Игорь Сотников
Свидетели восьмого дня – 3

Полная версия

Глава 1

Будни или Будь? Ни!

Раз на раз не приходится, и само собой, чему быть, того не миновать, и в жизни человека согласно всем этим аксиомным правилам, на смену белой полосе приходят серые будни. И в такие дни, всё без яркого солнечного света, хоть трава не расти и всё в твоей жизни идёт наперекосяк. С чем всё это связано и какие для всего этого есть причины, то может быть это нужно для контраста, то есть контекста, что б до человека, наконец, дошло, что жизнь – это не каждый день праздник, и иногда хоть надо вылезти из кровати и пойти потрудиться, а может для всего этого были более естественные, природные причины, как циклы солнцестояния, и когда солнце ближе к тебе, то тебе светлей и теплей, а когда оно отдаляется, то всё наоборот. Ну а частные случаи объясняются ещё проще и легче: ты встал не с той ноги.

Что в случае с Алексом стало прямым ему указанием в сторону его ожиданий на сегодняшний день сразу по его пробуждению, где на пути к его подъёму и выходу из кровати перед ним встал этот, заостряющий на всё сегодняшнее будущее вопрос. – А как будет правильно. Встал не с той ноги, или же не встал с той ноги? – Ну и стоило только Алексу так посмотреть на свой подъём, то, как говорится, у него всё пошло-поехало наперекосяк.

И теперь Алекс и не знает, с какой ноги ему вставать, а если точней, то на какую из двух своих ног ему делать упор в продвижении в жизнь своих инициатив и интересов, если говорить пафосно и глобально. Что на себя налагает особую ответственность, и отчего видимо ему так сложно было сделать этот выбор. И что очень для себя удивительно Алексу ощущать, то он не ощущает в себе внутренних посылов принять на себя этот природный вызов. И приходится Алексу следовать тому, что ближе ему. Раз ему нужно сперва идти в ванную, а этот выход предполагает подъём слева от себя, то ничего тут не поделаешь, а придётся остановить свой выбор на левой ноге.

И вот Алекс, не глядя, откидывает одеяло, начинает подъём, и вот же какая запутанная ситуация происходит. Одна из его ног, которая из них пока что было не ясно, запутывается в одеяле, и таким образом перетягивает на ход вперёд себя свою напарницу, которая не только конституционно-рефлекторно с нею связана, но и эмоционально неотделима, и та, идя ей на помощь, сползает с кровати, опирается на пол и тем самым ставит крест на задуманных планах Алекса использовать в своём подъёме с кровати левую ногу. И теперь пойди пойми, с какой ноги ты сегодня встал, с той или не с той. Если с той, как это предполагается задуманным планом Алекса, то это привело бы его к ещё более запутанным отношениям со своим одеялом, а если не с той, то на что бы он ещё тогда так основательно оттолкнулся, чтобы выпутаться из-под одеяла. Из чего Алекс всё-таки делает для себя вывод: всё что с нами случается это к лучшему и служит нам наукой.

Вот только эта наука не учит, как её применять и использовать на практике, и не отгораживает от ошибок. В чём Алекс буквально сразу убедился, вступив на скользкий пол ванной не важно какой ногой, когда там так скользко по причине того, что Алекс не слишком аккуратно умывается и плещет во все стороны водой. Что незамедлительно приводит к тому, что Алекс с той ноги, с которой он вступил на пол ванной, поскальзывается, и летит без задних ног, правда и без особого желания упасть головой в пол, как раз в сторону против его желания (это месть Алексу за такой просчёт ног).

И только то, что в нём рефлексы реагируют и работают куда быстрей его соображения, спасает Алекса от этого зубодробительного столкновения с ванной.

