Иоланта Ариковна Сержантова
Полустанок
Вербное воскресенье
Не путайте своё собственное прошлое
с прошлым, навязанным вам.
Чем ближе от дома до работы, тем чаще опаздываешь. Производить замеры выпавших осадков и менять фильтры приборов для определения состава атмосферного воздуха нужно было в одно и то же время. Утром. Каждый день. И даже в Вербное воскресенье.
Стоило выйти за ворота, как две пары косуль, привлекая к себе внимание, начинали активно прогуливаться. Чего они только не делали! Подпрыгивали, кокетливо щипали листочки, манерно вытягивая шею; топали смешными копытцами о землю, шумно роняли на упругую землю орешки, упруго отбивая их своими плюшевыми хвостами, словно теннисной ракеткой…
А мне было не до них. Опрокинув взгляд вниз, я прыгала с кочки на кочку, стараясь не упасть. Кабаны по ночам искали сладкие корешки в этом болоте, и по следам было видно, что накануне ночью они очень часто поскальзывались. Чёткие отпечатки круглых резиновых носов с глубокими пятнами ноздрей украшали практически каждую кочку, поэтому утро начиналось с визуальной разведки местности, на предмет поиска оптимальной траектории движения.
Прокладывать новую тропинку приходилось с особой осторожностью. Болото походило на поле боя после артиллерийской подготовки. К тому же кабаны любили фыркать, что называется, под руку. Им вообще-то полагалось спать об эту пору. Вместо этого, явно что-то замышляя, они близоруко щурились из-за кустов…
– Ф-фу! – как всегда неожиданно раздалось слева.
– Тьфу-ты! – ноги разъехались, и я сползла по скользкой грязи прямо в яму…
– Фру! – хихикнул бессовестный кабанчик.
– Ага! – ухватилась я в последний момент за метёлку ровных прутиков, торчащих из земли.
Кабан убежал, потешно подбрасывая свиные ножки.
– Поросёнок! – беззлобно крикнула я ему вдогонку.
Растение, которое спасло меня от конфуза, оказалось вербой. Я впервые в жизни видела её дом. Куст как куст. Довольно невзрачный. От гусениц вербы на сердце немного щекотно, а велюровые наросты почек словно чужие на красноватых деревянных стеблях. Нелепые, как бриллиантовая серьга, блеснувшая из-под цветастого платка…
Ещё вчера было промозгло. А нынче? Весна! Всего за сутки провернула все свои дела: и оттепель обернулась теплом, и сок берёз из прозрачного превратился в красный…
Пасха
Да… мы так часто навешиваем
свои добродетели на шею близких…
У нас рассвет, и розовое солнце даёт обет к обеду ускользнуть Морфею полуденному в объятья…
Белый свет… белый стих… вследствие наличия отсутствия чувства ритма или по причине обострённости его восприятия? Кто бы знал…
Знать и понимать – совсем не одно и то же. Знание
– это инструмент умения распознать то, что приходит с опытом. Понимание – результат применения этого навыка. Оно не всем даётся, увы..
Ты внимательно смотришь вокруг себя, анализируешь происходящее. Процесс жизни – самая важная её составляющая. Затребованное количество, которое переходит однажды в качество.
Но если ты не смог впитать в себя, что дОлжно… Чем восполнить этот бездонный пробел? Игрушками, впечатлениями, яствами… И что делать, когда ты останешься один на один с собой? Как оправдаться за рождение? Что делать, если очевидность правоты ставится под сомнение всеми, кроме того, кто сию очевидность познал?
Грустно, если представители меньшинства стремятся убедить большинство в своей нормальности. Страшно жить, игнорируя очевидность быстротечности.
Нам кажется, что в жизни всё случайно. Но ничто так тщательно не подготовлено, как то, что получилось «само собой».
Вечером, когда пауки набивают свои авоськи росой, мы бродим по лесу. Приходится быть особенно осторожными. Тропинки уже разгорожены их гамаками. Пройдёшь неаккуратно – окажешься мокрым с ног до головы. Слезинки росы, скатившиеся по смуглым щекам сумерек, как логичное завершение очередного промелькнувшего дня.
