Лариса Яковлевна Шевченко
Надежда
Мария Ивановна ловко бросает на весы буханки и довески и в мгновение ока сбрасывает их рядом с весами. Я, стоя на цыпочках, тут же подхватываю и бросаю хлеб в авоську, которую заранее удобно повесила на руку и растопыренные пальцы. Добрый старик помогает мне. Он тоже не хочет, чтобы буфетчица сбилась с ритма и испортила всем настроение. Я робко гляжу на «главного» человека и прошу еще. Буфетчица еле заметным движением глаз отказывает. Но видно жалость шевельнулась в ней, и она громко говорит: «Сегодня хлеба мало, даю только по норме».
Я благодарно киваю ей и бегу домой. Слава богу, удачно. Пять большущих буханок и пять разных довесков. И как она довески отмеряет? Глаз-ватерпас! Ей весы, видно, только для проформы нужны. Иду, довольная собой, уминаю теплый, пахучий кусок хлеба. Правда, когда жуешь, он делается липким и вязким, как пластилин, и вкус совсем не тот, что у бабушкиного хлеба. Да ладно! Без хлеба и один день прожить трудно.
Дорога назад всегда короче. К тому же небо уже серое. Снег отсвечивает белым, а не голубым. Подхожу к огородам первой улицы села. Вдруг со всех ближайших дворов ко мне ринулись собаки разных мастей. Я замерла, зная, что нельзя бежать от собак. Свора окружила меня и с громким лаем заплясала вокруг. Тут поняла, что хлеб им нужен, а не я. В ужасе прижала драгоценные буханки к груди. А собаки наглели и уже во весь рост подскакивали. Их острые зубы клацали у моего лица. Что делать? Вытащила самый маленький довесок, разломила пополам и бросила, как могла, дальше. Свора отпрянула, и я побежала вперед. Но не успела сделать и нескольких шагов, как собаки вернулись. Я швырнула большой кусок, потому что тяжелый дальше летит. На этот раз успела добежать до середины огорода. Собаки становились все злее, и уже хватали зубами за шаровары и пальто, а одна оторвала хлястик на рукаве. Со страху я заорала, что было сил, но мой крик не подействовал. Так, бросая довески, я добежала до крайней хаты. На мой крик с палкой и огромным тесаком в руках выбежал мужчина в трусах и валенках. Он разогнал собак и подошел ко мне. Я сидела на снегу и плакала. На коленях у меня лежала авоська с хлебом. Часть верхней буханки обслюнявлена собаками. Дядя Ваня (отец моей одноклассницы) поставил меня на ноги, тесаком обрезал буханку, завязал авоську и побежал к себе в хату. Я не смогла его поблагодарить, потому что еще не оправилась от испуга. Только дома заговорила.
Рассказала бабушке про собак. Она подобрала мне хорошую палку. Всю зиму с нею проходила.
Весной заводским не стало хватать хлеба. Тогда они все дружно вышли из цехов и встали в очередь. На следующий день вышел указ: хлеб развозить по цехам.
ВОЖАТАЯ
Нравится мне учиться в новой школе. Все ребята живут одной семьей. Пионеры помогают октябрятам, комсомольцы – пионерам. Бывшие выпускники Анны Васильевны каждый день с нами занимаются: одни утром зарядку проводят, другие уроки проверяют на перемене, третьи после школьных занятий помогают готовить домашние задания или учат лепить, рисовать, вырезать. Еще играют с нами в мяч, городки, настольные игры. Занятия с шефами добровольные. Но, если ученик еще не имеет определенных интересов, шефы заинтересовывают, приучают и даже приказывают непослушным ребятам. Но такое бывает очень редко, потому что никому не хочется выглядеть непутевым. Иногда заходят старшеклассники. Мы говорим им «вы» и при них не шалим в классе. Но самая главная среди шефов – наша классная вожатая Рита. Она уже девятиклассница и поэтому отвечает за все, что происходит в классе перед Анной Васильевной. Особенно много времени Рита тратит на подготовку к праздникам: разучивает с нами песни, танцы, стихи поэтов разных республик. Мы уже знаем, что к каждому празднику нужно придумывать новый монтаж. Песни должны быть про родину, партию и природу. Танцы учим старинные и современные.
