Иоланта Ариковна Сержантова
Полустанок
Переезд
– Гагарин говорил «поехали» всему человечеству.
– А ребячеству тоже?
По густому октябрьскому снегу пара легковушек и прицеп везли в наш первый, отдельный ото всех дом весь нехитрый скарб. Книги, гитару, пишущую машинку, пачки рукописей, мешок игрушек, поломанный диван, старую, но крепкую софу, маленький телевизор, немного кастрюль и козу Зорьку.
Коза отчаянно пугалась первого в её жизни путешествия, периодически портила воздух и извергала на подстеленную для этой цели клеёнку кучки орешков почти идеальных пропорций. Они шуршали, словно градины, по окну. Довольно долго мы продвигались вдоль железнодорожного полотна. Краснолицый путеец, который открывал нам шлагбаум дороги, ведущий в чащу леса, испуганно отшатнулся, заметив круглые жёлтые глаза козы, изучавшие его через окна «Жигулей».
Дорога по лесу до кордона заняла немногим больше часа. И, едва густое плетение растительности обнаружило прореху поляны, на которой, собственно, стоял дом кордона, случилось то, чего я опасалась на протяжении всей поездки: коза дала течь.
Пока мужчины заносили вещи в дом, я с ужасом оглядывалась вокруг. Огромная поляна, на возвышении которой стоит дом, огороженный забором. В пятистах метрах от забора, через болото, изрытое кабанами – будка лаборатории. Наше рабочее место на предстоящие десять лет. До ближайшего кордона – пять километров по лесу. Будешь кричать – никто не услышит.
Я тут же поэкспериментировала с криком и испугалась ещё больше. Деревья отторгали пробный вопль о помощи. Они играли звуком, извергнутым моей трепещущей душой, как мячиком. Определить, откуда исходил крик, было делом столь же гиблым, насколько страшным и неуютным теперь казалось мне это место.
Октябрьский вечер ещё только начинался, а моим провожатым уже надо было уезжать. В свои тёплые красивые квартиры, к жёнам в мягких махровых халатах, где их ждали за накрытыми к ужину столами… Мужу тоже надо было уезжать, чтобы сын не успел испугаться отсутствия сразу обоих родителей. Мы попрощались. Муж – торопливо, я – не вполне понимая смысл происходящего…
Искра зажигания озарила двигатели обеих машин почти одновременно. Лес с невероятной лёгкостью приглушил чуждый ему звук, ночь задвинула тяжёлые осенние шторы, и я осталась одна. Без света, у разожжённой печи, которую я видела наяву впервые в жизни.
Слева от печки мне насыпали несколько охапок дров, справа поставили ведро воды, буханку хлеба и бутылку подсолнечного масла. За пазухой я держала щенка ротвейлера и четырёхмесячную кошку Мурёнку. Она перебралась ко мне на колени прямо из сказки «Серебряное копытце» и мурлыкала не переставая, пытаясь заглушить безотчётный страх, который невероятным и банальным образом сковал все мои члены.
Уезжая, мужчины, со свойственной им неуклюжестью, попытались успокоить меня и заодно предупредили:
– Ты там смотри, не испугайся! Во дворе, за сараями, ветхий летний душ, а в нём стоит новый гроб.
Утешили, нечего сказать! Ну зачем мне, в кромешной тьме, отправляться за сараи?! Зачем?!?!
Мурёнка
Я не болтушка.
Просто серебро мне нравится больше золота.
Итак, впереди была длинная одинокая ночь на новом месте.
Я закрыла дверь на все засовы и пододвинулась поближе к печке. Когда сидишь лицом к огню, всё время кажется, что кто-то пристраивается у тебя за спиной. Не удалось избежать этого ощущения и мне. Тем более что на огромных – и в высоту, и в ширину – окнах не было и намёка на занавески. Прошло несколько минут, и мне показалось, что я привыкла к окружавшему меня малозвучию. Мурёнка устроилась у меня на шее. Стало тепло и приятно… Я немного расслабилась. Как вдруг кошка взвилась, оттолкнулась от меня и исчезла в темноте. Я услышала страшный грохот, писк… Некоторое время спустя Мурёнка, топая по полу своими мягкими лапами, словно гренадер на плацу, вернулась, запрыгнула на колени и вновь принялась громко урчать. Я почувствовала слабый запах аммиака и поняла, что произошло мгновение тому назад. Кошка пошла на поводу у своих инстинктов, исполнила свой долг. И, явно довольная этим делом, прислушивалась к темноте в ожидании следующей добычи.
