Игорь Игнатенко
Лента жизни. Том 2
По утрам, после кросса, запланированы были выходы на стрельбище. Курировать последнее предстояло сержанту Коваленко, поскольку гулять двум солдатам по гарнизону, а тем более за его пределами, с оружием без начальственного сопровождения строго запрещалось. Но это было даже и к лучшему, поскольку у сержанта в прилегающем к гарнизону селе была зазноба, к которой он любил при случае заглянуть на часок-другой. Все это время было в полном распоряжении троеборцев. Расстрелять пачку, в которой помещалось сто патронов, удавалось довольно быстро. Остаток времени посвящался отогреванию на солнышке, начинавшем набирать высоту и силу. Воздух дрожал от переплетения прогретых и холодных струй. Рождающийся ветер был осязаем и зрим, поскольку впитывал в себя таинственным образом самодвижущиеся краски.
Друзья укрывались в затишке стрельбища, представлявшего из себя обыкновенную выемку в подножии невысокой сопки, и разводили костерок. Сушняка на каменистых склонах было предостаточно. Запасливый Краснов доставал из вещмешка буханку хлеба, которую он заранее добывал у жирнолицего и по-бабьи толстозадого хлебореза Капустина в гарнизонной столовой. Ножом нарезали ломти во всю ширину буханки, нанизывали на прутья ивняка и поджаривали над углями. Тем временем в котелке закипала вода, натаянная из чистого сугроба, сохранившегося в тенёчке. Юрка снимал с рогульки котелок, сыпал туда плоды шиповника, который они собирали по пути на стрельбище. Ломал сухую лиану лимонника, и мелкие веточки начинали веселую пляску в пузырьках кипятка. Напоследок заправляли готовящийся напиток щедрой щепотью байхового грузинского чая, мало чем отличавшегося по структуре от веточек лимонника.
Аромат созревающего чая кружил головы. Свежий воздух пьянил странной смесью холодных и начинавших прогреваться струй. Аппетит, на который друзья не жаловались никогда, становился зверским. И, чтобы заморить червячка, в финале сервировки импровизированного стола, которым обычно служила пара опорожненных патронных ящиков, припрятанных ради такого случая в кустах орешника неподалеку, Юрка торжественно извлекал со дна вещмешка банку говяжьей тушенки. Сей продукт они заранее покупали в сельском магазине.
Поджаренный хлеб очищали от пригара. Банка тушенки тонула в громадных лапах Краснова и являлась на свет уже вскрытой одним круговым движением ножа. Из-за голенищ сапог вытаскивались алюминиевые ложки. Благоухающий специями и особым острым духом продукт Улан-Удинского мясокомбината щедро покрывал куски хлеба. Чай разливался в жестяные кружки. Рядом с каждой возникало по горочке пиленого сахара-рафинада. И начинался пир!
Обычно в такие минуты парни предавались своим думам. Максим включал подаренный Ратькиным радиоприемничек, настроенный на волну «Маяка». Слушали музыку, подмурлыкивая знакомым мелодиям. Дожидались новостей и навостривали уши: чего там в большом мире делается без их участия?
На Кубани в разгаре сев ранних зерновых. Это радовало: до каких пор будем покупать пшеницу в Канаде и США!
Рыбаки Камчатки постоянно увеличивают уловы минтая и сайры. Миллионы консервных банок идут на внутренний рынок страны, заполняя вечно полупустые прилавки сельпо и продмагов.
На севере Сибири нашли громаднейшие месторождения нефти и газа. В пространстве тундровых болот зрело грядущее благосостояние советского народа. И не представлялось, что когда-то это обретет образ «нефтяной иглы».
Светлые головы ученых-химиков придумали способ превращать «черное золото» в полимеры, искусственное волокно, плащи типа «болонья», которые можно было прятать в кармане пиджака. Однажды рассказали, что какой-то доктор наук изготовил искусственную черную икру. И никто не мог визуально отличить ее от настоящей зернистой паюсной икры рыб осетровых пород. Были, правда, кое-какие заморочки со вкусовыми качествами нового продукта, но при помощи пищевых ферментов и присадок растительного происхождения надеялись вскоре достигнуть полного эффекта натуральности нефтяной икры.
