полная версия

Д. О. Чураков
Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Полная версия

2. Фабзавкомы и переход власти в руки Советов

Более подробно следует остановиться на третьем из поставленных выше подвопросов. Итак, если фабзавкомы не превратились и не стремились превратиться в своеобразные штабы восстания, в чём же в таком случае проявилось их реальное участие в установлении новой революционной власти в октябре 1917 года? Кампания по принятию деклараций, наказов и постановлений с требованием передачи власти Советам, о которой было сказано чуть выше, безусловно, сыграла свою пропагандистскую и мобилизующую роль: голос низовых комитетов и особенно их руководящих центров не мог не воздействовать на общий политический климат. Но слова остаются словами. Они влияют на изменения в настроение масс, но мало эффективны против штыков и государственных канцелярий. Несколько видных деятелей рабочего вдижения, в 1917 г. возглавлявших ЦС ФЗК, среди которых П. Н. Амосов, Н. К. Дербышев, М. Н. Животов, Н. А. Скрыпник, С. Г. Уралов, В. Я. Чубарь и др., в подготовленном ими после революции сборнике документов «Октябрьская революция и фабзавкомы» в силу отмеченного обстоятельства совершенно справедливо пытались сосредоточить своё внимание на практической стороне вопроса. Ключевой мыслью содержащихся в книге комментариев является утверждение, что в октябрьские дни 1917 г. фабзавкомы вовсе не ограничивались «только политическими резолюциями и посылкой своих представителей на всевозможные политические собрания», они последовательно и активно действовали³³.

Развивая свою концепцию фабзавкомов как «штабов революции», бывшие лидеры ЦС ФЗК в третьем томе подготовленного ими издания документов по истории фабзавкомовского движения доказывали, что одним из важнейших направлений деятельности рабочих комитетов в период Октябрьских событий становится организация и руководство деятельностью Красной гвардии³⁴. Роль фабзавкомов в создании и материальной поддержке рабочей милиции – Красной гвардии бесспорна и о ней уже упоминалось в нашем исследовании. На некоторых петроградских предприятиях непосредственно накануне вооружённого восстания фабзавкомы принимали решения активизировать запись рабочих в отряды

Красной гвардии, содействовать красногвардейским отрядам материально. Так, заводским комитетом «Арсенала Петра Великого» 24 октября 1917 г. была одобрена резолюция, в которой говорилось о решимости рабочих повысить боевую готовность заводской Красной гвардии. В резолюции звучал призыв записывать «в Красную гвардию … более энергичных и не останавливающихся ни перед какой крайностью, более надёжных [рабочих], если даже и потребуется пустить в ход оружие». В другом протоколе заводского комитета за тот же день воля рабочих сформулирована не менее категорично: «Постановили: Красную гвардию поставить в боевую готовность. Организовать контрразведку. Телефоны городские разъединить, за исключением телефона заводского комитета»³⁵.

Всемерную поддержку Красной гвардии фабзавкомы, а также их руководящие органы оказывали и после перехода власти к большевистскому Совнаркому. В сборнике «Октябрьская революция и фабзавкомы» приводится очень любопытный случай, показывающий ту решимость, с которым ЦС ФЗК поддерживал усилия большевистской власти по организации отпора вооружённой контрреволюции. В период похода на революционный Петроград карательного корпуса Краснова-Керенского у нового руководства страны возникла потребность в организации работ по созданию линий укреплений на подступах к столице. Но на военных складах не оказалось нужного инструмента, прежде всего лопат, а может быть, в суматохе из-за недостатка опыта на склады просто забыли заглянуть. Обеспечение выступающих на фронт войск инвентарём было возложено на ЦС ФЗК. Лопаты были обнаружены на лопаточном заводе Шпингеля, но владелец отказался предоставить их отрядам Красной гвардии. И тогда ЦС ФЗК, со свойственной ему решимостью, совместно с местным заводским комитетом просто реквизировали всю имевшуюся на заводе готовую продукцию – у владельца было изъято несколько тысяч лопат³⁶.

