Иоланта Ариковна Сержантова
Полустанок
Мыши
Обстоятельства пробуждают в нас
признаки Зла и Добра,
или мы вызываем их, как огонь, на себя?
Третий месяц я не могу спать. То, что произошло, не вписывается в систему координат моего сознания. Мы убили мышь.
Я не протестовала, когда это делала наша кошка. Не особо расстраивалась, если замечала в поведении кур нечто от динозавров, птеродактилей. А они ловко охотились, надо признаться. Со знанием дела. Никакой пошлой куриной суматохи. Один голый расчёт: окружить и съесть. Но это куры! А мы-то, мы!
Всё началось с того, что мыши стали ходить по кухонному столу среди бела дня. Не стесняясь, пытались отыскать крошки съестного. Поначалу я отнеслась к этому с изрядной долей юмора:
– Мыши! Привет! Если что найдёте – чур, делиться!
Но мыши на голос не реагировали. А если быть честным, то попросту игнорировали его.
– Мыши! Да вы что, издеваетесь, что ли?! Я ж не иду к вам в нору, не шуршу по закромам, на стол с ногами не лезу. Уходите отсюда сей же час! – Презрительное молчание было мне ответом.
Мыши совершенно не желали идти на контакт. Нахально продолжали заниматься своими делами. В отсутствие кошки их нашествие не носило налёта самопожертвования или безрассудства. Они пришли завоёвывать новые территории – без риска для жизни.
Пришлось идти за веником. Размахивая им, как мечом, попыталась взять оккупированный стол с налёта:
–А ну-ка… брысь отсюда! Мышастые, кому сказано: брысь!
Мыши решили, что местное население в моём лице пока не готово к такому развитию событий и, мягко покачивая дебелыми бёдрами, удалились восвояси.
Нахальные грызуны использовали несколько путей для отхода. Уследить за всеми не удалось, но кое-какие лазы мужу удалось-таки забить осиновыми(!) кольями.
Я отмыла всё, к чему прикасались мыши, тремя водами со стиральным порошком, и мы легли спать.
Наутро, на цыпочках подкравшись к двери, заглянула в кухню. Уф! Мышей на столе не наблюдалось. Чистота и порядок! Радостная, улеглась на диванчик и принялась выполнять упражнения физзарядки:
–Р-раз… д-два… тр-и-и…
–Хи-пи-хи… – раздалось где-то у печки.
Не останавливая процесс ежедневного утомительного оздоровления, скосила глаза и увидела, что прямо ко мне направляется милая мышь – совершенно мультяшного вида. Ломтиками ветчины – розовые круглые уши, велюровый пиджак и щегольской завиток хвоста.
–О-о! Мышка! Какая ты красивая! – натужным от упражнений голосом воскликнула я.– Это что-то нереальное. Как из мультика. Уходи, красавица! Ну, к чему тебе неприятности, а?
Мышка хмыкнула, повернулась спиной и, сверкая розовыми, как у младенца, пяточками, отправилась путешествовать по полу. Она перемещалась по периметру, по диагонали и противолодочным зигзагом, в мореходном просторечии именуемым галсом. Было ощущение, что малявка выполняет распоряжение вышестоящих мышей: местность измерить, перефотографировать и отобразить на карте.
Мириться с таким положением вещей было невозможно. Пришла пора действовать.
Мышь не смогли напугать ни собака, заведённая в дом с улицы, ни приглашённая для консультации по вопросу борьбы с грызунами курица.
Покопавшись на чердаке, муж не нашёл ни единого механического приспособления для ловли мышей, но зато там оказался тюбик с «мышиным» клеем:
– О! Нашёл! Тут написано: положить приманку, намазать клеем. Мышь приклеится и всё!
– Надо же! -восхитилась я. – Вот молодцы, придумали. Приклеится – а мы её отклеим и отпустим в лес!
Во-от… Мы так и сделали. В центр небольшого листа фанеры положили кусочек хлеба, сдобрили его подсолнечным маслом, очертили клеем окружность и разместили эту икебану в центре кухни. Довольные собой, мы отошли ко сну.
Немногим позже полуночи из кухни раздался ужасный звук, похожий на голос плачущего младенца. То рыдала мышка. После моциона по полу кухни она изрядно проголодалась и с одобрением отнеслась к нашей затее с хлебом и подсолнечным маслом. Но клей… Направляясь к нашему предательскому угощению, мышка выпачкала лапки. Есть грязными руками она не могла себе позволить. Стала смывать липкую смесь со своих розовых ладошек и… всё!!! Вязкая субстанция попала внутрь. У неё заболел животик, и она стала плакать.
И как теперь быть? Созывать мышей со всего леса и подкармливать их, во искупление сего греха?..
Мышь торопливо кремировали в печи, и мы, спустя сутки, ещё не могли глядеть в глаза друг другу.
