полная версия

Д. О. Чураков
Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

Полная версия

Категоричное высказывание на счёт рабочего самоуправления принадлежит А. Лозовскому: «Нужно оговорить, – подчёркивал он, – с абсолютной ясностью и категоричностью, чтобы у рабочих каждого предприятия не получилось такого впечатления, что предприятия принадлежат им»⁶⁸.

Не сразу сложились взгляды на методы осуществления рабочего контроля и самоуправления и у Ленина. Примечательный в этом смысле случай произошёл ещё в середине весны 1917 года. Попытавшиеся самостоятельно наладить производство на своём заводе рабочие-михельсоновцы обратились «за советом к Ленину». В ответ Ленин, по свидетельству рабочего Н. Я. Иванова, заявил, что «брать предприятия в свои руки ещё рано». Необходимо, подчёркивал Ленин, сперва завладеть властью. А пока следовало, разъяснял он, лишь налаживать контроль над деятельностью предпринимателей. Вернувшись, делегация мало что могла подсказать своим товарищам, ждавшим практических хозяйственных рекомендаций. В скором времени рабочим пришлось сдать свои позиции⁶⁹. По Ленину, получалось, что управлять страной проще, чем отдельным предприятием. На деле же речь шла лишь о том, что весной 1917 г. он ещё не представлял, как конкретно рабочие могут наладить производство в своих интересах своими силами. Похожий случай зафиксирован и А. Вильямсом. Как прогрессивный американский журналист и друг Советской России, он имел доступ к самой верхушке большевиков и был хорошо осведомлён о многих вещах, закрытых для глаз посторонних. Однажды он стал свидетелем эпизода, когда к Ленину обратилась группа рабочих с просьбой дать совет, как наладить работу фабрики. На это, как утверждает Вильямс, Ленин только «развёл руками». В передаче американца ленинский ответ звучал примерно так: «Откуда мне знать, как пустить в ход фабрику. Пойдите, попробуйте, а затем возвращайтесь и скажите, что вы сделали. И тогда я постараюсь чему-нибудь научиться на ваших промахах и ошибках. И прибавил, шутя, – и напишу об этом книгу»⁷⁰.

Такая неопределённость во взглядах большевистских лидеров позволила Н. Осинскому позже утверждать: «… если спросить себя, как же представлялась до 25 октября нашей партии система рабочего контроля в целом, и на почве какого хозяйственного порядка её думали построить, то мы нигде не найдём ясного ответа»⁷¹.0 том же писал некоторое время спустя после прихода большевиков к власти и Лозовский: «Рабочий контроль, – подчёркивал он, – был боевым лозунгом большевиков до Октябрьских дней. Но несмотря на то, что рабочий контроль фигурировал на всех знаменах и во всех резолюциях, он был покрыт какой-то мистической таинственностью. Партийная пресса мало писала об этом лозунге и ещё меньше пыталась вложить в него какое-нибудь конкретное содержание, и когда грянула Октябрьская революция и пришлось точно и ясно сказать, что такое рабочий контроль, то обнаружились на этот счёт большие разногласия среди самих сторонников этого лозунга»⁷².

Но согласиться с полемически заострёнными высказываниями Лозовского и Осинского всё же нельзя. Как бы сложно большевики не шли к идее рабочего самоуправления, постепенно она становится неотъемлемой частью их партийных программ.

Уже в мае начинает плотнее заниматься вопросами рабочего самоуправления сам Ленин⁷³. А в работах периода, непосредственно предшествовавшего приходу большевиков к власти, он уже разворачивает целостную систему взглядов на будущее общественное устройство. Значимое место в ней отводилось и органам рабочего самоуправления: «Когда мы говорим «рабочий контроль», ставя этот лозунг всегда рядом с диктатурой пролетариата, всегда вслед за ней, то мы разъясняем этим, о каком государстве идёт речь, -подчёркивал он, – государство есть орган господства класса. Какого? Если буржуазии, то это и есть кадетски-корниловски-керенская государственность, от которой рабочему народу в России «корнилится и керится» вот уже более полугода. Если пролетариата, если речь идёт о пролетарском государстве, то есть о диктатуре пролетариата, то рабочий контроль может стать всенародным, всеобъемлющим учётам производства и распределения продуктов»⁷⁴.