Мне очень нравится ходить на выступления старшеклассников. Они много поют, стихи ребята читают юмористические или с критикой, а девушки очень красиво рассказывают нежные, трагичные, про любовь.
К седьмому ноября девочки нашего класса готовят краковяк, польку-бабочку, и молдовеняску, а мальчики – гопак. Песни выбрали всем классом: украинскую шуточную и болгарскую про птичек. Для ребят главное, чтобы пирамиды не вычеркнули из списка и матросский танец. Они уже исполняли его в прошлом году, но Анна Васильевна разрешила, потому что не двое, а все двенадцать ребят теперь будут танцевать.
Я с удовольствием участвую в пирамидах старшеклассников, потому что, как самая маленькая и худенькая, всегда стою на самом верху. Старшеклассники до сих пор подразнивают меня, вспоминая, как чуть не рухнуло все «строение», когда в сельском клубе я запуталась в складках верхней части занавеса. Я же не виновата, что потолки в клубе ниже, чем в школьном зале!
Танцевать у меня не получается, но я стараюсь. Даже по дороге домой повторяю разного рода танцевальные шаги и па. Завтра для танца «Березки» будем шить с Ритой наметочными стежками сарафаны из старых маминых платьев. А ребята готовят учительнице сюрприз. Вовка придумал или подглядел где-то поведение пьяницы и так точно изобразил его перед классом, что мы все полегли на парты от смеха. Пьяный лежал в луже с включенным патефоном и дрыгал ногами под музыку. Рита тоже смеялась, а потом сказала, что не видит в сцене ничего поучительного, и дала задание попытаться сочинить воспитательный сюжет. Ребята согласились. Очень уж им хочется занять на празднике первое место за самостоятельность и фантазию!
А вот старшую вожатую школы я раньше считала молоденькой девушкой, а она уже тетя. У нее есть муж и сын Юрик. Зинаида Васильевна высокая, со светлыми волосами, упакованными массой заколок в плотную неподвижную прическу. Она строгая и все умеет делать. Я хожу к ней на кружок вышивания. Зинаида Васильевна так увлекается работой с нами, что забывает о времени, а спохватившись, быстро убирает наши «тряпочки» и мчится домой.
Она начала обучать нас с самого простого – вышивания стебельком. Девочки рисовали себе на кусках материи цветы, а мальчишки – танки. У меня не получались ровные стежки, и я придумала втыкать иголку не в конец стежка, а чуть выше – между двумя нитками. А оказалось, что уже есть такой метод вышивания. Я изобрела велосипед.
Крестиком вышивать мне нравится, потому что легко и быстро, а гладью – красиво и интересно. Но когда я захотела вышить на день рождения матери большую красную розу, то лепестки получались неровные, нитки не ложились на ткань гладко. Зинаида Васильевна принесла из дома китайскую наволочку, расшитую ярким шелком. Мы вместе изучили ступенчатый метод, и теперь могли красиво вышить узор любого размера.
Нас еще не обучали штопке, и я гладью зачинила все дыры на старом пиджаке отца. Он внимательно осмотрел мою работу и сказал, что не зря вожатая получает зарплату. Потом Зинаида Васильевна научила нас делать аккуратные заплатки и подшивать юбки «козликом».
У моего брата никак не получалось сделать узелок таким, чтобы он не проскакивал сквозь ткань. Зинаида Васильевна посоветовала ему намотать на иглу несколько витков, а потом, пропустив через них основную нить, закрепить. Но нитки запутались, и у Коли получился «рулик», похожий на маленькую пушистую гусеницу. Коля внимательно посмотрел на «абракадабру» и попросил голубых ниток-мулине. К концу занятия у него на пяльцах появилась голубая роза. Изобретение так понравилось ребятам, что все сразу освоили новый метод вышивания. Раньше Коле не хватало терпения прошить стебелек в десять сантиметров, а подарок маме он вышивал целую неделю. Вот что значит – сам придумал! Его цветы заняли на выставке первое место. Я радовалась за Колю и удивлялась тому, что мальчишка в девчачьей работе изобрел новое. Мне тоже захотелось к следующему празднику придумать что-то особенное.