– И вот как пояснить всё это? – по следам этого своего удивительного спасения задался вопросом к самому себе в зеркало Алекс. – Я встал с той ноги или нет? Ну, если я остался стоять на ногах и спасся от падения, то очевидно я встал с той ноги, которая позволила мне остаться стоять на ногах невредимым. А вот если бы я сейчас упал, то я определённо встал бы не с той ноги, которая мне бы позволило устоять на ногах. М-да. Очень сложное это дело, выбрать для себя верную ногу для подъёма. – Усмехнулся Алекс, и с уверенностью в том, что раз он сегодня для себя сделал столь верный выбор для подъёма, и значит, он может сегодня неоправданно рисковать, сделал шаг к тому, чтобы начать утренние гигиенические процедуры, ещё называемые просто умыться и почистить зубы.

А вот здесь он сталкивается с тем, что такой, даже удачный выбор для себя стороны подъёма на ноги, ещё не служит для тебя страховкой от всяких других, хоть и мелких неприятностей. Как с тем же мылом. Которое при всякой с твоей стороны неосторожности, готово проявить строптивость и выскользнуть из твоих рук, и упасть не просто на пол, а обязательно закатиться в самый дальний уголок под ванну. И затем лезь под неё рукой, ещё сильней перепачкавшись всем тем, что собирается в таких дальних уголках, куда редко дотягиваются руки с тряпкой уборщицы.

Впрочем, Алекс воодушевлённый мыслью о том, что он главное для удачного дня сегодня сделал, – не будем повторяться что, – не смотрит на такое поведение мыла с прежним скепсисом. А он предполагает за мылом его желание показать ему свою нужность и необходимость. Ведь теперь всю ту грязь, которую Алекс собрал руками под ванной, будет сложно отмыть без использования мыла. И так во всём. Не видит человек настоящую нужность и целесообразность простых, обиходных вещей, сопровождающих его жизнь, пока в его жизнь не вмешается подобный экстренный случай.

– Интересно. – А вот сейчас можно было и промолчать Алексу, и самому не создавать для себя экстренные ситуации, вследствие которых, – а когда чистишь зубы, лучше рот открывать только для одного, подачи в него зубной щётки, – тебе в рот может залететь что-нибудь не то, и ты, как минимум, начнёшь откашливаться. Но у Алекса с этим возникают проблемы. Так как всего вероятней ему в горло попала не паста, а материализовавшаяся в комочек амбициозная самонадеянность, которая всегда действует вопреки и встаёт в горле человека ему поперёк и под завязку всего напыщенного этой характерностью. И чтобы с ней справиться человеку, ему нужно себя перебороть. А вот как? То ты же такой в себе уверенный человек, то значит, найдёшь ответ на этот свой вопрос.

Ну и Алекс как-то слишком прямолинейно понимает всё это, взявшись себе за горло руками, пытаясь задавить в себе эту необходимость прокашлять все эти застрявшие першения в горле в виде комков. И всё это делает, не сводя своего взгляда с себя в отражении в зеркало. И как им же сейчас выясняется, то всё это он делает не спонтанно, – а куда ещё смотреть, как не на себя в зеркало, – а всё это способствует нахождению им настоящей причины этой хрупкой хрипости во рту в виде мелких зерен песка. И хотя пришедшая ему в таком не самом обычном положении мысль, была несколько надуманна и в чём-то ирреальна, всё-таки она хоть как-то объясняет то, что не даёт ему покоя в горле.

Ну а сама эта мысль, пришедшая сейчас на ум Алексу, отсылает его ко вчерашнему событию, когда они вместе с Евой проникли в лабораторию. Конечно, не без своих препятствий на пути к этой цели и сложностей внутри себя, вдруг ощутившим нервозность и даже страх. Но так или иначе будет побольше, они с помощью так не случайно, как теперь думает Алекс, оказавшегося у него этого электронного ключа, оказались в лаборатории. Где они проявляют ко всему вокруг повышенную осторожность и внимательность, и в частности Алекс в сторону Евы, по её поведению пытаясь понять, была ли она здесь раньше.

