Игорь Сотников
Апокалипсис в шляпе, заместо кролика
– Как это всё понимать? – с болью в сердце почёсывая свой нос, задаётся вопросом принц Чарльз Третий.
– Нашими обычаями. – Умело ссылается на свою субъектность и менталитет Царь-батюшка. – Впрочем, вас никто не заставляет, и вы можете отказаться. – Притворно равнодушничает напоказ Царь-батюшка. – Мы и среди соотечественников недостатка в претендентах в женихи, а затем на престол не испытываем. – С зевотой говорит Царь-батюшка, кивая в сторону боярского племени, давая понять принцу, что его тут уважили, не сразу отказав, а он ещё тут возмущается и качает права.
И принц Чарльз видимо уразумел этот посыл Царя-батюшки на отсутствие у него права быть в приоритете у принцессы. И он принялся на своём, один смех у Царя-батюшки и бояр, диковинном языке спорить и советоваться со своими, такими же как он пугало на тонких ножках и с иссохшими физиономиями советниками. – Один только сэр Мальборо вызывает уважение своим самобытным, близким к нашему видом. – Вот так охарактеризовал делегацию принца Царь-батюшка.
А принц Чарльз, между тем, проконсультировался со своими гуру юридической мысли, то есть советниками, кто сплошь состоял из одних адвокатов и юристов, и раз говорит выхода нет другого, то он в принципе согласен принять участие в этом шоу.
– Вот же какой принципиальный. – Усмехается царь-батюшка. – Ну а раз так, – поднимаясь на ноги, говорит Царь-батюшка, – то можете познакомиться с вашим соперником. – Здесь Царь-батюшка хлопает в ладоши, и через одну из боковых дверей в зал приводят Тёзку, приодетого в боярские одежды. Что тут же вызывает бурление в головах боярства и их не стояние на одном месте, а также совещательное волнение в лицах советников принца Чарльза; и сам он обескуражен происходящим.
Ну а Царь-батюшка, предупреждая недовольство и негодование принца Чарльза, ещё выше задравшего свой нос и не сводящего своего холодного взгляда со своего соперника, – Я есть принц, а ти кто есть такоф? – сразу приступает к конструктиву.
– Вам, принц, как гостю, мы предоставляем право первому начать отыскивать принцессу. – Говорит Царь-батюшка, в момент перебивая все прежние мысли принца, который и без перевода слов Царя-батюшки, по его масляному лицу заподозрил в нём обман. А когда ему на ухо перевели всё, что тут сейчас сказал Царь-батюшка, то он сразу понял, что его хотят обдурить. А с этим он нисколько не согласен, и не потерпит, чтобы его тут за дурака считали.
– А там может и не быть никакой принцессы, – рассудил про себя принц Чарльз Третий, хотя мог бы и вслух, ведь его всё равно кроме его советников тут не понимает (а на них ему плевать), – а там может быть какая-нибудь курва, или ещё хуже, остолоп мужицкой наружности. Нет уж, я не дурак первым пробовать. Я уж лучше обожду. А если этот мужлан сподобится наудачу, то за моей спиной находятся самые лучшие адвокаты Европы, да и все мировые суды подо мной находятся, и мне легко будет оспорить всю эту ситуацию. – И принц Чарльз Третий, так своё решение подкрепив, обращается к Царю-батюшке с благородным предложением.
– Мне не нужны поблажки. – С высоты своего честолюбия, за которым стоит вся династия Чарльзов, не без труда и рубки голов противников своей династической фамилии столько веков удерживающих трон, заявляет принц Чарльз Третий.
– Тогда жребий. – Мигом соображает Царь-батюшка. Чарльз Третий совещательно смотрит на своих советников и получив от них добро, кивком выражает своё согласие (Тёзку и не думают спрашивать).