Некоторые полагают, что использовать росу в описаниях природы – набивший оскомину приём. Только вот солнце играет аквамариновым ожерельем перед сном из века в век и не считает это банальным…
Не торопись…
«А у нас окна открыты,
с пруда такой прохладой веет,
журчит вода, рыбы губами шлёпают,
улитки чавкают…»
(Из письма)
Водоросли в пруду – не просто неряшливые комки тины. Время от времени они выставляют согнутую лодочкой детскую ладошку листа. Покрутят ею в разные стороны, проверят – тепло ли, холодно ли над водой. И, разобравшись со сложностями
перемещения воздушных масс, противоборством фронтов атмосферного давления и разницей температур, быстро прячут её в относительно тёплый карман пруда
– Ну уж нет! Я пока подожду, – бормочет растение, тихо и спокойно укладываясь на самое дно. Взбивает мягкую перину тины и, засыпая, бормочет соседке-лягушке:
– Ты того, не торопись наверх. Рано.
– Успеется,– соглашается та и поворачивается на другой бок…
Под присмотром
Удовольствие – одна из сторон
нравственного бытия.
Ежедневно, ежечасно… Ежеминутно! – мы были объектом живейшего любопытства со стороны обитателей леса. Бывало, идёшь по дороге, аккуратно переставляя ноги, стараясь не топать. И вдруг чувствуешь на себе чей-то взгляд. Останавливаешься и крутишь головой по сторонам, чтобы выяснить, кого не видишь ты.
Белка долго не церемонилась. Месяца три, не дольше. Ей надоело подглядывать за нами, перепрыгивая с ветки на ветку. К тому же пришла пора выводить в свет бельчат. Однажды утром гляжу – с пригорочка, с дороги, прямо к дому бежит…
– Кошка?
– Нет!
– Собака?
– Нет!
– Лисёнок?
– Да нет же, белка!
Села у ворот. Умылась, причесалась и полезла на дуб. Забралась в дупло и стала там жить. Прыгала на крышу дома, на сарай – веселилась вовсю! Кино про людей с доставкой на дом. И ходить никуда не надо! Сами всё покажут.
Ласка – та жила в подвале кордона. И вселилась, вероятнее всего, когда дом пустовал. Перезимовала. Привыкла к нашему соседству, и в хорошие минуты, если Пётр Петрович и Мурёнка отдыхали, выходила во двор, щеголяя блестящим мехом чёрной шубки. Не по сезону, конечно, зато как хороша!
Лось устроил лёжку в пятидесяти метрах от забора, на берегу пересыхающей речки. Если мы шли прогуляться и посмотреть, как утекает вода и время, гигант леса, отец и дед всех лосят в округе, перебирался из своего устланного листвой и его собственной щетиной окопа под ближайший куст.
Мы предавались грустному раздумью. Лось тоже грустил и громко зевал в надежде, что это поторопит нас, его бесцеремонных соседей.
Лисица жила километрах в двух от дома, подле одного из самых крутых пригорков у дороги. Она выбиралась из-под корней дуба, где была её нора, и устраивалась на самом верху пригорка. Садилась и наблюдала, как неэстетично пыхтит моё величество, карабкаясь у неё на виду с сумками, пакетами и неизменным рюкзаком за спиной. Когда между нами оставалось шагов пять, лисица потягивалась по-собачьи и уступала дорогу.
Самец благородного оленя (прошу прощения, молодой человек!)каждую среду приходил ко мне на свидание на дорогу в полутора километрах от кордона. Он не бегал, не прятался, не выглядывал исподтишка – всё это было бы явным унижением его достоинства. Олень просто стоял у дороги, по которой проходила я. Когда топтаться на одном месте было уже невмоготу, он нагибал ровную сильную шею и покусывал ногу над правым копытом.
Я подходила всё ближе и ближе. Олень красноречиво поводил шоколадными глазами в мою сторону, легонько морщил кожу у плеча, сгоняя комаров – и внезапно начинал парить над землёй. Нет, он не убегал от меня – он призывал полюбоваться своей статью и величием.