И потому, как она себе уверенно ведёт по сравнению с тем человеком, кто и в самом деле в первый раз оказался в незнакомом ему месте, Алекс делает не самые для себя воодушевляющие выводы: она здесь точно раньше была.

И исходя из всего этого напрашивается задаться многими вопросами насчёт всего того, что она от него скрывает, и как минимум, недоговаривает. Но с этим не стоит спешить, а будет разумней за ней быть внимательней и искать не только то, что она ищет, но и то, что в ней предполагает этот поиск.

А, между тем, они добрались до того самого помещения, с огромными песочными часами в центре его, которое по свойственной для себя привычке, Алекс назвал центром выдачи призов.

– И что теперь? – спрашивает Еву Алекс, застыв вместе с ней в одном положении с упором на осмотр впереди лежащего пространства.

– Теперь? – с каким-то ехидным подразумеванием отвечает Ева, с яростью смотря в сторону, где находились контейнеры с шарами событий. И Алексу стало как-то не по себе при виде такой Евы.

– А теперь мы будем путём проб и ошибок искать того, кто нам нужен. – Добавляет Ева, вынимая из кармана небольшой шёлковый мешочек.

– Что там? – спрашивает Алекс.

– Бисер. –Даёт ничего не разъясняющий для Алекса ответ Ева.

– Бисер? – недоумённо переспрашивает Алекс.

– Он самый.

– И зачем?

– Это самое лучшее средство по выведению человека из себя.

– Не понял.

Ева поворачивается к Алексу, крепко так на него смотрит, и сжатыми губами даёт разъясняющий ответ. – Нам нужно отыскать свидетеля. А так как у меня есть на его счёт не самые хорошие для него предположения, то будет эффективней использовать для его обнаружения самые радикальные инструменты, в число которых входит бисер. Он за себя цепляет человека, и он начинает всё скрытое в себе проявлять открыто. Это и даст нам вычислить того, в кого будет заложена это розыгрышная программа. – Здесь Ева кивнула в сторону одного из контейнеров, с шарами событий в нём, и Алекс отчасти понял, что она хотела сделать.

А когда ты, в данном случае Алекс, знаешь и очень определённо, что хочет сказать тот, кто этого не говорит на прямую, и видимо для этого есть весьма существенные и резонные причины, – хотя бы такие, что он очень рассчитывает на тебя и на твоё его понимание, – то ты лишними, а в это число входят любые, вопросами не задаёшься, а молча принимаешь им сказанное, и следуешь за тем человеком, кто выбрал с тобой такой уровень доверительного общения.

Что приводит Алекса и Еву на ту верхнюю площадку, типа трапа, на которую в своё время поднимались Алекс с Максимилианом, и которая служила не только для одного наблюдения за шарами, поступающими по специальному конвейеру в сторону приёмного отделения верхней капсулы песочных часов, а этот трап подводил обслуживающий персонал к поставляемым на площадку с боку контейнерам. Где персонал, наделённый специальными полномочиями, вскрывал пломбы контейнера, раскрывал его и запускал его содержимое в работу.

И судя по всему, Ева решила вскрыть один из контейнеров, приготовленных для работы с ним. А вот здесь у Алекса имеются вопросы насчёт того, каким способом она это собирается сделать, когда контейнер был запечатан.

Но как выясняется совсем скоро, то Ева была готова к такому развитию ситуации, а это подтверждало подозрения Алекса насчёт того, что она здесь не только раньше была, но для неё ничего из здесь находящегося не представляет загадки. Ну а насчёт этих контейнеров Пандоры, как про себя их решил небезосновательно назвать Алекс, то по ним она вообще большой специалист, и может с помощью ногтя на своей левой руке вскрыть этот хлипкий замок на нём, который только для виду висит, а так-то, кто хочет, его может вскрыть.