А к Новому году, помимо гирлянд, снежинок и фонариков, мы научились делать маски. Сначала из плотной бумаги делали чертеж-выкройку, потом мелкими кусочками бумаги многослойно оклеивали заготовку и раскрашивали.
Все успевает Зинаида Васильевна! И концерты готовить, и кружки вести, и сборы проводить. Я не хотела учиться танцевать, потому что нескладная, но вожатая объяснила, что кружок танцев для того и существует, чтобы таких, как я, превращать в грациозных.
А еще Зинаида Васильевна рассказывает нам о том, как воспитывали богатых девочек до революции, об их женственности, мягкости, умении говорить и двигаться. Еще о том, что физическая работа не должна нас огрублять, чтобы домашний быт не превратил нас в клуш и наседок. Она хочет, чтобы мы, когда вырастем, были красивыми, умными, интересными себе и другим. Мне нравятся наши беседы. После них я начинаю замечать, что бываю резкой, говорю, сильно выделяя «р», хожу враскачку, как матрос. Но мне почему-то нравится так ходить, хотя понимаю, что некрасиво это для девочки.
Я раздваивалась в своих желаниях.
СОВЕСТЬ
– Мне нравится, как ведет уроки Анна Васильевна. Она задает такие трудные вопросы, что мы всем классом на них не всегда можем ответить. А сама знает ответ на любой, даже самый глупый наш вопрос. Она учит думать. Даже на истории. Эдик спросил учительницу:
– Вы рассказывали о красоте ленинградских дворцов. Их строили при царе. А теперь таких не строят. Это плохо?
– Дети, высказывайте свое мнение, – просит Анна Васильевна.
И мы целый урок спорим, доказываем. А Вовка про Цезаря задал вопрос, про то, как он сразу несколько дел мог выполнять. Учительница только рассмеялась:
– Каждая женщина всегда сразу с несколькими делами управляется. Присмотритесь к вашим мамам. Пока ужин готовят, и белье успевают замочить, и скотину накормить, и малыша успокоить, и сто дум передумать.
– А кто такие консерваторы? Это те, которые консервы делают? – спросил Коля Корнеев.
Все засмеялись, а потом выслушали объяснение учительницы.
– Почему молчишь, в обсуждении не участвуешь? – подняла Вовку с места Анна Васильевна.
– Слова есть, но все матерные. Ищу, чем заменить, – объяснил Володя Стародумцев смущенно.
– Культура речи состоит не в том, чтобы нецензурным словам находить замену. Поставь себе цель вовсе их не употреблять. А когда добьешься, в наших и в своих глазах вырастешь. Уважение – высшая награда для человека! – сказала учительница.
– Коля, скажи, пожалуйста, когда свершилась революция?
– В тысяча девятьсот… первые две цифры помню, а остальные…
Коля опускает глаза, крутится как уж на сковороде. Стыдно ему.
– На следующем уроке мы будем говорить о революции. Все запомнили? – спрашивает Анна Васильевна. – Вы должны расспросить своих дедушек и бабушек об их жизни в далекие годы юности.
Вечером мы сидим с Колей на печке и пытаемся понять, зачем была нужна революция?
– Надо было убить царя и прогнать помещиков, – говорит Коля.
– А как же армия? – спрашиваю я.
– Так она же из народа состояла.
– А почему же тогда долго воевали в Гражданскую войну?
– Не знаю, пожимает плечами брат.
– В революции есть что-то сложное, такое, что понимают только взрослые, – резюмирую я. – Коля, а почему так получается: допустим, один царь завоевывает другого – при этом погибает много простого народу, или один правитель в своей стране свергает другого, и опять головы складывают ни в чем не повинные люди. Это же не правильно. Нельзя, чтобы не воевать? Другое дело – защищать Отечество. Тут люди сами идут всем миром, не жалея живота своего, с вилами, топорами, как в войне с Наполеоном.
– Спроси у мамы про революцию.
– Завтра учительница все объяснит, – возражаю я.