Я даже примерно не представляю, сколько землероек, мышей и крыс употребила Мурёнка в первую ночь пребывания на кордоне. Их было действительно много. Кошка дала понять всей этой грызущей братии, кто в доме хозяин. Особенно удивительным было то, что Мурёнка не обладала грацией, необходимой охотнику. Она топала, как слон, в пылу погони роняла тяжёлые вещи. Но страсть к самому процессу охоты у неё была столь велика, что она могла за один раз поймать четырёх крыс. Четырёх!
Как-то раз мы с мужем оказались свидетелями подобного беспредела. Мурёнка подзывала нас к себе ярким сочным криком – у певцов подобное звукоизвлечение именуется «открытым звуком». Прибежав в комнату, из которой шёл кошачий вопль, мы были поражены: под левой и правой лапой Мурёнки лежало по крысе, а в зубах их было сразу две! По нервному движению головы кошки было понятно, что она просит присмотреть за добычей. Убедившись, что мы на месте и что всё мы правильно поняли – муж прижал одну из крыс ногой, – Мурёнка торопливо, как по клавишам, пробежала по грызунам, прикусив голову каждой, и кинулась в угол комнаты, где, как оказалось, лежала, приходя в сознание, ещё одна!
Но до этих славных подвигов нам надо было ещё дожить. А пока…
Мирный треск огня и мурлыканье кошки убаюкали меня, и я заснула…
Холодные губы страха
Кто и зачем нас вовлекает
в эту страшную и прекрасную игру
под названием жизнь?..
Среди ночи со стороны входной двери раздался странный для этих заповедных мест звук:
– Тук-тук-тук!
Я моментально проснулась и подскочила ко входу:
– Кто там?! – спросила я дрожащим голосом.
– Тук-тук-тук! – раздалось мне в ответ, и я почувствовала, как волосы на правой части головы поднялись дыбом и кончик правого же уха беззвучно согнулся под прямым углом к голове. Эти мимические проявления ужаса моё «я», несомненно, позаимствовало из бессмертной комедии Гайдая. Но лишь спустя несколько недель после происшествия я осознала глубину своего падения!
Я ждала чего угодно: что в дом ворвутся страшные люди, что лопнут стёкла и через разверзнутые рамы в помещение начнёт проникать всякая нечисть… Стоя у двери, ожидала любого кошмара, кроме наступившего следом безмолвия, которое рвало меня изнутри и давило снаружи…
Однажды ощутив ужас на своих холодных губах, ты не спутаешь его ни с чем.
Трудно сказать, как долго простояла я в оцепенении подле запертой двери. Когда очнулась, поняла, что замерзаю. Печка давно потухла и остыла. Преодолев четыре долгих шага от двери, я нащупала стул, ведро и спички. После двухчасовой борьбы печь познала глубину моего упрямства, а я – бездонность её прожорливого чрева.
Когда огонь в печи стал гореть надёжным жарким светом, я почувствовала, что проголодалась. Откусила кусок хлеба, запила его подсолнечным маслом. Боже, как вкусно!
Внезапно почувствовала, что мне делается легче, я немного повеселела, и вскоре поняла, почему. За окном стало видно, как солнце пытается отнять голову от лебяжьей подушки ночи. И хотя самого света ещё не было, но уже появился намёк на то, что существует утро!
Как только я поняла, что, подойдя к окну, увижу не своё отражение, не тень ужаса за моей спиной, а то, что находится по ту сторону оконного проёма, я осторожно отодвинула засовы и отворила дверь.
На ступенях виднелся чёткий отпечаток ног одинокой косули. Она, вероятно, тоже была напугана, и просилась на ночлег…
Янтарный свет осеннего дня льётся непозволительно коротко. Как прозрачный мёд из старомодной деревянной ложки. Не успеваешь порадоваться и отдохнуть от сумеречных страхов, как они снова берут тебя в плен.
За день мне удалось немного прибрать в доме. И даже застелить постель. Я ждала мужа, который обещал приехать к вечеру. Неподвижно стояла у калитки до той самой поры, когда ночь заполняет собой все пространство между предметами. Я тянулась душой к мальчишке, которого выбрала себе в мужья. Представляла, как он идёт по тёмному страшному лесу. Корни деревьев опутывают ноги, он оступается и падает, оказываясь один на один со страшными дикими зверями, готовыми растерзать его в любой момент…
Когда моё воображение разыгралось до предела, природа подбросила ещё одно полено в пламя ужаса, затмившего мой разум.
От калитки был виден просвет между стволами, точнее, то место, где чернота была чуть менее густой. Внезапно от леса отвалился огромный кусок… и стал перемещаться влево, закрывая собой тропинку…
– А-а-а!!! Он его съест!!!!!!!!! – закричала я и побежала в дом.
