полная версия

Д. О. Чураков
Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Полная версия

5. На подступах к политике огосударствления

Первый Всероссийский съезд профессиональных союзов проходил с 7 по 14 января 1918 г. в Петрограде²⁰⁵. Он становится существенной вехой на пути подчинения самостоятельных рабочих организаций и ревизии декрета о рабочем контроле. На съезде впервые был провозглашён новый курс в области решения рабочего вопроса, ставший известным как курс на огосударствление рабочих организаций. По существу, на нём в центре обсуждения оказывался вопрос о наведении в промышленности централизованного порядка и ликвидации революционной вольницы рабочих организаций. То есть именно тот вопрос, о который споткнулось Министерство труда Временного правительства. На профсоюзном съезде он решался двояко: с одной стороны, ставилась задача подчинить профсоюзной бюрократии «независимые ни от кого» фабзавкомы²⁰⁶, с другой стороны, сами профсоюзы намечалось подчинить хозяйственной деятельности государства.

Съезд работников профсоюзов открылся в сложной политической обстановке. Стало известно, что депутатов Учредительного собрания разогнали, и делегаты съезда находились под впечатлением этих событий²⁰⁷. По мнению А. Ф. Киселёва, глубоко и всесторонне разбирающего эти события, фактор эмоциональной, накалённой до предела обстановки, в которой проходил съезд, не способствовал поискам компромисса, и оппоненты не слушали друг друга, а выходили на трибуну дать бой политическим противникам, что наложило отпечаток и на результаты съезда. Вместе с тем вопросы, которые должны были обсудить делегаты: о характере революции, о взаимоотношении профсоюзов и фабзавкомов, наконец, о политике «огосударствления» рабочих организаций, -требовали к себе пристального внимания²⁰⁸.

Решения съезда во многом были предопределены выступлением на нём Г.Е. Зиновьева, объявившего эсеро-меньшевистское требование независимости рабочих организаций от Советской власти неверным и призвавшего к скорейшему включению профсоюзов в работу государственных органов. Большевиков в этом вопросе поддержали левые эсеры и некоторые другие более мелкие левые группы. Но хотя настрой левого крыла профсъезда на огосударствление рабочих организаций был преобладающим, некоторые делегаты отстаивали точку зрения о недопустимости этого шага. Так с прежней уверенностью отстаивал свою точку зрения о необходимости независимости профсоюзов А. Лозовский, предупреждая о возможности при других решениях их бюрократизации. С последовательно демократических позиций выступили присутствовавшие на съезде анархисты М. Шатов и Максимов. Так, Шатов полагал, что в будущем Советы уступят место «безвластной власти» фабзавкомов, а Максимов предупреждал, что огосударствление потенциально таит в себе немалую угрозу рабочим организациям, так как любая власть, в том числе рабоче-крестьянская, будет стремиться подчинить себе общественные структуры, и на первый план выдвинуться партийные интересы, которые не всегда будут совпадать с интересами пролетариата²⁰⁹.

Но эти предупреждения не переломили настрой большинства.

Более того, тот же Лозовский только что отстаивавший свободу и независимость рабочих организаций в отношении профсоюзов, обрушился с острой критикой на фабзавкомы. Он ссылался на пример фабрики «Треугольник», рабочие которой, так же как и администрация этого предприятия, из-за экономических соображений противились отмене на их заводе ночного труда для женщин. «Я должен сказать, – обращался Лозовский к присутствующим, – что такая автономия для фабрично-заводского комитета, который добивается сохранения ночного женского труда… является совершенно излишней». Таким образом, в аргументации Лозовского отчетливо прозвучала новая интонация – если раньше в основном ссылались, что вмешательство рабочих мешает предпринимателям налаживать производство, или что фабзавкомы исходят только из интересов рабочих своего предприятия, то теперь фабзавкомы обвинялись и в том, что они помогают налаживать производство капиталистам, и тем самым вредят пролетарскому государству²¹⁰. В подтверждение своих слов Лозовский ссылался на мнение одного из небольших левобольшевистских журналов «Эра», в одной из публикаций которого так и говорилось, что «между отдельными рабочими и предпринимателями могут произойти соглашения в ущерб другим рабочим», в частности «соглашения для поднятия цен на продукты», так как это может «отозваться на карманах потребителей, которыми в большинстве своём являются рабочие»²¹¹. Ответивший Лозовскому от ФЗК Белоусов подчеркнул, что от Лозовского ждали не общих слов, а предложений по существу, фабзавкомы же выполнили работу по первичному поддержанию промышленности России в самый тяжёлый для неё период, ошибки же бывают всегда, когда начинаешь новое дело²¹².

