Константин Мзареулов
Звёздный лабиринт – 2
Глава 16
ФАНТАСТИКА И РЕАЛЬНОСТЬ
Первая в Нью-Йорке телевизионная антенна оседлала самую высокую точку города – шпиль небоскреба Эмпайр стейтс билдинг. Михаил с удовольствием осмотрел это во всех отношениях любопытное сооружение. Джон оказался прекрасным гидом и сумел плотно заполнить его немногие свободные часы, чтобы показать основные достопримечательности. Кроме того, издатель был очень интересным собеседником, знал немыслимое количество удивительных историй, которые рассказывал охотно и мастерски.
– Лет семь назад федеральная комиссия по радиосвязи постановила, что телевидение должно служить только научным целям, и поэтому трансляция рекламных передач была запрещена. Так вот, пока этот запрет не отменили. производство телепередатчиков оставалось нерентабельным, и развитие телевидения в Штатах замерло.
– Забавный анекдот, – согласился Михаил. – Вполне в американском духе.
– Представьте себе, я не шутил, – печально поведал Джон. – Вы в России даже не представляете, какие колоссальные доходы приносит этот бизнес. Огромные доходы и огромную власть.
Он рассказал, как в прошлом году Американская федерация рекламы добилась запрета на учебник профессора Рагга. Автор книги осмелился сказать, что реклама оглупляет граждан. Если верить Джону, одна компания, производящая мыло и стиральные порошки, купила привилегию: отныне во время ковбойских вестернов на радио и телевидении передается реклама лишь этой фирмы. Поэтому американцы стали называть «мыльными операми» многосерийные фильмы и радиопьесы, то и дело прерываемые назойливыми призывами покупать моющие средства. История звучала больно уж неправдоподобно, поэтому Михаил решил, что собеседник его разыгрывает.
А может быть, и нет.
На всякий случай Каростин тактично перевел разговор на другую тему.
Вспомнил, как в конце двадцатых годов написал повесть о перспективах телевидения.
– Тогда меня интересовали совсем другие темы, – ностальгически проговорил он. – Прогресс, новая техника новое общество… Но никак нельзя было подумать о роли рекламы мыла в развитии телевидения или ракетоплавания…
– А я начал писать в годы «великой депрессии», потому что остро нуждался в деньгах, – признался Джон. Михаил рассмеялся:
– Честно говоря, я тоже взялся за литературу ради денег. Но потом стал относиться к фантастике серьезнее.
– У вас отлично получается. Мои авторы были рады услышать о вашем приезде.
Надеются увидеть вас сегодня вечером. В редакции соберутся все писатели, которые находятся в Нью-Йорке.
– Я обязательно приду.
– Замечательно!
Джон Кэмпбелл попрощался и убежал по срочным делам. Больше двух лет он возглавлял самый серьезный в Соединенных Штатах журнал фантастики «Astounding
Science Fictiom, то есть «Поразительная научная фантастика». Вчера Джон каким-то образом нашел Каростина в отеле и взял слово, что московский гость посетит редакцию, где Михаила будут ждать молодые талантливые писатели-фантасты.
Каростин вторично прилетел в США на новейшем транспортном самолете АНТ-39
«Красная Звезда». Четырехмоторный цельнометаллический гигант, прототип разрабатываемого дальнего бомбардировщика, совершил сорокачасовой беспосадочный бросок над Арктикой, доставив в Сан-Франциско несколько орудий для
«Халхин-Гола», Почти двое суток Михаил и еще пять пассажиров мерзли в неотапливаемом закутке, отделенном переборкой от кабины пилотов. Во Фриско
Каростин согласовал с американскими коллегами конструкцию отсека для радарной станции, которую предполагалось установить на передней мачте линкора. Затем он пересек континент от океана до океана в пассажирском С-3 «Дуглас». В Нью-Йорке он подписал несколько важных документов, а потом встретил Джона…
Михаил рассеянно брел по какой-то авеню. Снова заморосил противный мелкий дождик. Конструктор рассеянно подумал: дескать, неплохо бы закусить сосиской и выпить кока-колы в ближайшей забегаловке, но вместо аптеки или кафе по пути попался магазин радиотоваров. Ассортимент был богатейший: радиоприемники, патефоны, магнитофоны, радиолы. Больше всего Каростина интересовали, конечно, телевизоры, разработкой которых он продолжал заниматься по сей день.
