Игорь Игнатенко
Лента жизни. Том 2
Первый вид программы десятиборья – бег на сто метров. Вполне логично, пока полон сил и нерастраченной нервной энергии, испытать себя на скорость. Здесь отцы-олимпийцы, придумавшие современное легкоатлетическое многоборье, поступили вполне мудро. Хвала им!
Разминаться пришлось в длинном подтрибунном коридоре, поскольку над стадионом господствовал свирепый дождевой шквал, не думавший утихать ни на минуту. Здесь же на доске объявлений кнопками были приколоты протоколы предстоящих видов первого дня десятиборья. Первым висел график забегов на сто метров. Всего было заявлено шестнадцать человек из приехавших на «зону» команд региона – Камчатки, Магадана, Сахалина, Якутии, Приморья, Хабаровска, Благовещенска, Читы и Бурятии. Судя по списку, почти все лидеры команд имели дублеров. Из-за дождя было решено разбить их на четыре равные по квалификации группы. Сильнейший состав собрался в самом последнем забеге, куда попал и Василий. Вместе с ним стартовали приморец, кандидат в мастера спорта Мантуло, читинский мастер спорта Филончиков и перворазрядник Валерий Твердов из Южно-Сахалинска. Первого и последнего Василий знал и не опасался, поскольку не раз побеждал обоих, а вот читинец был «темной лошадкой». Известно было только, что он приехал откуда-то с Запада и служит офицером в гарнизоне. Значит, человек в возрасте, навряд ли он в приличной форме, но мастерство, как говорится, не пропьешь в одночасье. Очевидно, что этой четверке и предстояло разыграть в итоге призовые места по сумме очков всего десятиборья. Хотя прогнозы делать было рано. «Пожуем – увидим», – кратко резюмировал информацию Якунин, с которым Василий вместе изучал протоколы. И все-таки оба сошлись в одном: что главным конкурентом в борьбе станет Савва Мантуло, который вырос на этом стадионе. Хозяину и карты в руки.
Целый час разогревал Иванов свои мышцы и связки легким бегом трусцой, гимнастическими упражнениями на растяжение. Для надежности натер ноги согревающей «жгучкой» – мазью «Бом-Бенге», щекотавшей ноздри резким специфическим запахом. Затем попробовал совершить несколько ускорений, но в тесноте коридора, где кроме многоборцев сновали спринтеры и прыгуны, это было небезопасно. Предыдущие травмы научили осторожности. Василий с Григорием направились в раздевалку, сменили пропитанное потом белье на сухонькие «боевые» майки и трусы, натянули поплотнее трико, пригодились и плащи. На головы надели полотняные кепочки с длинными козырьками, которые в жару защищали от солнца, а теперь призваны были спасать глаза от дождевых струй. Особенно важно это было для Василия, поскольку его минус три диоптрии на носу нуждались в постоянной защите. Для надежности он привязал к дужкам очков резинку. За пятнадцать минут до старта толпу многоборцев собрали на построение и перекличку. Вразвалку, как толпа чернорабочих на тяжкий и долгий труд, отправились из-под трибун на старт стометровки. Легкие сразу же забила водяная пыль, шлейфом повисшая над стадионом, над городом, над заливом и, казалось, над всем побережьем Японского моря.
Финишную прямую напротив центральной трибуны заканчивал утюжить механический каток, но все равно две первые дорожки были залиты водой вровень с металлической трубой, окантовывающей плотный зеленый газон футбольного поля. «Поплывем, как медузы…» – пробурчал Григорий, для которого спринт не был «коронкой». «Дело привычное», – откликнулся невозмутимо Мантуло, которому родная погода и свой стадион сулили преимущество. «Что-то, Савва, ты весло не захватил, руками грести станешь?» – отшутился Василий, хотя зрелище не сулило ничего радостного. Из всех многоборцев Иванов самый тяжелый, его девяносто пять килограммов протащить по раскисшей гари будет посложнее. Мантуло хотя и одного роста с Ивановым, но все же чуток полегче. Еще меньшими габаритами обладали Филончиков и Твердов. В данных обстоятельствах это сулило им лишний «плюсик» на дорожке. Якунин, поскольку они давно тренировались и выступали вместе, перестал видеться соперником. Слишком хорошо они знали сильные и слабые стороны друг друга. Василий объективно превосходил товарища во многих видах, кроме метания копья и бега на «полуторку». Не Гриша основной раздражитель сегодня – это яснее ясного.
