Атаман Вагари
Катакомба
Анна сделала вид, что гордится своими грехами. Она стояла, подбоченившись, смотрела на меня сверху вниз. Я обратила внимание, что она выше меня на пару сантиметров. По тем временам её рост был особо высоким, даже гигантским для леди – ведь триста лет назад люди биологически были ниже.
– Я могу доверять тебе, – ответила я, смело и честно глядя ей в глаза. – Знаешь почему?
– Потому что боишься меня! Боишься, что если не станешь мне доверять – я обижусь и что-нибудь тебе сделаю, хахаха!!! Вот – правильный ответ! – решила поиздеваться Анна Бони.
– Нет, это не правильный ответ, – покачала я головой.
– Но я же чувствую твой страх!
– Мой страх – отголосок твоего. Я боюсь, что сделаю что-то не правильно, из-за чего подведу тебя и остальных. Не смогу вам помочь, вот чего я боюсь, – я решила идти до конца, быть предельно откровенной. – Я могу доверять тебе, потому что здесь Жак. Которого ты любишь и которому ты тоже хочешь помочь. У тебя доброе сердце, Анна Бони. Я увидела это ещё вчера. Возможно, когда ты была убийцей – ты была рукой судьбы. Так было нужно. Тем более, что было – то было. Про человека можно сказать, что много лет назад это был совсем другой человек – ведь у него был другой опыт, другие обстоятельства. Говорят, что люди не меняются – но это смотря относительно чего. Люди могут меняться, когда им это выгодно или когда они хотят поменяться. Я верю, что ты поменялась. Я не вижу в тебе головореза или убийцу, а с таковыми я общалась, кстати, и умею отличать.
Анна на миг призадумалась. Даже отвела глаза. Потом снова наши взгляды встретились. Её взгляд умный, дерзкий, с вызовом, но я прочитала там, к своему удивлению, уважение.
– Ха! Жак. Ты, наверное, думаешь – какая трогательная история. Любовничек, которого я хочу спасти, пожертвовав собой. За то, что он меня спас, тоже по сути пожертвовав собой! Ничего подобного. Жак мне не любовник, не муж и не и так далее. Он мне никто. Довольна?
– Кого ты обманываешь? Чего ты хочешь?
– Рому, – кивнула Анна и хихикнула.
– Я не буду тебя уговаривать мне помогать. Я привыкла работать одна, мне так удобнее. Но я всё равно доверяю тебе.
– Не-не-не, погоди, чёрт тебя дери, одна ты работать не будешь! – передумала вдруг Анна Бони. – Если предстоит такая буча, как надирание задницы Дагону, я только за! В первых рядах, на абордаж! Да ещё я сама тебя поведу, дитя! Да, ты салага, пороховая обезьяна распоследняя по сравнению со мной, с моим опытом! Поэтому будешь слушаться меня как миленькая, детка. Ты просила, чтоб я тебе рассказала о себе. Что ж. Я расскажу. Да, я читала легенды о себе, книги. Там не всё правда. Там мой образ сильно идеализирован. Я тебе уже говорила, какая я мразь и стерва.
Анна заметно взбодрилась. Она села верхом на стул и принялась поверять мне свою историю, как заправской подружке:
– Я родилась и выросла в ужасной семье. Знаешь поговорку – ничто так не ломает человека, как не те люди, среди которых он варится?
– Ничто так не гасит человека, как окружение не тех людей, – напомнила я.
– Да, точно. Но я была бунтарём. Ты, наверное, догадалась. Я сбежала из дому с этим простофилей Ямисом. Сказала, что буду выдавать себя за его сестру, возьму его фамилию, чтоб скрыться – моя прежняя фамилия Комрак была более чем известна. Отец и дядья – торгаши, фирмачи, о которых гуляет слава на семь морей, понятно тебе? Мне нужна была анонимность. А этот придурок Ямис вообразил, что я теперь доступна, что я его типа, понимаешь, трофей! До него не сразу дошло, что это он – мой трофей. Он стал выдавать меня не за сестру, а за жену. Пустил потом слух, что мы с ним обручились. Какая романтичная муть, не находишь! Я с детства знала, что мне не нужны никакие мужья. Только оружие. Только драка. Только сабля. В легендах, которые ты читала, меня представляют как элитную портовую шлюху последнего пошиба. Не упади сейчас в обморок, деточка, но я до сих пор девица. Да, даже после смерти я девица, так-то! Целомудреннее меня только святые, да и то не все!