Обычно Юрка отпускал колкие реплики по тому или иному поводу, если лапша слишком обильно висла на ушах. Относительно искусственной икры он высказался кратко:
– А что тут такого? Научились же делать водку из табуретки, – имея в виду изготовление этилового спирта из древесных опилок.
Планета Земля кружилась в мировом пространстве. Слабые сигналы эфира радовали и огорчали. Личные заботы казались чем-то сродни треску радиопомех. Мечталось о доме. Хотелось увидеть родные лица.
После пикника на лоне природы наступало время собираться в обратный путь. Ремни карабинов набрасывались на плечи. На краю стрельбища нарисовывалась, как по расписанию, фигурка педантичного Коваленко. Сержант махал призывно рукой, не желая пачкать начищенные сапоги в оттаявшей на пригреве глине. Солдаты присоединялись к младшему командиру, на глянцево выбритой физиономии которого играли слабые отблески испытанного недавно удовлетворения. При подходе к шлагбауму выстраивались в затылок друг другу. Первым, по росту, шагал Краснов. В ногу ему ступал Жариков. Сбоку семенил коротышка сержант, изредка выкрикивавший свое коронное: «Ррряз-два!» Шлагбаум вздымался к небу, набирающему день ото дня синеву и высоту. Голые метелки приморских пирамидальных тополей начинали заметно гнуться под напором разгулявшегося ближе к полудню ветра с отдаленного залива.
В груди томилась надежда на перемены к лучшему. Верилось и хотелось. Чего? Да того же, что и всем солдатам во все времена. И если вы не служили в армии, я вам не завидую. Болтовня о потерянном напрасно времени – слабая и никчемная попытка прикрыть свою трусость и мужскую слабость. Через годы это становилось понятно особенно остро. Стоит сойтись двум мужикам, да еще и чарочку опрокинуть, – и они обязательно дойдут до разговоров о своей армейской молодости. Разумеется, если им посчастливилось служить в каких-либо серьезных войсках. Особенно если это были войска ПВО…
Через пару дней на стрельбище с инспекционными целями наведался майор Ванин. Пришел он пешком, появился внезапно, чем рассмешил Жарикова и Краснова, знавших эту особенность майора шпионить за подчиненными. Изучив разлохмаченные меткими выстрелами ростовые мишени и удовлетворенно хмыкнув, начальник штаба дивизиона поинтересовался, где находится Коваленко.
Краснов, не желая подводить сержанта, соврал что-то о внезапной необходимости зайти в аптеку за пилюлями «от живота». Синьор Помидор понимающе покивал головой. Оглядел густослойное пепелище на месте костра, пнул носком хромового сапога обгорелую банку из-под тушенки.
– Вижу, вижу, чем вы тут животы набиваете… А сержант, значит, вас лечит…
Затем самолично отвел в часть новоявленных троеборцев и приказал дневальному вызвать к себе сержанта Коваленко, как только тот переступит порог казармы.
Жариков и Краснов молча переглянулись. Не чувствуя за собой вины, они все-таки испытывали некую жалость к сослуживцу.
Что и как происходило за дверью канцелярии дивизиона, когда Коваленко явился наконец-таки в казарму, об этом оставалось только догадываться.
Из канцелярии сержант вышел пожелтевший от переживаний. Казалось, он даже в росте убавился, а на щеках внезапно проросла черная густая щетина. В глазах проблескивала влага. Прямым ходом Коваленко направился в бытовую комнату, где солдаты обычно гладили гимнастерки и галифе, пришивали новые подворотнички, обустраивали мундиры – словом, приводили в надлежащий порядок форму. Через пять минут он вышел оттуда сгорбленный и вусмерть унылый.
– Вот… – чуть не плача, сказал он, подойдя к Жарикову и Краснову, обсуждавшим в этот момент план послеобеденной тренировки по метанию гранаты. – Теперь мы с вами равные… Я тоже рядовой…
На погонах Коваленко действительно чернели по две полоски от только что споротых лычек.