Несколько на более традиционных позициях в критике рабочего контроля выступал Череванин, известный и прежде своей склонностью к абсолютизации централизованного регулирования. Он высказался в том смысле, что рабочий контроль начинает приобретать «зловредные функции» в случае его перерастания в социалистическую форму отношений. Такую свою позицию он объяснял тем, что Россия своими силами, сама, без помощи Запада никогда не сможет восстановить свою промышленность. «И вы думаете, – спрашивал он с трибуны съезда, – что по плечу рабочему классу такая задача?» – имея в виду построение социализма в разорённой, отсталой России, и сам себе отвечал: «…достаточно поставить этот вопрос, чтобы рассмеяться всякому марксисту при утвердительном ответе на него»²¹³.

Таким образом, даже те делегаты, кто ещё отстаивал самостоятельность профсоюзов, не понимали необходимости такой же независимости и для фабзавкомов.

Ход 1-го профсоюзного съезда и его решения позволили некоторым исследователям даже утверждать, что на нём судьба рабочего движения в России была практически предрешена. В частности, Р. Пайпс делает вывод о том, что на этом съезде возобладал типичный для России процесс огосударствления²¹⁴.

Трудно не заметить преувеличенность этой оценки. Причиной огосударствления были вовсе не традиции русской истории, как уверяет Пайпс. Наоборот, именно жившие в народе традиции трудовой демократии, помноженные на специфику революционного лихолетья, служили какое-то время противовесом господствующим во всем цивилизованном мире явлениям усиления роли государства. Далеко не закончена на I профсъезде была и борьба за самостоятельность рабочих организаций. Однако нельзя не признать, что решения съезда действительно наносили по рабочему самоуправлению серьёзный удар.

В частности, ключевая резолюция съезда «О рабочем контроле», принятая по докладу Лозовского, сводила его к своеобразному «проводнику общехозяйственного плана», который вырабатывался где-то наверху абстрактными и безымянными «регулирующими органами», под которыми теперь можно было понимать всё, что угодно. Принятое решение без обиняков провозглашалось «одним из великих завоеваний пролетариата в его борьбе за окончательное освобождение». Далее в резолюции говорилось, что пролетариату «необходимо самым решительным образом отказаться от всякой мысли распыления рабочего контроля путём предоставления рабочим отдельного предприятия права принимать окончательное решение но вопросам, затрагивающим само существование предприятия». В качестве задачи органам рабочего самоуправления вменялась в обязанность «подготовка отдельных отраслей к огосударствлению» – не больше, не меньше²¹⁵.

Метаморфозы государственного курса и фабзавкомы

6. Рабочее самоуправление в тисках политики огосударствления

Приведённые выше факты позволяют говорить о том, что к зиме – началу весны 1918 г. тенденция на подчинение рабочего самоуправления возобладала, но утверждать, что был взят курс на полный отказ от него, тоже не приходится. Принятые на съезде профсоюзов документы, хотя реально и шли вразрез с интересами отдельных трудовых коллективов, но воспринимались самими делегатами как способствующие укреплению рабочего движения в целом. В ходе дискуссий зимы 1917 – весны 1918 г. большинство нового хозяйственного актива твёрдо встало на точку зрения необходимости главенства интересов государства над интересами рабочего самоуправления. Вместе с тем рабочие организации ещё рассматривались как необходимый элемент борьбы с буржуазией, поэтому о полной их ликвидации или полном упразднении их прав речи ещё не шло. Профсоюзы и даже фабзавкомы сохраняли свои прерогативы в самоорганизации, структуре и некоторых видах деятельности, хотя и утрачивали многие из своих прежних завоеваний.

Тем не менее важно отметить, что тенденция на отказ от самостоятельности рабочего самоуправления, возобладавшая в тот момент, находилась в явном противоречии с отмеченными выше тенденциями развития фабзавкомовского движения. Как мы видели, именно на конец зимы – начало весны приходится некоторый подъём количественного его роста, проходит ряд конференций фабзавкомов ЦПР, на которых сами рабочие говорят о необходимости дальнейшего развития своего самоуправления.