– Охотно верю. Ведь ты была бунтарём. Это заметно, – улыбнулась я.
– Нет, ты не веришь мне. И правильно делаешь. У людишек слишком примитивные представления об отношениях полов, об удовлетворении половых потребностей. Дескать, на корабле сто мужиков и одна баба – как она может быть девицей. Да, может, если это – Анна Бони! Ха! И Мария, конечно же. Мария тоже была девицей. Мы… не эти, как их там называют… которые приверженцы однополой любви. У Жака Соуриса была любовница. У него было до черта любовниц, среди них выделялась главная. Он прятал её от экипажа в своей каюте и с ней забавлялся. Только мы с Марией знавали…
Да, детка, были времена, были нравы! Когда я жила при папаше, меня атаковали гувернантки. Вышивание, шитьё, танцы, книксены, рояль… Фу-у-у-у! Ну… гхм. За рояль хоть спасибо, – Анна постучала по крышке пианино. – Отдушина. Люблю хорошую музыку! То, что тут слушала по поздним вечерам Элеонора – такой шлак! Она любила то, что вы называете теперь попсой. Видимо, старуха воображала себя молодой да ранней, – Анна присвистнула, хрюкнула и хихикнула.
– Я рассчитываю спасти её, увидеть живой. Чтобы у неё была снова возможность слушать попсу, – сухо ответила я, глядя на Анну.
Она уловила, что я не совсем серьёзно на неё обиделась за бестактность, снова хрюкнула-хмыкнула, и продолжила:
– Меня больше интересовал сабельный бой. Милый мой родной ближний абордажный бой, о да! Первое убийство я совершила, когда мне было восемь лет. Я забралась на ранчо к соседям, пока мой отец уезжал, а гувернантка забавлялась с конюхом на сеновале. У соседей гостил заезжий маркиз-гастролёр. Нечистый на руку, да, и распоследний подонок. Я зарезала его, как увидела, что он вытворяет, а потом стибрила саблю. Все думали на индейцев. Никто не подумал на меня.
– А что он вытворял? – мне стало любопытно.
– О, тебе лучше этого не знать! Ладно. Пытался обесчестить дочь соседей. Ей было четырнадцать. Мне восемь. Мы дружили, да. Наверное, поэтому я кинулась её спасать. Я совершила добрый, бескорыстный поступок. Зарезала насильника. Пока девица была в обмороке. Он ведь ударил её, чтоб она не сопротивлялась – тут я его и почикала.
Саблю я спрятала в надёжном месте, стала искать того, кто бы меня научил ею владеть. Искала два года. В десять лет я повстречала учителя фехтования. Он мне раскрыл окно в большой мир. Многому он меня научил. Жак… он похож на него чем-то. Спустя четыре года, когда мне стало четырнадцать, я узнала, что моего учителя зарезали на дуэли. Сделал это человек, за которого отец пытался выдать меня замуж. Я махнула за бугор, спуталась с Ямисом.
Мне он был нужен только в качестве проездного билета. Прибыв на другой материк, я сошлась с Баем. Мы хорошо вместе работали. Грабежи, разбой, наёмные убийства. Но когда я плыла на материк в одной упряжке с Ямисом, я влюбилась в море. Однажды мы вдали видели пиратскую каравеллу на горизонте. Ямис побледнел, он сказал, что это – каравелла самого опасного пирата по кличке Вольный Разбойник. Мне понравилось, как это звучит – опасный пират Вольный Разбойник. Я тоже тогда захотела стать опасным пиратом. Мне было четырнадцать. Девочки в том моём возрасте много чего хотят, ты сама знаешь.
С Баем мы не ссорились. Никогда. Мы разошлись по-мирному. Бай однажды по пьяни сказал, что боится меня – это было мне как бальзам на душу. Он сказал, что я многого достигну. Можно сказать, он благословил меня, чтобы я стала пиратом. И это он познакомил меня с Жаком Соурисом, самим Мышиным Королём.