Вместе с тем, подобно самим фабрично-заводским комитетам, Красная гвардия к октябрю 1917 г. успела проявить свою специфику, сложиться в качестве вполне самостоятельной ветви рабочего движения. Не только фабзавкомы, в некоторых случаях даже Советы, сама большевистская партия не могли контролировать и направлять отдельные красногвардейские формирования. Другое дело, что Красная гвардия развивалась по общим для всех рабочих организаций революционного времени законам, и вступавшие в неё рабочие были настроены бескомпромиссно на переход власти в руки Советов, это укрепляло сотрудничество и союзнические отношения между различными ветвями рабочего движения. Отказываясь от мифотворчества постреволюционного времени, приходится признать, что, вопреки позиции отдельных советских авторов, основная деятельность фабзавкомов в дни, когда вопрос о власти стоял особенно остро, не могла далеко выходить за рамки будничной практики органов, связанной с решением производственных задач. Именно эта сторона и является определяющей для понимания их роли в октябре 1917 г., именно она и должна находиться в центре внимания историков в первую очередь. Можно не сомневаться, что такой нетривиальный подход уже сам по себе позволит исследователю увидеть много нового и, на первый взгляд, необычного.

Так, если мы посмотрим на происходящее в столице не с точки зрения баталий в центре города, а с точки зрения продолжавшейся повседневной жизни в рабочих кварталах, то здесь в момент перехода власти к Советам, то есть во вторник 24 и в среду 25 октября, на фабриках и заводах, как правило, жизнь шла своим чередом. Образно говоря, царил почти полный «штиль», и только изредка набегавшая «рябь» выдавала бушующую совсем неподалёку «бурю». Работа на питерских заводах и фабриках не прекращалась (хотя вечером 24-го на целом ряде предприятий и состоялись организованные большевиками митинги), о чём в те дни и сообщала кадетская «Речь»³⁷. Соответственно вели себя и рабочие комитеты. Известные на сегодняшний день материалы позволяют говорить, что каких-либо важных корректив в исполняемых ими функциях или организационной структуре в эти дни не происходило. В частности, в протоколах фабзавкомов мы сталкиваемся со всё той же хозяйственной рутиной, которая лежала в основе деятельности органов производственного самоуправления рабочих и до, и после интересующих нас событий.

К примеру, на Адмиралтейском судостроительном заводе с 21 по 26 октября были рассмотрены следующие вопросы: о результатах общего собрания мастеровых и служащих завода, о помещении для центральной расценочной комиссии, об экстренных ремонтных работах на крейсере «Аврора», об открытии рабочего клуба и приглашении священника, о поездке за тканями и обувью, о доплатах через примирительную камеру, об отпуске автомобилей по требованию комиссаров заводской милиции, о ночном дежурстве членов комитета для связи с рабочими организациями, о вопросах внутренней дисциплины.

То же самое можно видеть на Сестрорецком оружейном заводе. Здесь на заседаниях завкома с 24 по 26 октября обсуждались вопросы: о выдаче аванса; о порядке выдачи средств в ствольной мастерской; о добавочных деньгах комитета кузнечной мастерской; о конференции завкомов Адмиралтейского ведомства; о заявлении некоторых товарищей о неправильном увольнении; о нормах противопожарной безопасности; о заявлении комиссара об уплате милиции до 1 ноября; о пенсии и сокращении производства, о поступлении на завод мастеровых и рабочих. Таким образом, непосредственно с борьбой за власть, развернувшейся в те дни в городе, были связаны только два вопроса, обсуждённых завкомом судостроительного завода: вопрос о ночном дежурстве и о разрешении милиции пользоваться транспортом. Но оба эти вопроса убедительно свидетельствуют, что непосредственно в вооружённом восстании низовые органы рабочего самоуправления завода сами по себе не участвовали³⁸.

Не менее примечателен протокол заседания комитета 1-й электрической станции ОЭО 1886 г. от 25 октября. От Военно-революционного комитета на станцию, как на объект повышенной важности, был откомандирован комиссар. После обсуждения комитет принял следующий текст обращения к рабочим: «В ночь на 25 октября Военно-революционный комитет назначил на электрическую] станцию комиссара, которому поручили поддерживать непрерывную работу станции. Так как правильным ходом станции озабочен и сам заводской комитет, то мы призываем всех товарищей рабочих и служащих всемерно содействовать непрерывной работе станции и в случае попыток нарушить правильный ход работ противодействовать этому всеми силами». На этом же заседании был обсуждён вопрос о том, возложить ли комитету задачу охраны станции на себя в целом или избрать специальное лицо. Решено было «всему комитету быть ответственным за охрану станции»³⁹.

