Игорь Сотников
Свидетели восьмого дня – 3
– Сейчас попросит меня заглянуть к ней номер, – ой, вы бы не могли мне помочь с пультом телевизора, что-то он как-то работает странно, – а я отказать ей не смогу, сославшись даже на занятость. – Глядя на такой узкий проход между Милой Андаревной и стенкой, начал себя пугать Алекс тем, что сейчас сможет ему придумать загадку для его ума Мила Андаревна. – Ну а стоит мне только зайти в её номер, как она немедленно закроет дверь на ключ, мило объяснив этот свой манёвр с замком тем, что это она по привычке.
– Знаете, в нашем жестоком мире, таким ценным и красивым девушкам как я – я знаете прямолинейна и всегда говорю напрямую, я на самом деле красива и раз так есть, то чего этого стесняться, – нужно всегда быть начеку и не пренебрегать своей безопасностью. – Говорит Мила Андаревна, загородив собой дверь и глядя на Алекса очень странным и как начинает по себе чувствовать Алекс, то опасным взглядом.
– Я насчёт себя не преувеличиваю? – вдруг спрашивает такое Мила Андаревна, ставя крест на всяких попытках Алекса начать спрашивать насчёт пульта.
– Да. – Мельком бросив взгляд на Милу Андаревну, говорит Алекс, начав в себе выпотевать. А Мила Андаревна, не смогла не заметить этот брошенный на неё, оценивающий взгляд Алекса, и, конечно, это вызвало в ней, если мягко сказать, долю неравнодушия.
– Вы всё-таки посмотрели на меня, прежде чем дать ответ. – Не самым мягким голосом говорит Мила Андаревна. – Из чего я делаю вывод. Что не всё во мне безупречно, как мне бы хотелось.
Здесь Алекс хотел было ещё сильней себя загнать в ловушку своими оправданиями, и он бы это, не раздумывая над последствиями, сделал, если бы Мила Анларевна его не перебила своим желанием самой доказать, как Алекс заблуждается на её счёт, и пусть смотрит, не отводя, свои срамные глаза на то в ней, в чём нет ни единого изъяна.
– Алекс, я вся перед вами какая есть. Можете не только смотреть. – Томным голосом делает это заявление Мила Андаревна, переступая через сброшенные в одно мгновение одежды, идя навстречу Алексу.
А Алекс в себе путается, всё это в лице Милы Андаревны видя, само собой, не понимая, что именно, но нехорошие прямо предчувствия прут и навеиваются, отдаваясь мокротой между лопаток. А вот задумываться над тем, что тут с ним на самом деле происходит и на что Мила Андаревна так прямолинейно намекает и подводит Алекса, Алексу вообще не хочется, вот, наверное, почему, он начинает задаваться самыми наиглупейшими вопросами. И хорошо ещё, что про самого себя. А то услышь Мила Андаревна, что Алекс ещё и спрашивает, то она немедленно и непременно воспользовалась бы вот такой недальновидностью Алекса и сама бы ему на все его вопросы ответила.
= Да чего тебе, собственно, надо?! – хлопая глазами, задался про себя столь удивительным вопросом Алекс, как прямо какой-то человек дремучий из каменного века, ни разу оказывающийся один на один с вот такой ситуацией, когда все твои решения ограничены непререкаемой волей желания, изголодавшейся по общению молодой девушки. У которой кроме навязчивых идей есть ещё и сила духа, и возможности воплотить их в жизнь и прямо сейчас, здесь и с тобой. А Алекс, как пещерный человек, привыкший к коллективному и общинному взаимодействию с природой человека, как-то грешно предлагать себе одному воспользоваться таким даром природы. Вот Алекс и оглядывается, ища по сторонам подсказку для выхода из этой сложной и в чем-то тупиковой ситуации.
А Мила Анадаревна всю эту растерянность в Алексе видит, и интересуется у него, что он ищет.
