Иоланта Ариковна Сержантова
Полустанок
Платочки
Улитки чавкали на весь лес,
им было вкусно, а листве – больно.
– Ой. Да зачем это? Не надо.
– Это вам, бабушка, к женскому празднику!
– Да, как же это? Мне уж давно никто ничего не дарил. Спасибо вам! Платочки…
Бабушка прибирает все платочки в кованый голубенький сундук, но один прячет в карман. Идёт в свою горницу, сдвигает половичок и лезет в подпол. Там у неё капуста, картошка и солёные огурцы. Целую зиму подкармливала нас она этими огурцами. Март на дворе. А как отказаться, если они – главный деликатес на нашем столе.
– Зачем это? Не надо, у неё всё есть.
– Пронин, молчи. Это наше, бабское.
Пронин – майор. Но не совсем. Потому что бывший. Комиссовали по здоровью. Что-то с лёгкими. Перебрался в заповедник, на свежем воздухе курить интереснее. Бабушка Матрёна – его мама, живёт с ним и управляется по хозяйству. Курам-уткам сварить, поросятам запарить, корову напоить-подоить… Впрочем, корова быстро вышла из строя. Решила поглазеть на паровозы, да просчиталась с расположением обзорной площадки. Собакам отдали рожки да ножки. Не повезло корове.
– Пронин, что ты мне про корову. Двадцать раз уже слышала. Расскажи лучше про службу. Тоскуешь, поди?
Тот смеётся. Наготове очередная байка про командира. Пока бабушка накрывает на стол, мы слушаем:
– Стоит как-то раз наш начальник на перроне. Тут электричка отъезжает. И из предпоследнего вагона кто-то в него плюнул. Тот расстроился, поднял на уши подчинённых. Нашли этого мужика и привезли назад. Вот. Посадил его начальник на стул, ходил вокруг и плевал.
– Фу. Кошмар какой. А зачем это всё?
– Так думал, что специально плюнул! Мужик домой вовремя не попал – раз, и вернулся оплёванный – два!
Пронин смеётся, кашляет. А мы с бабулей воздеваем глаза к небу.
Садимся пить чай. Из-под стола выходит нереально большой чёрно-белый кот. Мощный лоб, широкие скулы, плечи, как у гимнаста. Кот направляется к плите, демонстративно метит её, подходит к бабуле, трётся о ноги и хрипло голосит.
– Да ладно уж, пойдём, выпущу тебя, – Матрёна гладит кота, тяжело встаёт и идёт к выходу. Кот бежит за ней.
– Вот шалопут, – сердится Пронин, – знает же, как бабка его любит, а теперь раньше зимы не придёт.
– Как?
– Да вот. Только зимует дома. А так – в лесу живёт. Сюда возвращается даже не по первому снегу, а как мороз установится. Раньше нет. Не идёт. Что ему? Мышкует. Вон, жирный какой. Но уж как приходит – всё. Оттепели не жди.
Бабушка вернулась в кухню и села, утирая уголки глаз платочком. Мы с Прониным сочувствуем её горю, но молча глотаем коричневую заварку.
– Так ты не забудь: банки в подвал прятать станешь – бумажкой крышку накрывай и ниточкой прихвати,– напоминает мне бабушка, как бы продолжая начатый разговор. Ей неудобно, что растрогалось из-за животины.
– А чтобы чего? – шутливо интересуюсь я.
– Да плесени не было чтоб… – грусть не отпускает женщину, и она жалобно обращается к сыну:
– Коля… А, Коль… Кот-то, тот всегда возвращается, не пропадёт?
– Да куда он денется! Придёт, – в ответ пыхтит папиросой Пронин и жалобно смотрит на мать.
– И что ж с того? – вздыхает бабуля,– подождём.
– Конечно, мам! – воодушевляется Пронин.
– Он вам ещё невесту приведёт, кот ваш,– наобум говорю я.
И бабушка радостно шепчет, что у неё припасены и коробочка для котят, и тёплое одеяло…
Бабушке Матрёне есть о чём печалиться помимо кота.
– Первый муж, Коля, умер. Три войны прошёл. Финскую, Великую Отечественную да с японцами. Стрелял Коля метко. Охотником был. С войны пришёл живым, радости сколько было… Так на реку пошёл купаться и утонул. С войны дождалась!!! А тут – такое… Погоревала-погоревала, да детей надо рОстить. Вышла замуж вдругорядь. Дочка родилась, красавица. Но померла от коклюша. Два года одиннадцать месяцев ей было…
Пронин, наконец, прерывает воспоминания матери:
– Мама, хватит вспоминать, а то опять таблетки пить придётся, голова заболит.
– Ну и ладно,– соглашается та, – хватит так хватит.
Самое замечательное, что кот, любимец Матрёны, привёл-таки невесту к зиме. Она была похожа на своего избранника, только у того чёрным был правый бок, а у кошки левый. И она была явно на сносях.