Перед нами типичная ситуация тех дней без идеологических напластований. Заводской комитет признаёт ВРК постольку, поскольку совпадают их цели, но не по установлению власти, а по сохранению производства. Что же касается вопроса об охране, то он тоже позволяет сделать интересные предположения: в силу стратегического значения станции, она могла быть вовлечена в вооружённую борьбу и без воли её коллектива. С целью минимизировать возможные результаты завком и принимает ряд мер, но не по организации восстания, а по организации самообороны.

С точки зрения необходимости отказа от прежних идеологических штампов, нуждаются в дополнительном анализе и широко известные, часто упоминаемые мероприятия, предпринятые 24-25 октября завкомом Патронного завода. Им на нужды ПВРК были переданы имеющиеся на заводе боеприпасы, за что в советской историографии завод был очень примечательно назван «подлинным революционным складом боеприпасов»⁴⁰. Но, во-первых, эти решения перемежались с обычной хозяйственной деятельностью, во-вторых, вряд ли именно передача завкомом 34 ящиков с патронами Военно-революционному комитету решила исход вооружённого восстания, в-третьих, снабжение революционных сил продукцией завода вполне вписывается в те усилия, которые фабзавкомы предпринимали для поиска новых заказчиков и потребителей. Вряд ли члены завкома Патронного завода совсем не думали о том, что, снабжая ВРК патронами, они закрепляют свой приоритет как поставщика Красной гвардии на тот случай, если столкновения примут затяжной характер, хотя вполне можно предположить, что конкретно в тот момент, 24 октября, этот мотив не был определяющим.

Помимо петроградского, в те дни разворачивались и другие сценарии перехода власти к Советам. Своей спецификой отличались события в Центральной части страны. В ЦПР развитие органов рабочего самоуправления в плане массовости опережало столичное, хотя в плане зрелости и уступало ему. Важной особенностью региона стали широкомасштабные забастовки (вне зависимости от того, сопровождались они или нет вооружёнными столкновениями). Наиболее отчётливо специфика региона в период Октябрьского переворота проявилась в Иваново-Кинешемской промышленной области, где переход власти к Советам был логическим продолжением целой череды массовых стачек, будораживших район начиная с сентября 1917 г., и где рабочее движение развивалось на базе «не самых передовых», с точки зрения прежней историографии, групп рабочего класса. Переломной в плане борьбы за власть стала здесь октябрьская стачка текстильщиков – самой многочисленной группы промышленных рабочих края, хотя и началась, и развивалась она как преимущественно экономическая (об этом событии речь велась выше).

На течении стачки самым непосредственным образом отразились октябрьские события в Петрограде и Москве. Вечером 25 октября сообщения о них поступают в Иваново-Вознесенский Совет, проводивший в те минуты своё заседание. По решению депутатов Совета в городе немедленно был установлен вооружённый контроль над почтой и телеграфом, реквизированы средства передвижения. Попытка местного отделения Викжеля взять под сомнение происходившее в столицах поддержки не получила. Уже 26 октября на базе рабочих организаций и стачечных комитетов в Шуе был образован ревком, во главе которого стал М. В. Фрунзе. Ревком Шуи не только контролировал ситуацию в городе, но и послал помощь рабочим Москвы⁴¹. Но в самом Иваново-Кинешемском крае крупных военных столкновений не наблюдалось.

Таким образом, несмотря на то что перед нами две принципиально различные формы перехода власти в руки Советов (условно назовём одну из них «петроградской», для неё характерно массированное использование Красной гвардии\ и другая – «иваново-вознесенская» – мирная, ненасильственная, фактически легальная), мы чётко можем проследить общее в участии фабзавкомов в перевороте. Прежде всего, сами они в большинстве случаев не являлись органами вооружённого восстания. Если дело и доходило до оружия, то в основном фабзавкомами оно использовалось для локальной, оборонительной деятельности. Фабрично-заводские комитеты и в дни переворота продолжали заниматься своими производственными и бытовыми вопросами, в проведении более глобальных мероприятий, связанных с общими направлениями борьбы, в том числе непосредственного участия в вооружённых столкновениях и общем стратегическом руководстве действиями по захвату власти они участия не принимали⁴².