Ленин видел в рабочем контроле залог победы социалистической революции, о чём прямо писал в своей основной дооктябрьской работе с изложением плана социалистических преобразований экономики. Имеется в виду его работа «Грозящая катастрофа и как с нею бороться». В ней он, помимо всего прочего, высказывал одну мысль, которая несколько приоткрывает истинные взгляды Ленина на будущее рабочего контроля. Он предполагал использовать рабочий контроль с целью принуждения буржуазии к сотрудничеству с новым государством. При этом Ленин полагал оставить предпринимателям и трудовым коллективам часть получаемой прибыли, чтобы сохранить у них экономический стимул к производству. Этот шаг был не мыслим без развития на предприятиях самого широкого самоуправления рабочих, поскольку в противном случае предоставляемые предприятиям права могли бы быть использованы буржуазией в контрреволюционных целях⁷⁵.

Несколько под иным углом зрения он излагает своё отношение к проблеме самоуправления трудовых коллективов в другой программной статье предоктябрьского периода «Удержат ли большевики государственную власть?», в которой он впервые выдвигает идею плановой экономики. Анализируя эту работу, Э. Карр пишет о ленинской экономической философии как о философии планирования в сочетании с решительным утверждением рабочего контроля⁷⁶.

Что же касается мнения Ленина на счёт того, противоречит ли рабочий контроль государственному, то он однозначно утверждал, что к «предпосылкам рабочего контроля можно отнести наличие в России системы государственно-монополистического капитализма», одновременно являющегося и предпосылкой контроля государственного. Поэтому эти два вида контроля он считал взаимосвязанными⁷⁷. В своём исследовании Российской революции Э. Карр приходит даже к выводу, что некоторые ленинские высказывания вели к размыванию грани между рабочим и государственным контролем⁷⁸. Дело, однако, в том, что в ленинских работах эта грань вообще не может быть найдена, поскольку для Ленина государственный и рабочий контроль были не просто взаимодополняющими, но являлись звеньями одного аппарата регулирования в случае, если само государство является рабочим. Уже в апреле 1917 г. в одном из своих выступлений, говоря от том, что синдикат сахарозаводчиков должен перейти в «руки государства под контроль рабочих», он пояснял, что «рабочие и крестьяне» являются теми, для кого и через кого будет действовать Советское государство, тем самым практически отождествляя государственный контроль с рабочим⁷⁹.

Эти взгляды не были характерны для всех социалистов того времени. Тем не менее их разделяли и некоторые сподвижники вождя. Среди них можно назвать, прежде всего, Н. Бухарина, который был сторонником самого радикального вмешательства рабочих в экономику. Без этого он вообще не мыслил перехода к социализму. Государственное планирование и регулирование без участия в нём рабочих означало, по Бухарину, создание нового государственного рабства.

Позже, возвращаясь к своей статье «Мировое хозяйство и империализм» из женевского журнала «Коммунист» № 1-2 за 1915 г., где излагались его ключевые взгляды на государство и экономическое развитие начала XX века⁸⁰, Бухарин писал:

«Если был бы уничтожен товарный способ производства… то у нас была бы совершенно особая хозяйственная форма. Это был бы уже не капитализм, так как исчезло бы производство товаров; но ещё менее это был бы социализм, так как сохранилось бы (и даже углубилось) господство одного класса над другим. Подобная экономическая структура напоминала бы более всего замкнутое рабовладельческое хозяйство при отсутствии рынка рабов»⁸¹.

В другом месте он уточнил свою мысль:

«Здесь существует плановое хозяйство, организованное распределение не только в отношении связи и взаимоотношений между различными областями производства, но и в отношении потребления. Раб в этом обществе получает свою часть продовольствия, предметов, составляющих продукт общего труда. Он может получать очень мало, но кризисов всё-таки не будет»⁸².

Альтернативой этому гипотетическому государству «нового рабства» Бухарин выдвигает государство, основанное на самоуправлении рабочих, отмирающее государство, то есть – социалистическое⁸³.