– Мир находится на кончиках пальцев. – Вот таким высказыванием сопроводила Ева вскрытие замка на контейнере, с язвительной иронией посмотрев на то, как щёлкнул замок, открывшись под напором её пальца руки. После чего она открывает крышку контейнера в виде чёрного куба, заглядывает в него на одно мгновение, и переводит свой взгляд на Алекса. Ну а Алекс, видя, как на него выжидающе Ева смотрит и чего-то ждёт, – вот сейчас она почему-то захотела, чтобы конечное решение было ими принято совместно, – пока что точных контуров того, что собирается предпринять Ева, не зная, спрашивает её. – Что там?

– Там? – задумчиво задаётся себе вопросом Ева, немного времени тратит на размышление, и даёт ответ. – Нераскрытые надежды.

– И что ты хочешь сделать? – спрашивает Алекс.

– Что я хочу? – опять переспрашивает Ева, как понимает Алекс, то это связано с её волнением и некоторым сомнением в задуманном деле, где она ожидала большей от него поддержки и инициатив хотя бы потому, что как раз в его сторону ею возлагается много надежд и значит, он должен быть в курсе того, как всё это работает. А зная всё это, будет не так сложно перенести свой опыт на этот куб с нераскрывшимися ещё пока надеждами. Но Алекс, когда это от него требуется незамедлительно проделать, всему этому не отвечает и Еве приходиться на саму себя полагаться. – Мы ценим лишь то, что нам достаётся с трудом. Так мы и добавим некоторых трудностей для реализации того, что называется в человеке перспективы. – Говорит Ева, раскрывает мешочек и высыпает его содержимое в контейнер.

– И что это нам даст? – задался тогда вопросом Алекс, получив на него ничего не значащий, пространный ответ: «Увидишь», который ничего толком не пояснял и мог отнестись к чему и к кому угодно, даже к самому себе, как сейчас это видел в отражении зеркала Алекс, откуда на него смотрело перекошенное лицо подавившегося собой человека, который видно сегодня не смог настолько быть терпимым, чтобы выдерживать очередные выходки и заскоки того в себе, что ему не даёт каждое утро покоя. Вот он и стал всё это в себе сдавливать вот так прямолинейно, до хрипоты в своём горле, ещё при этом как-то уж яростно насмехаясь над самим же собой. – И пикнуть не сможешь без на то моего разрешения.

Что истина первой инстанции, и Алекс не только пикнуть не смеет без разрешения на то самого себя, а он чёта совершенно не понимает, что сейчас с ним сегодня такое происходит, и что ему вдруг в голову взбрело так себя странно вести.

А вот на этот вопрос у него ответ есть. Он сегодня уже два раза встал не с той ноги. Первый раз с кровати, а второй раз, ступая в ванную. А вот это понимание и объяснение происходящего с самим собой, кроме самых волнующих вещей, как то, что у него так в горле першит, и не является ли это предвестником обще респираторного заболевания, – хотя нет, сейчас такое ощущение, что пропала вся слюневая смазка и как будто в горло насыпали песка…вот чёрт! Бисера насыпали в рот, – одёргивает Алекса от самого себя, и он не собирается так легко верить в то, что ему навеяло подсознание, находящееся ещё под впечатлением произошедшего вчера в лаборатории.

Где всё там произошедшее Алекс прогнал через себя во время ночного сна, такого беспокойного, и теперь перед ним начинает вырисовываться настоящая картина его сегодняшнего, такого путанного подъёма, где причиной всему тому, что его сопровождало, – все эти вопросы-сомнения и растерянность в плане непонимания, с чего начать свой подъём, – стало то, что он принял близко к себе всё то, что Ева с помощью этой добавки приготовила для того, кому предстояло пережить собой эту лотерею, приготовленную судьбоносным проведением и доставляемой до адресата обычными человеческими руками, которую из себя представляет далеко не последовательную цепь человеческих решений в ответ на всегда заманчивое предложение внешней и внутренней природы, и созданного ею пространства для манёвров и инициализации этих решений. А так как Алекс неотделимая часть всего этого пространственного решения природы как всем нам в нём быть, то он даже в праве требовать для себя вероятности попадания хотя бы в теории в число тех людей, на чей счёт тут разыгрывается эта лотерея.