Обременённый внушительной короной рогов, он просто не мог себя вести иначе. Только так. По-королевски.
Комары
Совсем необязательно быть, чтобы знать
В городах, где людям почти удалось отгородиться от мира насекомых высокими порогами многоэтажных домов, случайно залетевшая в форточку муха воспринимается как трагедия. Ну а сезонное нашествие комаров – как неизбежное зло, с которым можно бороться разнообразными лентами. Липучими, вонючими, распыляющимися или извергающимися под воздействием потока электронов. Все средства хороши! Однако то, что работает в замкнутом пространстве, абсолютно бесполезно в лесу.
В нашем случае положение усугублялось близостью болота с одной стороны, речки с другой и ручья – с третьей.
Утренний туман здесь длился долго и едва рассеивался к полудню. Кордон был выстроен на большом пригорке в центре огромного болота. Мелкая речушка Ивница отсекала болото от остального леса. Кабаны, лоси, олени, косули, лисы и волки приходили напиться вдоволь её прозрачной воды. Нам нравилось, что звери не смущаются нашим соседством, а приходят к реке, когда им вздумается.
Впрочем, любой плюс – это умело замаскированный минус, или он же, но в квадрате.
Побочным эффектом непреходящей влажности были стаи комаров, которые начинали свой кровавый промысел ранней весной и продолжали бесчинства до первых заморозков.
Для того чтобы полить наш огород, приходилось облачаться в пуленепробиваемый костюм, состроченный из старого болоньевого плаща образца 1968 года. Голову обматывали мелкой сеткой, которую затягивали вокруг шеи верёвкой. И шли в бой.
Честное слово, когда вокруг тебя столько комаров, становится не по себе. Всем известно, насколько раздражающе-назойлив писк одного-единственного «ни зверя ни птицы в носу спицы». А шелест миллионов комариных крыл устрашающе-неотвратим. Это не просто звук. Это предупреждение: «Беги. Беги! Беги, пока не поздно!»
Бежать было некуда. Комары оплатили аренду зоны полётов до холодов. К счастью, они никогда не залетали внутрь дома. Этот факт носил ярко выраженный оттенок парадоксальности. Как бы ни был тесен их строй вне помещения, ни один не осмеливался залететь внутрь. Дом явно был не их территорией. Форточки широко и зазывно зевали дни и ночи напролёт, но никто не посягал на воздушное пространство, столь безалаберно оставленное на произвол судьбы. Если вдруг редкий комар случайно попадал внутрь, он так судорожно начинал искать выход, что его писк не походил на клич завоевателя. Это был, скорее, крик о помощи. И мы никогда не убивали таких залётных психопатов. Мы нежно выдували их прочь.
А уж на улице никто никого не щадил. Комары ломали копья о нашу броню, мы лупили их, как могли, нещадно давая пощёчины самим себе. И забегали с улицы под спасительную сень дома, как с линии фронта, совершенно не подозревая, что за кошмар поджидает нас с наступлением первых жарких дней июня…
Блохи
Можно притворяться хорошим? Едва ли!!!
Потертости лицемерия обличат нашу неискренность…
В один из вечеров я сидела перед телевизором и радовалась, что успела полить овощи и петрушку до того, как комары нашли лазейку к моему влажному и горячему телу. Игнорируя певческий озноб из-за плохо поставленных голосов местных телеведущих, я жадно впитывала локальные новости. Искала знакомые фамилии в обзорах и прогнозах, находила лица приятелей в видеосюжетах и преувеличенно возбуждённо реагировала на имена друзей-репортёров. И тут таинство встречи с видениями из прошлой жизни было прервано странным, посторонним и приземлённым ощущением – лёгким множественным жжением в области ступней.
Я внимательно осмотрела ногу, но не обнаружила никаких явных повреждений или заноз. Но стоило только вернуть ногу в исходное положение, как ощущение покалывания появилось вновь.
– Что за ерунда? – не отрывая ногу от пола, я внимательно осмотрела её ещё раз. – Что это?!