Уже в своих «новомировских» статьях он подчёркивал: «Дело производства не может оставаться вне рабочего контроля; а для капиталиста, товары которого подвергаются постоянной конфискации, ведение производства теряет смысл, так как он перестаёт получать прибыль. Оно переходит в руки рабочих. Так диктатура пролетариата приводит неизбежно к социализации производства и к переходу капитализма в социализм»⁸⁴. Летом 1917 г. он разработал проект преодоления угрозы голода путём развёртывания целостной системы рабочих организаций и выступил с ней на одном из июньских заседаний Моссовета. Он призвал на основе рабочих объединений создать аппарат централизованной организации хозяйства. «Нижними ячейками этого аппарата, – указывал Бухарин, – должны быть заводские комитеты и комитеты служащих единичного предприятия»⁸⁵. Ещё более широко изложены взгляды Н. Бухарина в ряде его публикаций в «Спартаке» и «Социал-демократе», в которых он не просто высказывал уверенность в победе социалистической революции, но писал, что она осуществится только при постоянном организационном творчестве рабочих, «когда вся страна будет покрыта густой сетью рабочих и полурабочих организаций»⁸⁶.

Проекты будущего устройства системы управления экономикой на протяжении 1917 г. и первых послереволюционных месяцев, пока творческая инициатива рабочих ещё не была задушена, разрабатывались и руководством самих пролетарских организаций, как это видно из предложенного Московским союзом металлистов проекта будущего всеобъемлющего контроля над производством. Во главе учреждений, регулирующих производство, по мысли авторов проекта, предлагалось поставить Центральный промышленный совет, соответствующий Особому совещанию по обороне. Средним звеном должны были стать районные промышленные советы и затем – заводские или фабричные совещания⁸⁷. Союз металлистов вообще был склонен к социальным прожектам, многочисленные свидетельства чему сохранились в архивах (см. приложения).

На позицию центрального руководства Союза металлистов сильное влияние оказывали металлисты Москвы, среди лидеров которых особенно выделялся М. П. Томский, в то время являвшийся редактором печатного органа Московского союза металлистов «Московский металлист». Сам Томский неоднократно подчёркивал взаимосвязь экономической и политической борьбы рабочих организаций. Эту общую идею он переносил и на своё отношение к рабочему контролю, полагая, что ни рабочий контроль, ни рабочее регулирование не возможны без самых радикальных форм вмешательства рабочих в вопросы организации власти. Тем самым для него не только рабочий контроль являлся шагом к социализму, но и сам социализм виделся, в определённом смысле, как шаг к реальному, полноценному рабочему контролю, опирающемуся на государственную власть. Касаясь деятельности органов государственного регулирования Временного правительства, он настаивал на их слабой эффективности и призывал передать их в руки рабочих организаций. Примечательно, что в фабзавкомах Томский видел ответ рабочих не столько на слабость и немощность профсоюзов в первые месяцы революции, сколько ответ на бюрократизм и недееспособность органов, регулирующих экономику. Во взглядах Томского можно чётко проследить компромисс между его централистскими убеждениями и приверженностью рабочему демократизму⁸⁸. В первой своей статье после Октября Томский пишет о рабочем контроле как об участии рабочих «в руководстве производством в целом и в каждом отдельном предприятии, в частности»⁸⁹. Однако явное предпочтение, которое Томский отдавал профсоюзной форме рабочей самоорганизации и недооценка в этой связи самостоятельной роли фабзавкомов позже приведут его в лагерь достаточно жёстких централистов⁹⁰.

Таким образом, до определённого момента в большевизме сосуществовало два основных подхода, противостоявших друг другу в определении взаимосвязи контроля рабочего и государственного, а соответственно этому – локального рабочего самоуправления и центрального государственного управления. Первый из этих подходов, тесно объединявший рабочий и государственный контроль, лежал в основе взглядов В. И. Ленина и Н. Бухарина, руководства крупнейшего в ЦПР Союза металлистов; второй подход, противопоставлявший контроль централизованного государственного аппарата анархическому вмешательству в производство отдельных трудовых коллективов, определял позицию таких видных представителей тогдашнего большевистского руководства, как Ю. Ларин, И. Скворцов-Степанов, А. Лозовский и др.

Однако, на самом деле картина была более неоднородной. И неоднородность эта с особой силой проявилась уже после прихода большевиков к власти, когда сама жизнь потребовала от них дать чёткий практический ответ на основные вопросы государственного строительства.