Мать из школы пришла довольная и говорит:
– Хвалила тебя Анна Васильевна. Ей приходится много времени тратить на подготовку к урокам истории. Ты, оказывается, дополняешь ответы учеников тем, что она не рассказывала. Может, историком станешь?
Я промолчала. Меня уже занимал вопрос о том, как вести себя? С одной стороны, очень хочется рассказывать случаи из интересных книг родителей, а с другой – зачем я должна вынуждать учительницу часами копаться в дополнительной литературе? У нас книг все равно больше. Ведь мои родители – историки. У Анны Васильевны пятеро детей. И муж-зоотехник до ночи на работе. У нее всегда такие усталые глаза!
Почему я читаю дополнительный материал? Сначала хотелось показать новому классу, что я не хуже их, потом понравилось пять с плюсом получать. А теперь в привычку вошло «выкапывать» интересное по каждой теме. Обожаю читать исторические книги: такая гордость появляется за нашу страну, за наших сильных, смелых и талантливых людей! Слова старца времен зарождения Киевской Руси крепко застряли в моей голове: «Бориска, борись-ка!» «Читать не перестану, а вот на уроках перед классом больше не буду дополнять, – решила я про себя. – Вот сегодня прочитала, как четверо смельчаков подпилили ночью столбы шатра хана Батыя, и он только чудом остался в живых. Но расскажу ребятам про это на перемене».
Мать ушла на кухню. А я, выполняя домашние задания, на стуле верчусь, в окно поглядываю и ножницы машинально кручу. Не представляю, как случилось, что концы сомкнулись и состригли волосы как раз на середине левой брови!? Щелчок услышала и от испуга инструмент из рук выронила. Дурочка! Так ведь и глаз недолго выколоть! Положила ножницы на место. Кровь промокнула, а когда ранка подсохла, черным карандашом подрисовала бровь и вновь взялась за уроки.
Сели ужинать. Я уже совсем забыла о своей шалости с ножницами, как вдруг мать строго взглянула на меня и спросила:
– В четвертом классе новая мода? Дети выщипывают и красят брови?
Я замерла в ожидании потока нравоучений и криков. Но мать сердито обратилась к отцу: «Придется с Анной Васильевной поговорить серьезно. Какой пример подает? Так дети к десятому классу губы начнут красить, челки отрезать. Говорила я ей, что чепуриться учителю не пристало, так нет, и брови подводит, и блузку яркую в будни носит!» Я поражена такой реакцией матери. Почему она в каждой ерунде видит плохое? Причем тут Анна Васильевна? Мало ли, какие глупости мы делаем? Разве нельзя учительнице красиво одеваться? Она такая молодая и приятная! Но я молчу, не решаюсь объясниться с матерью.
А совесть не дает покоя. Получается, я на учительницу свое безобразие свалила? Ей теперь из-за меня достанется? Волнение нарастало, и на следующий день я перешагнула через свой страх. Мать выслушала меня, приказала не брать без разрешения острых предметов, а про Анну Васильевну ничего не сказала, только на меня очень внимательно посмотрела. Может, мою учительницу уже поругали незаслуженно? О чем мать подумала, услышав мое извинение?
Матери испугалась, а вышло, что подло поступила. Теперь всю жизнь совесть будет мучить. Эх, надо было сразу сознаться!
МАТЕМАТИКА И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ
Поначалу математика для меня в ряду изучаемых предметов не выделялась ничем. Мать сама указала: сначала решай задачи, потом выполняй русский, а затем берись за устные по мере уменьшения их сложности.
Мне даже в голову не приходило, что какой-то предмет может быть более предпочтительным. Когда историю, родную речь или ботанику первый раз читаешь, конечно, интересно. Но ведь потом учить надо! Да еще так, чтобы через неделю или через месяц спросили, а я все вспомнила бы и хорошо ответила. «Учить надо один раз на всю жизнь», – часто повторяла мать.