– Есть монета? – а вот этот вопрос Царя-батюшки вызывает затруднение его понимания в лице Чарльза и его советников, по всей возможной их видимости, скорей всего, больших нумизматов. И всё что касается монет вызывает у них сердечный трепет, придирчивость и невозможность сразу понять своего собеседника. При этом принц Чарльз Третий не может во всеуслышание признать себя государственным лицом без карманных денег, ведь тогда прослывёшь голодранцем. Что и говорить, а ловко его подловил Царь-батюшка, в один свой вопрос проясняя душевную конституцию принца, – расчётлив ли он, или же расточителен, – а заодно обстоятельность его предложения сватовства, может он гол как сокол и хочет скорбные дела своего королевства поправить за счёт этого брака.
Но принц Чарльз Третий и сам не так прост, и что касается растрат, то он в этом деле более чем как наторел. И он искоса смотрит на сэра Мальборо и озвучивает его имя: «Сэр Мальборо». Ну а сэр Мальборо сразу просёк, к чему всё это обращение ведёт, – к его растратам, принц хочет залезть к нему в карман, – и он, конечно, не сразу выразил готовность прийти на помощь принцу, притворившись глухим на оба уха. И тогда принцу Чарльзу приходится наступать на ногу этому строптивому сэру Мальборо, чтобы до него дошло то, что его будет ждать опосля, по приезду домой, если он немедленно не одумается и не услышит своего сюзерена.
– Да чёрт с тобой. – Исказившись в лице красноречивым посылом, сэр Мальборо вынимает из кармана горсть монет и только было собрался выбрать самую из них мелкую, как этот принц Чарльз прямо-таки его выводит из себя своим заявлением: «Не мелочитесь, сэр Мальборо». На что сэр Мальборо ему бы заметил: «Вот вы и не мелочитесь, если вы такой богатый», но они с принцем находятся не один на один и сэр Мальборо не мелочится, выбрав самую крупную монету.
– Сойдёт. – Говорит Царь-батюшка, после того как изучил монету, отданную сэром Мальборо с некоторой дрожью в руках и неуверенностью в лице. После чего перед соперниками подбрасывается монета и она, что за такой пружинистый пол, отскакивает от него и закатывается под царский трон.
– Это к удаче. – Многозначительно говорит Царь-батюшка, на которого теперь все вокруг смотрят, в ожидании его решения, что делать с монетой и кому за ней лезть под трон. И понятно, что не Царю-батюшке так себя утруждать на людях, да ещё и в присутствии иноземных послов и лиц. Кому только дай повод ославить державу, да и просто потрепаться за ваш счёт, так они по всему миру разнесут чего может и не было, а в их глазах стояло и жаждалось быть. При этом ситуация сейчас совсем не простая, и нужно не просто вынуть монету так, как она там по трон закатилась, – а здесь для лица вытаскивающего монету, если он испытает дерзость искушения, есть все возможности обернуть дело с монетой в свою пользу (как захочет, так её и обернёт), – а нужно это сделать так, чтобы ни у кого не возникло бы не только сомнений в этом деле, но и возможности оспорить в будущем всё это дело (а второй раз бросать монету тоже нельзя, это решение в себе несёт возможность апелляции для недовольной в будущем стороны). А это значит, что тем лицом, кому будет доверено дело по вытаскиванию монеты, должно быть беспримерной и главное неподкупной честности.
А вот кто носит в себе все эти достоинства, то тут без вариантов, это Царь-батюшка. Но Царь-батюшка кровно заинтересованное в этом деле лицо, и значит, он не может лезть под трон и нужно выбирать это лицо из его боярского окружения. Надеюсь, не нужно объяснять, почему окружение принца не рассматривается. Да хотя бы потому, что они люди подневольные, раз подданными принца являются, а вот бояре другое дело, они люди всё больше своевольные, и бывает так, что они Царя-батюшку не слушаются и выказывают ему претензии философского характера. – Ты, Царь-батюшка, уже не тот справедливый Царь-батюшка, что был прежде.
И вот Царь-батюшка внимательнейшим образом смотрит на первых сынов своего отечества, все как на подбор бояр, где каждый из них приосанился и выразительно в духовную сторону сейчас выглядел, ведь сейчас выбирался самый достойный боярин и значит первое лицо в государстве после Царя-батюшки, и к вздоху возмущения основной массы боярства, а затем уже некоторого одобрения и заискивания, выбирает боярина Сукина.