– Да нет у меня пульта! – к полной неожиданности для себя и Милы Андаревны заявляет вслух такое Алекс, ставя Милу Андаревну в ситуационный тупик – она чего-то не поняла, откуда Алекс знает, что она хотела ему предложить для налаживания контактов самой близкой степени, – и не давая ей опомниться, – я, Мила Андаревна, тоже способен поставить вас в тупик взаимодействия с мужской природой, – быстрым ходом бросается в этот узкий промежуток между ней и стеной коридора.
Что позволяет Алексу достичь достаточно скоро лестничной площадки, и всё без этих утренних метаний в поиске наиболее безопасного для себя пути в сторону спуска – правда теперь на любом варианте выбора пути встанет Мила Андаревна, которая, как более чем уверен Алекс, будет поджидать его выхода из номера, чтобы навязать ему повестку сегодняшнего дня, – здесь он останавливается, чтобы перевести дух и будет разумно осмотреть впереди лежащий путь.
А вот дальше бы Алексу не оглядываться назад, на то, что лежит позади него и тогда бы его спуск прошел бы как задумано, да вот только столь живучее в Алексе любопытство потянуло его за нос в сторону посмотреть одним глазком на то, что там делает Мила Андаревна, – а Мила Андаревна неплохо себя чувствует, с интересом в его сторону посматривая, – и как результат, они сталкиваются взглядами. Мила Андаревна с укоризной качает головой в сторону его не слишком для неё понятного поведения, на что Алекс само собой заявляет, что такой он уж есть, – я самодостаточный человек и для меня свобода принимать решения всегда находится не первом месте. На что Мила Андаревна морщит свой хорошенький нос, не веря ему, – Ну-ну. – Алекс желает непременно её в этом убедить, заявляя, – как хотите думайте, но вот я решил пойти, и я пошёл.
Здесь он делает шаг, не глядя куда вступает, и как своя закономерность, Алекс не только пошёл, а он, сломя голову, полетел вниз по лестнице, когда сделал не очень точный шаг, вступив на ступеньку лестницы с половиной опоры на неё.
И Мила Андаревна только сейчас услышала насколько целеубеждённый и волевой человек Алекс, готовый на самый невероятный поступок, даже голову свою сломить, чтобы доказать ей, что она ему не указ. А такое поведение людей, для которых не указ то, что Мила Андаревна по их только мнению, хочет им указать, как-то особенно её приободряет, с желанием дать ещё одну возможность этому волевому человеку проявить себя перед ней столь цельным человеком.
Что же касается Алекса, то ему в данный момент и в самом деле было не до того, что там на его счёт решила думать и мыслить Мила Андаревна. Алекс на личном опыте, и как ещё говорят, на своей шее понял и перенёс на себя одно из категоричных правил диалектики: бытие определяет сознание.
И в данный момент его ушибочное головой и другими частями тела бытие, начало ушибочно сознавать и мыслить. Что вылилось в то, что Алекс начал себя вести крайне странно и не соответственно моменту, и тому положению, в которое он впал, скатившись с лестницы, хоть и с одного пролета. И Алекс вместо ожидаемого от всякого нормального человека болезненного трения по принявшим удар местам, вздохов недоумения, – как так вышло? – слезливого и хныкающего вида на своём лице, изрядно примявшимся и запылившимся, начинает хоть и не сильно, но посмеиваться. И тут не заподозрить его в том, что он что-то основательное в себе потряс, будет трудно. И Алексу дополнить картину своего сдвига с разумного ума остаётся только начать вслух высказывать всякие бредовые вещи.
Но то, что сквозь это свое смешливое состояние сказал Алекс, полностью лишает оснований думать, что он сбрендил.