– Майор Ванин разжаловал из-за вас…
Нижняя челюсть Юрки Краснова угрожающе отвисла, а глаза сузились в щелку, как у пьющего горячий чай китайца.
– Это потому, что мы тебя к твоей биксе отпускали, так что ли?
Коваленко не нашел что возразить и поспешил ретироваться.
– Вот наглая харя! – вдогонку разжалованному сержанту бросил Краснов. – Мир рухнул без твоих лычек. Обороноспособность страны резко подорвана… Не спешил бы нюни распускать. Майор Ванин его разжаловал… Вот горе… Еще наврешь Казиннику, тот тебя из парабеллума шмальнет, как на фронте бывало.
Однако, к всеобщему удивлению и посрамлению пророчества Краснова, после беседы с командиром дивизиона поздним вечером Коваленко поспешил вновь в бытовую комнату, откуда довольно скоро вновь появился с лычками сержанта на погонах.
– Кадры решают всё… – прокомментировал Жариков случившееся словами «отца народов» и генералиссимуса, чьи заветы еще прочно коренились в армейской среде.
И то – подготовь-ка нового сержанта, умеющего командовать отделением. Он в учебке три месяца воинские уставы зубрил и шагистикой занимался, а тут в одночасье его лишили звания. Так дело не пойдет! И не пошло.
ПВО живет по своим особым законам, в который раз убедился Максим.
Сопровождать рядовых Жарикова и Краснова на соревнования во Владивосток было приказано, как вы уже сами понимаете, сержанту Коваленко.
В оружейной комнате солдаты получили под роспись карабины. Максим с Красновым после каждого выхода на стрельбище тщательно чистили оружие, разбирая его на «косточки». Карабины лоснились ружейным маслом, от них слегка пахло остатками сладковатой пороховой гари, проникшей в пазы деревянных частей конструкции. Это был запах грядущих побед, почти наверняка догадывался Максим.
Внеся в графу журнала выдачи оружия номер своего карабина «ИР 118», Жариков улыбнулся и сказал мысленно: «Ну что, «Иринка», поехали, постреляем. У тебя здесь неплохо получалось. Посмотрим, сколько очков ты выбьешь во Владике. Не подведи, винтовочка родная…»
Как в воду глядел хозяин «Иринки», возлагая на нее такую большую надежду.
Первым видом троеборья был бег по полосе препятствий. Для тех, кто никогда в жизни не испытывал подобным образом своей ловкости и выносливости, нарисуем некую схему преодоления этого испытания.
Одновременно на старт вызывалось по два человека. Соперники ложились на землю и замирали в ожидании команды «Старт!». Затем, по команде судьи, вскакивали и мчались что есть духу вперед. Первым на пути их встречал трехметровой ширины ров, перепрыгнуть который «на свежака» не представляло особого труда.
Через сотню метров троеборцев поджидало сооружение, чем-то напоминающее стенку двухэтажного дома с двумя окнами на каждой стороне. Звалось все это коротко – «фасад». Заскочив в окошко первого этажа, надо было подтянуться и вымахнуть в окно второго этажа. Перевалив через подоконник, каждый бегун обнаруживал перед собой узкий, десятиметровой длины, брус, установленный на двух столбах. Дальше нужно было пробежать сломя голову к концу бруса и спрыгнуть на землю. Некоторые неопытные бегуны проходили эту часть дистанции бочком, балансируя руками, что не всегда спасало их от падения. В таком случае необходимо было возвратиться назад и вновь штурмовать препятствие.
Затем подуставших воинов ждало новое испытание в виде переплетенных крест-накрест рядов колючей проволоки, натянутой в полуметре над землей. Следовало грянуться на живот и по-пластунски прошмыгнуть под «колючкой», стараясь не зацепиться гимнастеркой за острые шипы.