– Так что вполне вероятно, что мы с Евой засыпали этот песок тщеславия прямо в моё сознание. – Пытаясь протолкнуть в себя с помощью внутренних слюнных резервов всю эту россыпь хрипоты и сухости, сделал такой, весьма сложный для себя вывод Алекс. – А я, как тот человек с чёрствым сердцем, всегда считающий, что моё дело сторона и то, что касается кого-то там, меня никогда не коснётся, – как есть свидетель, – не только не остановил Еву, а даже был не прочь, чтобы она добавила этих сыпучих проблем. А теперь, когда выясняется, что всё это касалось меня, то чего ещё удивляемся. Сам же гад, просил. – Перекосившись на этом замечании лицом, Алекс упёрся взглядом в отражение зеркало, видимо пытаясь заглянуть в свою подлую душу и узнать, что им движет.

А смотреть и тем более заглядывать в себя всегда очень сложно и требует от себя особой сосредоточенности. И Алекс, чтобы добиться для себя фокусировки взгляда, нагибается к крану, делает из него глоток воды, затем другой, и надо же, всё першение во рту как рукой сняло.

– Значит, всё-таки я ошибся с выбором … – А вот с каким выбором, и что имел в виду сейчас Алекс, покосившись в сторону своих ног, то это осталось им замолчано, что б, значит, не возбуждать лишний раз всё то, что стоит за нашими решениями. А то наговоришь на свою голову лишнего и что есть только плод твоей фантазии, а затем даже сам к себе начинаешь выдвигать претензии: мол, давай, показывай какой ты герой, каким ты о себе заявлял, стоя в ванной по пояс раздетый, и отчего-то видящей во всём этом некие свои преимущества и преференции, которые тебе должны позволить быть убедительней что ли в разговоре с тем, на кого ты хотел бы оказать повышенное впечатление.

– Надо уже собираться. – Алекс ставит точку в этом собрании с самим собой, и повернувшись в сторону выхода из ванной, не сразу, а с долей задержки делает шаг в сторону выхода. И вроде ничего, он прошёл в проём двери без каких-то осложнений, которые его бывает сопровождают, когда он сильно спросонья. А это значит…Не будем делать поспешные выводы, ставя крест на текущем дне, принявшись подходить ко всем своим ожиданиям с предвзятым отношением. – Делает ещё один вывод Алекс, принявшись одеваться.

Но как по выходу из номера Алексом выясняется, то как бы ты не собирался в самом себе, своём внешнем виде и всё для того, чтобы быть с благоприятной стороны быть принятым внешним миром, – а для чего ещё каждый из нас следует всем этим писанным и неписанным правилам корпоративной этики и этикета, – то когда с самого утра, твоего подъёма, у тебя возникают некоторые, специфические подозрения насчёт того, что сегодняшний день для тебя будет, не просто отличным от того же вчера, что так и должно быть в каких-то частностях, а он будет очень предвзятым к тебе из каких-то там неизвестных для тебя соображений.

И вся эта предвзятость к тебе будет выражаться в повышенных требованиях к тому, как ты выглядишь, себя ведёшь, ориентируешься в пространстве, да просто дышишь на посторонних для тебя людей, кому быть может хотелось бы вдыхать ароматы свежести сегодняшнего утра, а тут ты на их голову свалился, и давай прямо им в нос вдыхивать непередаваемые нецензурными словами собственные мироощущения, где стоит одна только горечь, несварение твоего желудка и не дай бог твоё перегорание в сторону личностных чувств. Что и так не их, постороннее и тебя в первый раз вижу дело, от которого они отворачивают свои носы, но что можно сделать, когда тебя прямо носом тычут во всё это дело и ты не имеешь никакой возможности отвести уже свой нос в сторону, когда этим людям, всего-то неудачно выбравшим с помощью администратора отеля номер рядом с твоим номером, приходится каждое утро на тебя натыкаться, выходя из номера, что ещё ладно, но что им делать, когда к их огромной неожиданности ты забегаешь в лифт, когда они уже там заняли свои места, и тут хочешь того или нет, а приходится им быть безмолвным свидетелем твоей внутренней жизни.