На следующий день в гости заехал лесник. Жаловался на скуку.
– Как уже надоели эти пустые рабочие дни. Сидишь на одном месте, как приклеенный. Заняться даже нечем. Скукота. От нечего делать починил в конторе письменный стол. Нарисовал карикатуру на охотоведа. Больше ничего интересного не произошло. Завтра выходной – ещё один нудный день. Может, стиркой заняться. Наверное, так и сделаю.
Мы помолчали. Упоминание о клее нас не позабавило.
–А, вот ещё что, – продолжал лесник, – поймал мышь. Посадил в банку. Если доживёт до завтра, назову Кешкой и буду дрессировать!
Не сговариваясь, перебивая один другого, мы стали просить:
– Отпусти мышку в лес! Зачем её мучить?
– Хочешь, побудь на выходных у нас, поболтаем, попоём, пирожков поешь, а мышку – отпусти, пожалуйста!
Лесник пожал плечами, подивился причудам «научной четы», но списал всё на «интеллигентские штучки» и с радостью согласился отпустить мышь в обмен на нескучный выходной.
Раковина
Некто, рифмующий свои печали
И не замечающий радостей…
– Нет, ну ты только посмотри! – муж звал меня из подвала под домом разделить его негодование.
– Что случилось?
– Спускайся сюда. Вот.
– Не пойму…
– Да ты приглядись хорошенько! Вон, тот бугорок, – и указал рукой в угол.
Присмотревшись, я поняла, что бугорок и впрямь какой-то необычный. Вместо пола подвал был засыпан ярко-жёлтым песком, как на безлюдном морском берегу. Если бы не обилие блох, возникало бы желание прилечь. Бугорок, на который обратил моё внимание муж, был довольно пушист. По неким анатомическим признакам напоминал заднюю часть мелкого животного.
– Ну… и кто это тут у нас прячется? – спросила я.
– Мышь!
– Как? Опять?! Но уж слишком велика корма у этой мыши…
– Это лесная. Забежала на огонёк.
– Ой, не шути так.
– Эта сволочь понадкусывала весь наш запас картошки!
– Как?
– Да так вот. Захожу, включаю свет. Смотрю – поверх картошки сидит эта мымра и обедает. Как меня увидела, так у неё кусок выпал изо рта. Подскочила на месте, как кенгуру, и головой в песок зарылась.
– Угу… как страус. Хорошо, что тут мягко.
– И что теперь с ней делать?
– Оставь её, ради Бога, в покое.
И впрямь, ни к чему нам лишние угрызения совести. Не затем мы отправились в это блошиное логово. Нам было интересно, где расположены трубы слива той раковины, которая соблазняла своим присутствием в нашей кухне, слева от печки.
Администрация заповедника обязана была обеспечить кордон водой. Не колодцем во дворе, а именно водопроводом – в самом доме.
Так как для консервации проб дождя и снега мы использовали концентрированные кислоты, то в случае попадания химикатов на кожу или, того хуже – в глаза, у нас не было бы иного выхода, кроме как прыгать в сам колодец. Такое положение вещей нас не устраивало.
Но если с подачей воды в дом можно было справиться самостоятельно, опустив в колодец небольшой насос и проложив трубы, то для того, чтобы воспользоваться сливом раковины, нужно было убедиться в его существовании. Конечно, наличие труб канализации можно было бы принять на веру – благо у фундамента дома имелся характерный пластырь раствора, параллельный выпуску раковины в доме. Но мы уже были осведомлены о пристрастии местного начальства к постройке потёмкинских сооружений – водонапорных башен, которые подпирают лишь облака, и двухэтажных домов с местом крепления для чугунных батарей на уровне двух метров от пола и с печным отоплением.
Вооружившись лопатой и желанием разобраться в устройстве слива в доме, наш папа принялся за дело. Через пару часов раскопок обнаружилось, что труба от сифона уходит вертикально вниз, прямо в песок под домом. А все внешние признаки подземных коммуникаций – лишь для блезиру, пропускная способность такого слива – ведро в сутки.
– Ну что ж. По-крайней мере, мы теперь знаем, чего у нас нет, – сказал муж. – Будем прокладывать трубы.
–Рыть-то глубоко? – спросила я
–Глубина замерзания почвы у нас полтора метра, так что не очень. Нам же не нужно, чтобы трубы разорвало?
– Не нужно, – охотно подтвердила я, вспоминая, как часто в лаборатории лопаются ёмкости для сбора воды и снега.
– Ну, так и вот, – сказал муж и вновь взялся было за лопату, но потом передумал и пошёл за топором. Ведь это только под домом песок, а вокруг тяжёлая нервная почва. Настроенная против любых попыток обустроиться на ней.
За Чёрным болотом
– Слушай, а земле щекотно, когда по ней ходят босиком?