Дальше ждал неглубокий окопчик, на бруствере которого лежало по три гранаты. Надо было метнуть их в такой же примерно окоп, расположенный в двадцати метрах по ходу полосы. Непопадание каралось штрафными очками.
В тридцати метрах от этого участка высился двухметровый щитовой «забор», который мастера преодолевали махом, не снижая скорости, упираясь ногой в середину препятствия и хватаясь руками за верхний край.
Остаток полосы радовал отсутствием новых испытаний ловкости и угнетал навалившейся неимоверным грузом усталостью. Еще около сотни метров бухания «кирзачами» по каменистой почве – и вот он финиш…
Да, мы забыли упомянуть, что все вышеописанное делалось в солдатской амуниции. Разрешалось лишь снять шинель. И еще одна деталь, едва ли не самая главная – от первого метра до последнего вы должны бежать с оружием. Можете закидывать карабин за спину, можете нести в руках – как вам нравится. Но говорить о каких-то удобствах не приходится ни в том, ни в другом случае. И, напоследок, о длине дистанции. В совокупности всех препятствий и гладкой части полоса должна равняться без малого полукилометру. Все зависело от того, кто и как строил эту самую полосу.
Краснову выпало стартовать в одном из первых забегов. Максим, как мог, старался подбодрить товарища. Бледное Юркино лицо уже до старта покрылось крупными каплями пота. К «фасаду» он добрался вровень со своим соперником, маленького роста ефрейтором, который постоянно поправлял на бегу явно великоватую ему пилотку. Юрка поступил мудрее, заранее сунув головной убор за ремень.
При штурме «фасада» сразу выявилось преимущество по-обезьяньи цепкого соперника. Он уже ступил на брус, когда Юрка еще только тужился подтянуться к проему второго окна. Бежать по брусу Краснов не рискнул, передвигаться бочком посчитал тоже делом рискованным. Под ироничные восклицания наблюдавших за бегом солдат, ждавших своей очереди и набиравшихся опыта на чужом примере, Юрка уселся верхом на брус и, свесив длиннющие ноги, доелозил таким образом до конца бревна. Конечно, ефрейтора и след простыл.
На «колючке», как и следовало ожидать при его габаритах, Краснов зацепился спиной и порвал гимнастерку. Впрочем, это не было его последней потерей, ибо на «заборе» он умудрился оторвать каблук правого сапога, которым атаковал препятствие. Его добрый центнер веса сыграл свою роковую роль. Едва ли не пешком, прихрамывая, домотылял он до финиша и, измочаленный вконец, рухнул в объятия Жарикова.
– Мама мия… – промычал унашинский троеборец и последнюю каплю сил потратил на шутку: – Роди меня обратно…
Когда настал черед Максима, он уже составил план действий на полосе. Во-первых, надо было прочно укрепить на спине карабин. Выход нашелся сам собой. Распустив чуть подлиннее ремень, Максим прижал им карабин к пояснице и защелкнул на животе бляху. Теперь «Иринка» и ее хозяин составляли одно целое. Пилотку пришлось поглубже натянуть на уши.
В соперники ему достался поджарый, но с широким гимнастическим разворотом плеч старший лейтенант. По всему видно было, что это далеко не новичок на полосе. Старлей туго притянул фуражку ремешком к слегка выдвинутому вперед подбородку, отчего его удлиненное лицо сжалось и приобрело суровый и решительный вид настоящего римского легионера. На щеках заиграли желваки, выдавая не столько волнение, сколько кипящую внутри решимость разделаться под орех со всеми нагромождениями препятствий, а заодно и с бегущим рядом очкастым солдатом. Карабин старлей держал в левой руке, намотав ремень покрепче на запястье. Было видно, что это отработанный прием, в преимуществе которого Максим убедился чуть позже.
А пока соперники легли у стартовой черты. Скосив глаза в сторону, Максим с удивлением увидел, как старлей подмигнул ему. Дескать, не робей, парень. Такая солидарность приятно успокоила сердце, даже пульс ощутимо снизился. Ну что ж, посмотрим кто кого.