Впрочем, они как могут пытаются противостоять тебе хмурыми лицами, осуждающе смотря на тебя. И Алекс даже начинает подозревать, что он допустил какую-то оплошность при своём подготовительном сборе на выход из номера. Так что то, что он окинул себя взглядом в зеркало по выходу из номера, было не блажью в сторону своего самолюбования, а человек в большинстве случаев на себя оглядывается и посматривает на себя при всяком удобном случае, чтобы проанализировать свой внешний вид в данный временной период и обнаружить в себе те несоответствия этому временному периоду, которые он должен поправить. И не для самого себя, а во благо коммуникации с другими представителями человеческого общества.

– Блин, так я что, зубы так и не почистил. – Вдруг споткнулся на этой мысли Алекс, было взявшись за ручку двери, ещё представив укоризненно на него смотрящие, недовольные физиономии соседей. Что тут же его остановило и заставило обернуться назад, в сторону ванной. А вот на пути туда стоит другое препятствие в виде суеверных предрассудков, гласящих следующее: возвращаться плохая примета.

И вот теперь Алексу нужно решать, как отнестись к этому неписанному правилу людей предрассудочного, и Алекс не побоится их назвать, предсумеречного разумения.

– А ведь я в любом случае, пойдя на поводу этому правилу, или же проигнорировав его, буду записан в число людей, верящих приметам. – Решил Алекс, посмотрел в зеркало, и не стал возвращаться, отчётливо для себя поняв, что за всем этим стоит. Всё та же утренняя причина. А вот что послужило для её возникновения, то тут не всё так просто.

– А не есть ли это оговорка по Фрейду в том плане, что меня впереди что-то такое, тревожащее мой ум ждёт, что я всячески пытаюсь найти причины остаться в номере и не выходить сегодня. – Озаряет Алекса откровение уже в тот момент, когда он смотрит в приоткрытую дверь. – И ещё скажись сегодня больным. – Было собрался на этой мысли усмехнуться Алекс, как в тот же момент возникшее в горле першение, как первый признак заболеваемости, чуть не приводит его к содроганию на месте.

– Стоп. Давай-ка поаккуратней со своими желаниями. Они могут и материализоваться. – Сглотнув всё это першение в горле, натужно улыбнулся Алекс и, наконец-то, вышел из номера. Где к полной для себя неожиданности сталкивается с синхронностью поведения у двери своего номера, и в самом деле появившихся в соседнем номере соседей, а точнее соседки, о наличие которых он только предположительно подумал, а эта его мысль, раз и материализовалась. И теперь ему придётся тот же свой выход из номера, соотносить с тем, как на всё это посмотрит эта, достаточно интересная соседка. – Очень она похожа на Милу Андаревну. – А вот эта мысль вогнала в ступор Алекса, чего-то совсем не понявший, с чем связана эта его возникшая, сравнительная мысль.

А между тем ему времени на всё это обмозгование и даже продохнуть свободно не дают с этой стороны, со стороны Милы Андаревны, где она с милейшей вежливостью посмотрела на Алекса и отдала дань, кто знает, внутреннему ли позыву быть внимательной к привлекающим её внимание людям, или же она сама по себе воспитанный человек, но так или иначе, она была на пути к тому, чтобы быть с ним (Алексом) знакомым через утреннее приветствие. Правда, было бы куда лучше, если бы Алекс учёл в ней право на личную скромность, и первым сделал шаг в сторону её поприветствовать.