Ни о чем подобном москвичи, конечно, не могли и мечтать. Каких моделей здесь только не было – от двухканальных с крохотным экраном в три дюйма по диагонали, стоимостью сто двадцать пять долларов, до огромных двенадцатидюймовых с переключателем на семь каналов, цена которых приближалась к шести сотням.
Двенадцать дюймов – это же больше тридцати сантиметров по диагонали! Михаил испытывал легкую зависть, а рядом, еще сильней дразня его самолюбие, красовались тяжелые коробки цветных телеприемников. Еще десяток лет назад такие агрегаты считались чистой фантастикой…
– Интересуетесь телевизорами?
Голос, выговаривавший русские слова с заметным акцентом, прозвучал совсем рядом. Повернув голову, Михаил увидел сухопарого мужчину лет пятидесяти в длинном макинтоше и модной шляпе. Взгляд водянистых светло-серых глаз был отнюдь не дружелюбным, а тонкие рыжие усики напоминали о немецких офицерах, которых он встречал весной в Берлине.
– Русский? – спросил Михаил, прикинувшись дурачком. Он не сомневался, что опять встретил немецкого агента, и не ошибся.
– Нет, господин Каростин, я представляю одно дружественное вам государство. Позвольте представиться, обер-штурмбаннфюрер СС Вальтер Ромпе.
– Гестапо? – машинально поинтересовался конструктор и как бы невзначай расстегнул пальто, чтобы в случае надобности сподручнее было выхватывать пистолет.
– Зачем же так грубо… – Немец вроде бы даже обиделся. – Тайная полиция работает внутри рейха, я же служу в такой интеллигентной организации, как политическая разведка… Нам надо побеседовать, а это лучше всего получается во время обеда. Предлагаю посидеть в ресторане – тут поблизости есть очень уютное тихое заведение.
Разговор обещал быть интересным, к тому же в Наркомате госбезопасности его регулярно поучали, что на такие контакты следует соглашаться без опаски. Знать бы только, чего нужно этому фашисту. А то стукнет по башке, запихнет в ящик – очнешься в подвалах гестапо. Мало ли, что он врет, будто в другом отделе состоит, – сказать всякое можно. Нет, все-таки надо соглашаться…
– С удовольствием, – проговорил он. – Только через два часа я должен быть в редакции журнала.
– Будете, – заверил его Ромпе. – Двух часов на первый раз вполне достаточно.
Ресторан действительно оказался уютным и тихим, но сугубо американским, и оба европейца долго ворчали по поводу варваров янки, которые за недолгий срок своей истории так и не научились готовить нормальную еду. После продолжительного изучения меню они заказали по большому бифштексу с жареной картошкой, салат, пиво и несколько видов закуски. Откусив от бутерброда с» икрой, эсэсовец приступил к делу:
– Герр Каростин, в нашем ведомстве были весьма заинтригованы вашим романом
«Ответный удар». Правильно ли мы поняли, что там говорится о войне между СССР и
Англией?
– Вы прекрасно говорите по-русски, – похвалил немца Михаил, чтобы потянуть время. – Жили в России?
– Я родился неподалеку от Ревеля. У моего отца было большое имение, леса, завод. Мой дед был адмиралом русского флота, а сам я в мировую войну дослужился до попучика на Кавказском фронте, потом воевал в армии генерала Врангеля.