В те времена самым опасным пиратом считала себя каждая морская крыса. Начиная от пороховой обезьяны и заканчивая тем, кто заслуживал такого звания. Жак заслуживал. И я тоже поняла, что я должна была заслужить. Работая с Баем, я поднаторела во владении саблей. Я научилась владеть ею так, как мастера фехтования. Сначала Жак не воспринимал меня всерьёз. Тем более, он сразу догадался, что я баба – а я маскировалась, и не все это понимали. Сама видишь мою грудь – у меня её почти нет. Для кого-то плоская грудь – трагедия, для меня – женское достоинство. Да, почти как для мужчин их мужское достоинство – сама знаешь где.
Я вызвала Жака на дуэль. Я могла его зарезать, но не стала. У Жака был кодекс. Он сказал, что возьмёт меня к себе на корабль – в награду за то, что я победила его. Так я стала пиратом.
Первым делом я захотела познакомиться с этим Вольным Разбойником. Про него ходили разные слухи. Говорили, что он проклятый капитан, ходит на проклятой каравелле, бессмертный как дьявол, а его экипаж – настоящие черти. Я была одержима сжечь или захватить его корабль, а его самого убить. Когда мне говорят, что кто-то бессмертный – моя сабля сразу начинает чесаться! Астр, который любит читать книженции, назвал бы это юношеским максимализмом.
Мы совершали всякие налёты, абордажи, грабили суда. Вольный Разбойник всё не попадался. Я узнала, что Жак боялся его, потому что однажды повстречался с ним. Тот обошёлся с ним милостиво, но напугал его. Жак по молодости перевозил рабов с одного континента на другой, и однажды Вольный Разбойник напал на него, ограбил, убил всю команду, рабов отпустил, самого Жака оставил в живых на сгорающем подчистую корабле. Да, милостиво обошёлся – оставил ему лодку. Одну, дырявую. После этой встречи Жак перестал заниматься рабами. Он сказал, что получил урок.
Потом судьба свела нас с Марией. Я сразу поняла, кто она. Мой двойник. Моя сестра – по крови, по духу. Так же, как и я, она любила драться. Так же, как и я, она не хотела потакать обществу, внушавшему, какой должна, а какой не должна быть женщина. Так же, как и я, она пудрила всем мозги, выдавая себя за мужчину. Жак сначала был озадачен таким приобретением в виде ещё одной женщины в брюках и с саблей у себя на корабле, но после первого успешного абордажа, когда Мария спасла ему жизнь, мигом полюбил её.
Постепенно я стала понимать, что дело не в поле. Да, не в том, что у тебя между ног – а в том, что у тебя в голове. И здесь вот, в сердце, – Анна ударила себя по груди. – Многие мужчины – слабый пол. Многие женщины – сильный пол. А то, как надо – указано роком свыше. Если надо женщине брать саблю, брать корабли, брать города – значит надо. Если надо мужчине реветь без повода, распускать сплетни, быть истеричкой и ещё делать кучу вещей, которые ошибочно предписывают только женщинам – значит, надо. Я брала города, у меня были свои корабли. Штук пять, семь. Я достигла того, чего хотела. Под моим началом ходили мужчины, во много раз старше меня. Они гордились, что ими командует женщина. Можешь считать, что я заливаю. Любому человеку нужна твёрдая рука, которая его направит. В книжках написано, что это должна быть рука отца, мужчины. Не всегда. Твёрдая рука может быть у женщины. Когда ты машешь саблей в ближнем бою, раскраиваешь клинком черепушки и пушки – без твёрдой руки нельзя.
Некоторые – если не многие – люди живут тем, что между ног. Я жила амбициями. Мария жила служением. Ей нравилось делать то, что она делает. Она была хорошим солдатом, но таким, который не хотел стать генералом. Она не стала брать себе свои корабли и флотилии, как я. Когда я ушла в свободное плаванье, Жак сделал её своей правой рукой. Мы втроём оставались друзьями.