Тренировки в гарнизоне не пропали даром. Со старта Максим уверенно опередил офицера, первым перемахнул ров, ускорился в свободном маховом беге и лидером приблизился к «фасаду». Подъем наверх занял считанные секунды, однако краем глаза Максим заметил слева силуэт старлея, чья гимнастическая фигура нарисовалась напротив него уже на брусе. Ноздря в ноздрю, они лихими шагами отмерили расстояние до конца бревна и одновременно спрыгнули вниз.
Все это время «Иринка» доверчиво и крепко прижималась к спине, нисколько не мешая резким движениям. Но стоило упасть на живот и поползти под колючей преградой, как милая подружка зацепилась дулом за провисшую где-то на середине «колючки» проволоку, и Максим стал похож на лягушку, дрыгающую лапками на одном месте. Пока он сообразил, в чем дело и отполз назад, высвобождаясь из плена, старлей уже был на воле. Дальнейший путь напоминал игру в догонялки. Причем спешка лишь мешала Максиму приблизиться к опытному сопернику. Одну из трех гранат он метнул мимо окопа, заработав штраф. Правда, двухметровый «забор» они со старлеем штурмовали практически одновременно. Но злой рок и здесь подстерегал Максима. При приземлении у него расстегнулся ремень, и карабин, обретя неожиданную свободу, слетел через голову на землю. Не слишком четко осознавая, насколько он правильно действует, Максим схватил карабин правой рукой, а левой ремень – и гигантскими шагами кинулся вдогонку за старлеем. Сбитое дыхание разрывало грудную клетку, ноги гудели от перенапряжения, но упущенного наверстать не удалось. На финише соперников разделил добрый десяток метров.
Юрка Краснов встретил Максима удивленным возгласом:
– С чего это ты вздумал прихватывать карабин ремнем?
Максим махнул досадливо рукой: дескать, чего уж там, поезд ушел.
К ним приблизился уже восстановивший дыхание старлей и похлопал Максима по плечу.
– Ты что, первый раз бежал полосу?
Максим прикрыл в знак согласия залитые потом глаза.
– То-то и видно. С твоими габаритами, да еще и дуло торчит над головой. Это ж тебе не короткоствольный автомат…
Максим молча протянул правую ладонь старлею в знак признания его победы. Но в душе уже горел злой огонек спортивного мщения. Не привык уступать Жариков никому без боя. «Ничего, впереди еще два вида. Там посмотрим кто кого…»
Через час, отведенный на отдых, предстояло метать гранату. Причем, это была не привычная «бутылка» с ручкой, а так называемая «лимонка». Она действительно формой напоминала стальной, глубоко иссеченный лимон, и требовала особого хвата, при котором важно было так прижать мизинцем чеку запала, чтобы граната лежала в ладони удобно и была готова в нужный момент отправиться в дальний полет. Зато у лимонки существовало одно преимущество перед обычной гранатой: она весила на двести граммов меньше. И ее метание очень походило на привычное всем с детства швыряние камней.
Учитывая, что при занятиях в институте Максим немало времени уделял метанию копья, за следующий вид троеборья он не волновался.
Поскольку они со старшим лейтенантом были лидерами после полосы препятствий, в списке их поставили последними. Вначале отметали «лимонку» откровенные слабаки, посылавшие снаряд не дальше середины футбольного поля.
Подошел черед Максима. Он заранее отмерил шагами необходимые метры разбега и теперь смотрел на дальнюю половину поля, где уже ощутимо проклевывалась зеленая щеточка молоденькой травы. Надо было сделать все ритмично и технически грамотно. Но пальцы левой ноги, на которую грохнулась зимой БЧ, напомнили о себе воскресшей некстати саднящей болью. Сказался бег в кирзовых сапогах и прыжок на «забор», когда не время было думать о травмированной стопе. Но боль отступила на второй план, залитая горячей волной адреналина.
«Лимонка», пущенная умелой рукой Максима, взмыла в небо, потерявшись на секунду-другую в череде белых кучевых облаков, и взрыла зеленеющий газон далеко за центральной линией поля. Вторая и третья гранаты легли там же, с небольшим разбросом в несколько метров.