И Алекс, надо же, вовремя всё это сообразил и поприветствовал свою новую соседку, с которой ему теперь придётся, хоть и через стенку, делить вечерами своё одиночество. И как по ответной реакции Милы Андаревны видит Алекс, то и она всё им из сейчас надуманного в себе воспроизвела, и м-да, это будет очень интересно и над этим моментом нужно будет подумать.

И Алексу бы сейчас не выходить за границы проявления вежливости и с задумчивым видом выдвинуться уйти отсюда по коридору, чтобы не дать повод Миле Андаревне на знакомство с ним. Но нет, Алекс вечно лезет на рожон новым для себя событиям, и он задаётся вопросом ей: Только что заехали?

– Можно итак сказать. Вчера. – Говорит Мила Андаревна.

– Как спалось? – а вот что это значило, то и сам Алекс не понял. А Мила Андаревна, человек для Алекса всё-таки крайне посторонний, и как она понимает, то имеющий полное право на конфиденциальность личной информации о себе, не только не обязана отвечать на этот его хамский вопрос, а она его может идентифицировать, как вмешательство в свою личную жизнь.

Но как сейчас выясняется, то Мила Андаревна не совсем для Алекса человек посторонний, а нахождение по одной крышей, да ещё в такой близи друга от друга, – зная расположение своего номера, не трудно предположить, как и где проводит своё время твой сосед по номерному фонду, – в чём-то их сближает. И Миле Андаревне понятна такая, не просто заинтересованность Алекса, а его неравнодушие и внимание к проблемам своего, можно итак сказать пока есть такая неопределённость между людьми, как товарища по несчастьям, которые даже в пятизвёздочных отелях имеют своё место. Жёсткая своим одиночеством и холодом, к примеру, кровать. На которой не только заснуть сразу никак не получается – несмотря на усталость от перелёта, в голову всё лезут ужасающие мысли о своей заброшенности всеми, кого ты знал до сегодняшнего дня, а стоило тебе выбиться из привычной для тебя сферы жизненной коммуникации, как до тебя уже никому нет дела, и не важно, что здесь другая мобильная связь, – а ты всё пытаешься, пытаешься пристроиться к новым отношениям с этой непривычной для тебя действительностью, да ничего из этого не выходит.

А тут ещё мысли в голову лезут не самого приятного качества, которые навевает эта пролежень под тобой в этой кровати. Ведь у тебя дома кровать уже в нужных местах тобой примята, а здесь, как минимум, и Мила Андаревна надеется очень, что всё новое, а как максимум, и лучше об этом даже не думать, то уже примято такой горой лишнего незнакомого для тебя веса чьего-то, берущего массой, а не качеством тела, которое ведёт себя чересчур уж естественно, самонадеянно и бывает чрезмерно самовольно, когда спит в кровати без присмотра, что Миле Андаревне прямо за себя становится противно, что она позволила себе не иметь при заселении в виду такие жуткие обстоятельства дел, когда ей приходится прикладывать свой изящный в зад в ту матрасную провалину, куда в своё прошлое время помещал свой зад прежний постоялец, великовозрастный и душный Демьян Абросиевич.

А Мила Андаревна, не только знать не знает никакого там Демьяна и тем более Амбросиевича, как самый раздутый её воображением вариант вот такого временного её соседства с этим пришлым постояльцем этого номера – а она дура, и не поинтересовалась на административной стойке, кто до неё занимал этот номер, – а она совершенно не предполагает знать его. И ей скорей противно будет о нём что-либо ещё знать, когда она своим задом ощущает, какой бескомпромиссный Демьян ко всему чего он касается, в том числе и своим задом человек. И он не только надувает свои щёки, демонстрируя таким образом какой он обстоятельный человек, но и позволяет себе то, чем его наградила сверх меры природа, своей естественностью, которая так и выпирает из него, как впереди, так и сзади. А всякое излишество, отлично знает Мила Андаревна, ежедневно превозмогающая в себе желание съесть хоть чуть-чуть лишнего и сладкого, к чему ведёт. К несварению желудка, а затем ко всему тому подследственному, отчего даже спустя время становится душно и невмоготу Миле Андаревне.