А вот на небе прояснения не предвиделось. Под аккомпанемент дождя стартовали три первых забега. Информация с финишного створа не радовала. Когда настал черед последнего забега, парни установили колодки. Уже стоя возле стартовых тумбочек, на которых были обозначены номера дорожек, Мантуло весело махнул рукой судье-стартеру: «Промокли до нитки, Макарыч. Не держи долго!» Интонация и само обращение насторожили не только Василия, поскольку подобная фамильярность всегда считалась некорректной. На старте спортсмены обычно не балаболят, а молчат, как рыба в воде. Воды-то на стадионе и так сверх всякой меры, а вот нарушение неписаного закона ударило по нервам. В предыдущих забегах на команде «Внимание!» судья-стартер держал три секунды. Опытные бегуны улавливают с лёта этот темп и не застывают надолго в статической позе, отсчитывая про себя: «Раз, два, три…», готовые сразу же сорваться из колодок по звуку выстрела стартового пистолета.
Хитроватый Валерка Твердов в прозвучавшей только что реплике Мантуло просек некий сговор между судьей и Саввой, поэтому на внутреннем метрономе немного убыстрил отсчет и рванул на несколько сотых долей секунды раньше. Вслед ему грянул выстрел и резкое: «Назад!» Остальные напарники по забегу, притормаживая, «прокатили» с пяток шагов, сбрасывая напряжение нереализованного ожидания. Твердов вскинул правую руку, признавая ошибку. Особого волнения на его курносом лице не отразилось, поскольку каждому многоборцу по правилам разрешено сделать два фальстарта, и лишь за третью «нарывушку» провинившемуся объявлялась дисквалификация и он вынужден был покидать дорожку несолоно хлебавши. «Чистых» бегунов карали за второй фальстарт, но десятиборцам объявили послабление ввиду их долгой и тяжелой работы, на которую нервов не напасешься. Вот почему не было ничего удивительного, когда Валерка «фальшанул» и во второй раз. Риск оправдывался хотя бы тем, что, проморгай судья его побег из колодок, и сахалинец имел бы одну-две десятых секунды преимущества над соперниками. А это пятнадцать-двадцать очков перевеса, добытых не потом и кровью, а грубоватой хитростью. Неизвестно, как сложится дальнейшая борьба в других видах, – может, как раз эти-то очки и принесут в конечном итоге победу над остальными «засонями». И поздно будет кусать локти.
Вторым повторил трюк с побегом раньше выстрела Филончиков. Неизвестно, о чем думал читинец. Наверное, тоже решил ловить в мутной водичке свой шанс. Когда в четвертый раз многоборцы возвратились вхолостую к стартовой линии, настал черед Мантуло испытывать нервы соперников. Он долго возился, устраиваясь поудобнее в колодках, на что судья сделал ему замечание и поднял всех. Савва небрежно вытянул вверх длинную руку с титановой браслеткой, на которой была выгравирована его группа крови. «Наверное, у Мантуло свой автомобиль. Всего вероятнее, «Тойота», – успел подумать Василий. На трибунах пятый срыв старта встретили свистом. Зрителям, большинство из которых составляли свободные в это время от своих дисциплин участники соревнований, такая возня под дождем надоела. Полетели обидные реплики: «Лечить нервишки пора!.. Кончай в луже пузыри пускать!..» – На что Мантуло ответил повторением своей возни в колодках.