Бросилась ничком на кровать и буквально почувствовала, как моё несчастное, измордованное страхом сердце пытается приподнять рёбра повыше, чтобы дать мне возможность вздохнуть, хотя бы раз…
Я уже была совершенно готова познать, как это бывает, если обморок овладевает сознанием… но не тут-то было! Мурёнка, до той поры охваченная азартом охоты на новых угодьях, почувствовала неладное. Запрыгнула на кровать, и с разбега упала мне на грудь. Соскочила и прыгнула ещё раз… третий… четвёртый… Боль выплёскивалась из меня после каждого прыжка, проливалась прямо на маленькое тело кошки…
Спустя некоторое время, Мурёнка покружилась и легла. Она буквально обняла меня мягкими лапами. Укутала собой моё бедное сердце и впитывала ужас, сочащийся оттуда, каждой клеточкой своего тела промокала его, как салфеткой, не позволяя миновать себя и раствориться в воздухе. Через несколько секунд я внезапно заснула. И проснулась только тогда, когда любимый муж постучал в окошко…
Отец Михаил
– Господи, помилуй мя, грешного!
До нас на кордоне жил лесник с семьёй. Обзавелся коровами, кроликами, прочим хозяйством. А потом, вдруг, отправил родственников в город, ударился в религию, заочно окончил семинарию и стал батюшкой. Кстати говоря, домовину в душе оставил именно он – для любимой тёщеньки!
Так вот, как-то раз отец Михаил приехал к нам в гости. Помолившись до, во время и после скромной трапезы, немного потупясь, он вдруг задал вопрос… о страхе, который живёт в этом месте.
– Скажи мне, тебе не бывает здесь…
– …страшно?
– Ну да, страшно.
– Бывает. Почти всегда.
– У меня часто спрашивают о страхе и грехе, который живёт в городе, а я всегда отвечаю, что этот кордон – именно то место, где живут Князья Тьмы. Иногда вспоминаю, как несёшь, бывало, воду кроликам, все пьют, а один – нет. Так берёшь его за затылок и с неизвестно откуда взявшейся яростью тычешь его, бедного, в миску, и кричишь что есть мочи: «Пе-е-ей!»
Отец Михаил с матушкой побыли немного и уехали. Вроде бы искали что-то на чердаке, да не нашли. Долго оправдывались за своё неожиданное появление. Но даже не попытались объяснить внезапный отъезд.
– Слушай, а зачем они приезжали?
– Чтобы проверить себя и нас. Приезжали навестить свой Страх, который вырывал комья земли из-под колёс их новенького УАЗа и смеялся им вслед…
– Да… несколько аллегорично, но они явно были напуганы… Тебе тоже так показалось?
Мне ещё долго мерещились светлые, почти прозрачные голубые глаза отца Михаила, устремлённые на меня в момент прощания:
– На следующей неделе не получится, а через неделю будем непременно…
Однако повторный визит так и не состоялся…
* * *
Пошла двенадцатая неделя нашего пребывания на кордоне. С утра до обеда разгребаем грязь, которая, кажется, везде. Вселенская свалка. С обеда до вечера пилим дрова ржавой двуручной пилой. Напиливаем столько, чтобы хватило на весь следующий день. Вечером – ужин при свечах: картошка, хлеб, чай с сахаром. Никаких солений и пряников, только три означенных блюда. И – чтение вслух.
Я читаю моим мальчикам Зощенко и Чехова, Гоголя и Булгакова, Паустовского и Гашека. Света пока нет. При свете свечи звуки приобретают такие странные и пугающие свойства… Они громче, отчётливее, глубже. Солгать в темноте так же нереально, как со сцены. Я понимаю, почему мне так хочется быть актрисой. Точнее, всё ещё хочется ею быть. Кожей чувствую душевные порывы многих людей и проживаю их жизни вперемежку со своей. И мне жизненно необходимо разделить время на то пространство, где я могу быть сама собой, и то, где я становлюсь частью иного персонажа. Иначе я путаюсь!..
Дрова на исходе. А мы – народ честный, природу любим, к тому же кордон стоит в зоне абсолютного покоя заповедника. Любое дерево, упавшее в этой зоне, должно исчезнуть само по себе, а не сгореть в печи на радость двум измождённым взрослым и одному пятилетнему малышу. Однажды утром мы проснулись от странного, непривычного звука автомобильного мотора. К дому подъехали, наконец, электрики, надели на ноги «кошки» и подключили нас к совокупности явлений, обусловленных взаимодействием и движением электрических зарядов.
Ура! Даёшь электричество! Теперь нет нужды по нескольку часов в день пилить дрова. Можно заняться обустройством.