Петроградская и иваново-вознесенская схемы перехода власти в руки рабочих организаций, конечно, не исчерпывают всего многообразия возможных действий сторон в тот переломный момент в других городах. Они представляют собой как бы два полюса по степени участия и влияния различных пролетарских организаций, между которыми условно можно расположить другие сценарии перехода власти в руки большевиков и их союзников. К примеру, события в Смоленске и Москве, хотя отличались затяжным характером и вооружённым противостоянием, но в целом имели немало общих черт не только с событиями в столице, но и с событиями в Иваново-Вознесенске.

Так, в Москве, несмотря на то что переход власти здесь был обеспечен Красной гвардией и солдатами гарнизона, свою роль также сыграла начатая по призыву Московского ВРК с утра 28 октября 1917 г. грандиозная стачка⁴³. Вместе с тем и в Москве, так же как и в Иваново-Вознесенске, стачка воспринималась как мера чрезвычайная. Существенный интерес в свете обсуждаемой нами проблемы представляет обсуждение ситуации в городе, состоявшееся на заседании Московского совета профессиональных союзов 26 октября 1917 г. Один из поднимавшихся на нём вопросов, как обозначено в протоколе, был посвящён «совместной приостановке экономических забастовок». Выступавший по этому вопросу представитель металлистов М. И. Томский отметил: «[Военно]-револ[юционный] комитет призвал к забастовке. Но ведь не все должны бастовать, так как тогда пройдёт страшная заминка жизни»⁴⁴. Предложение, сделанное Томским и одобренное остальными участниками заседания, наглядно иллюстрирует, чем же занимались рядовые организации рабочего контроля в период наиболее напряжённых столкновений во второй столице. Это были прежде всего вопросы, связанные с продовольственным снабжением, а также с поддержанием общественно важных производств⁴⁵.

Современному читателю приводимые наблюдения могут показаться почти не различимыми на фоне глобального катаклизма, в тот момент переживаемого страной. Может возникнуть соблазн вообще отказать фабзавкомам в какой-либо значимой роли в развернувшейся в конце октября – начале ноября драме. Но такой вывод, если он вдруг у кого-то возникнет, окажется поверхностным. Состояние экономики в конечном счёте всегда является решающим фактором в развитии политической канвы событий. Тем более в условиях тяжелейшего кризиса, который переживала страна осенью 1917 г., вопросы поддержания производства становятся решающими. Рабочими, которые были втянуты в бешенный водоворот событий, могли двигать самые разные устремления от совершенно романтических до абсолютно эгоистических – в конечном итоге это нивелировалось. Главное, что важнейшим направлением деятельности фабзавкомов продолжала оставаться забота о поддержании работ на конкретных фабриках и заводах⁴⁶. Даже в Москве и в Иваново-Вознесенске, где, в отличие от Петрограда, на время приходилось останавливать заводы и фабрики, как мы видели, поддержание производства всё равно оставалось в центре внимания фабрично-заводских комитетов, и соответствующие шаги по возобновлению работ принимались незамедлительно по завершению всеобщих политических стачек.

В этом смысле вовсе неслучайной и очень показательной представляется та однозначная перемена позиции фабзавкомов (и всех пролетарских организаций вообще) к государственной власти и проведению забастовок, произошедшая сразу же после победы вооружённого восстания 25-26 октября 1917 г. и прихода к власти большевиков. Как отмечали в комментариях к третьему тому документального сборника «Октябрьская революция и фабзавкомы» его составители: «На другой же день после Октябрьской победы мы сразу замечаем резкую перемену в отношении фабзавкомов как к органам власти, так и к самому производству на заводах». Составители отмечали, что если прежде органы рабочего самоуправления пребывали в резкой оппозиции к Временному правительству, то теперь, после взятия власти Советами, фабзавкомы буквально «со следующего дня переходят почти повсюду, за редкими исключениями, на позицию всякой поддержки и всякого содействия новому правительству, с одной стороны, и, с другой, прилагают максимальные усилия в деле восстановления производства на каждом отдельном заводе и фабрике для того, чтобы обеспечить как город, так и деревню и демобилизующуюся армию всем необходимым, для того, чтобы найти скорейший выход из разрухи»⁴⁷.