Кивая в такт его объяснениям, Каростин лихорадочно прокручивал в уме ситуацию. В «Ответном ударе» не названы противники Советского Союза. Красная
Армия отражает удар вражеского флота, использовав управляемые по радио беспилотные самолеты, начиненные двумя тоннами взрывчатки, где точное наведение на цель осуществлялось с помощью телевидения. Кроме того, в сценах войны на сухопутном театре он описал прорывы тяжелых танков и атаку пехоты, вооруженной автоматами. В первом варианте романа два корпуса красноармейских парашютистов захватили остров Хоккайдо, но из-за цензурных ограничений пришлось опубликовать текст, где говорится о десанте на некий неназванный остров. Ну что ж, если немцам хочется, чтобы этим островом была Британия, пусть остаются в приятном заблуждении…
– Вы совершенно правы, герр обер-штурмбаннфюрер. Я писал именно об этом.
Вальтер Ромпе оживился, засверкал глазами и завалил фантаста наводящими вопросами. Немца интересовало, существуют ли в действительности танки Т-42
(шестьдесят тонн веса при стасемимиллиметровой пушке), истребители И-25
(скорость – семьсот пятьдесят километров в час, вооружены шестью автоматическими пушками калибра сорок миллиметров), скорострельные пушки-гаубицы «Ромашка», автоматы Рустамова и другая красочно расписанная боевая техника, при помощи которой герои Каростина – за четыре дня остановили и обратили в бегство вражеские войска.
Дурачина из ведомства Гиммлера не понимал, что любой писатель способен за пару минут состряпать правдоподобный сюжет. Именно этим и занялся Михаил, охотно под – твердив, что названные системы вооружения существуют либо скоро вступят в строй, равно как реактивные самолеты, сверхдальнобойные пушки и подводные крейсера огромного водоизмещения. Немец был слегка подавлен, но все-таки продолжал выпытывать:
– Как понимать эту публикацию? Неужели таким оригинальным образом ваши комиссары дают понять фюреру, что Красная Армия готова присоединиться к вермахту в битве против англичан?
– Мне трудно оценивать такие сложные политические процессы, – уклончиво ответил Михаил. – Но ваша мысль кажется похожей на правду.
– Можно ли надеяться, что Молотов передаст подобные предложения, когда приедет в Берлин на переговоры с фюрером?
– Простите, меня не посвятили в эти планы. – Михаил с печальным видом склонил голову. – Мое дело – писать романы, но такого сюжета мне пока не заказывали.
– Я все понял. Большевики используют вас втемную. Пожав плечами, Каростин взялся за бифштекс. Ромпе сочувственно сказал, что понимает, как трудно жить талантливому писателю, которому не доверяют важной информации. Затем открыто предложил сотрудничать: служба СД готова передавать Михаилу определенные сведения, но ему придется, в виде ответной любезности, оставлять в условленном месте письменные отчеты. Михаил немного поломался, потом принялся торговаться.
Сговорились на сумме в три тысячи долларов плюс триста рублей за каждый оставленный в тайнике отчет. В портфель «завербованного» конструктора перекочевала пачка купюр, шифроблокнот и план парка в Сокольниках, где находился тайник. Шифр и схема должны были привести в экстаз московских контразведчиков – в этом Михаил не сомневался.
Неторопливо шагая под усилившимся дождем, Каростин мысленно посмеивался: немцы работали безалаберно ко купились на дешевую легенду…
К назначенному часу таксомотор высадил его возле дверей журнальной редакции. Джон, поджидавший гостей в вестибюле, тактично предупредил:
– Все уже собрались. Только… Из Калифорнии приехал Боб Хейнлейн.
– Кто это? Не помню такого.
– Он – наш ровесник, хотя печататься начал совсем недавно. Боб очень талантлив, настоящий генератор идей. Беда в том, что он не слишком любит коммунистов.
– Не привыкать, – отмахнулся Каростин. – К тому же я – беспартийный.
Пошли.