Километрах в трёх от кордона, прямо за Чёрным болотом, располагалось древнее Городище. Датой основания этого поселения, по разным мнениям, считается конец двенадцатого – начало тринадцатого века. Чего только не находили в этих местах! Украшения, оружие, сбрую… Быть может, именно близостью этого старинного сооружения и объяснялись некоторые странные вещи, которые происходили с нами.
По вечерам было видно, как светится лес над Городищем. Как будто бы там зажигают сотни факелов, и воины в грубых одеждах отдыхают у десятков костров… И едят мясо оленей, срезая его с целиком зажаренных на огне туш…
Время от времени ранним утром со стороны городища слышалось ржание лошадей, крики людей. Но, сколько мы ни пытались застигнуть своих невидимых, но шумных соседей врасплох, нам этого не удавалось. Иногда – очень редко – на покатой стене глубокого, почти отвесного оврага был заметен лёгкий дымок не вполне потушенного костра. Но никаких следов рядом. Причём это происходило, как правило, в пасмурный, сырой день, когда в обнаруженные остатки костра достаточно сложно подложить гипотезу о самовоспламенении…
Довольно часто менялись местами толстые вросшие стволы переходных мостов. Исчезая в одном месте, они появлялись в другом…
Однажды, гуляя с сыном вдоль городища, мы обронили на дно оврага варежку. Время близилось к вечеру, мы торопились, и я решила подобрать потерю на другой день. Лишь только начало светать, вышла в путь. Когда подошла к тому месту, откуда мы так быстро убежали накануне, остолбенела. Варежка лежала не на
дне оврага. Абсолютно сухая, чистая и даже немного тёплая, она висела на виду, на ветке. Таким образом, что не заметить её я бы не смогла.
Геннадий Пахорский, лесник одного из соседних кордонов, часто рассказывал, как закруживает лес:
– Кордон видишь. Вот он – рукой подать. А дойти не можешь.
У нас такого, кажется, ни разу не было. Только вот не всегда удавалось подойти к Городищу. Иногда кто-то зловеще кричал: «Уйди!!!» А бывало, нам совсем иначе давали понять, что сегодня проход закрыт…
*Пчёлы
Человек – как струна,
обойтись с ним небрежно –
и он расстроен…
Однажды, перебираясь с одной стороны оврага Городища на другую, мы с сыном остановились посередине моста и посмотрели вниз.
– Слушай, мам! А вот они тут жили и тоже конфет не ели?
– Гм… Какие же тут конфеты могли быть? Мёд разве что…
– У них были пчёлы?
– Не думаю. Скорее, они пользовались мёдом диких пчёл.
– Вот бы и нам попробовать мёд диких пчёл…
Дикий или домашний, но мёд мы всё-таки попробовали!
Недели через две муж зашёл в дом со словами:
– Ты не помнишь, отец Михаил дымарь забрал?
– Какой дымарь?
– Штука такая, которой пчёл окуривают, чтобы не кусались.
– А зачем она тебе?
– В сарае под навесом стоит улей, что от отца Михаила остался, так туда рой пчёл прилетел
– ?!! Ну, ничего себе!
Муж взялся за обустройство нашей маленькой пасеки и, как всегда, быстро преуспел в новом деле. Пчёлы были накормлены, напоены, вычищены и защищены. Единственная странность, которую нельзя было не заметить, – пчёлы прилетели к нам в сентябре. В голодную пору. Конечно, они трудились вовсю, старались собрать побольше мёда, чтобы его хватило на зиму. Но… цветов и трав было очень мало. А ещё цветущих – и того меньше. Несмотря на мою всеобъемлющую аллергию, я без опаски и с невыразимым удовольствием наблюдала за пчёлами.
Муж в сетке на лице, с дымарём, и я – не вполне одетая, на лице лишь улыбка. Ни одна пчела не укусила! Ни единого раза! Бывало, садились передохнуть – на руку, на плечо. Было видно, что пчёлки, как маленькие хозяйки, с двумя тяжёлыми жёлтыми авоськами – по одной в каждой руке. Поднимутся над тимофеевкой,п овисят в воздухе недолго, опробуют – удобно ли держать поклажу – и домой, в улей.
Около улья их всегда встречает охранник. Проверит, – та ли пчёлка, в порядке ли документы, что несёт. Если своя – впустит, перед чужим – дверь захлопнет в момент.
В общем, старались пчёлки, как могли. И собрали-таки мёд!
Муж посчитал пчёл, прикинул, сколько им нужно мёда, чтобы перезимовать, и сказал, что, если пчёлам еды не хватит, мы их докормим сахарным сиропом, а уж на следующий год…
Но следующего года ждать не пришлось. Пчёлы погибли. Всего за одну ночь. Они так и не успели полакомиться своими запасами.
А сын, слизывая мёд с ложки, тихонько вздыхал: «Бедные пчёлки»…