Однажды я нашла Вольного Разбойника. Незадолго до того, как злосчастный Ямис наклепал донос на меня, Жака, Марию. Вольный Разбойник хитростью взял мой корабль, обездвижив команду, но не убивая. Каким-то образом погрузил их в сон. Про него ходили слухи, что он если не дьявол, то колдун. Он сказал мне, что слышал обо мне и хотел познакомиться и потолковать.
Мы потолковали. И сделались друзьями. За одну ночь разговоров. Он звал меня к себе на корабль, я его к себе. Мы посмеялись. Потом он вдруг сказал, что пиратов скоро не будет, что они – вымирающий вид. Я готова была прямо там убить его как последнюю собаку за такие речи. Но через несколько дней, умирая вот здесь вот от чумы, осознала – насколько он прав. Я не знаю, где была бы я сейчас и была ли, если б согласилась ходить с ним. Знаешь, почему я тебе рассказала о нём? Он был похож на тебя. Или ты на него. Вы оба по-особому бесстрашны. Ты вот, например, мысли в себя не допускаешь, что можешь проиграть. До тебя все боялись. Их приходилось пинками заставлять.
Моя история почти закончилась. Нас схватили. Меня, Марию. Жак избежал этой участи. Он исхитрился устроить нам побег. Но к тому времени мы в тюрьме подхватили чуму. Всего неделя. Мария была при смерти. Она приказала мне бежать, приказала оставить её. Мы не хотели. Тогда я впервые в жизни заплакала. Я ведь тоже знала, что умру, но мне было обидно до смерти, что умрёт Мария. Моя единственная лучшая подруга. Моя сестра. На берегу и на море.
Жак привёз меня сюда. Он сказал, что слышал легенду – будто нож сможет излечить от чумы. Жак в своё время увлекался колдовством, тарелковращением. Он выкупил эту усадьбу, находящуюся в плачевном состоянии, у последних потомков рыцарей Ордена Чёрной Розы. Именно из их свитков и записей он узнал о ноже. Нож и обряд. И мы станем спасены от всех болезней, от смерти, станем бессмертны. Но души наши взамен навсегда остаются здесь. Жак знал. Я знала. Мне было всё равно – я умирала. Я потеряла Марию. Я сходила с ума, была не в себе – я до сих пор схожу с ума. Кончилось всё так, как кончилось. Я умерла, потом умер Жак – он заразился от меня чумой.
Он уже триста лет почти никогда не покидает комнату, где он умер. Фехтовальную залу на первом этаже. Я иногда хожу к нему. Не думаю, что он захочет нам помогать. Он отказался давно участвовать в играх Бафомета и Дагона. Когда Жак привёз меня сюда, здесь жило несколько верных ему людей. Если быть точнее – то семеро. Шестеро ребят-матросов и один боцман, Прокоп. Жак рассказывал, что он прятал свои сокровища, ещё с тех времён, когда перевозил рабов. Об этом знали как раз эти шестеро с Прокопом, но молчали – хотели получить свои доли и тихо-мирно закончить свою жизнь. Не успели. Что-то пошло не так, и вот они теперь рабы Дагона. Шестеро сидят в трапезной – там, где последний раз обсуждали, как поделят сокровища из Катакомбы. Прокоп первым предал Жака, сказав, что с Дагоном ему оставаться выгоднее. Своих ребят подначил он же. Мы тут все по-своему заколдованы, как и рабы Дагона. Дагон и Бафомет играют нами как карточными фигурами. Шакс не может побороть Медузу или Адскую Гончую. Прокопа может побороть только Жак. Если, конечно, захочет. Он слишком горд, чтобы быть марионеткой. И он по-своему прав. Зачастую битвы выигрывает тот, кто в стороне наблюдает. Я – Анна Бони, знаю это.
Да, у Прокопа нож, связанный с проклятьем Того, Кто Бродит Среди Книг. Он к нему попал из-за трусости и малодушия девицы Бартул. Бартул оборонила его. Прокоп следил, он знал, что Бартул сломается.
Анна посмотрела на меня с вызовом. Но грустно.
Я произнесла, решив быть искренней до конца:
– Ты говоришь – я бесстрашна. Ты ошибаешься. Я очень боюсь.
– Но ты хочешь вниз. Тебя манит Катакомба. Я узнаю этот блеск в твоих глазах, – Анна внезапно встала и приблизилась ко мне почти вплотную.