– Надеюсь, ты, боярин Андрос Сукин, меня не подведёшь и оправдаешь оказанное тебе высокое доверие. – Многозначительно так говорит Царь-батюшка. А боярину Сукину даже в некотором роде оскорбительно слышать такое недоверие в устах Царя-батюшки. И если бы ему это сказал не сам Царь-батюшка, а боярин Грязнов, то он бы этому боярину Грязнову все волосы из бороды вырвал, а самого пинками загнал под лавку.
Но раз Царь-батюшка так решил его проверить на сознательность, то он только скажет: «Можете на меня положится, Царь-батюшка», и полезет под трон рукой. Где монета так далеко и неизвестно куда закатилась, что боярин Сукин сразу её отыскать не может и, судя по его взмокшему лицу, за которым все вокруг находящиеся люди ведут тщательное наблюдение (чтобы не задумал там чего), то он матерится.
И если все вокруг боярина Сукина стоящие вельможи и посланники чуждых нам стран находятся в напряжении, то Царь-батюшка единственный, кто из всех тут чувствует себя превосходно. А чего ему себя так не чувствовать, когда всё так идёт отменно. Если боярин Сукин не найдёт монету, то государству прибыток в монету, а найдёт, то он знает, что делать.
– Ребро! – орёт на весь тронный зал довольный боярин Сукин, вынимая монету. Чем он в момент вгоняет в переполох мыслей и безобразие поведения принца Чарльза Третьего, своевольно и настырно растолкавшего перед собой охреневших от такого его рукоприкладства бояр, и добравшегося до боярина Сукина. Где он с выкатом своих глазищ из орбит смотрел, то на этого ловкача, боярина Сукина, то на монету в его руках, стоящую ребром к верху, и ничего не понимал. Хотя спиной своей догадывался, кто за всем этим так отбалансированным делом стоял – это сволочь, сэр Мальборо, кому принадлежала момента и кто, конечно же, стратегически, на будущее размышляя, столько в неё смысла вложил.
– Мол, теперь без меня и не разберётесь в смысловой подоплёке решения этого выпада монеты. А если и решите сделать какие-то выводы, то без моего экспертного мнения оно будет считаться юридически ничтожным. Так что, для того чтобы всё чин чином было, вы никогда не должны меня забывать и всегда звать к столу. – И вот спрашивается, откуда у сэра Мальборо вот все эти, да ещё в таком чужеземном оформлении мысли. Не иначе поддался влиянию местной сорокоградусной настойки и не без того, чтобы посекретничать с какой-нибудь местной красавицей, которой он, не ограничившись личными секретами: «Знаешь, как я одинок и меня никто не понимает», выдал к тому же все государственные секреты, – терпеть не могу я всех Чарльзов, – и решив изменить своему отечеству, сменив свои апартаменты на Покадили стрит, на избу боярскую вместе с одной понимающей его, очень привлекательной особой, перешёл на сторону Царя-батюшки.
– Я так и знал. – Всё-всё поняв о вероломной сущности сэра Мальборо, Чарльз Третий, кому папенька, Чарльз Второй, постоянно в голову вдалбливал истину, что за тылами нужно вдвойне быть внимательным при нынешних-то нравах, а он ещё не верил, конечно, вознегодовал в сторону сэра Мальборо, решив пересмотреть свои взгляды на общение с ним, и пока что больше ничего не в силах сделать, обращается с вопросом к Царю-батюшке. – И что теперь?
– Что теперь? – многозначительно задаётся тем же вопросом Царь-батюшка, теребя бороду и посматривая в сторону Тёзки. – А теперь будете одновременно смотреть во все глаза и делать выбор. – И не успевает Чарльз Третий уразуметь, а затем, сославшись на трудности своего перевода, и меня, бл**ь, никто не смеет подгонять, вознегодовать, как Царь-батюшка заглушает все эти возражения хлопком рук, служащих сигналом для прислуги, кто приступает к организации предстоящего мероприятия.
