Игорь Бордов
Поселок Просцово. Одна измена, две любви
– Мне сообщили, что вы здесь распространяете какую-то религиозную литературу…
– Ну-у, я изучаю Библию с bf. А что, насколько я понимаю, это не запрещено. Вполне легальное сообщество, разве нет?
Мой собеседник едва заметно подкивнул.
– А где и с кем вы изучаете, если не секрет?
– Не думаю, что секрет. В Т… есть группа, – я почувствовал необходимость вступиться за братьев, – вы знаете, очень милые, миролюбивые и безобидные люди. То, чем они делятся с людьми, не несёт в себе абсолютно никакой агрессии. Наоборот, там призыв к миру, послушанию Богу; людям даётся библейская надежда. Не думаю, что в этом есть что-то плохое…
Сотрудник ФСБ слегка поднахмурился.
– Я знаю этих людей в Т…
(«Надо же», – мелькнула у меня мысль, – «знает… Они что, со всеми нестандартными верующими стремятся перезнакомиться?»)
– … По моему впечатлению, это просто те, кто считают себя обиженными жизнью. Какие-то они ущербные. Кому-то из них, мне кажется, просто очень хочется семью создать, вот и ищут общения.
– У меня не сложилось такое впечатление. По-моему, большинство из них – глубоко и искренне верующие люди. Вот и всё. Что касается обиды на жизнь… Вы знаете, в Библии есть понятие «быть не от мира». Как по вашему, что это значит, когда про человека говорят: «он не от мира»?
Капитан-майор выдержал паузу в задумчивой усмешке.
– Ну, наверное… как сказать? – чудной!
– Угу. Вот именно! Так понимают. А посмотрите, ведь это сказал сам Христос своим ученикам… Я как раз вот только что про это читал, – я схватил со скамейки Макария, перегнулся через калитку и распахнул перед государственной безопасностью Иоанна 17:16, – смотрите, это слова Христа: «они не от мира, как и я не от мира». Выходит, Христос тоже был «чудной», как вы говорите?
Агент 008 уже улыбался.
– Ну-у, верующие вообще все чудные.
– Вот и я про это. То, что в верующих кажется нам не так, и мы пытаемся себе это объяснить банальными причинами, на самом деле кроется в их вере и их несколько ином отношении к окружающей действительности, то есть «к миру». Вот посмотрите, что об этом отношении говорит апостол Иоанн в своём первом письме, во второй главе, – я быстро залистал страницы Макария.
Но представитель власти устранился со смехом.
– Да-а, вы не то, что эти ваши товарищи из Т!.. Ну что ж, приятно было пообщаться с умным человеком.
Сотрудник ФСБ пожал мне руку поверх калитки, пожелал всего хорошего и спешно удалился. Я вернулся на скамейку и погрузил рассеянный взор в яблочную листву. «Надо же. Интересно, кто бы это мог накапать? Не Вера Павловна же. Может, священник?.. Да мало ли!»
На другой день я позвонил Андрею Субботину из ординаторской и сообщил о столь неожиданном визите. Андрей коротко расспросил о содержании беседы и так же коротко успокоил меня. Когда я, в очередное воскресенье, прибыл в Т… на встречу, Андрей приветствовал меня радушным возгласом: «О! Игорь Гонимый!». В те годы подобное было за редкость и выглядело, как нечто вроде особой чести, свидетельство того, что я ревностен в истине.
Глава 11. Завершение просцовской истории.
«Конец дела лучше его начала» (Екклесиаст 7:8, Новый русский перевод).
Рома возрастал. Он уже разбирался как мяучит кошка и орёт ослик, ходил с поддержкой и без и мог самостоятельно залезть в ведро и сидеть в нём. Я садился в кресло и усаживал Рому на колени. Он надевал мне на голову пластмассовый горшок. Я делал так, чтобы горшок потихоньку скользил, а когда он падал, говорил гортанью сдавленно-пропито́е «ой», отчего Рома заливался самым весёлым на земле смехом. Мы до бесконечности повторяли этот опыт. Когда припадок Роминого хохота становился менее продолжительным, я чуть-чуть менял интонацию «оя» и всё успешно возобновлялось. Потом всё-таки надоедало, мы садились рядышком и читали Михалкова. Потом брали «Библейские истории». Рома сидел рядом, маленький, дышащий комочек, человечек, которому нужен Новый мир, а не вся эта безнадёга отчуждённости от Творца, что ждёт его тут, ждёт с нетерпением и роняет голодную слюну.