– Где? – муж разобрался в тонкостях моих интонаций не хуже супруги инженера Брунса.
– Да вот! Что-то там… такое… чёрные точки какие-то! Ногу поднимаю – ничего нет. Опускаю – жжётся.
– Так это блохи, наверное.
– Блохи!!!? Откуда?!
– Ты забыла, где живёшь! Из лесу, вестимо…
– Ну мы же тут не первый день! Они бы уже давно кусались, если бы они тут были! Откуда они!? Бррр! Гадость какая!
– Живут они здесь, вероятно.
То, что блохи здесь действительно ЖИЛИ, мы поняли на следующий день.
Оказалось, что строители, возводившие кирпичную избушку кордона, старались экономить на чём только было возможно. И, проковыряв углубление в земле для фундамента, не озаботились сооружением подушки между почвой и полами. На досках для пола они сэкономили тоже, поэтому половицы выглядели как зубы первоклассника, у которого на месте трёх выпавших молочных зубов вырос пока лишь один постоянный. На момент окончания строительства дома в этой части леса обитало три вида блох. Оглядевшись по сторонам, они не обнаружили подходящего объекта для нападения и впали в ступор, по самым скромным подсчётам, лет на семь. С нашим переселением в жизни насекомых появился смысл, и, растолкав своих товарищей по летаргии, они всерьёз принялись за наше воспитание.
Блохи обладали каким-то невыразимым чутьём, они всегда знали, где кого искать. По утрам, проснувшись от бесцеремонного стука дятла по ближайшему стволу, мы уже не вскакивали с постели и не подбегали босиком к окну, как делали это раньше. Мы продумывали, как станем добираться до выхода из этого гнезда, кишащего блохами. Нога, спущенная с постели, мгновенно покрывалась чёрными точками насекомых и почти сразу же румянилась от укусов, как булка с маком. С каждым днём блох становилось всё больше и больше. Поначалу они допрыгивали до щиколотки, потом до середины икры, потом… Потом я вспомнила, что у нас есть высокие кожаные сапоги на толстой подошве, пожертвованные фермером из Северной Дакоты. Пару дней, пока блохи искали выход из положения и тренировали ноги, я спокойно ходила по дому в огромных сапогах на
четыре размера больше. Лепила пирожки и ухмылялась. Наутро третьего дня первая же блоха пробежала по голенищу, взобралась на колено и вколола свой хоботок мне в кожу как вымпел покорения новой высоты. О, ужас!!!
Как мы только ни боролись с этим перманентным кошмаром, обрушившимся на нас так внезапно! Вымытый полынной водой пол устилали стеблями полыни. Горькая трава превращалась в труху под сапогами миллионной армии насекомых. Пол орошался, натирался и промывался химикатами всех видов и сортов. Блохи,
вероятно, громко смеялись над нашими попытками отравить их, поправляя микроскопические респираторы на своих носах. Но нам не было слышно ничего, кроме звуков расчёсываемых до крови конечностей. Крови, которой так жаждали наши поработители.
Избавление от чужеядных насекомых стало смыслом нашего, и без того не безоблачного, существования…
Сын ходил по верхам, перепрыгивая с кресла на стул. Собаку приходилось вычёсывать ежевечерне до последней, с позволения сказать, блохи, и брать с собой на диван, потому что оставлять её на съедение было бы бесчеловечно. А вот кошка… Кошка стремилась не уронить звание лучшего истребителя мышей и не желала соблюдать осторожность. Когда мы попытались запереть её в комнате, подальше от кровохлёбов, наша кошка разнервничалась, с горя надавала пощёчин ласке, получила сдачи и сильно поранилась.
Села в углу кухни с отрешённым видом… и утром мы обнаружили её обескровленную, бездыханную… Процессия покидавших её тело блох завершила картину произошедшей трагедии.
Мурёнка! Милая моя спасительница не вынесла безумного блошиного нашествия…
Мы похоронили её за сараем, на пригорке, где никто не мог бы потревожить память о самоотверженной кошке. О кошке из сказки, которая так и не услышала стука серебряного копытца по крыше нашего дома…
