Максим Касмалинский
Политолог из ток-шоу
37.24. Об оппозиции.
Не видел.
38.00 О сменяемости власти.
Никогда.
38.30. О политической борьбе.
Чтобы в России бороться с властью, надо перестать называть власть властью. Была бы толковая оппозиционная пресса, уже давно бы называли кремлевских ребят управленцами или менеджментом. Администрацией. Заведующий Государственной Думой встретился с распорядителем финансов России. Звучит? Вот уже и сакральность меркнет.
40.04. О шоколадках.
А кто-нибудь верит в борьбу между шоколадными фабриками, где производят правую или левую часть батончика? Вроде никто. А в борьбу между партиями верят. В противостояние России и Запада верят. Ну не идиотизм? Тридцать лет назад выяснили, что некий лозунг ложный. И вот опять. Хотя не знаю. Но Россия по всем параметрам абсолютный Запад. Япония же тоже входит в западный мир, хотя и со спецификой. А кто сказал, что западная цивилизация должна быть монолитна? Франция с Германией воевали тысячу лет, но общность их развития очевидна. Россия, конечно, противостоит… вопрос, кому выгодно? Кому выгоден раскол в западном мире? Тут есть о чем подумать. Только, по моему мнению, раскол проходит не там, где мы его себе – хотя почему себе? – где мы его провели. Существует два взгляда на мироустройство. Первый назовем очень условно европейский, либеральный. В трех словах: глобализация, гуманизм, пацифизм. Второй, очень условно американский, неокорпоративистский: гегемония, этатизм, милитаризм. Российская политика лавировала, лавировала, да и вылавировала понятно куда. К тому ли лагерю примкнули, я не знаю.
42.44. О глобализации.
Вон на стене висит календарь. Год от Рождества Христова, но с поросенком по китайскому календарю. Семидневная неделя из Египта, название октябрь из Европы. Субботы выделены красным, а цифры, между тем, арабские.
44.45. О Польше.
А причем здесь Польша?
44.50 О фальсификации истории
На одном и том же лугу аист видит жабу, жаба – муху, муха – дерьмо. На этот луг по-разному глянет биолог и агроном. Ученые должны собраться и разделить историческую науку на военную и культурную. Пусть будет этническая история, географическая история, еще какая-нибудь. Военная история, допустим, назовет Петра великим полководцем, а демографическая – подлецом. И никаких противоречий. Каждый видит на лугу свое. У меня сын, когда маленький был, говорил: если лужайка – это маленький луг, то фуфайка это – маленький фуф. А кто же носит этот фуф?
55.40. Сын у меня замечательный. Я его очень люблю. Артур, если ты меня видишь… может это интервью как-то… Ты был прав. То есть я признаюсь в своей неблаговидной деятельности. Прошу прощения у зрителей, читателей, людей, которые мне верили в той или иной степени. Люди! Современники! Не верьте никому! Не верьте рекламе, не верьте призывам. Все липа! Собирайте больше информации, но в то же время соблюдайте информационную диету. Никогда не знаешь, в какой картинке вами манипулируют, в каком тексте ловушка. Отключайтесь иногда. Тишина – это жизнь.
59.00. Спасибо, что позвали. Хотя зачем врать опять? Я сам напросился. Пожелать? Да. Сомневайтесь. Не пускайте в свою голову навязанных образов. Думайте сами, решайте сами. Что еще? Умейте быть счастливыми независимо от внешних обстоятельств.
Съемочная группа собирала аппаратуру, а все это время маячивший за кадром, Эндерс подошел к Бобу.
– Я думал, ты за тургородскую радиацию расколешься, – сказал Сергей. – Но и без этого знатно наболтал. Сжигаешь мосты?
– Скорее разбираю, – сказал Боб. – Конструктивно разбираю.
– Вряд ли ты теперь вернешься в телевизор.
– Чепуха это все. Собачья случка. Помнишь, ты говорил, что современный потребитель не увидит необычного, чудесного и мимо пройдет. А заметит собачью случку на свалке. Чепуха, – Борис блеснул диагональной улыбкой. – Я знаю, мне тут донесли какого ты обо мне мнения, но… так получается, что никого и нет больше. Ты выпьешь со мной?