Но как-то я принесла из библиотеки книжку «Витя Малеев в школе и дома», положила под стопку учебников и раскрыла ее так же, как учебники, чтобы бабушка не сразу заметила, что я читаю художественную литературу. Знаю, должна помогать по дому. Но домашние дела никогда не заканчиваются, и свободного времени не бывает, поэтому считала, что, если нет на данный момент «пожарных» дел, я могу позволить себе совсем чуть-чуть почитать. При этом меня всегда мучила совесть, и я зорко следила, чтобы бабушка сама не таскала дрова или уголь. А если она начинала греметь пустыми ведрами, я пулей неслась во двор. Но стоило мне открыть эту книжку, я забыла обо всем. Я не видела, как топталась рядом бабушка, как пришли из школы родители. Наконец, бабуся не выдержала и с укоризной спросила:
– Ведь не уроки учишь? Быстро страницы переворачиваешь.
Я с трудом оторвалась от книги. Чувствую, что краснею.
– Простите, книжка такая интересная! Я хотела только заглянуть на минутку, чтобы узнать, о чем она, – смущенно оправдывалась я.
– Ладно. Беги во двор, – успокоила меня бабушка.
Чувствуя вину, я выполнила все поручения и даже больше, что сама считала нужным. И все же мысли мои оставались с книгой. Когда все легли спать, я потихоньку зажгла лампу и углубилась в чтение. Бабушка ворочалась, ворочалась, а потом рассердилась:
– Живо в постель. Нечего керосин жечь. Дня тебе мало!
– Днем я занята. Когда же читать-то?
– Хватит с тебя уроков. Книжки для бездельников и городских.
– Но они такие интересные!
– Господи! До интересов ли нам, детка. Тут с ног сбиваешься, чтобы все успеть сделать, а тебе развлекаться хочется. Ты же спать не даешь, а мне в пять утра вставать, корову доить, – грустно корила меня бабушка.
Спорить больше не хотелось. Я знала, как тяжело вставать рано. Молча загасила лампу. А на следующий день принесла книжку в школу и читала на переменках. Девчонки трясли меня за плечо, уговаривая объяснить домашнее задание, а я отмахивалась. Они обижались и уходили. С уроков шла медленно, читая на ходу. В книге мне больше всего понравился отрывок, где Витя с сестрой решали задачки с помощью орехов и желудей, раскладывая их по карманам. Теперь и я стала рассуждать вслух, располагая карандаши, перья и кусочки хлеба на столе.
Отец, увидев на столе кучки предметов, усмехнулся:
– Глупые решают задачки на конфетах.
Я пропустила издевку мимо ушей. Раз мне так приятней и интересней, значит ничего дурного в этом нет! Читая условия задач, я представляла себе трубы, машины, водоемы в таком красочном виде, что хотелось бесконечно много заниматься математикой и получать огромное удовольствие от нахождения правильных ответов. Домашние задания я записывала в тетрадь аккуратно, выводя каждую букву. А дополнительные – кое-как. Но учительница не снижала отметку за почерк. Понимала меня. А как-то меня не пустили в школу, потому что заболела бабушка. Я очень волновалась за уроки. Но мать строго сказала: «По учебникам на один параграф вперед пройдешь». Я так и сделала. А оказалось, что по математике в тот день было повторение пройденного. Когда учительница на следующем уроке объясняла новую тему, я слушала и убеждалась, что все поняла правильно. Здорово! Значит, я могу и без учителя соображать! А еще, что самое главное, я чувствовала себя еще уверенней, к концу урока лучше всех знала новый материал и задачки решала слету. А всего-то заранее прочитала правило и решила пару примеров!
С каждым днем я находила в математике все больше и больше интересного. Мне доставляло удовольствие решать быстрее всех, точнее отвечать на «хитрые вопросы». А как-то на естествознании Анна Васильевна спросила:
– Зимой, когда вы открыли дверь на улицу, что вы видите?
– Пар, – ответил весь класс дружно.
– Где больше пара – внизу или вверху?
– Внизу!
– Почему?
– Наверное, он тяжелей воздуха и поэтому падает вниз, ведь пар – редкая вода.
– Откуда он появился?
– От холода и печки, – послышались неуверенные голоса.
– А какой части тела холоднее при открытой двери?
– Какая раздета.
– А если бы вы были вовсе без одежды?