С Ромой гуляли Вера Павловна и Милена Алексеевна. Они подводили его к колонке у дороги, и он пытался ухватить ладошкой длинную струю воды. Бабульки радостно потешались над Роминым простодушием. С Миленой Алексеевной, однако, вышло нехорошо. Она вообще в Роме души не чаяла, всё время была готова вырвать его у нас и уволочь. Однажды она, будучи простуженной, обтискала Рому, и он впервые в жизни заболел наибанальнейшим ОРВИ. В отношении дружбы Алины и Милены Алексеевны сие немудрёное событие оказалось роковым. Милена Алексеевна была безжалостно отлучена от общения с ребёнком. Мои попытки урезонить Алину, чтобы она не карала нашу взрослую подругу столь сурово (в конце концов, недоразумение это выросло на почве всё той же неразумной отчаянной любви), Алиной решительно пресекались. Рома был святыней. А святыню не положено окроплять соплями с вирусами. Ирония не помогала, логика тоже, библейские принципы о понимании, проницательности и великодушном прощении и подавно. Я быстро оставил попытки. Здесь Алина была – кремень. На Милену Алексеевну было жалко смотреть, но ничего нельзя было поделать.
Работа изматывала. К концу третьего года работы в Просцово терапевтом на две ставки я чувствовал себя измождённым и буквально считал дни до отпуска. Усугублялась ситуация тем, что почему-то всё чаще попадались пациенты с гонором, которые упрекали меня в невнимательности и непрофессионализме. Однажды случился вызов в самый дальний посёлок Дерягино. Меня встретила семья, прибывшая из К… С порога мне был сделан намёк на мою очевидную неопытность и бесполезность, мол, а нет у вас тут кого-нибудь в вашей глуши из докторов чуть-чуть постарше хотя бы, ибо происхождение наше ведётся из центра Вселенной и болезнь наша не по вашим юным мозгам. И всё это было приправленно открытым хамством и едва ли не агрессией с опорой просто на то, что они из цивилизации, а тут папуасы одни. Я был оскорблён, хотя и держался изо всех сил, чтобы сохранить христианский, да и просто человеческий облик.
Однажды я выпил лишнего на работе, и это было отмечено Татьяной Мирославовной. Она законно возмутилась. Мне было стыдно. Особенно в виду того, что я уже обозначил себя перед всем белым просцовским светом, как христианин.
Сидя на своём любимом крылечке под окнами Веры Павловны я готовился к очередной «tw». Была статья о воскресении. Библейские доказательства. Я подумал, что этот вопрос ещё не опустился в моё сердце. А ведь важно, чтобы истина вся, в полной мере легла туда. Я успокоил себя, что нужно какое-то время. И это было правильно. У меня, я знал, был неплохой настрой и формировалось верное понимание принципов. Это было важно.
В начале июля на стадионе «Локомотив» в К… состоялся трёхдневное большое собрание. Ходили слухи, что православные собираются устроить пикеты. Народу было много и было жарко. Алина отсидела первую половину первого дня и ушла с Ромой домой; уговорить её остаться не удалось. Она видела моё рвение, понимала, как всё это для меня важно; понимала и то, насколько правильно и хорошо обучение, которое мы получаем здесь, и она была рада за меня. Но она ни разу не сказала на истину: «Ах!». Это огорчало. И огорчало сильно. Я понимал, что мне жить с этим: отсутствие единогласного восторга неизбежно будет охлаждать. Но меня гнало вперёд. «Для Бога всё возможно», – сказал Христос. И я изо всех сил стремился построить сначала своё здание веры. В перерыве подошла Лиза Травняк. Она познакомилась с моими родителями и представила нам свою маму: мама совсем недавно начала изучать с Лизой Библию и впервые посещает большое собрание. Я подумал: «Вот ведь, бывает же и так: не только родители передают детям духовное наследство, а и наоборот». На конгрессе объявили о выпуске и раздали всем присутствующим по экземпляру новой книги: «Свет пророчества Исайи».