В редакционной комнате сидели на стульях, столах и даже на подоконнике шесть человек. Самым старшим из них оказался сорокачетырехлетний Билл Дженкинс, писавший под псевдонимом Мюррей Лейнстер. Михаил искренне признался, что с огромным удовольствием читал его «Проксиму Центавра» – роман о полете к ближайшей звезде, где земным космоплавателям пришлось выдержать сражение с цивилизацией разумных растений. В ответ Билл – Мюррей, наговорив комплиментов каростинским романам «Снегопады Венеры» и «Тайна звездного дредноута», протянул обе эти книги, выпущенные в мягких обложках нью-йоркским издательством
«Популярная библиотека». Михаил не сразу понял, в чем дело, и американец пояснил, что хотел бы получить автограф русского классика.
Не успел он написать какой-то банальный текст и поставить росчерк, как со всех сторон потянулись руки, сжимавшие такие же покетбуки. Михаил расписывался, благодарил за добрые слова и пытался запомнить незнакомые фамилии начинающих писателей: Саймак, Ван-Вогт, Азимов, де Камп. Несмотря на тревогу редактора,
Хейнлейн держался вполне миролюбиво и даже подарил свежий номер «Астаундинга», в котором была напечатана его повесть «Взрыв всегда возможен».
Потом началось обсуждение каростинского творчества – настолько бурное, что
Михаил вынужден был то и дело останавливать говорившего и просить произнести ту же фразу помедленнее. Когда очередной коллега назвал гостя основателем литературы о космических войнах, Каростин пошутил:
– Теперь я понимаю, почему Док Смит не пришел… Все засмеялись. Эдвард
Смит имел научную степень доктора философии, за что и получил среди писателей-фантастов прозвище Док. Какое-то время он пытался доказать, что его многотомные опусы о Линзменах и звездолете «Космический Жаворонок» заложили фундамент нового течения фантастики – «космической оперы». Так, по аналогии с ковбойскими «мыльными операми», называли романы, посвященные битвам звездных флотов. Однако было очевидно, что такое направление литературы открыли советские авторы: Николай Муханов с его трилогией «Пылающие бездны» и Михаил Каростин, создавший многотомную эпопею «Революция в эфире».
Лейнстер произнес небольшую речь, сказав, что в начале нашего века фантастика имела всего два течения: изложение научных и политических идей без грамотной литературной обработки, как это делали Жюль Верн и Герберт Уэллс, а на противоположном фланге – приключенческие боевики в стиле Бэрроуза и того же Дока
Смита. Лейнстер заявил, что настоящая литературная фантастика началась с произведений Каростина, Беляева, Кэмпбелла и Хейнлейна. Это было очень приятно, и Михаил выступил с ответным словом.
– В основе произведения должна лежать яркая, интересная и, главное, новая научно-фантастическая идея, – говорил он. – Задача настоящего писателя – найти такую идею и тщательно обработать ее методами художественного творчества. На фоне фантастической посылки становится интереснее сюжет, наливаются жизнью образы персонажей. Современность дарит писателям уникальный шанс, потому что мы живем в эпоху величайших и удивительных открытий во всех областях науки и техники. Жюль Верн строил увлекательные сюжеты, исходя из примитивных законов механики. Что он использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего!
Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия…
На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики – сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление – на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.
В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес «Astounding» со своим рассказом «Strange Playfellow». Михаил перевел название как «Чокнутый друг детства», а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после
Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:
– Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?
Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:
– Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.
Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: «Погляжу я на вас лет этак через двадцать – тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!» Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:
– Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?
– Это не я так полагаю, это – научно установленный факт, – рассмеялся
Михаил. – Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» – там все изложено очень доступно и доходчиво.
Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился.
Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:
– Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима… – Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. – Например, величайший ученый той эпохи – дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет – разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию… назовем ее, например,
Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только… – Он снова погрузился в размышления. – Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности-
Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:
– Пускай энциклопедию пишут.
– Гениально! – вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: – А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.
Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная «космическая опера», перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал – зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес:
– Очень любопытный замысел. Дерзайте, юноша… – Потом спросил из вежливости: – Как, вы говорите, вас зовут?