И они выпили. И живая печаль, и свет во всех окнах. Даже мансарда, где нет Ларисы, засияла дрожащей бледностью. Второй этаж осветился желто-лимонным, первый – оранжевым, и над крылечком в четыре ступеньки ожил радушный фонарь. Белый дом с зеленой крышей разбросал лучи света по участку, обведенному витой бирюзовой оградкой, где трава на газоне усохла к зиме, где деревья-подростки оголили свою худобу, а в бревенчатой беседке круглый стол укрылся влажными листьями.
После пасмурной субботы был воскресный полдень с солнцем. Слабый Боб стоял у стола, на кухне следы пьяного пиршества. Хлопнула дверь, появился Артур. Ранец висел на левом плече, в руках он держал бумажный брикет с надписью «сахар».
– Ого! – засмеялся Артур. – Привет.
Боб опустился на стул.
– Ты вернулся?
– Глупо отрицать. Все как договаривались. Ты, пап, что на меня так смотришь?
– Ты сказал, что ушел навсегда.
– Какой навсегда? Я пару дней… Ты чего? Слушай, надо тебе завязывать срочно.
Артур убрал сахар на полку.
Пора? Вскрываемся. Телефон объекта отключен. Ну, ничего.
Артур достал трубку, ответил, удивился.
– Пап, это тебя, – передал телефон.
– Здрасте, Борис Олегович, – говорю. И коллеги по сообществу тоже слушают. – Вы меня не знаете. Но есть у меня одна интересная для вас информация. Ваша откровенность на Ю-тубе. Думаете, это вы решили? Ничего подобного! Это за вас решили! Доброжелатель призывал к публичным жестам. Вы бы не послушали анонимных сообщений, если б не был создан информационный фон. И мы его для вас создали! Проблемы в работе, проблемы в семье, спасательный круг пару раз. Непредвиденные события. Вы, дорогой манипулятор, на собственные грабли наступили. Все по вашей технологии: непредвиденные события, нарушение логических связей, так? Утрата критического мышления. Расщепление сознания. Всего-то пару месяцев работы, и теленок сам бежит на бойню. С вашим бизнесом покончено. Придется переквалифицироваться. И это сделали вы сами. Понял!? Сам сделал! Занимайся дровами, раз научился. Так что прощаюсь. Вы нам больше не интересны.
Он бледный сидит с телефоном у уха и повторяет: алло, алло.
– Папа! – кричит Артур. – Что с тобой? Ты что?! Что случилось?!!
– Что? Я не слышу. Что-то с ушами. Не слышу. Не слышу. Не слышу.
ЭПИЛОГ
…………………………
Здесь должны быть восполнены лакуны в повествовании.
Следовательно, эпилог будет опубликован, когда незримый команданте Уго Кодекс воспримет принципы разумности и справедливости.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Ночью нарожденный снег наполнил парк, белизна легла у ворот зверинца, четверо с лопатами чистили дорожки. Мелкие снежинки в солнечном луче уплывали вверх.
– А красиво, – сказал самый молодой, с рыхлым звуком загребая снег. – Чисто так. Раньше я бы сказал цитату из.
Тот, кто был постарше, обстучал лопату об ботинок.
– Еслиф твой талант пропал, – сказал он. – Значит так и надо было. Шибко не жалей.
– Какой там талант? Нейроны в голове. Знаешь! А хорошо, что ты не уехал пока.
– Егор остался в зоопарке, – проговорил Егор. – Песня наоборот.
Артур принялся лопатой обрубать сугробик. Выровнял метра три, снег выбросил с тропинки.
Саша узбек сидел на корточках и щелкал зажигалкой, которая никак не загоралась.
– Сань! – позвал Артур. – А ты чего больше всего боишься?
– Ничего, – с зажатой в губах сигаретой промычал узбек. К нему подошел Егор и наставительно сказал:
– Зимой надо пользоваться спичками, – протянул коробок. – Чебы не смерзло. И шерстяными носками.
– И валенками, – крикнул Артур.
– Совсем русский язык не знают, – громко сказал Егор, обращаясь как бы к узбеку. – Пимы называют валенками! Москвичи, блин.