Начиная с того года, каждую весну кот уходил на лесную вахту, оставляя супругу с новыми котятами под опекой бабушки. Чтобы не скучала.
Ну, что же… Кто не умеет плакать, тот не умеет и смеяться. Иначе никак.
Главное – это счастье!
Беспредел – разновидность плоскости
Во время моих редких поездок в город многочисленные знакомые изумлялись:
– Ты здесь?!
– Ну да! А где мне быть?
– А мы думали, ты эмигрировала.
– С чего бы это?
– Ну… мало ли…
– Я не эмигрировала, и даже не иммигрировала, а просто мигрировала!
– А что, есть разница?
– Угу, есть. В лесу я живу.
– Ах, вот как,– разочарованно грустили знакомые. Но вскоре соображали, что в лесу водятся грибы-ягоды. Там случается протекать рекам, в которых живёт рыба…
– Слушай! А грибы у вас есть?
– Ну есть, наверное. Мы их не едим.
– А ягоды?
– Специально не собираем, некогда. Когда к полустанку идём, по дороге, на бегу.
– Во! Ну, вы даёте!
– Мы калину, после третьих заморозков.
– Фу… гадость!
– А вы её пробовали?
– Горькая вроде.
– Да, есть немного горечи. По вкусу напоминает джин. Очень полезна штука!
– Джин?! Заманчиво! Угостишь?
– Угощу.
– Ну, а развлечения у вас там какие?
– Танцуем по вечерам!
– О, дискотека, что ли?
– Да шучу я. Дел много.
– Ага… ну конечно. Небось, каждый вечер по шашлычку!
– Для этого нужно мясо.
– Так вы в лесу! Мясо у вас там само бегает!
– Несомненно! И само на шампуры нанизывается. Не убиваем мы никого. Нехорошо это. Там заповедник!
– Странные вы. Ну, а в гости-то к вам можно?
– Можно. Приезжайте.
Таких пустых бесед о нашем житье-бытье было много. Частые обещания приехать погостить. Редкие визиты.
Товарищи приезжали с намерением остаться с ночёвкой, но редко кто выдерживал больше двух часов в тех условиях, в которых жили и работали мы.
Все работники заповедника за глаза называли нас с мужем «научной четой». Погодная станция, на которой мы служили, дала право называться заповеднику биосферным. Но, воспользовавшись этим правом и закрепив за собой солидное наименование, управление охраняемой территории постаралось не обременять себя заботами о нуждах станции комплексного фонового мониторинга (СКФМ) и о тех, кто её обслуживал.
Согласно документам и правилам, нас должны были обеспечить всем необходимым. Некто, дотошный и предусмотрительный, занёс в список оборудования для оснащения станции не только газовый хроматограф и автомобиль марки УАЗ, но даже ножницы и кофемолку! В Приказе Госкомгидромета номер 181 от 22 августа (страшно сказать!) 1978 года не нашлось места для вытяжки, которая была необходима при работе с концентрированными кислотами, и для перчаток, без которых руки покрывались некрасивыми пятнами ожогов. В процессе работы ощущалась нехватка некоторых «мелочей», воспоминание о которых затерялось в массе более крупных недочётов.
Электричество должно было быть у нас постоянно. Без него не работала основная часть метеорологического оборудования и мы не могли обогреть дом. Печь-то в доме была, конечно, но по правилам СКФМ мы не могли топить её: это вносило погрешность в состав атмосферы подле измерительных приборов лаборатории.
Под каждым подоконником в доме были закреплены спирали из толстой проволоки, залитые гипсом. Этими электрообогревателями и нагревался воздух в доме.
Не было у нас и телефона. Рация работала от электричества. Над одним из пунктов списка – об обязательном асфальтировании дорожек от кордона до лаборатории – смеялось не только начальство, но и мы. Кабаны скоро бы расправились с битумной смесью. Каждую ночь их семейство с лёгкостью меняло ландшафт на пятистах квадратных метрах территории, простиравшейся меж кордоном и лабораторией. Что им какие-то тропинки? Поддели бы своими резиновыми носами и скрутили в рулет.
Но больше всего нас тревожили проблемы с электричеством. Точнее – регулярное его отсутствие. Любой из порывов ветра мог лишить нас минимальных удобств.