– Так вот что значит, идти в ногу со временем. – Произнес это Алекс, и ещё шире расплылся в улыбке, глядя на подломившуюся под ним ногу. Которая, как можно предположительно по Алексу понять, то выступила зачинщицей этого спуска. И теперь вновь выходит на первый план актуальности вопрос: А с какой ноги, с той или не той, я начал этот спуск к своему пониманию и пониманию закономерностей этого мира? И не упади я сейчас, то мне бы столько всего нового не открылось. И тогда получается, что этот шаг привёл меня не к падению, а к откровению. Которое только через своё падение и открывается человеку.
И тогда приведшая Алекса к этому моменту истины нога, должна быть им отблагодарена.
– И всё же какая? – спросил себя Алекс.
А на вот этот вопрос ответить оказалось легко. Боль в ноге дала подсказку Алексу.
– И на что ты намекаешь? – через прищур посмотрел на всё с собой происходящее Алекс, уже зная ответ на этот свой вопрос. Слишком это ответственное дело брать на себя право делать первому шаг. Что, всегда есть вероятность, приведёт к хотя бы вот такому твоему слому в виде того же растяжения, и теперь Алекс может точно и уверенно знать, с какой ноги он сейчас сделает подъём на ноги. С той, которая не так спешила за блеском славы, ей было достаточно и того, что все задуманные Алексом решения продвигает именно она, а на кого ещё опирается делающая шаг вперёд та самая нога, которая была Алексам записана в ту самую ногу.
Ну а теперь, когда в основном разобрались, на какую ногу пришёлся подъём (честно сказать, то очень странная тема для разумного обсуждения, и всё это принимается лишь по той причине, что разум Алекса ещё находился в сонном состоянии), то можно идти и дальше. Не валяться же в самом деле на лестничной площадке. Тогда уж точно на твой счёт решат, что ты человек очень специфического образа мышления насчёт самостоятельности движения по жизни.
И Алекс, опираясь вначале на пол руками, поднимается на ноги, здесь опробывает свои ноги на их крепость стояния, слегка подпрыгнув. Из чего он делает вывод, что на некоторое время, у него таких, как сегодня по утру вопросов, не возникнет, – его левая нога с этого момента получила для себя прозвище: «Повёрнутая на себе», то есть тщеславная, – а это уже наводит его на другую мысль.
– А я ведь по такому признаку могу из массы людей выделять тех, кто идёт со мной в одну ногу. Интересно. – Рассудил Алекс, посмотрев в глубину лестничного спуска, где его ждёт столько открытий и людей одного с ним толка и мировоззрения. И если раньше ему было совершенно недоступно понимание, кто из них кто, то сейчас, он, имея на вооружении вот такой инструмент обнаружения людей одного с ним мировоззрения, – как минимум, они смотрят на своё перемещение по нашей грешной земле, не так скоро, – может всегда выявить в толпе тех, на кого он может положиться при сложной ситуации для себя.
И Алекс, подгоняемый сильным желанием скорей таких близких себе по духу людей обнаружить, начинает поспешно спускаться вниз по лестнице, следуя несколько вопреки всему тому, что он сейчас в себе провозглашал – следовать осторожному методу проведения в жизнь себя и своих инициатив.
Но когда тебя распирает жажда открытий и знаний, что есть самое сильное чувство в человеке, то часто забываешь о том, с чего всё началось и что тебя побудило так действовать. И спроси, к примеру, работник на административной стойке отеля Алекса: «Надеюсь, вы не спешите нас покинуть?», то Алекс своим ответом вогнал бы администратора в ещё больший ступор. – Мне срочно нужен человек с палочкой.
И вот что всё это означает? То тут думай не думай, всё будет бесполезно. Когда даже понять никак возможно, что Алекс имел в виду или подразумевал под этой палочкой в руках неизвестного никому человека. И администрация отеля категорически надеется, что это не палочка Коха, на которую так указывает такое поведение Алекса, очень похожее на бегство. Что уже запоздалое решение, если всё-таки имел факт вот такого взаимодействия Алекса с болезненной природой человека. Правда, только для него. А вот для отеля его скорое выселение, даже без оплаты, будет даже не осуждаемо.