«Ладно, братцы! – озлился Иванов. – Теперь мой черед испытывать ваши нервы». Ни до, ни после Василий не совершал такого поступка, поскольку со стартовой реакцией у него всегда был полный порядок, как и у всех высокорослых флегматиков. По команде «Внимание!» он дважды сразу же выбегал за стартовую линию, использовав свой лимит нарушений полностью. «Вы первые этого захотели, не я», – подвел итог своему «подвигу» Василий.
Всё! Восемь фальстартов. Первый «антирекорд» чемпионата, как его потом окрестит какой-то остроумный репортер местной газеты. Теперь над каждым нарушителем легкоатлетического кодекса навис дамоклов меч дисквалификации. «Подумайте о своих командах, дуралеи!» – визгливо остерегла с трибун какая-то девчонка, которую начала бить истерика.
Сомнамбулически, как в трансе, застыли парни после команды «На старт!» Казалось, никакая сила не поднимет их вверх, а тем более не вырвет из колодок. Какие там дополнительные очки – не потерять бы всего! Судья прокуренным сиплым баритончиком крикнул: «Внимание!», и почти сразу же грянул выстрел, опережая возможное и такое нежелательное даже для него досрочное бегство многоборцев.
Оторвав занемевшие пальцы рук с упора у стартовой линии, отбрасывая шипами комья гари, смешанной с красноватой клинкерной крошкой, рыча от напряжения, растолкался в низком наклоне Василий, распрямил корпус и, набирая ход, длиннющими шажищами помчался вперед к финишной линии. Что творилось за его спиной, он не видел, чутьем ощущая сантиметровые крохи добытого преимущества. Странная острота вливалась в зрачки, видящие все и не цепляющиеся ни за что в отдельности. Дышать было некогда, два вдоха-выдоха – и вот уже шерстяная нитка, натянутая в финишном створе, лопается от напора, с которым Василий навалился на последний сантиметр дистанции в завершающем броске. Никто не сумел сделать этого раньше его, значит, вся комедия с фальстартами не принесла соперникам выгоды. Однако и Василий особых дивидендов не поимел.
Татьяна ждала мужа в верхнем ярусе центральной трибуны, под большим козырьком навеса, кое-как защищавшим от водяного наваждения. Для большей надежности она держала над головой зонтик, зябко ежась и вздрагивая от нервного переживательного озноба. Сюда же поднялся и Григорий. «Хлебни-ка чайка для рывка», – предложил Иванов ему первому, отвинтив крышку термоса и плеснув в нее ароматного энергетического коктейля, приготовленного в гостинице.
А следующий рывок ожидал их через пятнадцать минут в секторе для прыжков в длину. Можно чуток перевести дух, записать свои результаты, а также тех парней, на которых надо ориентироваться в сложной бухгалтерии десятиборья. Полистав книжку с таблицей подсчета очков, проставили первую цифирь. Тела хранили тепло генеральной разминки, испытанная скорость требовала дополнительной реализации. Теперь задача состояла в том, чтобы уже по внутренней команде не менее быстро промчаться по разбегу, взорваться толчком на выбеленном деревянном бруске, ограниченном пластилиновым валиком. А затем уже бежать по воздуху, балансируя руками и ногами, в дальний край ямы с желтоватым морским песком. Сжаться в комочек и как можно дальше выбросить вытянутые в струнку ноги, отвоевывая у гравитации такие скупые сантиметры пространства.
Как ни странно, второй вид десятиборья требовал от Василия особой выносливости, хотя каждый прыжок занимал считанные секунды. Рытвины, оставленные на дорожке другими участниками соревнований, раздражали, лишали разбег ритмичности. Пропадала слитность движений, поскольку он оставался наедине с самим собой. На той же стометровке, когда соперники рядом и дышат в затылок, ты увлечен непосредственной борьбой. А тут иное. Музыкант в оркестре играет иначе, нежели когда солирует. Хотя ноты партитуры перед ним те же самые.