– Наверно, тем частям, где обычно носим одежду – животу и груди. Лицо и кисти рук к холоду привыкшие, – хором прокричали ребята.
Учительница обратилась ко мне. Но я тоже ошиблась. Мне было очень стыдно, что не оправдала ее надежд. Почему я не сумела правильно ответить на вопрос? Думать еще не научилась? Знаю мало? Попыталась найти себе оправдание в том, что никто не сумел правильно ответить. Не помогло. Мое самолюбие было задето. Я всерьез задумалась о явлениях природы и о необходимости хорошо учиться.
ОТКРЫТЫЙ УРОК
Во вторник открытый урок по труду. Мы не волнуемся. Не арифметика, к доске не вызовут.
Только Анна Васильевна нервничает, боясь, что не удастся купить цветной креповой и папиросной бумаги, что не хватит всем клея, кисточек, ножниц. Надеяться, что дети все из дому принесут, не стала. Подумала: «Кто забудет, у кого денег нет. Креповую бумагу на селе приобретают только на погребение. У большинства детей вместо портфелей матерчатые сумки. Многим одежду и книги школа покупает. Неловко просить родителей покупать бумагу для урока, пусть директор выделит из школьного бюджета.
Надо санитарам напомнить, чтобы проследили не только за чистотой рук, но и волос. Может, помочь кого-то постричь? Коля Корнеев – девятый ребенок в семье. Мать кормит всех огородом. Когда ей за чистотой следить? А старший сын у них в институте учится. Всю жизнь на картошке, в обносках и с высокой мечтой стать юристом. А Коля? Как весна, так на уроках его не увидишь. То корову пришла очередь пасти, то огород копать надо. Что такое носки, не знает. Мать просила директора ботинки купить ему на четыре размера больше, чтобы во вторую смену другой сын в них в школу мог ходить. И школе экономия. Ботинки купили хорошие, грубой кожи, на толстой теплой подошве. Лет на десять носки».
Анна Васильевна с гордостью вспомнила, сколько трудов ей стоило достать их. «А Варя – шестая в семье. Школьное платье носит аккуратно. Если предполагаются какие-то работы во дворе школы – бежит домой переодеваться. Форма ей почти до ботинок. Варя знает, что она ей на четыре года рассчитана…»
Мысли Анны Васильевны бегут, а руки аккуратно режут бумагу, готовят каждому ученику рабочий материал.
Урок труда последний. Директор привел с собой чужих учителей. Они сели на стульях вдоль стен. Мы с любопытством разглядываем их. А в это время на патефоне крутится пластинка с тихой, строгой незнакомой музыкой. Мы заслушались, и забыли про комиссию. Потом Анна Васильевна объявила: «Скоро праздник. Вырезать снежинки и фонарики умеют даже первоклассники. Вы сегодня будете делать настоящие бумажные игрушки».
По шаблону из картона мы вырезали фигурку выбранной птицы или зверя, а потом из папиросной бумаги склеивали тело, которое разворачивалось по форме животного. Из воздушных ячеек получалась объемная фигура. Я делала сказочную птицу. Она должна быть золотой. Но желтого картона нет. Пришлось покрасить. Очень трудно клеить папиросную бумагу. Тонкой кисточкой наношу клей. Иногда получается большая, жирная линия и я понимаю, что в этом месте плохо раскроются ячейки, и будет неровный бок.
Пока сохла стопка папиросной бумаги, вырезала из креповой бумаги яркий хвост, и на крылья добавила красивых перьев. А головку мне захотелось украсить проволочками с бусинками. Я в книжке видела что-то похожее. Подняла руку и попросила разрешения взять со стола учителя материал для фантазии и выдумки. Как Анна Васильевна могла все предугадать? На столе я нашла и проволочки, и бусинки. Там были даже пуговицы, обломки деревяшек и кусочки металла.
Учительница предупредила нас, что пора сдавать работы. Она осмотрела наши игрушки, похвалила и пообещала украсить ими школьную елку. «Кто не успел, не расстраивайтесь. Закончите на следующем уроке», – успокоила она учеников. Потом Анна Васильевна предложила спеть нашу любимую песню. Исполняя ее, я чувствовала себя взрослее. Настоящим тружеником, полезным человеком. У меня даже сердечко подрагивало от счастливого возбуждения и гордости.