Именно в этом духе было выдержано воззвание, подписанное уже 2 ноября 1917 г. ЦС ФЗК совместно с Петросоветом и Петроградским советом профессиональных союзов. В ней говорилось:

«Товарищи! Революция побеждает – революция победила. Вся власть перешла к нашим Советам. Первые недели – самые трудные. Надо раздавить до конца сломленную уже реакцию, надо обеспечить полное торжество нашим стремлениям. Рабочий класс должен, обязан проявить в эти дни величайшую выдержку и выносливость, чтобы облегчить новому народному правительству выполнение всех задач…

Забастовки и выступления рабочих масс в Петрограде только вредят. Мы просим вас немедленно прекратить все экономические и политические забастовки, всем встать на работу и производить её в полном порядке. Работы на заводах и во всех предприятиях нужны новому правительству Советов, потому что всякое расстройство работ создает для нас новое затруднение, которых и без того довольно.

Все к своему месту!

Лучшее средство поддержать новое правительство Советов в эти дни – исполнять своё дело»⁴⁸.

По мнению А. М. Панкратовой, позиция, занятая в эти дни ПСПС по вопросу об организации новой революционной власти, в силу авторитета Петроградского центра профсоюзов, стала как бы «общепрофессиональной платформой»⁴⁹. Учитывая господствовавшие настроения большинства рабочих Петрограда, Москвы, Иваново-Вознесенска и др. крупнейших промышленных центров, о чём говорилось выше, позицию ЦС ФЗК также можно считать обще-фабзавкомовской, и она была явно в пользу созданного Лениным Советского правительства.

3. Штрихи к портрету «Смутного времени»: фабзавкомы и первый кризис Советского правительства

Предшествующие параграфы этой главы вполне могли привести некоторых читателей к поспешным выводам. В частности, могло показаться, что автор полностью отрицает какую-либо политическую роль фабрично-заводских комитетов в событиях революции. Подобного рода обобщения были бы несправедливыми. Из сказанного выше следует другое – несмотря на всю весомость вклада рабочих организаций в победу большевистского выступления, концентрироваться на политической составляющей этой поддержки не следует: каждая ветвь рабочего движения выполняла свою, свойственную только ей задачу, часто лежавшую далеко вне сферы политики. Именно в этом, а вовсе не в степени охвата рабочих организованными формами протеста, и сказалась зрелость рабочего движения периода Октябрьской революции, в том числе зрелость органов производственного самоуправления.

В истории бывают такие исключительные моменты, когда несколько дорог словно бы переплетаются в одной точке, и для выбора дальнейшего вектора развития достаточно малейшего импульса, который может стать решающим⁵⁰. Таким импульсом в преддверии Октября вполне обоснованно считать позицию, занятую фабзавкомами, прежде всего их региональными и центральными руководящими органами, по вопросу о передаче всей полноты власти в руки Советов. Если же брать роль рабочих организаций в этот критический момент в общем, то переоценить её невозможно. Даже меньшевики, эти догматики от марксизма, ненавидевшие большевиков и при помощи всех мыслимых и немыслимых схоластических ухищрений пытавшиеся отрицать социалистический, то есть пролетарский характер Октябрьской революции, самой жизнью были поставлены перед необходимостью делать очень показательные признания. Так, уже из эмигрантского далека в своей монографии о развитии русского революционного движения в 1917 г. П. Гарви вынужден был частично капитулировать и согласиться, что «роль рабочих организаций… в подготовке Октябрьского переворота» была «несомненной и существенной»⁵¹.