А Алекс, между тем, оказался на улице, оставив за спиной администратора за своим рабочим местом, который даже и не заметил Алекса, и что тогда говорить о том, чтобы он заметил не совсем обычное поведение постояльца отеля. Впрочем, это тоже лёгкое заблуждение, и администраторам отелей более чем привычно видеть, а больше, конечно, наблюдать за тем, как кто-то из их постояльцев, либо опаздывает, либо спешит к своему не опозданию, и всё равно опаздывает. А вот если бы он со вчера не так крепко готовился к своему отъезду, нагружая себя под самую завязку различными ускоряющими жизнь и её взаимообмен средствами, то он бы сегодня так не тормозил бесконечно.
– И что мне это даёт? – задался неожиданным почему-то к себе вопросом Алекс, как только, и очень скоро при этом, наскочив на человека, идущего с ним в одну, хромающую ногу. И что самое странное, то Алекс не почувствовал к нему особой симпатии и близости. А скорей наоборот, ему как-то претило выказывать в его сторону близость. И Алекс даже остановился на одном месте, чтобы не дать идущему ему навстречу человеку с палочкой для ходьбы, злоупотребить положением человека, знающего толк в хромоте.
И этот тип, отчего-то отталкивающей наружности, сразу бы увидел в Алексе человека с ним одного поля ягоды, хотя это не так и только поверхностное суждение о человеке, и он на основании этих, всего лишь своих домыслов на почве личностного интереса, посчитал за право себе посоветовать Алексу к кому обратиться за помощью в деле своего вывиха. – Это я вам как эксперт с большим стажем ломки и вывихов ног говорю. – С намёком на более сложные отношения, которые можно обсудить вон там, в баре, как бы по секрету проговорит в ухо Алексу, этот так мимо и не прошедший тип двусмысленной видовой личности.
И потом думай, что ему ответить и деваться, небезосновательно предполагая, что у этого типа в ручке его тросточки спрятан нож, с помощью которого он сильно не оригинальничает, убеждая людей ему доверившихся, доверить всё их имущество, находящееся по какой-то глупости при себе. И по этой в том числе причине, при самых сложных случаях вот таких его взаимоотношений с природой посторонних людей, решивших отчего-то, явно с эгоистичных позиций, что с них вполне достаточно и того, что они себе как-то ещё доверили самих себя, и тогда с какой стати к ним предъявляют такие требования, в общем, ломают всю наработанную схему этого человека, работающего на доверии, заодно ломая ему ноги, тем самым в чём-то приближая его к честности с самим собой. Ведь он раньше прихрамывал и опирался на эту тросточку только для введения в заблуждение доверчивых людей, а сейчас, после встречи с мало доверчивыми людьми, он может уже не притворяться во всё этом и быть хоть раз в жизни честным человеком в сторону своих поломанных ног.
А вот Алекс смотрит на него с аналитических позиций, и у него есть свои мысли насчёт их близости мировоззрения. – А то мне даёт, – рассудил Алекс, – что наши пути на некоторое время имеют общие точки пересечения. Например, в том же травмпункте. Куда мы должны время от времени заходить, чтобы исследовать состояния сращивания кости. И если, к примеру, я по совету лечащего доктора вовремя не одумаюсь и продолжу вести такой безрассудный образ жизни, – я вас могу без натяжки записать в завсегдатаи нашего заведения, какой раз вы за последние полгода к нам попадаете, – то тут к гадалке не ходи, чтобы обозначить мой путь в своё скоропостижное будущее. М-да, интересный ход мысли. – Уже провожая человека с тросточкой, рассудил Алекс, решив повременить с окончательными выводами насчёт общего образа жизни вот таких людей. Ведь ломают свои ноги не всегда об чью-то неуступчивость и право на личное мнение, а чаще всё это плоды их несознательного и неосторожного поведения, а иногда даже как следствие их благородства.