Ничего особенного на сей раз не произошло, разве что на уточнение разбега пришлось «сжечь» первую попытку, в которой он недоступил до бруска целую стопу и оттолкнулся с рыхловатой поверхности клинкера, что сделало толчок менее эффективным, а это значит как минимум тридцать сантиметров долой от результата прыжка. Позволять себе роскошь заступать он не имел права, поскольку в его распоряжении было всего три попытки.
Когда пришло время второй попытки, Василий сократил разбег на ту самую стопу недоступа. Сжав зубы, вытерпел колдобистый разгон и, ощутив под правой ногой твердую опору бруска, вломил толчок вертикально по оси прямиком в макушку, даже что-то щелкнуло в шейных позвонках. Крутнув в воздухе два с половиной шага балансировки, врезался пятками во взрыхленный граблями сырой песок. Акробатически выгибаясь, чтобы не задеть поверхность ямы ближе места приземления, вывернулся ужом на правый бок и, уже загасив на ноль инерцию движения, царапнул лопатками по крупнозернистому наждаку морского песка, заполнявшего яму вровень с дорожкой. Судья вскинул вверх белый флажок. Есть, попытка засчитана! Можно было бы рискнуть в заключительной третьей попытке все составные элементы прыжка сделать с прибавкой маленького «чуть-чуть». Чуть побыстрее разогнаться, чуть сильнее оттолкнуться, чуть подольше повисеть в воздухе и чуток подальше выбросить на приземлении ноги вперед. Но кто даст гарантию, что он не заступит за брусок? Или, наоборот, участив шаги, тем самым укоротит их и вновь оттолкнется с клинкера дорожки. И результата не улучшит, и выбросит на ветер запал. Вместо цивилизованного «чуть» получится корявая языческая «чудь».
Раньше он и мыслей бы подобных не допустил в голову. Пока есть хоть одна попытка в запасе, он дорожил ею в надежде на рывок вперед, даже если бы речь шла всего-навсего о сантиметровом приращении итоговой длины полета. Но не сейчас. В самый неподходящий момент вновь дала знать о себе левая нога. Связки в коленном суставе начинали напоминать, что они рваные и сросшиеся неизвестно как. Болели, словом, связочки. И в голеностопном суставе набухли – даже сквозь белые носки проступал их непропорциональный, по сравнению с правой ногой, объем. Сидя на скамеечке под тентом «грибка», поставленного для защиты в обычное время от солнца, а теперь от дождевой мороси, Василий поделился своими сомнениями с Якуниным. Гриша одобрил решение сэкономить силы. Мало ли чего приключится впереди? Кто знает, в каком состоянии они доберутся до «полуторки»? И как в воду глядел.
Судья-информатор начал объявлять результаты многоборцев после двух первых видов. Как и следовало ожидать, лидерство сразу же захватил Иванов, но его очковое преимущество прочным назвать было нельзя. Около полусотни баллов уступал ему Мантуло, вслед за ним устроился Твердов. Мастер спорта Филончиков, по всей видимости, был далек от своей лучшей формы. Но пока идут спринтерские виды, а его мастерство должно проявиться в технических дисциплинах, где обязательно скажется выучка. Мастерство не сгинет бесследно даже в читинском гарнизоне, где служил Владимир в звании капитана. Они успели в паузах перекинуться парой-другой фраз о житье-бытье, поделились новостями не только спортивного характера, но и бытовыми.
Наслышанные раньше о своих будущих соперниках, десятиборцы сходятся быстро, как пассажиры в поезде дальнего следования. Толкаться бок о бок два дня с утра до вечера на стадионе, хлебать из общего котла круто посоленный соревновательный кулеш и ничего не знать друг о друге – такого не бывает. Это психоватые спринтеры и нервные прыгуны постоянно на ножах, косятся в сторону соперников по-бирючьи, устраивают психологические атаки. Братство десятиборцев сусальным не выглядит, но все-таки не носит характера явного противостояния. Сейчас ты торжествуешь, а в следующем виде можешь оказаться в таком глубоком эшелоне запаса, что стыдно будет вспоминать предыдущий гонор. Так что Филончикова сбрасывать со счетов явно преждевременно.