Прежде всего, во многом различны были подходы Ленина и Бухарина. Ленин не считал рабочий и государственный контроль атрибутами социализма, он видел в них лишь ступени перехода к социализму, которые должны быть пройдены и оставлены за спиной: «Эта революция – социалистическая, – писал он, – введение рабочего контроля, национализация банков – всё это меры, ведущие к социализму. Это ещё не социализм, но это меры, ведущие нас гигантскими шагами к социализму»⁹¹. Для Бухарина же все эти понятия: рабочий контроль, государственный контроль, планирование, самоуправление рабочих, наконец, социализм, – лежали в одной плоскости и раздельно им не воспринимались⁹².

Не были едины и противники отождествления рабочего самоуправления с государственным регулированием экономики. Тот же А. Лозовский, категорически требовавший не допускать реализации лозунга «фабрики – рабочим», был одним из самых последовательных сторонников самостоятельности рабочих организаций и выступал против их огосударствления. Он предупреждал, что огосударствление самодеятельных объединений пролетариата, подчинение их Советам приведёт к утере ими классовой самостоятельности, бюрократизации, разрыву с пролетариатом, нанесёт ущерб инициативе низов. Всё это приведёт к тому, что «сама жизнь … создаст организации, которые будут брать на себя защиту интересов рабочих против государственных интересов»⁹²¹. Лозовский разделял понятия рабочего самоуправления и рабочего контроля и, выступая против первого, активно поддерживал второй. Он отвергал мнение о том, что рабочий контроль уже устарел и что его пора списывать со счетов⁹⁴.

Такие взгляды Лозовского на проблемы перспектив рабочего представительства исходили из его общей оценки ситуации в стране. Он считал, что мужицкая Россия никак не созрела для социализма, справедливо утверждая при этом, что «социалистическая революция начинается не тогда, когда социалисты становятся у власти»⁹⁵. Лозовский подчеркивал: «Состояние народного хозяйства делает материально невозможным организацию производства на социалистических началах, и не будем поэтому перед лицом этого, хотя и печального, но неопровержимого факта, плодить крайне вредных и опасных иллюзий, ибо иллюзии гибнут, а фаты остаются»⁹⁶.

Н. Скрыпник, один из лидеров петроградских фабзавкомов и последовательный сторонник самостоятельности этой формы рабочего самоуправления и рабочих организаций, вообще считал рабочий контроль прелюдией рабочего управления. Подобно Ленину, он полагал, что «рабочий контроль – это ещё не социализм, это лишь одна из переходных мер, приближающих нас к социализму». В то же время он всячески ратовал за распространение рабочего вмешательства в экономику предприятия, где оно ещё по каким-либо причинам не осуществлялось⁹⁷.

И. Сковрцов-Степанов, так же как и Скрыпник, считал необходимым переход от рабочего контроля к рабочему управлению, изложив свою точку зрения в специальной брошюре. Но если Скрыпник приветствовал развитие фабзавкомов, то Скворцов-Степанов видел в успехах этих органов рабочего контроля одну из главнейших опасностей для революции: «Вместо республики Советов мы упираемся в республику своеобразных рабочих артелей, – писал он, – в которые как бы превращаются капиталистические фабрики и заводы. Вместо быстрого урегулирования всего общественного производства и распределения… мы имеем практику, которая напоминает мечтания анархистов об автономных производительных коммунах»⁹⁸.

Деятели, подобные И. Скворцову-Степанову, не шли дальше утверждений, что «рабочий контроль снизу есть только подсобная часть регулирования промышленности в государственном масштабе»⁹⁹.