– Айзек, сэр, – мальчишка явно был горд вниманием классика, – Айзек
Азимов…
Через пару десятилетий он станет сильно переживать, что не познакомился поближе с Клиффордом Саймаком, который весь вечер молча просидел в углу. Но тогда, осенью сорокового, таких сожалений не возникало. Михаил возвращался из редакции в прекрасном настроении. Однако в отеле Каростина всерьез обеспокоил капитан Сомов – сопровождавший его сотрудник Наркомата госбезопасности. Чекист сообщил об автомобиле с двумя пассажирами, который следовал за Михаилом весь день.
– ФБР, наверное, – безразлично сказал конструктор. – А может быть, снова немцы… Пускай следят до полного опупения. Ни черта не обнаружат. У нас особых секретов нет. Контракты, которые в эту поездку подписывали, не имеют отношения к обороне.
– Так-то оно так, но за тобой кто-то следил. – Сомов покачал головой. – Не к добру это.
Всю ночь чекист не спал, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам за стенами комнаты. А утром капитан разбудил Михаила, сообщив тревожное известие: кто-то протолкнул под дверь конверт с письмом,
– И что же тебя так разволновало? – удивился конструктор, распечатывая послание.
– Очень уж странно это случилось. Сначала послышались шаги в коридоре, словно кто-то крадется мимо нашего номера. Я, понятное дело, насторожился, пистолет приготовил. А потом вдруг – точно минуту или около того был без сознания – по радио уже другой голос поет, а у меня голова слегка кружится. И письмо лежит на коврике. А я ведь смотрел точно на дверь, но не увидел, как конверт подсунули.
– Да, забавная история-Михаил подумал, что случившееся напоминает гипноз, которым злоупотребляют гонты. Наверное, и письмо от них. Так оно и оказалось. На листке плотной бумаги было написано по-русски каллиграфическим почерком:
«Уважаемый брат по разуму!
Излучения Вашего мозга указывают, что Вам известно о присутствии гонтов на планете Земля. Существует ряд вопросов, по которым между нами возможно дружеское сотрудничество.
Послезавтра в Сан-Франциско один из нас встретится с Вами.
Люди планеты Огонто».
27 октября 1940 года
«Они даже знают, что я сегодня возвращаюсь в Калифорнию! – Тут Михаил тоже начал беспокоиться, но потом решил: – Если это провокация СД, то мы будем наготове. А если на связь в самом деле вышли гонты – тем лучше».
Они отправились в обратный путь с Восточного побережья к Западному. Уже знакомый «Дуглас» летел с промежуточными посадками в Чикаго и Денвере, так что путешествие заняло немногим меньше суток. В Калифорнии все дела были давно закончены. Позвонив на авиабазу, Каростин выслушал рапорт командира «Красной
Звезды», который доложил, что машина заправлена, загружена всем необходимым и готова к старту, экипаж ждет пассажиров. Тем не менее он до последней возможности откладывал выезд, надеясь на посещение звездных гостей. Каростин даже велел Симанову и Котрикадзе отправляться на аэродром и передать командиру
АНТ-39, чтобы тот не беспокоился по поводу их задержки.
… Но после четырех вечера стало понятно, что дальше тянуть нет смысла.
Очень расстроенный, Михаил вызвал негритенка-носильщика, чтобы спустить багаж в автомобиль. На ступеньках перед входом в отель из вечернего полумрака навстречу им шагнула громоздкая фигура с характерными чертами лица, которые были присущи жителям Огонто. Сомов профессионально занял позицию между Каростиным и гонтом, но Михаил шепнул:
– Не беспокойся. Я должен с ним поговорить. Но будь начеку.
– Чекисты всегда начеку, – процедил капитан. Приблизившись, гонт, почти не шевеля губами, заговорил на не слишком правильном русском языке:
– Простите, я не мог поспеть прежде этого часа. Кажется, за мной идет слежка. Я знаю про ваше отсутствие времени. Придется поговорить про все важные вопросы по дороге.
– Давно пора, – сказал обрадованный Михаил. – Могли бы еще два года назад с нами связаться.
– Это не так просто…
Сомов сел за руль «форда», а гонт и конструктор устроились сзади.