Дела Якунина шли строго по плану. Он не нарушал графика, избегая срывов. Его задачей было набрать гарантированную сумму очков не ниже первого разряда. Случись что с лидирующим Ивановым – в копилку команды легла бы якунинская «казна», как нередко называли они итоговый результат своей бухгалтерии. В такой обстановке Василий мог позволить себе здоровый риск, без которого борьба за победу не только невозможна, но и просто бессмысленна.
На третий вид десятиборья все отправились под тем же непрекращающимся дождем. В мокром круге для толкания ядра важно было не поскользнуться на скачке. Тогда выбросить снаряд далеко и не мечтай. Действительно, именно во Владивостоке спортивное ядро показалось Василию чем-то сродни настоящим боевым снарядам, которыми заряжались дальнобойные гаубицы фортов береговой артиллерии. В предыдущем году он был на экскурсии по историческим местам Владивостока, тогда его поразили могучие фортификационные сооружения, поставленные на вековую стражу дальневосточного рубежа России. Разрушить такую мощь, пожалуй, и атомной бомбе не под силу. Но сейчас было не до таких широких обобщений.
Размявшись к виду, проимитировав необходимые для толкания ядра движения, Василий пробные попытки сделал вполсилы, лишь обозначая привычную для себя цель в полосатом сегменте сектора. Сейчас не до жиру, быть бы живу. Не ровен час, травму получишь. Да и запястье правой руки требовалось бинтовать эластичным напульсником, который не жаловали судьи в глубинке, формально следовавшие составленным каким-то олухом правилам соревнований по метаниям, в которых запрещалось применение «фиксирующих» средств.
Когда настал его черед, Иванов решительно вытащил из сумки запасное вафельное полотенце. Веничком, лежавшим рядом с подставкой для ядер, вымел из круга воду, полотенцем насухо промокнул выбранное ядро, а затем стал вытирать шершавый бетон. Держи меня, мать сыра земля! Вот тут-то и придрался к его напульснику судья на виде. Разбурчался, как старый дед: «Ничего не знаю… Правила есть правила…» Пришлось разбинтовывать кисть, лишая тем самым себя необходимой страховки.
Инцидент неприятно ударил по нервам, тем более что Мантуло да и еще кое-кто из парней тоже бинтовали кисти рук. Правда, не эластичным, а обыкновенным марлевым бинтом. Но к ним судья был снисходителен. Началась ожидаемая давка лидера всеми средствами. Жлобствовать и спорить Василий не стал – зачем бороться с соперниками негодными средствами?
Пока дождь не перечеркнул его труды, примостил ядро в ключичную ложбину у подбородка, спружинился на старте в низком подседе, вымахнул себя левой ногой на стелящийся скачок. Не замедляя цепи движений, подхватил швунгом закрытый корпус с упрятанным до поры ядром – и вытолкнул металлический шар с громким выкриком: «Опа!» Теперь надо удержаться на балансировке у бруса, ограничивающего круг. Избави боже перешагнуть через эту довольно невысокую деревягу – все труды пойдут насмарку. Удержался, провожая взглядом улетающий снаряд. Получилось на метр похуже личного достижения. Но не это главное сейчас. Чем ответят парни?
А парни, не жалеючи сухих шмоток, пытались обезопасить свои попытки обойти Иванова. Никому это не удавалось до той поры, пока не настал черед Мантуло. Не зря, видимо, Савва наращивал мышечную массу всеми известными лишь ему и его тренеру способами. Обычно он уступал Иванову в этом виде около метра, а тут случилось едва ли не чудо. Не блеснув отточенной техникой исполнения, он с таким мощным усилием навалился на ядро, так крякнул-пукнул, не стесняясь многочисленных зрителей, пришедших поболеть за него, что стальной семикилограммовый кругляш кометой вырвался из его десницы и шмякнулся в полуметре дальше колышка, обозначающего результат Иванова. Якунин понимающе покачал головой: а что, дескать, я говорил накануне? Химия – она и есть химия. Не проглотил же Савва мотобот чистого белка в виде свежепойманных в море кальмаров.