Пройдут года, настанут дни такие,
Когда великий трудовой народ
Вот эти руки, руки молодые
Руками золотыми назовет! —
пели мы звонко и радостно.
Мы были очень довольны уроком.
ИЖДИВЕНКА
Прибежала из школы, бросила портфель на кухне и пошла в зал, чтобы переодеться в домашнюю одежду. Гляжу, а на кровати лежат газеты, а поверх них – листок какой-то. Читаю: отец, мать, сын, а против моей фамилии – «на иждивении». И Анна Георгиевна – тоже.
Я так и присела на кровать. Будто меня сзади по голове мешком с песком ударили. Сижу, прийти в себя не могу. Грудь сдавило. Вдохнуть не могу, потом обмякла. И так тоскливо стало. Одно слово – и нет меня как человека. Есть только иждивенка, нахлебник. И будто сердце обожгло, и незаживающая рана заныла вновь и надолго. Даже фамилии у нас с Колей разные! Голову сверлила неотвязная безотчетная мысль: «Никому, никому я не нужна!»
Вспомнилось, как бабушка со слезами в голосе сказала: «Обе мы с тобой сиротинки».
Я тогда удивилась, что бабушки тоже бывают сиротками. Странно. У нее – дочь, зять, внук. Почему она сирота? Может, ее мало любят? Значит, и старому человеку тоже нужно, чтобы его любили? Мне жалко бабушку больше, чем себя. Меня никто не должен любить. Я чужая. А она родная, но ей очень мало уделяют внимания. Ее работу и заботу воспринимают как должное, вроде бы она, как и я, отрабатывает свой хлеб. Ей еще хуже, чем мне, обидней и горше. Не по своей воле она здесь живет. Мать вызвала нянчить маленького Колю. И пенсии у нее нет. На Пасху услышала, как бабушка говорила матери:
– Праздник нынче, вот управлюсь и к соседкам пойду.
– Что вы там не видели? – недовольно возразила мать.
– А на кухне одной интересней? Все соседки в плюшевых полупальто, а я в потрепанной фуфайке который год хожу. И в коровник, и на праздник одна одежда…
А может, мне только кажется, что ее мало любят? Отец ко всем внешне безразличен. У него все внутри. Он всегда без эмоций. Делами отношение человека к человеку определяется. Вот картошку мы всей семьей сажаем и пропалываем. Это тоже внимание. Но у бабушки никогда не бывает выходных, и в кино она не ходит. А, наверное, ей хочется! Нет, все-таки мало о ней заботятся. Наверное, правда, обе мы сиротинки.
СУНДУК
– Бабушка, когда вы покажете мне все, что храните в сундуке? – спрашиваю я.
– Некогда, подожди. На Успенье, – отвечает она на ходу.
Я сгораю от любопытства, но терпеливо жду. В праздник накормили скотину, пообедали и сели с братом на лавку. Бабушка сняла крышку с сундука, и я поняла, что огромный замок висел на ней для «проформы». На полу мы расстелили газеты, и бабушка принялась выкладывать свое богатство. Сверху лежали кусочки сатина, которые мы с ней покупали в сельмаге под яйца, сверток тюля и скатка льняных рушников.
– Эти льняные полотенца я еще до свадьбы совсем молоденькой ткала. Последний рулон остался. А скатерти – послевоенные. Недосуг было ерундой заниматься. Работать много приходилось.
– А где ваш ткацкий станок?
– Не смогла сюда перевезти. Большой очень был. Продать пришлось. Только прялку с собой захватила.
– А этот ковер тоже сами ткали?
– Конечно. В эту пору жизни я все своими руками делала. С детства куда как предостаточно поднаторела во всяких девичьих ремеслах. Для меня они – сущая безделица. В них я находила тихую радость безмолвного уединения для проявления фантазии в рисунках своих изделий. И мужские хозяйственные дела освоила. Жизнь заставила… А в этой юбке я после замужества ходила на все праздники. Муж подарил на первое совместное Рождество. Видишь, какое качество, какая выработка хорошая?!