Первое время мы терпеливо ожидали приезда электриков. Обычно им было недосуг, поэтому навещали нас не раньше, чем через неделю после обрыва провода. Позже сразу после обрыва мы топали до полустанка на соседний, Крутовской кордон и сообщали оттуда по рации о постигшей нас неприятности. В этом случае электромонтёра привозили дня через три. Но после очередной аварии на линии, когда нас игнорировали месяц, а то и больше, муж решил действовать самостоятельно. Он отыскивал место, в котором произошло замыкание, и устранял проблему. Проблемой обычно оказывалось дерево, метров пятнадцати в высоту, которое возлежало на проводах и раскачивалось, как на качелях. Используя колун (это такой большой-большой топор!) и собственную спину, наш папа аккуратно снимал расшалившееся дерево и укладывал его на землю. Если проблема была только в этом, то электроснабжение восстанавливалось. Мы щёлкали тумблером ретранслятора подле лаборатории, кричали «ура!» ожившему головокружению счётчика и возвращались на кордон. Если же лампочки не открывали свои глаза, а продолжали дремать, шли искать обрыв или очередного непоседу, обнажившего свои корни и пустившегося в пляс в такт порывам ветра. Иногда приходилось брести несколько километров до широкой просеки ЛЭП. Если по пути до неё на нашем участке никаких проблем не обнаруживалось, тут уж поделать ничего было нельзя. И вновь – поход до соседнего кордона, просьбы по рации, поездка на электричке до следующей станции, звонки с вокзала в усадьбу заповедника, электрикам… Снова и снова… Начальство так удивлялось нашей настойчивости:
– Ну что вы звоните постоянно? Сообщили о неполадках? Ну и ждите! Приедут.
Однажды ремонтники прибыли чуть ли не на следующий день после обрыва. Приехали, пошуршали «кошками» по столбу подле кордона, прикрутили провода…
– Пф-ш! Бах! – полыхнуло у столба. Громкий хлопок раздался в доме. И наш маленький телевизор оказался безнадёжно испорчен.
– Лучше бы не приезжали…
Мы с мужем были очень расстроены. А ребёнок отреагировал так, как от него никто не ожидал:
– Телевизор не самое главное в жизни. Главное – это жизнь! И счастье.
Кто бы спорил!
Гости
Негоже развлекаться,
постоянно бросаясь в камин совести.
Иногда надо позволять себе быть хорошим.
Ночь рассматривает свои сумрачные владения через монокль луны. Заглядывает она и в наше окно. Подмигиваю ей. Она машет крылом летучей мыши в ответ.
В центре комнаты, на ковре, спят наши гости. Странно видеть в доме кого-то, кроме нас троих. Обычно активно напрашиваются и не приходят, а если и приходят, то ненадолго. Мы не в претензии, так как почти отвыкли от присутствия в жизни посторонних.
А эти пришли без приглашения и напросились на ночлег. В нашей комнате – двое на полу, и в кухне на составленных креслах ещё один. Лесники.
Пару часов назад, поздним вечером, они постучались в нашу дверь:
– Здравствуйте! Гостей принимаете? Не прогоните? У нас машина в болоте застряла.
– Не прогоним, раздевайтесь, мойте руки, сейчас пирожков напеку.
– Ой, да не беспокойтесь.
– Это быстро! Да к тому же больше мне нечего вам предложить!
Лесники, молодые ребята, переглядываются меж собой и произносят давно наскучившее нам: «А разве у вас ружья нет?!»
И опять приходится объяснять, что «мы не такие», что ружья не держим, зверей стрелять не станем даже под угрозой голода. Хотя эта угроза для нас давно стала реальностью.
– А что вы едите? – спрашивают нас лесники.
– Картошка была, закончилась, морковка была.
– А мы видели, что козы у вас…
– Да, козы есть, молока нет.
– А кормите чем?
– Собираем с сыном веточки.
– А куры есть?
– Ага. С этим у нас порядок, яйца бывают. Нечасто, но куры несутся, еда у них не очень сытная, поэтому кидаются на всё, что видят. Мышей едят, жуков колорадских…
– Да ну… это вы загнули! Куры колорадских не едят!
– Пошли, покажу!
Мы идём с лесниками в наш курятник. По пути я беру баночку с дневным «урожаем» жуков.
– Ничего себе!– удивляются парни, наблюдая, как споро и скоро наши куры расправляются с листоедами.
– Это для них как карамельки! – сообщаю я, и мы возвращаемся в дом.
– Как же вы живёте? – продолжают расспросы ребята после первой чашки чая с моими фирменными сахарными пирожками.
– Да нормально! В пересчёте на хлеб, на наши две зарплаты мы можем купить три буханки в день. Но мы покупаем муку, масло подсолнечное, дрожжи, сахар. С картошкой вот фигня вышла. Да нормально всё! Кушайте!
Попили чаю, связались с конторой заповедника, договорились, что назавтра на подмогу приедет пожарная машина, чтобы вытащить УАЗ из болота, и улеглись спать.
К полудню УАЗик удалось вытянуть из трясины, и наши гости уехали. Мы стояли у кордона и махали им вслед.
– Весёлые ребята, – сказала я.
– Наверное, – ответил муж.
Вечером того же дня мы услышали шум мотора. То был УАЗ с нашими новыми знакомыми. Я поставила чайник и вышла на крыльцо:
– И снова здравствуйте!
– Ага, это мы, опять! Мы вот вам картошку привезли.
– Ой, как здорово! Спасибо большое! Заходите, сейчас вода закипит!
– Пирожков дадите?
– Конечно!
– О! У вас очень вкусные пирожки!
Мы смеёмся и долго пьём чай, и болтаем о разной чепухе. Но ведь у нас, у людей, как? Всё равно о чём, важно – с кем…