И хотя в зал набежало столь много народу, и все в суматохе действий, сэр Мальборо ни на миг не забывал о своей монете в руках боярина Сукина, который как ему уверенно видится, собрался присвоить его монету. Для начала уклонившись от его прямого взгляда, а затем вложив руку с монетой себе в карман сюртука, или как там называется его одежда, всё бочком в сторону от него подальше. А сэр Мальборо и не может за ним ногами поспеть (только взглядом), его в оборот взял принц Чарльз и требует от него содействий в предстоящем деле. При этом и не пойми на что намекая.
– Вы, сэр Мальборо, как стало мне совсем недавно известно, очень неплохо разбираетесь в местных нравах, и с местными девушками на ты. Так что я жду от вас всевозможного вспоможения в предстоящем деле. И не мне вам напоминать о том, как много будет значить, для меня, для престижа нашего государства, и для вас, его подданных, мой успех или не успех в предстоящем испытании. И если я, хоть и с позором, посыпав пеплом голову, переживу как-то этот неуспех, объявив возможно войну, то в вашем случае у меня имеются большие сомнения – будет ли что в вас, что можно посыпать пеплом. – Принц Чарльз Третий, когда его прижмёт, умеет быть более чем убедительным для своих подданных.
И сэр Мальборо только подумал возмутиться: «Это что ещё за намёки?!», а вслух сказал: «Я весь к вашим услугам».
– Тогда смотри в оба и кашлем подавай мне подсказки. – Шепотом говорит принц Чарльз Третий. А сэр Мальборо хоть и готов быть полезным Его высочеству, но он не сразу уразумеет его и то, что будут значить его сигналы. – И когда, в каких случаях мне покашливать? – интересуется сэр Мальборо, вызывая на себя огонь критики со стороны принца. Кому совершенно удивительно видеть такую непроходимую не глубину мысли сэра Мальборо, в общем, конченного тупезня. И он, так презрительно посмотрев на сэра Мальборо, так уж и быть объясняет, что будут значить его сигналы.
– Лёгкие позывы в нос означают, что я на пути к правильному выбору, но вероятность правильного ответа не высока, и мне не стоит вверять себя своей интуиции. – Принц Чарльз пустился в объяснения, чем, если честно, то ещё больше запутал сэра Мальборо, который по итогу всего этого, отчасти скомканного, а местами удивительного объяснения, боялся ненароком кашлянуть, а затем чихнуть всеми возможными в своём организме местами, так сейчас к этому его подбивало его перевозбуждение. Но сэр Мальборо удержался оттого, чтобы в итоге так вызывающе оформить свою мысль по поводу всего сказанного принцем, из чьего объяснения он уразумел лишь то, что чем крепче будет кашель, то тем ближе к нужному результату его выбор.
– Ты всё понял? – по итогу своего объяснения, принц обратился к сэру Мальборо с вопросом.
– До последнего слова. – Сэр Мальборо вот так крепко заверил принца в своей интеллектуальной сознательности и только. А так-то принц и не собирался полностью полагаться на мнение сэра Мальборо и прислушиваться к его кашлю. – Обязательно чихнёт на меня падла. – Решил принц Чарльз Третий, и непонятно тогда зачем время тратившего на сэра Мальборо. Но этого не может понять лишь человек далёкий от дворцовых интриг и переворотов в них, которые куда чаще случаются, чем вы себе представляете. А кто в курсе всех этих событий во дворцах, то тот понимающе кивнёт и даст понять, что только так принц и должен был оградить свой тыл – если дело в итоге не выгорит, то всё можно и будет списано на сэра Мальборо, своих кашлем и чиханием задурившего голову принца Чарльза, кто с этого момента ни о чём другом думать не мог, как только о здоровье своего подданного (все знают, насколько близко к сердцу принимает нужды своих подданных принц Чарльз Третий), и как итог, он ошибся, указав пальцем не на принцессу.