Курс на свёртывание прав органов самоуправления не мог не сказаться на приостановке отмеченного подъёма. Но особенно сильное сковывающее влияние огосударствления экономики и органов рабочей самоорганизации сказалось на качественной стороне состояния дел в фабзавкомовском движении.

Выше уже говорилось, что одним из не самых благополучных участков работы фабрично-заводских комитетов был контроль финансовый. Как одна из причин этого называлась нехватка профессиональных, компетентных кадров. Но до революции их не было тоже, но, как мы видели, рабочие некоторых городов ЦПР решались даже на контроль над местными региональными отделениями банков. После Октября ничего подобного уже не происходило. Причину этого следует видеть прежде всего в отмеченном выше противоречии между самостоятельностью рабочих организаций и курсом на усиление регулирующей роли государства.

Нельзя сказать, что финансовый контроль заглох сразу после прихода к власти большевиков. В параграфе о развитии фабзавкомов после Октября мы уже говорили, что на некоторых предприятиях рабочими по-прежнему осуществлялись попытки наладить контроль и в этой сфере. Налаживается контроль платежей и расчётов на Судаковском заводе²¹⁶. Контролировались средства, полученные от распродажи излишков завкомом завода Гужона²¹⁷. Как об одной из важнейших задач, стоящих перед пролетариатом, о налаживании финансового контроля говорилось на майской конференции органов рабочего контроля и самоуправления Костромы²¹⁸. Ряд ФЗК имел специальные правила о расходовании денежных средств. Требовать от администрации сведения о ежедневном приходе и расходе по кассе, а также еженедельно о «состоянии и наличных средствах в кассе» 22 января 1918 г. было решено, например, рабочими «Общества электрического освещения 1886 г.»²¹⁹. В своём исследовании о развитии органов хозяйственного регулирования в Советской России В. 3. Дробижев говорит и о других подобных документах, существовавших, в частности, на Реутовской мануфактуре, причём в отдельных случаях рабочие органы были столь упорны в своих требованиях, что на некоторых предприятиях предприниматели лишались даже права вскрывать денежные ящики без представителей рабочих²²⁰. Несколько слов стоит сказать также о деятельность по финансовому контролю, которую осуществлял ЦС ФЗК. В первую очередь она сводилась к инструктированию активистов с мест, рассылке своих инструкторов на различные предприятия для помощи рабочим в налаживании элементов финансового контроля и т.п.²²¹.

Не сразу пошло на борьбу с инициативой рабочих в этом вопросе и государство. Причина этого крылась в той ситуации, которая складывалась в финансовой сфере. В частности, полностью рухнула налоговая система, что привело к резкому оскудению государственных доходов²²². Исчезла возможность контролировать денежное обращение в стране. Комиссар Госбанка обращался к рабочим: «Не дайте буржуазии вытаскивать из банка деньги на её грязные делишки… приложите все усилия к тому, чтобы ваш контроль был действительным контролем… Не давайте хозяевам обмануть вас, и во всех случаях, когда у вас будут требовать на получение денег, строго проверяйте, нет ли у хозяина или управления заводов других источников покрытия необходимых расходов»²²³. Через центральную прессу Госбанку приходилось просить рабочих прислать образцы печатей и соблюдать установленную документацию и отчётность²²⁴, что говорит о крайнем хаосе в этом вопросе, царившем в Республике, и о попытках отдельных лиц этим хаосом воспользоваться. Только участие органов рабочего самоуправления могло хоть в какой-то мере стабилизировать положение дел.

Тем самым на короткое время контроль за финансовой деятельностью своих предприятий со стороны фабзавкомов превращался в важный элемент новой революционной государственности, поскольку другого финансового аппарата у Советской власти в первые недели её существования просто не было. Но чем дальше, тем больше эта практика начинает входить в противоречие с одним из центральных пунктов программы большевиков в области реформирования экономики, согласно которому всё банковско-финансовое регулирование при переходе к социализму должно находиться в руках государства²²⁵. Рабочий контроль над банками и крупными финансовыми потоками становится обременительным анахронизмом, от которого новые власти поторопились отказаться при первой возможности. Без банковского же контроля любое «финансовое контролирование» обращалось в иллюзию²²⁶.