Как ни старался Василий во второй и третьей попытках превзойти Мантуло, однако ему удалось только приплюсовать к своему толчку пяток сантиметров. А Савва не ограничился первым актом демонстрации возросшей силы, добавив еще полметра. Так что в лидерах после несложных подсчетов оказался приморец. Правда, перевес его был невелик, но психологический удар оказался гораздо важнее.
После третьего вида у десятиборцев был запланирован перерыв на обед и двухчасовой отдых. Василий и Григорий вместе с Татьяной отправились в гостиницу. Там, в ресторане, участники чемпионата Дальнего Востока столовались по специальным талонам. Но хлебать супы и давиться котлетами друзьям не хотелось. Обоих мучила жажда, несмотря на частые прикладывания к термосу с фирменным коктейлем. Татьяна прекрасно знала, что мужикам сейчас важнее просто полежать на кроватях, подремать вполглаза, перевести дух и восстановить силы. А талоны можно отоварить шоколадом и напитками. Она загодя сварила в большой походной кружке с крышкой и электрокипятильником овсяный бульон с телячьими ребрышками, которые купила на местном рынке. Вдобавок к этому разыскала пресные ржаные галеты. Пища у переутомленных мужчин не должна вызывать отвращения ни чрезмерной сытностью, ни острыми пряностями. Соли каждый подложит по вкусу. Набивать животы перед двумя завершающими видами первого дня десятиборья было бы опрометчиво.
«Каков Савва!» – не выдержав паузы молчаливого хлебания бульона, тряхнул головой Василий и даже пристукнул по столу кулаком, словно теперь-то уж он точно знал, где приморцем собака зарыта. Но Татьяна не дала мужу понапрасну тратить нервы и уложила товарищей отдыхать. Сама же принялась развешивать одежду на просушку, но, понимая, что за два часа перерыва вряд ли куртки и брюки существенно подсохнут, раздобыла у горничной утюг и принялась проглаживать спортивную форму.
Василий лежал на кровати, закрыв глаза, но даже маленькой дремы не набегало на его усталое тело. Ворочался с боку на бок, ища успокоительной позы, и не находил такого положения. Вроде никаких ошибок не совершил, общее самочувствие нормальное, несмотря на скверную погоду. И все-таки на душе лежала тень непонятной грусти и тревожного ожидания. Черт с ним, с Мантуло! Посмотрим, как он запоет во второй день, когда начнет «стрелять» якунинская «фибра».
«Да поспите вы, парни! – не выдержала Татьяна скрипения кроватей под ворочающимися атлетами. – Разломаете гостиничную мебель, чем рассчитываться будете? Неизвестно еще, сколько призовых заработаете…»
Шутка жены привела Василия в некое умиротворение, и он забылся кратким сном, в который провалился внезапно – и так же стремительно вынырнул в действительность при новой реплике Татьяны, прозвучавшей, казалось бы, вослед за первой без всякой паузы: «Пора вставать, засони!»
На улице ветер с моря трепал мокрые карагачи, гнал по низкому небу лохматые тучи. Моросило рывками, суля надежду на улучшение погоды если и не сегодня, то, может быть, завтра. Вершина Тигровой сопки пряталась в сырой завесе тумана, сползавшего по скалистому распадку к чаше стадиона. Длинная крутая лестница набережной была пустынна, словно напоминая о том, что в такую погоду добрые люди не гуляют по улицам, а тем более не бегают по грязи. Отдельными музыкальными фразами долетал из стадионных динамиков бравурный марш. Почему-то спорт принято воплощать в мажорном ключе, словно не бывает в нем раздумий и мягких ладов, напрочь исключены драмы и трагедии. Иногда это раздражало Василия, казалось фальшивым, особенно когда дела шли с натугой. Сегодня к тому же угнетало отсутствие солнца.