Пережив свой триумф в октябре 1917 г., рабочие организации постепенно начинают терять свою роль «вершителей судеб». Это и понятно – стабилизация государства, восстановление нарушенного равновесие между властью и обществом (в пользу последнего) означали неминуемое снижение веса гражданских институтов, которые теперь должны были возвращать государству его потерянные в условиях распада и хаоса властные прерогативы – обо всём этом подробный разговор предстоит ниже. Однако и после победы большевиков рабочие организации продолжали влиять на ситуацию в стране, на выбор путей её развития, причём в первые несколько недель после смены режима это влияние продолжало оставаться решающим. В литературе уже подробно писалось о роли рабочего класса и его классовых организаций в формировании слоя советских служащих, подавлении контрреволюционных элементов, выработке экономической политики нового государства, поднимались другие вопросы, раскрывающие роль рабочих в Октябрьской революции. Не возвращаясь к этим, уже подробно освещённым в историографии вопросам, сосредоточимся на одном принципиальном сюжете, показывающем решающее значение рабочих организаций в становлении большевистского режима с несколько непривычной стороны.

В прошлом этот аспект политической позиции рабочих организаций в октябре-ноябре 1917 г. не получил должного отражения, а главное – осмысления ни в советской, ни в эмигрантской, ни в зарубежной историографии. Речь идёт о первом кризисе Советского правительства, связанным с борьбой вокруг лозунга однородного социалистического правительства. В своё время нам уже приходилось писать об участии в нём различных объединений рабочих в самом Петрограде и других городах страны⁵². Здесь же коротко коснёмся лишь точки зрения на однородное социалистическое правительство, которой в момент обострения кризиса придерживались фабрично-заводские комитеты, а также на институциональные последствия вмешательства пролетарских организаций в процесс формирования постреволюционной государственности.

Но прежде, чем перейти к самим событиям, связанным с попыткой рабочих организаций добиться компромисса между социалистическими партиями по вопросу об организации революционного правительства, коротко остановимся на том историческом фоне, на котором они разворачивались. Прежде всего приходится отмечать, что тактика Ленина, стремившегося провести вооружённый захват власти до начала работы II съезда Советов, оправдалась далеко не в полном объёме. Поставить противника перед свершившимся фактом и победить не удалось: часть делегатов, не согласных играть роль статистов в написанной им пьесе, не только покинула съезд, но и организовала альтернативный центр власти. Этим центром стал Комитет спасения Родины и революции. Как известно, помимо делегатов, покинувших съезд Советов, в него вошли представители ВЦИК первого состава, Всероссийского Совета крестьянских депутатов, Городской думы, Предпарламента, Центрофлота, кооперативных и профессиональных организаций. Широкий состав участников опровергает утверждения прежней историографии об узкой социальной базе антибольшевистского фронта.

Помимо Комитета спасения, существовали и другие претенденты на роль легитимного центра власти. Так продолжал действовать Малый Совет министров в составе товарищей министров. На его базе было создано подпольное Временное правительство. По мере разрастания чиновничьего саботажа позиции его усиливались. По свидетельству руководителя Малого Совета министров А. Демьянова, большевики знали о его деятельности, «но до поры до времени смотрели на это сквозь пальцы»⁵³. Об этом почему-то не принято писать, но подпольное Временное правительство было почти столь же реальным органом власти, как и сам Совнарком. Ему подчинялись, как писал другой участник событий С. Н. Прокопович, служащие всех министерств и Государственный банк. По его распоряжениям ходили поезда железных дорог, подвозился хлеб в столицы и на фронт, топливо на предприятия⁵⁴.

Обострялась и военная обстановка. Утром 26 октября отдаёт приказ о движении на столицу бежавший в штаб Северного фронта Керенский. Хотя к вечеру в его распоряжении было всего около 500 человек из 3-го казачьего корпуса Краснова с приданными им 16 орудиями и 8 пулемётами, вскоре численность его войск выросла до 5 тыс. 28 октября под их напором пало Царское Село. После срыва 31 октября переговоров между поддержавшим петроградских большевиков Московским ВРК и ориентирующимся вправо Московским губернским Советом крестьянских депутатов возобновилось кровопролитие в Москве. В самом Петрограде на 29 октября 1917 г. готовится антибольшевистское выступление юнкеров.