Подошло время-таки мне «сдаваться» на некрещёного провозвестника (у bf это промежуточная фаза, когда человек уже официально проповедует вместе с собранием, но ещё не крестился). В одну из суббот Субботины отвезли меня на встречу собрания «К…-Семёново». Встреча проходила в том же 14-м лицее. Там была ещё группа глухонемых. Как выяснилось, не только Павлов, но и Олег Сторицкий, и Илья Востров знали жестовый язык и служили в группе переводчиками. «Семёновцы» были гораздо более громкими и не такими степенными, как «юго-восточники». Детишек было меньше, но молодёжи гораздо больше. Собрание гудело как пчелиный рой. Там и сям хохотали в голос. Ко мне по очереди подошли Серёга Саблин и Илья Востров и поприветствовали меня как ни в чём не бывало, как будто я уже тысячу лет в этом собрании. С Олегом Сторицким разговорились более задушевно и внятно: про моё житьё-бытьё, как моя проповедь. Я поделился, что моя жена пока довольно холодно воспринимает истину, и я ума не приложу, что с этим делать. Олег с серьёзным лицом внимательно выслушал меня и тихими словами, с обнадёживающими, едва ли не ласковыми интонациями заверил, что время всё исправит.
Мы спели песню с Андреем Субботиным по одному песеннику. Речь произносил Андрей Светлов. Андрей был не то что харизматичен, но увесист и гармоничен. В какой-то момент Андрей Субботин нагнулся ко мне и прошептал: «Здесь он перегнул: я видел план речи, там эта мысль была по-другому выражена. Схулиганил Андрюха слегка». Как всегда немногословный посыл, вслед за которым автоматом выстроились уже знакомые мне принципы (всё из апостола Павла): «чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что́ написано, и не превозносились один пред другим»; «держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня, с верою и любовью во Христе Иисусе»; «все испытывайте, хорошего держи́тесь».
Я переживал по поводу собеседования. В какой-то момент на меня накатило что-то сильное и странное, как будто это нечто было вне меня. Мне даже подурнело, прошиб пот. «Ты не должен этого делать. Ты поступаешь неправильно. Совершаешь роковую ошибку». Я не мог понять, откуда вдруг возникло это давление: от Бога или от Дьявола, но это было точно не просто совокупностью моих чувств и умозаключений. В таком состоянии я был минут пять. Кажется, я помолился про себя. Незванная волна отошла, но осталось неприятное тоскливое послевкусие. Ещё один экзамен, но теперь не на доктора, и даже не на отца и не на мужа, а на любовь к Богу. Полагаю, это был Дьявол. Подобное наплыло на меня ещё только один раз, года через два, когда я ехал изучать Библию с Серёжей, милым парнишкой, с которым познакомился на курсах по массажу. Мы должны были встретиться у меня дома, я возвращался от Алининых родителей на маршрутке, и вот оно накатило. Я молился не переставая все минут двадцать, пока ехал. И оно тоже отпустило. Больше это чувство не возникало никогда.
После встречи мы сели в конце зала: я, Андрей Светлов, Андрей Субботин и Вася Павлов. Андрей Светлов задал мне всего два вопроса: что такое блуд? и где в Библии сказано, что нельзя курить? Отвечая на первый, я угряз в институтских принципах дачи определений (Васёк Павлов потом смеялся в своей манере: «Ну ты загнул! Когда ты сказал про «половую сферу», я представил себе большой шар, который по полу катается!») Насчёт курения я бойко отрапортовал 2 Коринфянам 7:1, «очистим себя от всякой скверны плоти» (по «мудрому рабу»; хотя по моему вкусу, я больше склонялся к благозвучно-толстовскому «ничто не должно обладать мною» из 1 Коринфянам 6:12). Вот и весь экзамен! Братья по очереди радостно пожали мне руку. А Андрей Светлов торжественно вручил организационную книгу (которую хулиганская мама уже дала мне почитать) с вопросами перед крещением в конце.
В следующее воскресенье я ворвался в т-ю группу с боевым предложением разделить со мной мои проповеднические труды в Просцово. Я рассчитывал, что мгновенно выстроится очередь, однако провозвестники были сдержанны. В конце встречи ко мне подошёл Андрей Субботин и с грустно-извиняющимся, но и умиротворяющим оттенком в голосе приохладил меня как бы от имени всей группы.
– Знаешь, Игорь, просто у пионеров своих участков в Т… навалом. Лида работает. У Николая эпилепсия, – они с Ниной боятся… Но это здо́рово, что у тебя такой ревностный настрой. Ты, главное, помни: пока Просцово – это твоё. Ты один там даёшь отличное свидетельство. А народу немного поприбавится – туда обязательно поедут, не сомневайся.
Андрей, как всегда, немножко меня разочаровал, но и одновременно утешил.