Четвертый вид десятиборья звал оторваться от матушки земли и взмыть в буквальном смысле слова ввысь. Когда Василий еще только начинал долгий путь в спорте, худоба и легкая кость позволяли ему без труда штурмовать планку на уровне своего роста. Но, когда оброс мышечной массой, гравитация решительно заявила о себе. Одно дело вытолкнуть вверх семьдесят килограммов юношеской поджарости – и совсем иное, когда у тебя четверть центнера сверх того добавилась. Да, это не жирок чревоугодника, не водичка любителя пивка. Это стальные сухожилия и бронзовые мышцы. Но им надо тащить в небеса всю солидную массу. Получался заколдованный круг. Возросшая сила расходовалась на передвижение в пространстве самого себя, потяжелевшего. В итоге результаты остановились на ранее достигнутом уровне, и сколько ни бился Василий на тренировках, добавить хотя бы пяток сантиметров к личному достижению никак не удавалось. Но это посуху, на твердом покрытии. График выполнения мастерского норматива ощутимо трещал по швам. И здесь предвиделся недобор.
Эра «флопа» еще только стояла на пороге. Лишь через год американец Ричард Фосбери на Олимпийских играх в Мехико продемонстрирует всему легкоатлетическому миру свой оригинальный способ преодоления планки спиной к ней. Он стал чемпионом и тем самым дал путевку в жизнь новинке, которую поначалу называли по имени изобретателя «Фосбери-флоп», а потом имя автора отпало и остался некий американизированный фонетический хлопок.
Иванов подспудно ощущал дискомфорт от использования рутинного «перекидного», которым прыгал легендарный Брумель. Пытался даже применять вообще реликтовый стиль под поэтическим названием «волна», но все было тщетно. Тогда неким предчутьем он стал нащупывать собственную логику движений, которая позволила бы его мощному телу экономично покорять планку. В итоге появился некий симбиоз школярских «ножниц» на взлете с опрокидыванием на спину в момент преодоления высоты. Это позволило стабилизировать сам результат, но не улучшить его. Впрочем, для многоборья подобная прочность была положительным моментом. Однако быстро обнаружилось существенное «но» в личной придумке Василия. Завершающая стадия прыжка – приземление – делала его беспомощным. Он летел вниз спиной. И хорошо, если так называемая «яма» была горой опилок. А если внизу прыгуна ждал слежавшийся песок цементной твердости, что бывало не так уж и редко, то удар об него перехватывал дух. Не отсюда ли «вырос» его радикулит? Не здесь ли он отшиб свои почки? И какой врач даст на это ответ, кроме него самого?
Словом, прыгнул свою норму и на том успокоился. Сидя на скамеечке под тентом, наблюдал, как карабкались на следующие высоты конкуренты. Даже Григорий оставил его одного отдыхать преждевременно. В итоге лучший результат показал Мантуло. Словно Савва знал место в секторе, откуда легче отталкиваться и где зарыта некая потаенная пружина. Да у него и подошва на прыжковых шиповках была усилена толстой пробковой прокладкой. Но разве приморцы, которых большинство среди обслуживающих чемпионат судей, станут делать замечание своему земляку, а тем более замерять толщину прокладки, которая не должна превышать сантиметра? Вот и упрыгал Мантуло со своего «трамплинчика» от Иванова и остальных гостей портового города. Догоняйте, если сможете…
На кратенькой «летучке» Василий с Григорием определили текущий очковый расклад. Выходило так, что Мантуло оторвался от Иванова на сто тридцать очков. Василий шел вторым, но в затылок ему продолжал дышать Твердов. На позицию в первой пятерке лидеров вслед за Филончиковым подтянулся Якунин. Для команды это неплохо. Остальные десятиборцы довольно плотной группой шли в небольшом отдалении, так как первый день в основном скоростно-силовой, в котором изначально заложено некое равенство сил. Все «пахали», все «скоростили» на тренировках, и вот настала пора выложить припасенные козыри. Основная работа начнется во второй день, когда пойдут технически сложные виды и навалится усталость. Там потребуется не только страстный напор, но и мастерство, выкованное за годы труда. Но до второго дня требуется дожить. А пока надо готовиться к бегу на круг.