Инопланетянин не пожелал назвать своего имени и приступил сразу к делу:
– Нам пришлось исследовать содержимое вашей памяти, но осталось много неясного. Мы должны установить источник информации о нападении фурбенов на звездолет экспедиции Огонто.
– Если вы читаете мои мысли, то должны знать все, что знаю я!
– Не надо раздражаться, – посоветовал гонт. – Мы попали в безвыходное положение. Звездолет давно должен был вернуться на Огонто, но все еще находится в десятках световых лет от дома. Если мы не отыщем своих сопланетников, то рискуем погибнуть на обратном пути, потому что корабль выработал ресурс…
Теперь разъясняю: чтение мыслей дает очень неполную картину. Мы надежно воспринимаем лишь четко сформулированные фразы, а также сильные ощущения. Однако люди, как и прочие разумные существа, мыслят чаще смутными образами, чем символами речи. А лично у вас мысли забиты большей частью переживаниями эротического характера.
Смущенный последней фразой, Михаил все-таки сумел трезво оценить ситуацию и согласился, что гонты действительно оказались в тупике и заслуживают сочувствия.
Он рассказал, что самые важные сведения поступают в комиссию откуда-то из сфер высшего государственного руководства, но честно признался, что подробности ему не известны.
Выслушав его объяснения, гонт отвернулся к окну. Машина шла по ленте подвесного моста Сан-Франциско – Окленд, который во всем мире путали с расположенным над горловиной залива мостом Золотые Ворота. Когда они оказались на другом берегу, Сомов вырулил на шоссе, ведущее к военному аэродрому, где стояла «Красная Звезда».
– Вы считаете, что экипаж того звездолета еще жив? – спросил Михаил. -
Ведь прошло очень много времени. Какая у вас обычная продолжительность жизни?
– Раза в полтора больше, чем у вас. Я уверен, что уцелевшие после взрыва гонты живы и ждут спасателей. В их радиограммах говорилось, что место, которое вы называете Тунгусским бункером, оборудовано анабиозными камерами.
Это было очень интересно, однако Каростин не исключал, что за прошедшие три десятилетия роботы фурбенов могли найти и уничтожить Тунгусский бункер. Кроме того, Михаилу хотелось узнать подробности боевых действий между кораблем Огонто и вражеской базой. Такие сведения весьма пригодились бы не только комиссии, но и самому Михаилу – для очередного романа о тайнах звездного дредноута…
Неизвестно, стал бы гонт об этом рассказывать, только поговорить им не удалось.
Сомов вдруг прорычал:
– За нами погоня!
Обернувшись, Михаил увидел, что в быстро сгущавшейся темноте их уверенно настигают два «понтиака». Шоссе было пустынным, и преследователи, не заботясь о скрытности, выставили из окон стволы автоматов. С каждой секундой их фары светили все ближе. Когда расстояние между машинами сократилось метров до сорока, затрещали очереди, нацеленные по колесам «форда». Сомов гнал, не жалея мотор, но оторваться не удалось. Внезапно их сильно тряхнуло – одна из пуль прошила заднюю шину.
– Они охотятся на меня, – с прежним равнодушием произнес гонт. – Придется драться.
Инопланетянин достал из-под куртки устройство, напоминающее пистолет с длинным толстым стволом. Михаил тоже вытащил ТТ и спросил, передернув затвор:
– У вас нет связи с остальными?
– Поблизости нет никого из наших. Помощь подоспеет через час, не раньше.
Он навел свое оружие на ближайшую машину преследователей и нажал спусковую клавишу. Из ствола вырвался тончайший ослепительно фиолетовый луч. Прорезав заднее стекло, поток разрушительной энергии прочертил зигзаг на корпусе
«понтиака». Из капота автомобиля заструился дымок, отчетливо видимый в свете фар мчавшейся следом машины. Прорычав что-то нечленораздельное, гонт вновь ударил лучом, покачивая стволом вправо-влево и вверх-вниз. Вероятно, его оружие поразило бензобак, потому что передний «понтиаю» вдруг окутался пламенем взрыва.