Её большие карие глаза впиявились в мои. Очень выразительные глаза. Сложно поверить, что она – девица: один такой взгляд – и все мужчины рабы.
– Жак тоже хотел туда. И Прокоп. И все ребята. Именно из-за этого получилась вся эта катавасия с ножом.
– А ты хотела?
– Мне было всё равно. Я горевала о Марии. Я умирала от чумы. Но теперь хочу. Потому что ты туда пойдёшь. Ты тоже могла бы брать города, быть пиратским капитаном.
Анна улыбнулась. Её улыбка такая обаятельная, такая светлая. Сложно поверить, что она принадлежала женщине-душегубке, отправившей на тот свет, вероятно, тысячи человек, включая детей.
– Анна, ты разбираешься в музыке. Скажи, что за мелодия нужна для манекенов из воска. Что это вообще за манекены?
– Ах, этих кукол подарили сыну Джакомо его дальние друзья. Это как раз тот случай, когда проклятье притягивает проклятье, зло притягивает зло. Три пары дам и кавалеров были изготовлены неизвестным мастером, выставлены на выставке в другой стране. Там произошли несчастные случаи, после чего распорядители выставки – как раз эти друзья сына Джакомо и привезли их в Лесное Сердце. В каждом из манекенов заточен бес. Дагон не упустил случая пополнить свои кадры. Он призвал этих бесов в рабы. Они танцуют каждую ночь в зале, выйти из него не могут. Они охраняют то, что тебе нужно в этом зале: ключ от первого входа в Катакомбу из Усадьбы. Да, есть мелодия, которая заставит их танцевать таким образом, что они забудут про ключ. И вообще забудут обо всём на свете.
Анна загадочно улыбнулась.
– Какая мелодия? – повторила я вопрос.
– Я проводила своё маленькое исследование – вместе с Мелькором и Астром. Чем мы только не занимались все эти годы! Мы не надеялись снять проклятье, нет – уже не надеялись. Мы надеялись развлечь себя. От безысходности, да, если можно так выразиться. Мы выкатили пианино поближе к пролётам лестниц, так, чтобы его было слышно на первом этаже. Я играла, а ящерицы наблюдали за бесами. Я брала разные ноты, вариации, наигрывала этюды в разной тональности. Мы действовали наугад. Из интереса. И что же – у нас получилось. Я тебе сейчас наиграю эту мелодию. Видишь ли, наша задача облегчалась тем, что бесы тоже любят хорошую музыку. Едва услышав знакомые ноты, они дёргались. По этому дёрганью мы понимали, какую ноту играть следующей.
Анна подошла к пианино и заиграла.
Сначала я не узнала мелодию. Но через несколько тактов я с удивлением поняла, что это такое. Анна исполняла великолепно. Я почувствовала, как покрываюсь мурашками – то ли от мастерства игры легендарной пиратки, то ли от осознания невероятной череды совпадений.
Она играла Девятую Симфонию Нессена. Это произведение было у меня на диске, который подарила мне Айра! Анна играла, играла, играла. Она сыграла сокращённый вариант, и когда она окончила, моё сердце бешено стучало, я не находила себе места, уже была на ногах, ходила туда-сюда.
– Девятая Симфония Нессена! "Мистическая"! Тут что, есть ноты? Как ты научилась её играть?
– Может быть, ноты. А может быть, я её из головы выдумала. Подобрала по нотам. Но манекены начали под неё танцевать, – усмехнулась Анна.
– Здесь я где-то видела дисковый проигрыватель… Ты говорила, Элеонора слушала попсу. Точно! У неё в комнате! – осенило меня. – У меня есть диск с этой Симфонией. Он оказался у меня по дороге сюда.
– Ха! А ты хорошо снарядилась в дорогу, – похвалила меня Анна. – Тогда я за тебя спокойна. Ключ от Катакомбы у тебя в руках.
– Навестим Жака. И возьмём у Прокопа назад оружие против Скитальца. Но сначала хочу поговорить с Брабатусом.
– Как знаешь, – Анна махнула рукой. Энтузиазм её иссяк.