– Старший лейтенант Елютин, – вызвал последнего участника судья на метаниях.
«Ага, вот как тебя зовут», – отметил Максим мысленно фамилию соперника.
Елютин и в этом виде не подкачал, запустив все гранаты в тот же район, где легли «лимонки» Жарикова. Это значило, что по очкам он был по-прежнему впереди Максима.
Оставалась надежда изменить расстановку сил в последнем виде троеборья – стрельбе.
– Ты не волнуйся, Макс, – рассудительно сказал Краснов, уступившей другу в метании гранаты с десяток метров и уже не претендовавший на попадание в лидеры. – Офицеры в ПВО стреляют исключительно из своего табельного оружия. А это, как известно, не карабин, а пистолет Макарова. Они привыкли шмалять на двадцать пять метров в поясную мишень. А тут другой расклад.
Расклад действительно был особым. Во-первых, дистанция в четыре раза длиннее. Предстояло сделать по три выстрела из трех положений – стоя, с колена и лежа. Но самое главное отличие заключалось в том, что ростовая мишень появлялась неожиданно из-за специального бруствера и через пять секунд исчезала обратно. Не успел выстрелить или промахнулся – получай «баранку».
Над стрелковым полигоном, куда привезли троеборцев, загремели пробные выстрелы, по три патрона на каждого участника. Затем в магазины заряжались по девять зачетных патронов, и все ждали своей очереди испытать меткость и быстроту реакции.
Во время пробных выстрелов Максим еще раз воскресил в памяти особенность своей «Иринки» бить чуть левее и выше, чем это полагалось у правильно пристрелянного оружия. Кто и когда так пристрелял СКС, доставшийся Жарикову, истории неизвестно. Порой Максиму казалось, что такой эффект вызван его минус тремя диоптриями. Но он уже научился корректировать стрельбу с учетом «характера» оружия и ничего не собирался менять в расположении прицельной планки и «мушки». В Унашах он регулярно выбивал девять из девяти, поскольку там для получения зачетного очка достаточно было просто попасть в мишень.
Отпалил свою очередь Краснов. Подошел с гримасой досады, пожаловался:
– Понимаешь, какая штука. Мишень зеленая, трава на поле тоже зеленая. Поднимают этого «солдата» сперва ребром, потом разворачивают фасом. Пока сообразишь и поймаешь на «мушку», проходит секунды три-четыре. Остается еще секунда. Вот и палишь почти наугад, а тут еще в стойке руки после полосы и гранаты трясутся… Из девяти попал всего пять раз. Хотя другие ребята почти все за «молоком» отправились. Только лежа еще более-менее точно отбабахали. Хорошо, что мы с тобой потренировались в Унашах, а не то бы совсем опозорился.
Сумма очков Краснова поместила его где-то в середине списка соревнующихся. Впрочем, на большее и трудно было рассчитывать двухметровому увальню. Одно дело мяч в баскетбольную корзину забрасывать из-под щита, и совсем другое – карабкаться на щит.
Зато Жариков вплотную расположился за старлеем Елютиным. Их разделяло всего восемь очков. Учитывая, что цена каждого выстрела равнялась десяти очкам, было ясно: надо опередить старлея на один удачный выстрел. К сожалению, не все в данном случае зависело от одного Максима.
К этому моменту Краснов разузнал, что Елютин уже был в прошлом году чемпионом их корпуса, за что получил звание кандидата в мастера спорта. Первый разряд Жарикова в десятиборье являлся существенным аргументом в их противостоянии. Но хватит ли его для победы?
На линию стрельбы вызывались по два человека. Так что лидеры вновь сошлись в очном единоборстве, как и на полосе препятствий. Помешать им двоим разыграть первое место уже никто из преследователей не мог.
Вновь забегали желваки на щеках старлея. Стрелять ему предстояло из чужого карабина, что являлось несомненной форой для Максима.