– Да, на одном примере, да ещё и самим выдуманном, не делается общая картина. – Пришёл к вот такому выводу Алекс, выдвинувшись по прежнему маршруту, который не лежал пока что через травпункт, а его ждало более позитивное по своему составу и наполнению заведение – кафе, где он заряжался утренним кофе.
– Хм. Интересно, а есть ли у людей, кого сюда затягивает в эту раннюю пору, какие-нибудь особые отличия в себе, за которые их можно было бы принять за кофемана? – остановившись у стойки раздачи, задался этим вопросом Алекс, принявшись вглядываться в лица вокруг и здесь находящихся людей. И надо же, он сумел подметить за всеми этими людьми одну отличительную особенность. Они все и каждый в отдельности как-то посредственно выглядели, без особой изюминки в себе.
– Это всё чушь. – Сам себя осёк Алекс. – Ты отталкиваешься от самого себя в этом рассуждении.
– Но так и должно быть. Разве с ногой я действовал по другому? – А вот против такого аргумента трудно спорить, тем более тогда, когда тебе выдают твой кофе. И только одно удержало Алекса спросить у серого парня на стойке о том, почему он так серо выглядит, особенно по будням, так это визуальная составляющая стаканчика с кофе в руках Алекса, так и указывающая ему, что когда держишь в руках такой горячий напиток, то не стоит затевать конфликт с человеком, кто так серо выглядит по будням. Сдаётся, что он немедленно захочет опровергнуть твои слова действием, выбив рукой этот стаканчик из твоих рук, и вот будет для всех потеха смотреть на то, как тебе станет жарко от вылитого на тебя горячего напитка.
И Алекс, учёный с утра опытом неосторожного обращения с самим собой, выдвигается к одному из свободных столиков, и занимает за ним наблюдательную позицию.
И только Алекс устроился, как это ещё говорят, поудобней, – в физическом плане это значило, что все части твоего тела заняли для себя самые респектабельные, то есть расслабленные позиции, а вот насчёт в умственном плане, то здесь не всё так однозначно, кто-то любит ни на что не отвлекаться, а кто-то предпочитает концентрировать своё внимание на мир вокруг, – как вдруг и надо же(!), в дверях появляется Максимилиан. И при этом так, что сложно не заметить его появление чуть ли не всем людям в кафе, а не только тем, кто его знает и значит, он хоть какой-то интерес вызывает. Как это выражалось? А Максимилиан, теперь уже и не выяснишь, на что он рассчитывал, взял и налетел собой на косяк двери, было собирающейся закрыться или же открыться тоже мало ясно, и тем самым создал вокруг себя шумную и нетерпеливую уже со своей стороны обстановку. К которой бы ему ещё добавить обсцентной лексики, которая всегда сопровождает такого рода события с наскоком людей на неожиданные и непредвиденные ими никак препятствия, и тогда всем вокруг людям будет всё за вас и за произошедшее тут понятно.