Постепенно государство вообще начинает перекрывать возможность рабочим вмешиваться в деятельность не только финансовых учреждений, но и заводоуправлений. Причём заводоуправлений не только национализированных предприятий, но и частных. Так, возвращаясь к Всероссийскому съезду профсоюзов, стоит отметить, что резолюция по рабочему контролю, принятая на нём, так прямо и говорила, что органы рабочего контроля «не занимаются вопросами финансирования» даже у себя на предприятии, точнее не должны заниматься²²⁷. Лишались права финансового контроля фабзавкомы по § 8 Инструкции о рабочем контроле Всесоюзного совета рабочего контроля²²⁸. Не предусматривался финансовый контроль и в решении экономического отдела Моссовета от 25 ноября 1917 г.²²⁹, а также во многих других инструкциях, местных правилах, директивах, принимавшихся и рассылавшихся в тот период для ознакомления в низовые звенья рабочего контроля. Как правило, эти документы носили не рекомендательный, а распорядительный характер.

Не менее показательно пагубное влияние нерасчётливого вмешательства государства в хозяйственную жизнь проявилось на снабженческой деятельности фабзавкомов, которая прежде, как мы могли убедиться, складывалась существенно успешнее попыток установить рабочий контроль в области финансов. Однако и здесь тормозящее влияние бюрократического централизма начинало сказываться всё более ощутимо.

В протоколах завкома Тульского патронного завода запечатлён один из случаев, иллюстрирующих характер начавшегося процесса и отношение к нему на местах. 22 февраля 1918 г. завком обсуждал доклад своего представителя Давыдова о его последней поездке «в город Царицын за топливом». Для завкома в Царицине были заготовлены 160 цистерн нефти. «Но главная задача, – сетовал Давыдов, – нет паровоза». Причиной его отсутствия было бездействие центральных властей. Тульский патронный завод оказался перед угрозой приостановки работ из-за бюрократического беспорядка на транспорте, когда железные дороги подчинялись чиновникам в Москве и не желали принимать в расчёт нужды местных предприятий. Центральная власть была не в состоянии обслужить нужды заводчан и, по мнению рабочих завода, оставляла «единственный выход – по примеру других заводов заарендовать в Москве специальный паровоз», но уже на свой страх и риск²³⁰. На этом же заседании говорили и о предшествующем случае, который давал рабочим повод выражать недоверие центральным экономическим властям и новым порядкам. Давыдов, продолжая свой доклад, остановился на том, что ему уже приходилось сталкиваться с последствиями чиновничьего произвола. В одной из прежних поездок ему отказали в получении топлива, причиной же отказа стала ведомственная разобщённость и царившая неразбериха в организации вопросов снабжения центральными российскими властями. В результате огромный завод оказался без нефти «вследствие отсутствия», как записано в протоколах завкома, у его представителя «нарядов от вновь установленного органа Совета народного хозяйства, а имевшиеся у него районные наряды потеряли законное значение»²³¹. Как мы видели выше, до Октября завком ТПЗ вполне справлялся с обеспечением своего предприятия топливом, налаживая прямые связи с местами его производства и переработки, теперь же, чтобы получить в Царицыне нефть, завкому нужно было сперва обращаться в Москву за нарядами «от вновь установленных органов», а потом уже искать нефть. Поскольку в прениях рабочие ТПЗ ссылаются на другие заводы, печальный опыт результатов «централизованного государственного регулирования социалистической экономикой» имелся не только на патронном, но и на других заводах Тулы. Прежде всего в подобных факторах и следует искать причины растущего недовольства рабочих Тулы своим положением, наметившегося весной 1918 г., а вовсе не в меньшевистском влиянии и прежней «прикормленности царизмом», на чём натаивал один из авторов журнала «Рабочий контроль»²³².