Пессимизмом по отношению к возможностям и будущему системы рабочего самоуправления отличалась довольно широко распространившая своё влияние группа так называемой «платформы рабочего индустриализма», в состав которой входили такие известные деятели режима, как А. Гастев, А. Гольцман, В. Оборин, Н. Филипов¹⁰⁰. В основе политических установок этой группы находилась идея транснационального индустриального гиганта, экстерриториального треста, ориентирующегося на германскую или американскую монополистическую экономику¹⁰¹. В выступлениях и публикациях лидеров платформы говорилось о неотвратимости проникновения американских и германских капиталов и организационных структур в Россию¹⁰². При этом, как замечает А. Ф. Киселёв, России отказывалось в национальной самобытности, которая, по его словам, приносилась в жертву её индустриальному развитию по западному образцу. Рабочий класс России отдавался на долгую «выучку» иностранному капиталу. Здесь, по мнению А. Ф. Киселёва, воплощалась идея всё той же мировой революции, только вывернутая наизнанку, поскольку после Брестского мира авторы платформы разуверились в том, что западный пролетариат сможет прийти на помощь российским братьям по классу, а без его поддержки, полагали сторонники платформы рабочего индустриализма, капитуляция русской революции неизбежна, причём в такой форме, что Россия как самостоятельное государство перестанет существовать и на её территории будет действовать некий гигантский космополитический трест¹⁰³, в котором ни о каком самоуправлении рабочих речи уже не шло. Как говорил С. Лозовский, платформа группы «рабочего индустриализма» предусматривала насаждение в России крупного капиталистического производства с привлечением «капиталов из Англии и Америки»¹⁰⁴. Много позже Гастев продолжал отстаивать тезис отсталости организации труда в России по сравнению с Западом. Среди исторических форм трудовой организации он нашёл место ремесленным союзам, английским тред-юнионам, даже церкви и армии, но и словом не обмолвился ни о русской общине, ни об артели¹⁰⁵.

Идеи «платформы рабочего индустриализма» не были беспочвенной утопией, они свидетельствовали об опасности метаморфозы курса правящей партии в вопросах рабочего самоуправления. Шло формирование далеко не безобидной тенденции к абсурдной абсолютизации центрального управления, в жертву которому можно было приносить судьбы наций и народов, классов и социальных групп, отдельных людей. По мнению участников группы, рабочие объединения должны были ограничивать свою деятельность строгой регламентацией «рабочей производительности», которая в свою очередь должна была сделать неизбежным «нормирование рабочего отдыха, нормирование трудового темпа и всего производственного поведения пролетариата»¹⁰⁶. По мнению авторов платформы, централизованное нормирование в производственной жизни приведёт к формированию новой этики трудовых отношений¹⁰⁷. Люди, таким образом, мыслились винтиками, деталью в огромной, точно налаженной централизованной машине, которая превращает их в свой придаток, работающий точно и синхронно по раз и навсегда заведённому порядку. Задачи организаций рабочего движения «индустриалисты» видели не в развитии творчества, инициативы, самостоятельности масс, а в подчинении их твёрдой дисциплине, определяемому в едином центре порядку, всевозможным нормам. По мнению А. Ф. Киселёва, такая трактовка задач рабочих объединений не прошла бесследно и в той или иной форме она внедрялась в практику, что и дало соответствующие результаты в недалёком будущем¹⁰⁸.

С критикой подобных оценок фабзавкомов и системы рабочего представительства в целом выступал в тот период центральный печатный орган ЦС ФЗК «Новый путь». Так, в статье А. Кактина в № 1-2 за 1918 г., подробно проанализировавшего и само понятие рабочего контроля, и формы деятельности, осуществляемые фабрично-заводскими комитетами в качестве его практического проявления. «Самое понятие рабочего контроля, сначала весьма неясное, – писал Кактин, – стало постепенно, с дальнейшим развитием революции и обострением хозяйственной разрухи, конкретизироваться и развиваться вширь и вглубь»¹⁰⁹. По его мнению, «при этом не получится тех ужасов, той анархии, которую нам постоянно пророчат… Отдельные случаи анархических проявлений… так и остаются отдельными…» ^ш. Причину этого автор «Нового пути» видел в том, что: «Работа вовсе не происходит, как утверждают скептики из рядов нашей мелкобуржуазной среды экономистов, анархически, без плана, без руководства. Например, фабрично-заводские комитеты в этом отношении точно исполняют руководства своих же высших выборных органов, районных и центральных советов фабрично-заводских комитетов, или, в вопросах труда, профессиональных союзов»¹¹¹. Кактин делает вывод: «Итак, сейчас мы совершенно иначе должны толковать понятие рабочего контроля. Теперь контрольные органы на местах – фабрично-заводские комитеты – уже не являются в преобладающем числе предприятий простыми наблюдателями за действиями предпринимателя или посыльными его в различных учреждениях за топливом, сырьём и т.д., в то же время совершенно бесправные, не имеющие никакого значения во всех регулирующих учреждениях, теперь они являются ответственными, признаваемыми государственной властью фактическими руководителями дел предприятия»¹¹².