И хотя открывшая из под накидки своё личико девушка, а это была Ефросинья Коромыслова, дочь боярина Коромыслова, большого в царских глазах охальника, но природой и красотой в детях шибко не обделённого, отчего с ним в приятельских отношениях ходит (всё больше к нему в гости) чуть ли не весь боярский род, была чрезвычайного качества красавицей, которой, конечно, негоже затмевать своей красотой красоту принцессы, но она это делает не специально, да и не всегда это у неё получается, тем не менее, не она была принцессой и значит принца Чарльза Третьего ждёт за порогом палат царских крутой разворот.
– Ну что, готовы? – задаётся вопросом Царь-батюшка к принцу Чарльзу и Тёзке. Те же между собой оценивающе перекидываются взглядами и одновременно говорят: Ес-готовы.
– Тогда зовите девушек. – Сопроводив свои слова ударом в ладоши, Царь-батюшка, валится на своё тронное место и давай с удовольствием наслаждаться видами запорхнувших в зал девушек. Где они, друг за дружкой двигаясь в бестелесном ощущении хода, достигли центра зала, затем выстроились в строй перед Царём-батюшкой. Где по левую от него сторону, чуть впереди от него, были собраны в своё представительство поклонники всего чужеродного, то есть чужеземцы, во главе с принцем Чарльзом Третьим. А по правую руку от Царя-батюшки, так же чуть впереди него, оплота государственности, был собран весь цвет государственности, всех мастей бояре со своими думами, купцы всё сплошь первой гильдии, люди служивые в званиях и доверии перед царём, и Тёзка, по неведомому стечению обстоятельств как-то здесь затесавшийся.
– М-да. – Вначале посмотрев в сторону Царицыного трона, сейчас пустующего, облизнувшись в губах, многозначительно так вздохнул Царь-батюшка, явно забывшись о том, что здесь находится его дочь и выказывать такие мысли перед ней верх неразумности. И Царь-батюшка этот момент вовремя уразумел и, став в момент серьёзным, вызывает вперёд наших соискателей счастья, так он выражается смешливо для всего боярского люда. А когда принц Чарльз Третий, отбросив все эти свойственные его духу воспитания и жизни в дворцах церемонии, нисколько не отставая от Тёзки в деле расторопности, выходит чуть раньше его в центр зала перед Царём-батюшкой, то последний, окинув их испытующим взглядом, – может передумали охальники, – успокаивается с виду, и кивнув в сторону ожидающих девушек, говорит:
– А теперь всё в ваших руках. Ищите свою принцессу.
*****
– А ведь найдёт. – С горечью вздохнула Клава, заметив в своём же представлении всего этого действа, как Тёзка, ни на мгновение не задумавшись об имеющихся в его жизни сердечных обязательств перед ней, которые прямо запрещают ему так без оглядки на неё и их отношения действовать, разворачивается в сторону девушек, и…Гад, прямиком к ним идёт. Что вызывает у Клавы новый приступ отчаяния, который она направляет на то дерево, об которое Тёзке сходу налетел, и оно его привело к мыслям о принцессе.
– Меня, мол, дома нисколечко не ценят, – натолкнувшись на берёзу, Тёзку натолкнулся на вот такую, по-своему революционную мысль, – то тогда бы почему не испытать свою судьбу с принцессой. Это раньше я рассуждал с долей расчёта, глупо считая, что принцесса мне не по карману и вообще она от меня далека во всех планах, и значит, мой жизненный выбор предопределён, это моего поля ягода, девушка из народа, без всяких там на свой счёт дворянских предубеждений. А тут такое дело выходит, что и здесь не всё так однозначно и отсутствие сословных различий ещё не есть гарантия твоего счастья. А раз в деле счастья не существует аксиом, а одни только теоремы, то почему бы мне не доказать одну. Например, связанную с параллельностью прямых. Где моё параллельное отношение к стоящим на пути к принцессе препятствиям, как раз и послужит мне в помощь в деле доказательства какой-нибудь принцессе, что параллельно ещё не значит, что нельзя пересечься.