Но Максимилиан себя повёл крайне скрытно, только в лице в сторону жестокости к этой части мира в виде двери выразившись, и без всякого открытого объяснения и высказывания своей позиции насчёт того, что он думает в сторону этой падлы, двери (это за него некоторые невоздержанные на эмоции посетители досказали), а также тех людей, кто решил её установить на проходе сюда честных людей (они что, имеют в их сторону подозрения, раз закрывают по ночам двери на замки), выдвинулся в сторону зала. А вот тут-то Алекс за ним смог заметить то, что человек со стороны и кому неинтересны подробности поведения людей посторонних и незнакомых, вряд ли мог бы за ним заметить. А именно то, что вот такая встреча Максимилиана с дверью не прошла для него без последствий. В частности, он ударился ногой, на которую он начал слегка прихрамывать. А это всё наводит Алекса на странные тем мысли, что они в некоторой степени воодушевили его на следующие выводы:
– Интересно будет понять, что значит идти со свидетелем в ногу. – Вот так рассудил Алекс в сторону Максимилиана. Который со своей стороны тоже заметил Алекса и, дав ему понять, что он мимо него не пройдёт в итоге, направился в сторону заказать себе кофе, чтобы уже с ним присоединиться к Алексу. По приходу Максимилиана, чьё поведение в плане исправления своей походки, где он, как только обнаружил здесь Алекса, решил спрятать под ровным ходом свой ушиб ноги, было не очень понятно Алексу, не видящего вообще никаких причин это скрывать, тем более тогда, когда была большая вероятность того, что он уже видел, что Максимилиан отбил ногу об дверь, с его занятием собой места за столом, последовал всё тот же ритуал молчаливого друг с другом ознакомления. Как будто прежнего знакомства было недостаточно для того, чтобы друг о друге, если не всё, то хотя бы того, чего нужно для коммуникации друг с другом выяснить.
– Хотя, всё-таки недостаточно, – себя поправил Алекс, став сейчас свидетелем вот такого загадочного и скрытного поведения Максимилиана. И если он считает нужным от него скрывать такие мелкие подробности, то для этого есть свои существенные причины. И тогда Алекс…А ведь он пытается по мне сейчас выяснить, заметил ли я эту его хромоту. – Догадался Алекс чем вызвана эта сегодняшняя минутка вглядывания друг в друга. – А если заметил, то что я решил на этот счёт думать. И что мне на этот счёт думать? – задумался Алекс. – Вести себя как он, всё скрывая, или же? – а вот на этом моменте пришедшая на ум Алекса мысль, выйти из-за стола хромая и тем самым поддеть Максимилиана, вызвала у него улыбку.
Ну а когда Алекс спохватился в эту сторону, поняв, что Максимилиан точно превратно поймёт эту его улыбчивость, – вот значит, как вы смотрите на то, как люди претерпевают неприятность, вы ржёте, как конь, когда видите, что кому-то плохо, и может даже до трещины в колене, – то было уже поздно, и Максимилиан всё на его счёт понял. Но виду не подал. Правда на этот раз не так топорно, как он это сделал со своей хромотой, а он перевёл внимание Алекса от самих себя в сторону от себя, а если точней, то в сторону одного из столиков, стоящих у окна, за которым занимала свои места, – а вот как их Алекс сразу не заметил, было странно, – одна интересная во многих смыслах парочка.
Он и она (лингвистические правила правописания часто дискредитируют и умаляют значение представителей, – вот опять, – то есть представительниц человечества, требуя их описывать с маленькой буквы, если они обозначаются местоимением, мол, это не начальное слово предложения и так прописано в правилах правописания. И получается, что любая она, всегда будет смотреться с маленькой буквы. А написать её сперва и на первом месте в связке этой пары он и она, рука отчего-то не подымается), кто сидели за этим столиком у окна были для Алекса не какие-то посторонние он и она, хотя по большой части посторонние, а он это был золотой человек, Голд, а она была та его спутница, Катерина, которую Алекс видел только со спины, и сейчас ему представилась возможность увидеть её в лицо.
Но как сейчас же выясняется Алексом, то эта Катерина очень предусмотрительная девушка, а может это у ней такой подход к завоеванию в мужчинах к себе интереса, стоящим на крепком принципе: всегда быть для них загадкой. И вот, наверное, почему никому не удаётся посмотреть ей прямо в глаза и увидеть полностью её лицо. Это будет позволительно сделать только одному человеку в её жизни, и только единственный раз.