Похожим образом складывались дела не только у металлистов Тулы, но и у текстильщиков Иваново-Вознесенска, начинавших всё отчётливее воспринимать новые тенденции в политике центральных властей как опасные и вредные для рабочего самоуправления. На прошедшем в конце февраля 1918 г. в Москве совещании представителей рабочего контроля Иваново-Кинешемской области это вскрылось, в частности, в отношении «Центроткани», «которая своим отношением часто тормозит дело», а именно не даёт трудовым коллективам самостоятельно решать вопросы сбыта продукции. Как было рассказано корреспонденту «Правды», по итогам осмотра рабочими складов своих мануфактур в Иваново-Кинешемском районе положение с затовариванием готовой продукции было прямо-таки «ошеломляющим». Особенно взрывоопасная ситуация складывалась из-за бюрократизма чиновников от «Центроткани» на фабриках Вичугского района, а в самом Иваново-Вознесенске на фабриках Горелина и товарищества Тверской мануфактуры, где продукция попросту гнила, в то время как «народ до нитки обносился и негде и не на что купить ситцу»²³³. Как писал один корреспондент иваново-вознесенской газеты: «Нам часто приходилось встречать представителей фабричных комитетов фабрик, находившихся в 20 верстах от Москвы, которые обивают пороги в Московском хлопковом комитете, разыскивая хлопок, и в то же время под боком, в той же

Москве имеются громадные склады, набитые хлопком». И такая ситуация, отмечается в статье, складывается не только в столице с её мощной армией управленцев, но и в провинции: Нижнем Новгороде, Ярославле, Костроме, Рыбинске, Кинешме²³⁴.

Аналогичным образом разрасталось воздействие политики огосударствления и на другие виды деятельности фабзавкомов. Вскоре после январского профсъезда, в исполнение звучавших на нём требований, регулирование рынком рабочей силы передаётся в ведение государства²³⁵. В § 16 «Положения о бирже труда» было чётко оговорено: «Наём рабочих и служащих производится только через биржу труда»²³⁶. С переходом контроля над наймом и увольнением к государственным учреждениям фабзавкомы лишаются одного из своих важнейших завоеваний. Тарифная компания и обострение экономического кризиса приводят к вытеснению фабзавкомов из области контроля за размером заработной платы. С лета 1918 г. вопросы определения тарифов по заработной плате сосредотачиваются в центре²³⁷. Теперь приоритет в этой области отдаётся Наркомтруду²³⁸, профсоюзам и местным государственным органам, таким, как Комиссариат труда Московского промышленного района или Воронежский губернский комиссариат труда. Причём вмешательство государства, как это ни покажется странно в свете имеющихся представлений о рабочей политике большевиков, нередко было направлено против повышения заработной платы, в том числе в даже частной промышленности²³⁹. Делалось это для того, чтобы исключить резкие колебания заработной платы на предприятиях одной отросли. Предполагалось, что разница в зарплатах разрушает классовую солидарность и классовое единство, – сомнительная идея, продиктованная уравнительными настроениями той эпохи и проникшая даже во властные структуры. Постепенно сводится на нет и самое первое завоевание фабзавкомов: в Советской России под предлогом революционной сознательности начинает всё больше игнорироваться 8-часовой рабочий день.

О растущем подчинении органов рабочего самоуправления красноречиво говорит и тот факт, что в принимаемых документах, регламентирующих права фабзавкомов, содержатся такие нормы, которые прежде, в первые недели после Октября, были бы просто немыслимы. В них вносили такие типовые положения, как это видно хотя бы на примере широко растиражированного и повторённого

Устава металлообрабатывающих предприятий, как недопустимость рабочих собраний и деятельности органов рабочего контроля в рабочее время²⁴⁰. Если раньше циркуляры Временного правительства, содержавшие подобные требования, привели к беспорядкам на многих предприятиях той же металлообрабатывающей промышленности, а также кожевников, текстильщиков и других отрядов рабочих ЦПР, то теперь подобные нормы были как бы в порядке вещей.

Самым ярким примером того, как вмешательство государства в прерогативы органов рабочего самоуправления сказывалось не только на ограничении их прав, но и меняло сам характер низовых рабочих организаций как органов гражданского общества, может служить деятельность фабзавкомов по наведению трудовой самодисциплины. Борьба за дисциплину в период между февралём и октябрём, а также сразу после Октября воспринималась самими рабочими как проявление их «классовой сознательности» и отсутствия у них «классового эгоизма»²⁴¹. Отсюда меры по наведению порядка в цехах зачастую носили исключительно моральный характер, как это в своё время было и в крестьянской общине. Так, экономический отдел Подольского Совета в январе 1918 г. постановил: «за недобросовестное отношение к труду подействовать… морально посредством контрольной комиссии»²⁴², а на Куваевской мануфактуре в Иваново-Вознесенской губернии было решено: «что касается тех товарищей, которые по своей малосознательности не хотят выполнять ту работу, которая на них возложена, то на них постараемся воздействовать нравственным путём, то есть посредством увещаний»²⁴³. Часто только лишь злостное нарушение влекло за собой уже более ощутимые санкции, такие, как штрафы, увольнения, изъятия из зарплаты²⁴⁴.