– А зачем понизу плотная бахрома пришита?
– Чтобы край не обтрепывался. Вещи на всю жизнь покупались. Белую блузку на рождение сыночка муж привез. Клара в ней в институт ходила. Теперь тебя дожидается.
– А свадебное платье не сохранилось? – спросила я.
– Откуда быть свадебному платью? После гибели родителей, я в деревню попала, к дальней родне. В одном платье переехала к мужу.
Она развязала изношенный головной ситцевый платочек, вытащила из него белую исподнюю мужскую рубашку и прижала к лицу. Я только видела, как вздрагивали плечи и пульс на шее бабушки бился учащенно.
– С тех пор не стиранная. В ней запах мужа и мои слезы, – прошептала она. Потом перекрестила рубашку и снова спрятала на самое дно сундука.
– Бабушка, почему не носите эту шальку? Красивая какая!
– Память. Первый подарок Илюши перед свадьбой. Пусть до последних дней со мной пребывает. В ней тепло его любви осталось. Только первого сентября на день рождения надеваю, даже на улицу не выхожу в ней.
В этот момент я подумала, что бабушка живет прошлым.
– Что это там ленточкой перевязано? – осторожно спрашиваю я, а сама боюсь, что бабушка в таком волнении больше не захочет рассказывать обо всем.
Но она уже положила коробочку к себе на колени и, не давая нам в руки, стала показывать фотографии.
– Папенька, доктором служил. Он единственный в своей семье в люди вышел. Маменька к музыке способности имела большие, но болела очень.
– Какое красивое кружевное платьице на вас!
– Здесь мне шесть годков. Еще панталончики кружевные носила. Забот никаких не знала в детстве. Гостей помню. Мужчины все больше солидные, бородатые, женщины красивые, ласковые. Отца уважали, говорили – талант. Да, видно, Господь много счастья не дает в одни руки.
Из бумаги выскользнули на пол медали. Мы с братом бросились их поднимать и столкнулись лбами. Бабушка даже не заметила. Она была погружена в свое самое счастливое, но такое далекое время.
– Ба, вот эти медали военные, они дяди Толины, а эта за доблестный труд чья?
– Моя. Лучшей по колхозу признали в войну. И раньше первой была, но наград не давали, только хлебом премировали. Не принято было награждать. Не про то забота была. А теперь вот даже пенсии не дали.
Бабушка бережно взяла медали в руки.
– Прочитай, детка, что на них написано. Глаза мои слабые.
Я прочитала.
– Письма сыночка почитай, – опять попросила бабушка.
Я читала, а она смотрела в сторону угасающего солнца отсутствующим взглядом, и я не понимала, слушает ли она меня или пропала в коротких счастливых годах замужества, а может, в трудных и голодных, военных? Мой размеренный тихий голос погружался в серость комнаты. Силуэты расплывались, а я все читала и читала, пока глаза различали черные значки ушедшего счастья прошлой жизни. «Смерть все унесла, и все освятила», – пробормотала бабушка, будто в забытьи.
Залаяла собака. Бабушка заторопилась зажечь керосиновую лампу и принялась убирать вещи в сундук. Я ушла разжигать керогазы и толочь в огромной деревянной ступе мак на вареники к ужину.
ХОТИМ ВМЕСТЕ И С ВАМИ
Громкий стук в окно разбудил нас в четыре часа утра. Накинув фуфайку и сунув босые ноги в валенки, первой выскочила мать. Через минуту позвала отца: «Беги в школу. Лошадь запряги. В больницу детей надо везти. Уроки за тебя проведу, если не успеешь вернуться».
Около дома Соколовых уже собралась толпа. На снегу в одеялах лежали двое взрослых и трое детей. Соседка, заливаясь слезами, видно в который раз повторяла:
– Старая я, не спится мне, вот и бужу Ниночку по утрам, когда попросит. Глянула, свет не горит, ну и давай в окно их спальни барабанить… Угорели… Хорошо, что дети в другой комнате спали. Господь их хранил… Стекло разбила, в окно влезла…