Загадочная это дистанция – четыреста метров. Специалисты называют ее длинным спринтом. Действительно, она внешне вроде бы легко раскладывается на четыре стометровки, состыкованные двумя прямыми и двумя виражами. Стартуй что есть мочи первую «сотню», держи скорость на второй, не дай угаснуть беговому порыву на третьем отрезке, а на заключительной части терпи, родимый, сколько можешь. Но на самом деле не все так просто, и арифметическая прогрессия срабатывает не до конца. Впрочем, если попытаться сэкономить силы на первой половине дистанции в надежде прибавить на заключительной, то вас ожидает разочарование. Спокойный разгон никаких выгод на финише не принесет, ибо «прибавлять» будет все равно нечем. Так что маракуй, Вася, не ленись тактические пасьянсы раскладывать на каждом метре этого круга – и все равно полный марьяж не выпадет.
Как назло, предваряя свое окончание, дождь усилился. Водяная завеса закрыла дальнюю часть стадиона, примыкающую к заливу, как будто приморский Борей решил напоследок всерьез проверить десятиборцев на непотопляемость. Сильнейших собрали, как водится, в заключительном забеге, чтобы нагляднее была картина спортивной борьбы. Проигрываешь кому-то десять очков, постарайся выиграть два метра – и отставание ликвидировано. Уступаешь побольше – убегай подальше. Как в аптеке на весах… Впрочем, сравнение с аптекой вызывал и резкий запах спортивных растирок, применяемых почти всеми для согревания мышц. Разминаться по полной программе – не напасешься энергии, а тепло необходимо позарез. Бедра парней словно бы ошпарены кипятком, так они красны от всякого рода «жгучек».
Кинули жребий и разыграли дорожки. Не повезло Василию, выпала ему самая крайняя, шестая по счету. Одно только преимущество – на ней скопилось меньше воды, чем на остальных. Зато все соперники за спиной, видят каждый его шаг, могут контролировать ход борьбы, насколько это возможно. Иванов перед забегом сменил болгарские «адидасы», вконец разбухшие и потяжелевшие, на старенькие отечественные шиповки, служившие ему верой и правдой в запасе, как ветераны спортивных битв. Черные, грубо сварганенные каким-то пьяницей-сапожником, не догадавшимся украсить свое изделие фирменным знаком, они неоднократно подшивались заново просмоленной дратвой уже самим Василием и годились «на раз». Как раз этот «раз» и наступил…
Иванов прервал цепь воспоминаний. Что-то он забуксовал на этих «разах»… Тавтология всегда била по уху, долгая работа на радио приучила не просто вчитываться в текст, но и вслушиваться в интонацию, распознавать в звуках не только смысл, но и первооснову. Кукушка потому и кукушка, что она именно кукует: «Ку-ку! Ку-ку!» В этом сквозила некая первобытность, не наслоенная мудреными пластами подтекстов, вторых планов и намеков на то, чего не ведает никто.
Превозмогая боль в припухшей голени, покрытой старыми травмами, иссеченной операционными шрамами, Василий Степанович встал с кровати и подошел к окну. С первого этажа, на котором размещалось травматологическое отделение, взгляд упирался в ближайшие строения больницы. Прямо у окна стояли припаркованные японские автомобили, на которых приезжали молодые врачи. Эта картина настолько прискучила Василию своей урбанистической мертвечиной, что он игранул желваками от тоски одиночества. Жена сегодня не обещала прийти, у нее репетиция ансамбля ветеранов педагогического труда, в котором она поет. Старшая дочка уехала с семьей жить в Хабаровск. Внуки Денис и Лера стали там студентами академии экономики и права, зять получил хорошую должность в крупной торговой фирме. Будь они в Благовещенске, непременно кто-нибудь из них забежал бы навестить отца и деда. Да и мобильник не молчал бы.