И даже Голд, кому она позволила приблизиться к себе больше чем все остальные, и то, только по рабочей необходимости, никогда не видел Катерину полностью в лицо. А только частично. Как, к примеру, сейчас, через надетую на неё венецианскую маску. И как догадливо по ней видит Алекс, то она её надевает совсем не зря. С таким невыносимо придирчивым и ревнивым типом, как Голд, нужно иметь неимоверно огромное терпение. Которое, если не скрывать под маской своего хладнокровия и равнодушия ко всему тому, что себе колкого и неуместного он позволяет в её сторону, обязательно вызовет у Голда массу истеричных вопросов и требований к Катерине перестать уже изводить его разум своими издёвками над его разумными со всех точке зрения предложениями. А ей всё смешно, и он надеется, что только так.
И ношение Катериной маски это всё-таки не плод только её единоличного решения, а здесь, как бы она не хотела считать, что только она стояла за этим выбором для себя, – никто и ни за что меня не заставит носить то, что мне будет не к лицу и мне не будет нравиться, – имело место под ковёрная игра когнитива Катерины, на который всё-таки надавил ревностный ум Голды, и оттого её выбор пал именно на вот такую, закрывающую лицо маску. Которая хоть и имела все вышеприведённые преимущества, между тем несла в себе скрытые ограничения, как в плане того, что Катерины в ней была ограничена своим мировоззрением, теперь она смотрела на мир вокруг только через прорезь маски, а с другой стороны она представлялась людям в одном, чётко обозначенном облике таинственной незнакомки. Тогда как без маски, она имела куда как более широкие возможности для своего представления. Вот до чего же подл Голда, так ловко сумевший загнать Катерину в золотые рамки своего ограниченного ревностью и само собой собственнического мировоззрения.
И Катерина, подспудно всё-таки чувствуя, что с нею что-то не совсем так, как она предполагала творится, с недовольством, раздражением и претензией смотрела на Голда, который так противно и неприятно для неё на неё никакого внимания не обращает, а занимается чёрт те чем, только самим собой, попивая кофе из чашки и так для неё тошно хрустит круасаном, что у неё нет никаких сил всё это слышать. Который по факту своего изготовления не должен хрустеть так режуще её слух, но Голда, что за подлый и негодный человек, специально заказал себе самый заветревшийся и засохший до вот такого хруста круасан, чтобы вынести своим хрустом ей мозг.
И Катерина, фыркая в его сторону желала бы непременно и поскорее знать, в связи с какой новой к ней претензией и недовольством вызвана эта звуковая жестокость господина Голда, которому всё мало и его уже не устраивают их рабочие отношения, ему подавай отношения самой первой степени. Чего категорически избегает Катерина по хотя бы той причине, что господин Голда вот так противно для её слуха и воспитания хрустит во время еды. И она даже себе представлять не хочет, как он пользуется внутренними инструментами для поглощения пищи во время обеда. Где чавканье и слюнопотоки господина Голды в один момент низведут на нет любые попытки Катерины начать свой обед. И хотя это будет полезно для её фигуры, всё-таки всему должна быть мера и она не собирается умирать от истощения. Которое непременно наступит. Ведь господин Голда напрочь отобьёт у ней желание притрагиваться к пище. И тогда получается, что для Катерины есть вопрос жизни и смерти не принимать ни под каким соусом предложения господина Голды о партнёрстве.
Чего он, конечно, своим эгоистичным и зацикленным только на себе умишком не поймёт, как ты ему всё это не объясняй, а решит он, что Катерина, гадина, вздорная и похотливая кокетка, которая стремиться не к крепким отношениям, а ей подавай…Да, конечно, трубочиста Леонида!, заклятого друга трубадура Михаила, то есть Голды. Ну и трубадур Михаил, как только осознал, какая ветреность стоит в голове Катерины, о чём он, в общем-то, предполагал знать, наученный горьким опытом общения с этим вздорным представительством на земле, в тот же момент решил задуть в себе расшатавшиеся нервы, подув на горячий напиток в своей чашке. Что виделось Катериной с другой интерпретационной стороны – невыносим трубочист Михаил своим холодным равнодушием ко всему тому, что её касается. В общем, как это на неё похоже, сама себе противоречила.