В считанные дни до отпуска меня вызвали в тот самый дом, где я поселился в самом начале, по приезду в Просцово. Было немного странное ощущение. Туда теперь подселили какую-то немолодую приезжую бедную женщину с небольшим ребёнком. Дом, казалось, накренился ещё больше. Но я был там в солнечный летний день. Дома было прибрано, солнце вливалось рекой в окно: обстановка казалось радостно-спокойной, хотя женщина была грустна, а ребёнок тих.
В субботу в очередной раз приехали родители. Мама поставила ребром вопрос, который давно уже, как выяснилось, назрел. Настала пора нам перебираться назад, в К… Родители были не против, чтобы мы жили у них, а что касается работы, – оказалось, что в 8-й поликлинике оголилась ставка физиотерапевта. «Переучись», – советовала мудрая мама, – «на физиотерапевта, работа – во!» – показывает большой палец, – «не надо по дурацкому участку бегать; процедуры назначил и – отдыхай, Библию читай!»
– Я, мам, физику никогда не знал и не любил.
– Подумаешь! – (у мамы всегда всё просто), – выучишь и полюбишь.
– Физиотерапия и физика – всё-таки разные вещи, – добавила Алина.
– Ну, не знаю. Есть плюсы, конечно…
– Вот и подумай, всё взвесь, прощупай. Хороший вариант, правда! И тебе уже 27, так что с армией доставать тебя не будут. А я буду помогать Алине с Ромой. И Библию с ней изучать, да, Алин?
Алина закивала.
В основном, каждый из нас руководствовался разным. Алине нужно было, чтобы у Ромы в доступе было «достойное» образование и «достойная» же медицинская помощь. Родители считали, по большому счёту, что это лучше для нас в духовном смысле: мы могли бы всей семьёй посещать все три еженедельные встречи, а не только я и только в выходной; Алина в собрании смогла бы быстрее духовно расти, а я смог бы проповедовать с другими bf, а не только в одиночку непонятно где и непонятно – как. Я же безумно устал от просцовской терапии и, чтобы чувствовать себя на работе человеком, а не загнанным зверем, был готов даже физику-таки выучить. И всё это как-то сошлось в одном.
Всё-таки, насчёт физиотерапии я сомневался.
Внезапно возник ещё один вариант. Блатной. Мама Алининой подруги, Светы Крапель, знатный гинеколог, сказала, что сможет для мужа подруги своей дочери сохранить подвластное ей каким-то образом «тёплое» место терапевта в военном госпитале, что у парка Ленина. Это было чрезвычайно соблазнительно во всех смыслах, кроме смысла «война». Решение нужно было принимать быстро. Я позвонил Субботину, бывшему на тот момент в К… Он велел, чтобы я приезжал к нему на улицу Солнечную, благо, как раз там сейчас проживал и разъездной служитель Томек Вишневский. Вопрос непростой, и было бы мудро спросить совета у опытного брата. Я был рад, что так благополучно складывалось.
Мы встретились с Томеком у Андрея. Я обрисовал ситуацию. Томек с ходу спросил:
– Скажи, ты в курсе, оплата твоей работы там будет осуществляться Министерством обороны или Министерством здравоохранения?
Я задумался.
– Хм, скорее всего обороны.
– Игорь, – доброжелательно и просто сказал Томек, – решение принимать должен ты. Я могу только адресовать тебя к одной публикации, где обсуждался этот вопрос. Вообще, статья относилась к работе в культовых зданиях. Но принципы, ты же понимаешь, одни и те же. Там обращается внимание на то, что в определённых обстоятельствах всё возлагается на совесть и личный выбор христианина. Внимательно, с молитвой рассмотри статью, посмотри, как всё это относится к твоим обстоятельствам и вместе с семьёй прими решение. Так будет по-христиански.
Я отравился домой. У родителей был журнал, на который сослал меня разъездной служитель. Я прочитал его с интересом. Хотя решение, пожалуй, я принял ещё по дороге домой, ибо мне была понятна суть первого вопроса, заданного мне Томеком. Прочитав журнал, я отзвонился Андрею.
– Слушай, я, пожалуй, заверну это дело. Ну эту войну подальше…
– Отлично, Игорь, – сказал Андрей, – ты принял хорошее решение!
Потом всё пошло очень быстро. Я приехал в Областную больницу на кафедру физической медицины. Там была очень милая, моложавая доцент Александрова, которая радушно меня встретила и сказала, что будет очень хорошо, если ряды к-х физиотерапевтов пополнятся ещё одним молодым специалистом. После чего участливо продала мне методичку «Основы физиотерапии», внимательно ознакомившись с которой, я мог бы вполне считать себя едва ли не созревшим к новой работе. Методичка была довольно толстая, но это же была методичка, даже не учебник!
