознание даже трюм времени (обводит руками помещение) представляет довольно смутно. И единственный вывод сделает, что, если есть трюм «А», значит должен быть трюм «Б». (Пьет чай). Между прочим, его императорское величество зрит в корень.
Иван приосанился. Из-за занавески появилась Вера, которая подошла к нему и стала ласково гладить волосы Ивана.
АЛЕКСЕЙ (встает). Ах-ха! Есть неувязка. Мы все здесь враги государства и предатели родины. Ввиду приверженности идеям – разным у каждого, но опасным для власти – нас приговорили к тюремному заключению. Это нас объединяет в «нас». Окей. Но Иван Антонович был ребенком и его преступление, лишь в самом факте рождения. Родился в определенное время, в определенной семье и – застенки. Его присутствие в трюме – нелепость.
АВВАКУМ. Кому – нелепость, а кому – промысел.
АНДРЕЕВ (нервно). Нет, это как раз объяснимо. Его вызволяли! Пытались вызволить. Попытка освобождения Ивана Антоновича была вызвана заключением Россией перемирия и впоследствии мирного договора. Вернуть престол Ивану Антоновичу вознамерились сторонники продолжения войны и… (Ивану) ваше величество, вы же согласились?
АВВАКУМ. Бы!
АНДРЕЕВ. Вы бы согласились?
ИВАН. Вне всякого сомнения, да.
АНДРЕЕВ. С условием продолжить войну? Свою свободу выкупить ценой многих жизней? Простых ребят, русских крестьян, набранных в рекруты… Под пушки бросить деревенских парней… ради собственной свободы?
ИВАН. Не свободы. Трона.
ВЕРА (гладя Ивана). Ох ты мой маленький деспот… тиран.
ТОРГОВЕЦ. Император! Эй, идущие на смерть приветствуют тебя!
АЛЕКСЕЙ. Император – не святоша. Без убийства он не может удержаться на маршруте, а в тоске на смертном ложе ты мечтал о Марке Бруте. Иван Антонович, Иван Антонович…
ВЕРА. А вы бы отказались, Лёша?
Алексей молчит, садится за стол, тасует карты.
ФАРИА. Сколько вам лет Иван Антонович? В ваши годы нельзя быть предателем. Я всегда это говорил.
АВВАКУМ. Законный государь, есть помазанник Божий. (Пауза) свобода – есть дар.
ВЕРА. Свобода не подарок, а приз. (Садится за стол, забирает карты у Алексея, раскладывает пасьянс).
ФАРИА. Все как в Англии: после Карла Первого Кромвель; после Кромвеля – Карл Второй и, быть может, после Якова Второго – какой-нибудь шурин или другой родич, какой-нибудь принц Оранский; бывший штатгальтер станет королем, и тогда опять – уступки народу, конституция, свобода. Нет иного пути к свободе, как ее выклянчить.
ВЕРА. Свободу нужно завоевывать!
АВВАУМ. Ну вот опять двадцать пять.
ТОРГОВЕЦ (иронично). Святые отцы против Веры. Экуменический сговор католиков с православными.
АЛЕКСЕЙ (напевает). Римский папа поджег все иконы и сам взорвал….
АВВАКУМ (веско). Ватикан – это раскольники. Ослушники. Их можно не любить, но с ними допустимо разговаривать. С ними можно спорить. А русская никонианская церковь – еретики! Анчихристовы опричники. А уж лютеране!..
ИВАН (угрожающе). Так-то у меня папа протестант.
АВВАКУМ. На августейшие особы закон не действует.
ВЕРА. Печально то, что даже когда порубили бошки августейшим особам, появились высшие среди низших, ставшие над законом.
АВВАКУМ. Закон Божий – главное мерило всего.
ИВАН. Читал я Библию. (Пауза). Библию… Одну лишь Библию и ничего кроме Библии.
ФАРИА. При всей любви к Божьей истине, надо понимать метафоричность святых текстов. Здесь не нужно толковать буквально.
ВЕРА. Индейцы ваши так могли бы рассказать теорию эволюции. Как в книге Бытия описано.
ФАРИА. Один еретик предположил, что все житие Иисуса – аллегорическое описание изобретения паровой турбины в Александрии Египетской. Как раз по времени совападает. (Пауза). А воскресение и предсказание второго пришествия… верно и апокалипсис… да-да, и в Откровении тоже речь идет о промышленной революции.
АНДРЕЕВ. Моя книга. (Пауза). Книга… Моя «Роза Мира» венчает все священные тексты.
АВВАКУМ. Много таких гениев было. Все на Муромском погосте упокоились.
АНДРЕЕВ. Вы не понимаете!
АВВАКУМ. Куда уж мне…
АНДРЕЕВ. Священный текст – это не устав. Это… не кнут, а пряник… поощрение. Ветхий завет – авансом, Новый завет – получка. Коран – оплата за сверхурочные. Моя книга – премия. Годовая премия и окончательный расчет.
ТОРГОВЕЦ. А может, «Роза Мира» – пенсия, в которую никто не доживет?
АНДРЕЕВ (помолчав, печально). Этого я боюсь больше всего.
ФАРИЯ (с любопытством). А зачем вам это? Книга, написанная в страданиях, книга, которую не поймут.
АНДРЕЕВ. Как?.. для смысла… человек должен для чего-то жить… что-то дать…
ФАРИА (обращаясь к Торговцу). Никогда не понимал прозелитизм. Если ты знаешь больше других или (кивает на Веру и Алексея) кажется, что знаешь больше других, так зачем делится? Не почетней ли отстраненность, как у звездочета города Элам? Который знает о движении планет. Среди плоскоземельщиков, танцующих на спинах трех слонов. Зачем делится знанием?