Наконец, проблемы обнаружились и в самой победившей партии. Часть большевиков проявила колебания и не поддержала радикализм своего вождя. Как мотивировал эту позицию Луначарский, «в настоящий момент мы должны завладеть аппаратом». А это, согласно его точке зрения, значило «действовать по линии наименьшего сопротивления»⁵⁵. Наиболее осторожных позиций придерживались Л. Каменев и поддержавший его Г. Зиновьев. В качестве идеального постреволюционного устройства им виделся тип государства, в котором бы общедемократические институты дополнялись элементами демократии революционной. Похоже, что речь шла именно об особом типе государства, а не только центральной власти. Во всяком случае, в их совместном обращении заявлялось: «Учредительное собрание плюс Советы – вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идём»⁵⁶. Получалось, что новый государственный порядок должен был базироваться на сочетании Советов и Учредительного собрания.

Проект Каменева и Зиновьева вовсе не кажется таким капитулянтским, как его оценивал Ленин⁵⁷. С одной стороны, социалистические органы – Советы – действительно подчинялись буржуазному парламенту Но с другой стороны, в революционной России, где так многое в 1917 г. решалось на местах, устройство муниципальных органов власти имело громадное значение. Таким образом, базис нового государства оставался социалистическим – его ядром оставались органы рабочего представительства. Лишь верхняя надстройка строилась бы на других принципах. Она призвана была смягчить противоречия, выработать механизм примирения противоборствующих сил. Одним словом, выполнить главную функцию всякого парламента. Вероятно, Каменев и Зиновьев надеялись, что постепенно растущее давление снизу, со стороны Советов и других социалистических организаций, рано или поздно «социализировало» бы и центральную власть. Благо, что революция находилась ещё в стадии своего подъёма и массы готовы были идти в своих требованиях как угодно далеко.

Представляется, что альтернативный каменевскому проект Троцкого также не выходил за рамки парламентаризма. Только роль парламента (пусть и революционного парламента) должен был сыграть высший советский орган – съезд. Не случайно на каком-то этапе подготовки переворота Троцкого поддержали не только такие прагматики, как И. В. Сталин, но и ЦК большевиков в целом⁵⁸.

Позиция Ленина в корне отличалась от обоих изложенных подходов именно своим максималистским характером. Ленин очень хорошо усвоим уроки Февраля. Революции – не решившей главного вопроса всякой уважающей себя революции: вопроса о власти. Ленину вовсе не хотелось наступить на те же грабли, что и Временное правительство. Ему в общем-то было достаточно всё равно, насколько «левым» будет новое правительство. Главное, чтобы оно было дееспособным, а не превратилось в очередную говорильню. Именно потому, что и план Каменева, и план Троцкого реально могли привести именно к очередной говорильне, Ленина они не устраивали ни под каким видом. Будет ли новое правительство опираться только на Советы или ещё на какие-то представительные органы -для Ленина было не столь важно. Революционность его позиции заключалась в том, что он настаивал на создании работающего правительства. Только такое правительство, по его убеждению, и могло решить задачи, стоявшие перед революцией, но которые оказались не по силам буржуазии. А поскольку такая позиция не встречала особого понимания, Ленин и настаивал на взятии власти партией, а не Советами, хотя после прихода к власти готов был пойти даже на созыв Учредительного собрания. В критический момент он хотел опираться исключительно на послушную ему когорту соратников, а не на рыхлую коалицию союзников.

Насколько был прав Ленин, покажет ближайшее развитие ситуации, когда рабочие начнут требовать от нового правительства немедленных действий по наведению порядка и по защите их интересов (прежде всего экономических). Но платформа, которую в дни кризиса выдвинули рабочие организации, далеко не во всём совпадала с ленинской или какой-либо иной из существовавших в партийном руководстве. В этой связи можно говорить о ещё одном, четвёртом, варианте постреволюционного развития государственной власти. В центре этого проекта находились сильные, самостоятельные пролетарские организации, а для их самостоятельности, как представлялось рабочим, необходимо было установить паритет между различными партиями социалистов. Отсюда, как представляется, и возникло требование коалиционного социалистического правительства, в которое вошли бы все партии, представленные в Советах.