– Я больше боюсь, – Саша наконец прикурил. – Когда я умру, лечу такой, а там оба-на: апостол Петр у ворот. Это боюсь.
– А че? – не понял Егор.
– Он мусульманин, – пояснил Артур.
– Да ну, там поди войдут в положение, – Егор снял перчатки, набрал в руки снег, начал лепить из него колобок.
– А я не верю в Бога, – твердо произнес Артур.
– А ему как-то по хер, – сказал Егор и бросил снежок в сторону четвертого работника и попал прямо в черенок лопаты. Тот обернулся.
– Пап! Иди к нам! – прокричал Артур. – Перекур!
Узбек глубоко затянулся и с дымком проговорил:
– Один думает, что не верит в бога, другому кажется, что верит, но это пустяки. Делать будут все равно как надо. Ишак мой тоже с ощущениями, а все равно: когда дадут, тогда пожрет.
Боб подошел к компании, приподнял складку спортивной шапки над левым ухом, где блестел слуховой аппарат. И был он весь неловкий в этой старой матерчатой куртке, спортивных штанах, присыпанных снегом, какие-то детские рукавички на нем с расшитым цветочком красного цвета, неловкая улыбка, шаткая походка. Боб улыбнулся виновато, словно спросил: у меня получается? И лопату держит на весу, будто бы готовый тотчас приступить к работе.
– Мы, наверное, без тебя справимся, пап.
– В самом деле, Борис Олегович, вы бы лучше по переулку прошвырнулись. Как раз в воскресенье все дома.
Боб поправил шапку, наушник.
– Да? – спросил.
– Идите, конечно.
– Тогда я пошел?
Боб аккуратно погрузил лопату в сугроб и пошел по тропинке. Один раз оглянулся.
– Что врачи говорят, – спросил Егор.
– Говорят, что психика, – вздохнул Артур. – Не понятно, как помочь. Отец уверен, что ему поможет какой-то целитель. Он здесь в интернате был какое-то время Сейчас отцовский друг Сергей его разыскивает. Видишь как, только оглох, сразу и друзья появились. Чудеса.
Боб вышел из парка через боковой лаз, после чего долго отряхивался. Здесь начинался переулок, припорошенный снежной крошкой, лишь одна цепочка следов пролегала вдоль домов, теснившихся друг к другу.
Боб подошел к первому дому, нажал на кнопку сбоку калитки. Вытянул голову, пытаясь заглянуть во двор. Подождал какое-то время, двинулся дальше.
Второй дом был лучшим особняком в поселке, в нем чувствовался изысканный вкус, в таком особняке должны жить великие люди.
Боб позвонил, дверь в ограде автоматически открылась, а из двери дома вышел молодой человек блестящего ума, красивый и талантливый – это сразу было видно.
Боб расчехлил ухо свое, достал из кармана блокнот и объяснил, что представляет уличный комитет, что есть мнение жителям поселка, не дожидаясь действий власти, самим заниматься благоустройством, и первая проблема – уборка снега. Этот переулок не числится в реестре дорог местного значения, стало быть, администрация чистить его не будет. Есть предложение самим назначить время, выйти, поработать. Другой вариант скинуться деньгами.
Молодой человек согласился и поработать, и скинуться деньгами. Боб записал в блокнот данные хозяина, поблагодарил, обещал еще зайти.
Вышел из калитки жалкий и сутулый.
А я вернулся в дом, в свою гудящую берлогу. Несколько компьютеров и кофемашина, мой аппаратурный храм. Отсюда я поддерживаю связь с моими интернет-соратниками, отсюда я и наблюдаю. А эти лица на мониторах смотрят на меня со всех концов земли, нас много. Мы играем современной сетью технологий, мы слушаем, следим, подбрасываем факты. Любой нами выбранный объект пойдет только туда, куда ему скажут, сделает так, как мы захотим. Мы формируем мысли. Не можем пока влиять на аскетов, дикарей и отшельников, но прогресс неумолим, и скоро цифровой покров раскинется везде и всюду. И навечно тогда будет ясно, кто в новом мире на первых ролях. Наше виртуальное государство будет последней великой державой, всемирной империей без территорий. А пока мы подслушиваем и подглядываем. Мы наблюдаем. И… сейчас может быть за тобой.