– И пошёл, гад, искать. – Потекла слезами Клава, до боли в глазах, а затем и до туманности в них дошло, глядя на выдвинувшегося в свой путь поиска принцессы, разобиженного на неё Тёзку.
– Нет, он не может так поступить! – Клава всё же одумалась так поспешно думать о Тёзке, который может и сильно на неё разобиделся, и даже осерчал, но не настолько же сильно, чтобы так тронуться умом. – И если у него и возникли столь необычные для нашего времени мысли о принцессе (это во времена холопства, такие воззрения на продвижение по карьерной лестнице существовали в умах придворных людей с амбициями и с холопским разумением), то только на самую малость, когда он треснулся головой об берёзу. – Начала себя успокаивать Клава.
– А эти все деревья совсем не зря названы женскими именами, да ещё и такими хорошими, – берёзка, осинка, ель, – мужики при сближении с ними теряют чувство опасности, то сталкиваясь с ними лбами, то налетая на них ими же. А те только этого и ждут, чтобы им внушить всякие глупые мысли, уводящие их из крепкой семьи в сторону одного только недоразумения. А на нашу долю достаются одни только дубы. – И опять Клава вся в истерике от такой жизненной несправедливости. Где ей и голову свою не к чему приложить, кроме только дубов, в отличие от Тёзки, кого в лесополосе ждут любого приятного качества деревца.
Но Клава всё-таки справляется с собой и этой очередной вспышкой своего нервного состояния, будучи уже в некоторой усталости от всего происходящего. И она отрывает свою голову от дуба, а если точнее, от косяка двери, который, может быть, и не выполнен из такого дорогостоящего дерева, но это сейчас нисколько для Клавы не важно, если она так считает, и смотрит в сторону… «А кто там ещё?», – волнительно задалась вопросом Клава, в своём представлении увидев Тёзку далеко не ушедшего от их дома, а с кем-то столкнувшегося по выходу с палисадника, а затем ещё по тропинке до проезжей части дороги.
– А это, кто бы мог подумать и совсем забыть, – вновь заработавшая в голове Клавы в штатном режиме прежняя мысль, ничего не забывает и обрисовывает Клаве всю ту ситуацию возможности, которая в принципе могла произойти за время её отсутствия дома, – тот самый Михаил, Тёзкин наставник, кому Тёзка решительно, чуть ли не категорически отказал сегодня с ним идти в бар, чтобы на счастье и за первый рабочий день упиться в усмерть. А Михаил, явно не отказался от этой своей настойчивой мысли, выпить сегодня за чужой счёт, да и человек он куда как опытный, и прекрасно знает, как переменчива фортуна, если в ход дела вплетена женская своенравность. Вот он и предложил Тёзке, – так, на всякий случай, с хитрейшим видом подмигнул Тёзке Михаил, – подвезти и одновременно сопроводить его до калитки дома на нанятом такси.
А когда Тёзка на такси был довезён до калитки своего дома и с таким самоуверенным видом и лёгкой ухмылкой в лице заявил этому многоопытному Михаилу: «Можете ехать, сегодня мы уже навряд ли свидимся. Меня дома ждут», и с нетерпением незабываемой встречи со мной, посмотрел в окна нашего дома, – у Клавы от этих воззрений на происходящее в Тёзкой, прямо сердце кровью обливается, – то Михаил не стал ему возражать, а еле заметно, со скрываемым убеждением: «Да-да, конечно», многозначительно улыбнулся, и себе в нос пробормотал: «Посмотрим, как тебя там ждут».
И как в итоге по выходу Тёзки из дома выясняется, то Михаил оказался чуть ли не провидцем. И он, конечно, хотел бы сейчас, а именно в данном случае, ошибиться насчёт не ветрености супруги Тёзки (а остался он здесь, не для того чтобы убедиться в своей правоте, а наоборот, чтобы порадоваться за Тёзку), но кто он такой, чтобы против установлений жизни переть.