Но постепенно «насаждение», как тогда говорили, трудовой дисциплины всё больше принимает форму борьбы с так называемой «митинговой демократией». Причём под «митинговой демократией» теперь понимали любое проявление рабочими их самостоятельности. То, что несколько месяцев назад провозглашали «революционной активностью класса-гегимона», становилось для победившего режима лишним и даже опасным. Центром борьбы за дисциплину труда в её новом понимании становится ВСНХ²⁴⁵.

Уже 27 марта 1918 г. на заседании его Президиума в этой связи возникает и вопрос о трудовой принудительной дисциплине для пролетариата²⁴⁶. Но на этом заседании соответствующие решения не прошли. Против выступил В. И. Ленин, чувствовавший, что большевики пока не осилят введение принудительной дисциплины в достаточно массовом масштабе. Тогда он и предложил осуществлять принудительные меры под прикрытием борьбы за «рабочую дисциплину» руками самих рабочих²⁴⁷. Характерно, что в борьбе за достижение этого Ленин предлагал полагаться не на традиции российской рабочей демократии, а на нормы подавления рабочих, выработанные эволюцией капиталистической фабрики. Разработку норм «трудовой дисциплины» он думал поручить прежним владельцам, научившимся «внедрять» порядок и дисциплину на своих предприятиях ещё при царском режиме²⁴⁸.

Возвращался Президиум ВСНХ к проблемам рабочей дисциплины и позже. Так, на заседании 1 апреля 1918 г., когда шло обсуждение Положения о трудовой дисциплине, подготовленного Всероссийским Советом профсоюзов, В. И. Ленин требовал ужесточения его в плане «карательных мер» за «несоблюдение» рабочими «трудовой дисциплины». Обращаясь к членам Президиума, он разъяснял: «Что же касается мер за несоблюдение трудовой дисциплины, то они должны быть строже. Необходима кара вплоть до тюремного заключения. Увольнение с завода также может применяться, но характер его совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было нарушением гражданской сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины, особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное преступление, и за это должна быть наложена определённая кара»²⁴⁹. Причём подобные меры предлагались Лениным ещё в середине декабря 1917 г., когда он для учёта количества и качества труда настаивал на создании судов из рабочих и крестьян²⁵⁰.

Эти «ленинские наказы» не оказались пустым звуком. На фабрике т-ва Полушина рассчитанных рабочих передавали суду как за уголовное преступление²⁵¹. Рассматривал рабочий суд дела рабочих, «которые работали недобросовестно» и на заводе Густава Листа²⁵², на многих прочих предприятиях Московского региона. Что же касается общей линии на «завинчивание гаек», то хорошим примером здесь могут служить «Правила трудовой дисциплины», принятые на прошедшей 17 июня 1918 г. общегородской конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Твери.

В них делалась попытка регламентировать самые разные стороны жизни рабочих, наказания же за малейшую провинность были суровыми. Так, запрещалось «купаться и мыться на заводе, за исключением предназначенных для этого помещений», «принятие пищи в рабочих мастерских». Из прочих мер «в интересах санитарии» рабочие были, как записано в документе, «обязаны пользоваться только предназначенными для этого отхожими местами», а также «не должны были задерживаться в уборных», причём наблюдение за исполнением этого пункта возлагалось на самих рабочих. «Опоздавшие более чем на 20 минут» не допускались к работе до перерыва, причём пропущенное при этом время высчитывалось при оплате труда, а опаздывавшего «систематически» могли устранить с завода «без оплаты вперёд». «Хищения материалов и изделий, а также подлоги в расчётных книжках и требовательных ведомостях наказываются как уголовные деяния. Виновные передаются народному суду»²⁵³. Совершенно очевидно, что приведённый документ содержит не только меры по действительному поддержанию дисциплины. Налицо стремление к мелочной регламентации всего поведения рабочих.