На полном ходу автомобиль подпрыгнул метра на два, рассыпавшись по шоссе грудой горящих обломков.
Дальше в этом месте дорога сворачивала к северу, поэтому «форд», следуя изгибу трассы, повернулся к преследователям левым бортом. Очереди двух автоматов разбили радиатор, повредив что-то важное в моторе, и вдобавок в клочья растерзали переднее колесо. Машину занесло, перевернуло, проволокло какое-то расстояние на боку. Михаил стукнулся головой, затем на него обрушилась тяжеленная туша гонта.
Автомобиль замер на боку, и Каростин, подвывая от острой боли, растекавшейся по придавленной правой руке, принялся шарить левой, пытаясь нащупать выскользнувший яри ударе пистолет. Голова побаливала. «Наверное, шишка будет», – не к месту подумал Михаил.
Между тем гонт, открыв оказавшуюся над головой дверь, встал обеими ногами на бедро Каростина, подтянулся и ловко выпрыгнул из опрокинувшегося «форда».
Пробормотав: «Всю ляжку оттоптал, скотина…» – конструктор добавил пару крепких словечек, подобрал-таки ТТ и, выпрямившись, выглянул из машины. Голова кружилась, к ушибленному локтю словно высокое напряжение короткими импульсами подавали.
Продолжая держать оружие левой рукой, Михаил огляделся. На фоне горевших в сотне метров обломков «понтиака» темнели силуэты четырех автоматчиков, которые, пригнувшись, бежали в их сторону. Залегший на обочине гонт снова пустил в ход инопланетное оружие, перерезав пополам одного противника. Однако в темноте смертоносный луч выделялся слишком четко, и враги, обнаружив позицию пришельца, открыли бешеный огонь из всех стволов. Тем не менее гонт успел выпустить серию импульсов. Упал еще один немец – Михаил не сомневался, что их преследуют именно головорезы из СД. Двое оставшихся залегли, продолжая поливать гонта длинными очередями.
– Надо выбираться из этой мышеловки, – свирепо сказал Сомов, вытирая рукавом кровь, стекавшую из рассеченной брови и разбитого носа.
– Вылезай, – простонал Каростин. – У меня не получится. Буду отстреливаться.
– Не болтай. Сейчас помогу тебе выбраться. Подталкивая его сзади, капитан вытолкнул конструктора наружу, затем выбрался сам и шепотом приказал укрыться за перевернутой машиной. Затем, осторожно выглянул из-за капота, дважды выстрелил, почти не целясь, и сказал с удовлетворением:
– Пошли, они готовы.
Кряхтя от боли, Михаил подбежал к гонту и ужаснулся. Пришелец лежал ничком в луже крови. Куртка на его спине была буквально изрешечена пулями.
Инопланетянин не шевелился и не дышал.
Где-то поблизости заурчал мотор. Вскинув голову, Михайл увидел, как преследовавший их «понтиак», посвечивая фарами, медленно движется в его сторону.
Отступив в тень, Каростин приготовился открыть огонь, но, когда машина остановилась, оказалось, что за рулем сидит Сомов.
– Решил подогнать поближе, – сообщил чекист. – Тебе, наверное, ходить трудно… Помоги собрать трофеи – и полным ходом на аэродром, пока полиция не подоспела.
Они торопливо обыскали трупы землян, обнаружив в карманах массу документов, представляющих повышенный интерес для органов госбезопасности. Кроме того, в кабине машины находился портфель с бумагами на немецком языке.
– Дома разберемся, – поторопил напарника Сомов. – Шевелись, ехать надо.
Каростин кое-как открыл багажник опрокинувшегося «форда» и перетащил в
«понтиак» свой багаж. Он уже собирался садиться, но вдруг сообразил:
– Капитан… Мы должны взять этого… Который с нами ехал.
– Ты, парниша, совсем сдурел, однако. Он же весь в крови. Даже здешние лопухи заподозрят неладное.
– Закутаем в мое пальто. Совершенно необходимо сделать ему вскрытие, изучить анатомию. Пойми – это необходимо!