Нахмурился в сосредоточенности Жариков. Его протертые до стерильной чистоты стекла очков взблескивали на солнце. Заряженная «Иринка» ждала своего участия в дуэли. «Не подведи, голубушка… Выручай, родная…» – почти молитвенно прошептал, не размыкая губ, Максим.
Ростовые фигуры солдат, изображенные на мишенях, высунулись из бруствера и развернулись лицом к стрелкáм. Еще заранее Максим наметил для себя окружающие ориентиры, располагавшиеся рядом с мишенями. Поэтому был предельно готов и не мешкая обработал первый выстрел – вскинул карабин к плечу, прижался щекой к прикладу, поймал зеленого «солдата» в прицел, сместил линию прицеливания на волосок вниз и вправо – и нажал курок. Сухо щелкнул в открытом пространстве полигона выстрел. Вдогонку ему ответил выстрелом старлей. Тут же мишени исчезли из поля зрения.
Внутренним чувством Максим понял, что успешно поразил цель. Сразу же исчезла дрожь в руках, глубже стало дыхание. В том же ритме отработал Максим остальные два выстрела в стойке. Каждый раз старлей запаздывал, и это было только на руку Максиму, так как не сбивало его с настроя.
Стрелять с колена было гораздо легче. Надежность упора позволяла быстро и точно наводить дуло карабина на цель. «Трр-ах! Трр-ах! Трр-ах!» Сухой звук выстрелов улетал в сопки и, немного погодя, возвращался неким подобием застарелого кашля курильщика. «Кы-ых… Кы-ых… Кы-ых…».
Неожиданное неудобство подстерегало Максима в стрельбе из положения лежа. Линзы очков слепили глаза, пришлось стрелять вприщур. Как оказалось, именно здесь он и допустил единственный промах.
При осмотре мишеней выяснилось, что Елютин промахнулся два раза.
– Что и требовалось доказать! – с удовольствием воскликнул Юрка Краснов. У него даже щеки залились румянцем удовлетворения. – Кому я говорил, что карабин не пистолет?
На подведении итогов было объявлено о победе рядового Жарикова из военной части номер такой-то. Вручив ему причитающиеся регалии, щеголеватого вида довольно высокий подполковник, лет этак за сорок, с одесской фамилией Берилло, приказал вновь подойти к нему после награждения.
– С вами есть особый разговор, – молвил он суховато, словно Максим был в чем-то виноват и вот теперь настал час сурового разбора.
«Странное дело, – подумал Максим, переминаясь с ноги на ногу в строю троеборцев, завершивших испытание. – Чего он мне такого может сказать? Я его в первый раз вижу. Хотя, постой, постой… Интересно, кем он приходится Альке Берилло?»
Года три тому назад он в Хабаровске услышал эту фамилию. Худой как щепка, горбоносый студент местного пединститута, прыгун в высоту Альберт Берилло запомнился тем, что начал прыгать, когда все его соперники уже заканчивали выступать. Настолько сильно было его превосходство над остальными парнями. Тогда Максим увидел воочию, как преодолевают планку, установленную на мастерской высоте в два метра.
Очевидно, те же самые слова подполковник сказал старшему лейтенанту Елютину и еще одному солдату, награжденному за третье место.
Берилло приказным тоном сообщил, что теперь их троица и есть сборная команда корпуса, которой предстоит готовиться к чемпионату их армии ПВО.
– Поступаете под командование старшего лейтенанта Елютина. Оружие сдать своим людям, отправляющимся в подразделения.
Затем подполковник оставил рядом с собой одного Жарикова.
– Наконец-то я встретил вас. Уже устал слать телеграммы с вызовами на соревнования по легкой атлетике. Конечно, к десятиборью вы сейчас вряд ли готовы как следует.
Берилло осмотрел худоватую фигуру Максима и покачал головой.
– Кормежка хренова пэвэошная! Только ноги протянуть и остается… Мышцы́ явно недостаточно… Барьеры бегать не разучились? Я помню, у вас это неплохо получалось в прошлом году на «зоне» в Хабаровске.
– Так точно! – радостно выпалил Максим.