Я отправился в 5-ю городскую больницу к главному врачу Мистерской Юлии Михайловне. Она тоже встретила меня мило и участливо. Да, действительно, в 8-й поликлинике нужен физиотерапевт, и она не возражает, если я переведусь из Просцова к ним и буду 3 с половиной месяца получать зарплату участкового терапевта, проходя в это время профессиональную переподготовку на базе кафедры физической медицины, а в декабре выйду на работу.
Я вернулся в Просцово и нагрянул с новостью к главному врачу. Татьяна Мирославовна не то чтобы обрадовалась, но и, мне показалось, отнюдь не расстроилась. (А что ей? – на терапевтический приём и в стационар сядут фельдшера, – не велика разница, а за счёт вакансии на премию больше сэкономится). Татьяна Мирославовна Богомолова благодушно подписала мне трудовую книжку. Я зашёл в бухгалтерию и взял расчёт.
Мы порвали с огорода всё, что было возможно и повесили объявление о продаже дров.
На другой день явился мрачный мужичок.
– Хотелось бы посмотреть на ваши дрова, – высокомерно пробурчал он.
Я проводил его к сарайке. Он придирчиво осмотрел «товар».
– Ну и сколько вы хотите за эту крупноту и сырость?
Я назвал цену.
– Вы что, издеваетесь? – вскинулся он. – Если только половину от того, что вы назвали, дам.
– Извините, я не намерен торговаться.
– А ты откуда вообще и куда? – перешёл на «ты» сердитый мужик.
– Я здесь три года работал врачом, а сейчас в К… возвращаюсь.
– И что, тоже врачом?
– Да.
– И в какую больницу?
– В 8-ю поликлинику.
– Понятно. Ну так что? Не будешь половины уступать?
– Нет. Даже четверти, – мне даже хотелось набавить для такого хулигана и сердюги. – А дрова хорошие, зря вы так. Горят хорошо, в основном берёза.
– Что?! Какое хорошее? – он ткнул рукой туда и сюда. – Я-поди, подольше тебя на земле живу. «Хорошее!» Ты, видать, и врач такой же хороший, как эти дрова! Вот поглядишь, в 8-ой-то поликлинике фабричные девки тебе покажут!
И мужик ушёл, ворча и отплёвываясь по сторонам. Проклятие «фабричными девками» меня задело. «Может, у него жена – фабричная девка, раз он злой такой?»
Нашу перепалку услышала Марья Акимовна и вышла на своё крылечко в фуфайке.
– А что, Игорь Петрович, дрова продаёшь? Давай я куплю.
– Да конечно покупайте! – обрадовался я.
Марья Акимовна живо проследовала к сарайке, повертела головой, пошмыгала носом и назвала цену точно такую, что и мужик.
– Берите! – не задумываясь сказал я. «Хоть Марья-то Акимовна меня фабричными девками не проклянёт».
На другой день приехал Вадим на грузовой газели. Мой брат в то время ещё молча и с присущей ему суровинкой смотрел на «увлечение Библией», моё и родителей. По совету мамы он сам почитывал Библию, но делал это закрыто, любые комментарии и советы жёстко отвергал, мол, сам разберусь, не трожь! Я ни секунды не верил, что он когда-нибудь сможет стать bf.
Алина с Ромой уехали с тестем накануне. Мы с Вадимом загрузили в кузов холодильник, шкаф, зелёное кресло, нашу и Ромину кровати, телевизор, магнитофон, кассеты, книги и небольшую груду всяких половников. Пришла Милена Алексеевна, и мы с ней обнялись.
– Ну пока, Петрович, не поминай лихом!
– И вы тоже, Милена Алексеевна.
Вышла и Вера Павловна. С ней мы тоже тепло попрощались. Вышли кое-кто ещё из соседей и помахали мне руками. Вадим ждал в кабине. Я оглядел кругом летний просцовский пейзаж. Было ли что-то жаль?.. Что-то – наверное. Я толком не знал – что. Я ещё раз махнул бывшим соседям и запрыгнул к Вадиму в кабину. По радио пел то ли Шевчук свой «Ветер, сломавший крыло», то ли «ЧайФ» свою «Аргентину – Ямайку 5:0». Вадим выключил звук и посмотрел на меня со своей полувнимательной полуусмешкой. И сказал неожиданно серьёзно:
– Ну что, братишка… Помолимся? Перед дорогой…