И хотя по некоторым признакам (упоминание выборных координирующих органов ФЗК в качестве центральных регулирующих организаций, сведение роли профсоюзов к регуляции вопросов труда, неправомерное преувеличение зрелости фабзавкомовского движения на местах и т.п.) можно предположить, что статья А. Кактина полемически направлена против верхушки ВЦСПС, завершается она выводом, который вполне вписывался в проводимую в тот период государственную политику в области промышленной демократии. Кактин, в частности, называл фабзавкомы лишь низовыми «ячейками высших учреждений народного хозяйства» и подчеркивал, что их задача сводится к тому, «чтобы всеми силами идти по указываемому этими органами и учреждениями пути»¹¹³.

О разнообразии мнений на дальнейшую судьбу самостоятельных рабочих организаций после победы Октября и о широте дискуссии на этот счёт, охватывающей не только большевистское руководство, но и среднее звено большевистского истеблишмента, свидетельствует статья, подписанная Портянко, Ник. Шевниковым, Эссеном, Виноградовым, А. Покровским и Ф. М. Шаблинским. Сперва она появилась в «Газете Временного рабочего и крестьянского правительства», а затем, из-за её важности, перепечатана в журнале «Рабочий контроль». В этой статье делалась попытка совместить демократические традиции 1917 г. с авторитарными тенденциями 1918 г. «Рабочий контроль есть, – писалось в статье, – один из видов государственного контроля, а потому не может быть речи об одном из них, как об особом установлении». Авторы не просто считали, что рабочий контроль является лишь одной из форм контроля государственного, они видели в нём такую форму государственного контроля, без которой все другие формы государственного контроля превращались в формальность.

Чувствуя возможную угрозу бюрократизации, они пишут о прежнем государственном регулировании. Возникнув, по мнению авторов статьи, ещё в 1864 г., оно превратилось в «тормоз живого дела». И вот, пишут они о положении после Октября, прежняя система госконтроля «который месяц» паразитировала саботажем чиновничества, «а жизнь как бы не замечает этого: в дверях контроля не стоят толпы, не ищут разрешения вопросов, не взывают об открытии этих дверей». Буржуазно-бюрократический контроль, таким образом, подводят итог авторы, потерпел полное фиаско из-за своей оторванности от жизни.

В заключение они пишут: «Мы сознаём важность государственного контроля, но нам не нужен такой выкормыш старого бюрократического строя». По мнению подписавших статью работников нового контрольного и хозяйственного аппарата, знавших положение в своих ведомствах и в организации контроля не понаслышке, выход из саботажа прежнего чиновничества, неэффективности прежнего контроля и бюрократизации нынешнего, советского, контрольного аппарата нужно искать на путях реорганизации центральных учреждений контроля, а с другой стороны – в опоре на рабочий контроль, причём, что особенно важно, «он должен быть обобществлён и в него введено выборное начало»¹¹⁴.

Сказанное выше позволяет нам сделать вывод, что взаимоотношения между государством и рабочим самоуправлением после прихода к власти большевиков определялись несколькими факторами. Прежде всего следует указать на готовность некоторых большевистских лидеров прислушиваться к мнению рабочих окраин и развивать разнообразные формы рабочего контроля и самоуправления. Однако серьёзную угрозу для будущего рабочего самоуправления представляли тенденции усиления роли государства за счёт подчинения всех остальных общественных институтов, господствующие в тот период. Даже в самой в большевистской партии, как мы видели, далеко не все разделяли веру Ленина в способность рабочих организаций самостоятельно наладить производство на своих предприятиях, ещё меньше сторонников рабочего самоуправления мы находим в других значимых политических партиях той поры. Тем самым дальнейшие судьбы рабочего самоуправления на послеоктябрьском этапе Российской революции зависели от двух взаимосвязанных обстоятельств: во-первых, от уровня развития самих органов рабочего самоуправления, во-вторых, от эволюции государственной политики в области рабочего законодательства и взаимодействия с объединениями пролетариата по решению стоящих перед страной проблем. Большевикам нужно было примирить интересы центра с потребностями местного самоуправления, но готовых рецептов они не имели.