А вот и тот вопрос Максимилиана, который перевёл на них внимание Алекса, заставив его их заметить. – Как думаешь, что они делают?
И понятно, что ответ на этот его вопрос не предполагал объяснить факт очевидности, мол, тоже самое, что и мы, пьют кофе и себя взбадривают. А любой вопрос, ответ на который очевиден, всегда в себе предполагает двойное дно, со своим скрытым контекстом. Который Алекс и должен вытащить на свет при самом поверхностном наблюдении за этими людьми.
И, конечно, Алексу ничего путного на ум не идёт, кроме самого не ко времени пришедшего на ум. Хотя почему не ко времени? А как раз наоборот, и было бы не лишне узнать Алексу, почему эти люди не прошли мимо него, а который раз уже встают на его пути. А это, как минимум, не случайно. Правда, задаваться этим вопросом он будет только про себя, а Максимилиан, если он им к нему задастся, сочтёт, что он таким образом уходит от ответа на его вопрос.
– И что из того, что я не вижу? – вопросом на вопрос отвечает Алекс.
– Они делят время. – Даёт ответ Максимилиан. А вот это уже интересно для Алекса, и он весь во внимании к Максимилиану и к этой парочке, на которую он посмотрел под другим углом, через призму вот такого заявления Максимилиана.
– И что они в нём не поделили? – задаётся вопросом Алекс, пытаясь высмотреть в Михаиле и Катерине все эти делёжные действия. Но там, за их столом, ничего из такого, что не входило в самые обычные действия во время завтрака не происходило и тогда Алексу хотелось бы знать, на каком основании Максимилиан пришёл к такому выводу на их счёт.
– Всё на самом деле привычно и более чем банально. – С долей снисходительности к такому бытовому поведению человека, ищущего в партнёрстве с другими представителями человечества опору для своих жизненных инициатив и действий, а всё в итоге скатывается к банальному использованию друг друга, с высока своего отшельничества и значит, самодостаточности в том плане, что я достиг такого жизненного паритета, что мне никто не нужен и сам справляюсь с самим собой и бичом человечества, его одиночеством, говорит Максимилиан. – Если мы с тобой делим время на общих основаниях, то у них есть обоюдные договорённости, заключённые ими из когда-то пришедших им на ум непреложных оснований, которые, как минимум, не противоречили друг другу и имели нечто такое общее друг с другом, что они сочли не безрассудством, а в чём-то даже разумным объединить свои усилия в плане достижения личного счастья, которое всегда кем-то дополняемо, как они считают, а может им это внушили, и раз так, то почему бы не попробовать.
И как со временем каждой из сторон этого обоюдоострого, а не как раньше считалось, обоюдно удовлетворяющего договора выясняется, то они допустили, скажем так, не должную бдительность, когда столько со своей стороны предложили взять в обмен на вообще на ничто, только на одни обещания отвечать всему тому, что ты на его или её счёт будешь предполагать. А это начинает не только заставлять нервничать и тревожить каждую из обманутой друг другом и самой собой сторону этого партнёрства на самой крепкой и одновременно такой хлипкой основе, на сердечном доверии, но по мере скрытного наблюдения друг за другом и за тем, как ты обманывался в этом человеке, раздражать и бесконечно бесить тебя, совершенно не понимающего того, где раньше были мои глаза и уши, не видящего всего того, что прямо на виду находится в этом подлейшем и до такой степени неприятным для тебя человеке, что твои глаза б не смотрели на то, как он хрустит круасаном и прихлёбывает во время пития кофе. – Здесь Максимилиан сделал паузу, чтобы перевести свой дух и заодно дать передохнуть той стороне этого конфликта мировоззрения, у которой уже нет сил смотреть и слышать это всё издевательство над собой со стороны Михаила.