– Что «так точно»? – поднял брови под козырек фуражки Берилло.
На Максима напала, вместе с радостным ожиданием чего-то нового в судьбе, озорная веселость. И хотя он видел подполковника впервые, рискнул пошутить.
– Кормежка пэвэошная.
Суровое лицо подполковника согрела неожиданная улыбка. Жесткие морщины собрались в тугие пучки.
– Ну, раз чувство юмора не потеряли, надеюсь, и навыков барьерного бега не утратили. На «заборе» это очевидно просматривалось. Подкормитесь на сборах, выступите на первенстве армии по троеборью, а затем мы вас переведем в спортроту. Впереди чемпионат Дальневосточного военного округа по легкой атлетике. Там ваше участие не менее важно, чем в военном троеборье. Задача ясна?
– Ясна! – ответил не по-уставному Максим.
Через час Жариков, сдав карабин сержанту Коваленко, который тут же навьючил оружие на Краснова, попрощался с сослуживцами.
– Везет же тебе, Макс, – с грустной улыбкой, удлинившей его и без того продолговатое лицо, молвил Юрка. – На курсантские харчи определился. В спортротах, слыхал, кормежка усиленная. Не то что у нас. Пиши, не забывай.
Краснов протянул Максиму руку и крепко стиснул его ладонь в своей медвежьей лапе.
Коваленко кривовато ухмыльнулся, словно рядовой Жариков отправился в «самоволку», но сержант это знает и, в случае чего, доложит начальству.
«Лычки надо отрабатывать», – подумал беззлобно Максим.
Впереди смутно маячила в тумане неизвестности спортивная составляющая его армейской службы.
ПОТРЯСАЮЩАЯ ВЕСТЬ
Известно: самый стремительный бегун на земле вовсе не человек. Быстрее всех летит время, никто еще за ним не угнался. Максим Жариков ощутил эту не новую истину особенно остро именно сейчас, когда армейская стезя круто повернула в сторону от определенного ранее маршрута.
В дивизионе, где служил старший лейтенант Елютин, прошла подготовка к первенству войск ПВО округа. Собственно говоря, готовились по полной программе только двое – Максим и Василий Буслаев, тот самый солдат, который занял третье место вслед за Жариковым и старлеем. Роста был Васька среднего, не казался атлетом, но обладал таким жилистым телом, что мог терпеть до упора любую работу на выносливость. Казалось, природа наградила его ногами лошадки-монголки – коротенькими, покрытыми мохнатыми волосами, способными бежать куда угодно и сколько угодно долго. На полосе препятствий равных ему было поискать. Нехудо метал гранату. Стрелял, правда, вразброс, и это являлось его слабым местом. Лицом Буслаев походил на гурана, имел темноватый цвет кожи, глаза постоянно щурились, словно Василий смотрел против солнца. При этом губы по-африкански выпучивались крупными лепешками под нависавшим носом, имевшим форму маньчжурского ореха.
– Меня с детства в основном Васькой звали. Я так и привык, – сказал при более близком знакомстве Буслаев.
– Так ты, выходит, полный тезка былинного новгородского героя Васьки Буслаева, – уточнил Максим историческую параллель.
– Ты чё? – удивился новый товарищ. – Какой там я герой, в попе с дырой. Вот шишковать могу неплохо. Я ведь родом из Приморья, почти из этих самых мест. На кедры лазить в шиповках научился. Знаешь как ловко получается, особенно если кедровник на склонах сопок растет. Разбежался вниз, прыгнул на ствол – и ты уже на трехметровой высоте. Шипами перебрал, а потом и руками ухватился за нижнюю ветку. Готово! А дальше легче. Ну, и кидаешь шишки вниз, где отец расстелил брезентуху и держит край, чтобы шишки не скатывались. Мы с батяней шишковали. Когда умеешь, дело это прибыльное. Мне уже в седьмом классе мотик-«кашку» купили. Батяня говорит: заработал.
– Теперь понятно, почему ты на полосе препятствий, как в кедровом лесу, – отметил Максим истоки двужильности Васьки.