В результате чего она начинает метаться на кровати, сбрасывая с себя все буквально одежды. И вот такое удивительное дело с ней и вокруг неё происходит. Всё произошедшее с ней сейчас буквально на её глазах, никем замеченным проходит, – а этого никогда, сколько она себя помнит цельной натурой, не было, обязательно кто-нибудь при вот таких делах с ней присутствовал, – и всё это приводит Милу Андаревну в чуть ли не отчаяние. – Неужели пришёл тот самый момент, когда я никому не буду нужна?! – обратилась чуть ли не к небесам Мила Андаревна, вскинув вверх руки.

Но оттуда, куда она обратила свой взор, не вняли её просьбе о помощи, и не протянули руку помощи (и хорошо, а то Мила Андаревна ещё сильней напугалась бы, до самых смертельных мурашек), и Миле Андаревне ничего более ужасающего не пришло на ум, как взять и постучать в стенку своего номера, ожидая, наверное, что хоть там не глухие люди живут и откликнутся на крик её души и составят ей компанию. Но и здесь её ждало полное безразличие и равнодушие к её судьбе, и Мила Андаревна в первые быть может в своей жизни, провела вечер одна у себя в номере.

Но как по выходу из номера ею вдруг выясняется, то в соседнем номере всё-таки кто-то живёт, и этот человек, как бы она на его счёт вчера много злого не пророчила и ненавещевала, вполне себе милый и рассудительный человек в сторону верного своего воспитания и понимания того, на что нужно обратить своё внимание в этой, честно сказать, не всегда приятной жизни, и Мила Андаревна даже готова принять за объяснение его малой внимательности к стуку по стене её изящной ручкой, как его усталость и как результат, ранний сон.

Ну а когда Алекс с помощью такого своего вопроса поднял ставки в их отношениях, которые пока что находились на самом нижнем уровне ознакомления друг с другом, а он несомненно увидел в Миле Андаревне потенциал и возможность повысить свою самооценку и значение в глазах общества – с этим Мила Андаревна не может не согласиться, будучи не раз свидетелем того, как люди из мелкого ничтожества наполняются значением, стоит только ей обратить на них внимание, – то она со своей стороны тоже решила форсировать события.

И Мила Андаревна оставляет свою дверь в покое и пусть в разобранном состоянии, поворачивается в сторону Алекса, изучающе так на него смотрит, и что ж, раз вы вызываете во мне интерес, то я вам отвечу.

– При таких же обстоятельствах, что и вы. – С завораживающим ум подтекстом и интригой даёт вот такой ответ Мила Андаревна. А вот теперь очередь Алекса разобраться в том, что он сам по своей несмышлености натворил, такое спросив у не просто представительницы женского пола, а у такой его представительницы, кто является его подспорьем. Что это значит, то вы вообще что ли, с ума сошли, такое спрашивая.

Вот Алекс и не спрашивает, а пытаться себе вообразить визуально то, что предлагается ему увидеть в этом пронзительном взгляде на него Милы Андаревне, то не считаете ли вы, молодой человек, что это будет слишком эгоистично пользоваться всем этим одному, не пригласив туда вместе с собой ту, кто сделал вам это предложение.

– Тогда мы с вами товарищи по общему несчастью. – Алекс хоть и с трудом переводит всё в шутку и в свою неопределённость то, к чему подводит такой целеустремлённый на него взгляд Милы Андаревне. Из-за чего Алекс даже себя начал ругать из-за того, что ему вечно нужно во всё влезать, а вот прошёл бы он просто мимо Милы Андаревны, – и пусть думает, что ты грубый и бескультурный человек, – то не нужно было бы сейчас ломать голову над тем, как пройти мимо неё, не зацепившись в ней за какую-нибудь выставленную ею причину задержаться рядом с ней.