И хотя Михаила должно было распирать от гордости и самодовольства от своей правоты, он сдерживает себя так вести. И он делает озабоченный вид и, выбросив недокуренную до фильтра сигаретку (только для этого вредного занятия он тут так под задержался, ведь таксист нынче не тот, и не даёт подымить в салоне автомобиля), интересуется у разволнованного Тёзки. – Что-то случилось?
А Тёзка хоть и кипит весь, и у него нет причин сдерживать себя, тем не менее, он сдерживает себя от переполняющего его желания хорошенько пройтись по всему женскому роду, кто так беззастенчиво нарушает взятые на себя обязательства и разрушает доверие к себе. А особенно этим грешат те молодые и очень симпатичные гражданки, кого никто за язык не тянул брать на себя ответственность следовать по жизни в фарватере общих целеустремлений с одним единственным молодым человеком, убедившим её в том, что без него ей просто капец никакого счастья не видать.
– Да, ничего. – Пытается отмахнуться от назойливого внимания Михаила Тёзка. Но куда там. Михаил ведь такой же душевной конституции человек, что и Тёзка. И он так же, как и Тёзка психологически неустойчив и отчасти злонамерен в сторону женского пола. И Клава с первого взгляда на Михаила (она тайком посещала новое место работы Тёзки, издательство одной газеты, где и заметила этого Михаила) заподозрила его в критически предвзятом отношении к женскому полу: Так в Михаиле наряду с его разболтанностью и стоящему во внешнем облике и взгляде нарративу, прямолинейно указывающему гражданкам на его скептицизм по их поводу, в нём не было той самой благовоспитанности, которую даёт семейная жизнь.
Что так и оказалось в итоге. При этом Михаил эгоцентричен, и он не собирается в одиночку мучиться с этой проблемой своей неустроенности жизни. И он, только дай ему повод, готов поддержать во всём тех людей, кто сталкивается с такой же нервной ситуацией, что и у него. А ситуация с Тёзкой один в один отвечает всему этому его недовольству. И он исподтишка своей хитроумности посмотрел на Тёзку, кого он видит насквозь, и как человек бывалый, ему говорит:
– Знаю я это твоё ничего. И не просто знаю, а преотлично знаю, откуда оно растёт.
А Тёзка уже подцеплен на закинутый Михаилом крючок. И он с повышенной заинтересованностью и ещё не отдышавшись волнением, спрашивает Михаила. – Откуда?
– А от того всё это ничего возникает, потому что все бабы дуры. – Без всякого смягчительного разглагольствования, вот так прямолинейно и отчасти самонадеянно делает такое утверждение Михаил, и не думая отводить в сторону от Тёзки свои глаза, а в упор на него смотря.
И не успевает Тёзка возмутиться: «Это ты тут на кого намекаешь?!», а может и возразить, или даже оспорить: «Прошу не обобщать», как Михаил делает знаковое уточнение в виде вопроса.
– А дуры, знаешь почему? – спрашивает Михаил. А Тёзка скорей на подсознательном уровне, чем в здравом уме и рассудке, имеет на этот счёт некоторые догадки и соображения, а так он оформить в слова эту свою догадку не может.
– И почему? – интересуется Тёзка, отложив про запас выяснение спорных моментов в деле обобщающих выводов Михаилом.
– А потому, – на глазах Тёзки набирает высоты и веса Михаил, озвучивая эту горькую для всех мужиков истину без всяких возражений, – что они никогда нас не слушают и не слушаются. – И чёрт возьми Михаила, как он прав в глазах потрясённого правотой его слов Тёзки. И эти заверения Михаила падают на благодатную почву сомнений и расстройства Тёзки, и он стоит в ошеломлении и согласно кивает головой, как заворожённый: И-то, верно.
А Михаил на этом не останавливается и продолжает вгонять в хаос и беспорядок внутреннюю обстановку в Тёзке. – И они не просто нас не слушают, а целенаправленно это делают. И твоя дорогая…Да, кстати, как её зовут? – Михаил делает вопросительный отступ. А когда Тёзка озвучивает имя своей дорогой, он берётся за продолжение своего пояснения вероломной сущности тех гражданок, кто так дорого нам обходится, и сам понимаешь, почему они ходят рядом с нами и называются в таком дорогом качестве.
– А она заместо того, чтобы вечером убаюкаться в твоих крепких объятиях, к которым в итоге приведёт незамысловатый со стороны, но столь многозначный для вас вечер наедине друг с дружкой, когда жизнь так вас в счастье захватило, о чём ты весь вечер нашептывал на ушко своей Клаве, а она уходила от прямых ответов на твои заманчивые предложения с помощью прыскающего в нос смеха, берёт и на другую чашу весов ставит своё желание сделать себе новую причёску, которое и перевешивает её в свою сторону. И в итоге получается, что она ходит с новой причёской, а ты с такой неустроенностью в голове. – Заявляет Михаил, окончательно вбивая Тёзку в отчаяние и на пару сантиметров в землю.
Ну а дальше Михаилу и не нужно сильно стараться, когда Тёзка уже сам непременно желает его сводить в тот самый погребок и до беспамятства там напиться. – Будет знать, как меня не слушаться. – Мстительно посмотрев в сторону своего дома, Тёзка садится в такси и вскоре они уже находятся в том самом погребке, куда заглядывают всё больше люди с отчаянными мыслями и желанием выплеснуть во вне все эти эмоции. Там они в самые скорые сроки с помощью алкоголя набираются ещё большим желанием быть строже к своим вторым половинам (это понятно, что относится только к Тёзке), а для этого, по мнению Михаила, нет более действенного способа, как заставить поволноваться в истерике и главное, с ревнивым осадком, свою ветренную половину.
– У меня есть на примете пару птичек, – говорит Михаил, одним глазом косясь на Тёзку, а другим в сторону тех самых «птичек», двух беззаботных дам, кто вполне отвечает такому замутнённому взгляду на них со стороны Михаила, – чьё рядом с тобой присутствие точно вызовет беспокойство у твоей дорогой. И пусть воочию убедится, как далеко может завести её строптивость. – Михаил на этом месте придал уверенности своему заявлению тем, что сунул под нос Тёзки кулак.
А Тёзка, хоть и крепко настроен досадить Клаве, всё же он ещё испытывает в себе некоторую неуверенность и слабохарактерность (он хочет миром решить эту проблему с Клавой).
– Мне всё же надо ей позвонить. – Говорит Тёзка. – А то уже поздно. – А Михаил в момент вычислил в Тёзке эту малахольную нерешительность малоопытного супруга, который ещё живёт в иллюзии безмятежности взглядов на свой счастливый брак, которому уж точно не грозят несчастья, а все описываемые случаи из жизни бывалыми и опытными людьми, их точно не касаются. – И наш брак будет идти к своему укреплению и счастью не посредством стечений жизненных обстоятельств, а мы сами будем кузнецами своего счастья. – Вот так самонадеянно ещё смотрел на себя и свой брак Тёзка, эта простота и наивность. Кого Михаилу и не хотелось бы прямо сейчас, со всего маху, лбом об кирпичную стену фактов расстраивать, но он по себе отлично знает, что всякое промедление в сердечных делах только усугубляет болезнь. И нужно сразу ампутировать возникшую проблему.
– Тьфу, слюнтяй. – В лице негативно в сторону Тёзки выразился Михаил, и обнаружив в его руках телефон, с помощью которого он собирался сдать свои позиции, немедленно реагирует. И он со словами: «Давай я сам наберу, а то ты ещё спутаешь, или в самый последний момент с робеешь», протягивает к нему руку.
А Тёзка и в самом деле имеет все возможности спутать номер дорогой и вместо неё позвонить Дементию Аристарховичу, чьё имя находится в телефонной книжке рядом с именем его дорогой. И тогда точно Дементий Аристархович, человек консервативных взглядов на молодёжь, – а так-то он себе всякое чудачество позволяет, – будет поставлен в крайне неловкое до удивления положение, когда к нему так фамильярно обратится Тёзка, назвав его дорогая.