Мне вдруг подумалось – Брабатуса тут все недолюбливают. Он в результате замкнулся, от непонимания. Наверняка в глубине души он очень раним и одинок. Когда человек проявляет постоянное недовольство, раздражение, это значит, ему не хватает любви и внимания, он не научился их получать другим способом. Примитивно, конечно, мне так рассуждать по отношению к шестисотлетнему призраку рыцаря в стальных доспехах. Но он напомнил маленького мальчика, которому больно и обидно от того, что его не берут в игру.
– Закончишь трындеть с грудой металлолома, дуй в фехтовальную залу на первом этаже. Я, Шакс и ящерицы будем тебя там поджидать. Не увлекайся болтовнёй: ночь на исходе, – напутствовала мне Повелительница Морей.
Я спустилась на второй этаж, к дверям в библиотеку. Брабатус стоял неподвижно, ничем не выдавая, что он "живой", если так можно сказать о призраке.
– Сэр Брабатус, – обратилась я к нему. – Бесцеремонная и душевнобольная дама нижайше просит вас: расскажите мне, достопочтенный сэр, откуда вы взялись. То есть откуда вы родом. И почему вы называете себя Искателем Сокровищ. Расскажите мне об Ордене Чёрной Розы всё, что поможет найти Икабода и Элеонору Неверри и справиться с Дагоном.
Я была настроена решительно и предпочла взять тон, который, по моему мнению, мог понравиться Брабатусу. И я не прогадала. Обращение к нему с применением техники субординации помогло наладить наш сегодняшний контакт на корню.
Брабатус сразу зашевелился и приосанился. Его голос раздался как из трубы – из-под шлема, и был голос наполнен гордостью и самомнением:
– Я родился здесь. Я родом из этого дома. Шестьсот лет назад мои братья посвятили меня в Орден Чёрной Розы.
– Родом из этого дома?
– Этот дом принадлежит не только злосчастной династии Неверри, порождённой проклятым отвратным чернокнижником, из-за которого все наши беды! – напыщенно заявил Брабатус.
– Понимаю. Чернокнижник умер, и его наследники долгое время не знали, что им принадлежит это место. И тут обосновался Орден Чёрной Розы. И если ты родился здесь около шестисот лет назад, значит, твой предок – основатель Ордена?
– Я удивлён твоей сообразительности, – ответствовал мёртвый рыцарь. – Я храню сокровища, которые искали мои предки, которые искал я.
– Я уже не в первый раз слышу про сокровища. Их спрятали здесь пираты, с награбленных кораблей.
– Они прятали кровавые деньги и злое золото. Деньги и золото не имеют никакой ценности по сравнению с тем, что находил, прятал и хранил Орден Чёрной Розы. То были истинные сокровища. То были предметы, способные наделить неистовой силой их хозяина.
– Как и зачем получилось, что ты потрогал нож, который трогать нельзя, но всё равно его все трогают?
– Ты сама ответила на свой вопрос, – со скрежетом досады в голосе молвил Брабатус. – Я потрогал его, потому что всё равно его все трогают.
Повисло молчание. Оно повисало и после каждого предыдущего ответа Брабатуса. Он не очень хотел говорить сегодня. Вчера он был более бодр, а сегодня у него, наверное, плохое настроение. Его тон с выдержанным безупречным достоинством, лёгкой снисходительностью и сквозившей грустью заставил меня пересмотреть своё мнение о нём. Брабатус однозначно очень страдал, глубоко страдал от внутренней травмы, очень сожалел о чём-то.
– В Ордене Чёрной Розы были ещё рыцари. Они трогали нож?
– Да. Они трогали нож и тоже стали слугами демона Бафомета – проклятье пало на них так же, как и на меня. Несколько лет мы сражались вместе. Но Дагон забрал их. Они все погибли. Мои друзья. Шакс тогда ещё был мерзким и выжидал своего часа. Он ничего не сделал для того, чтобы помочь нам. И когда я остался один и был очень слаб, сражён горем и сражён тем, что не могу умереть, не могу раствориться в небытии – вот тогда у Шакса что-то двинулось в его пустой бесчувственной и бессердечной голове.
Голос Брабатуса дрогнул. Мне было всё равно, может ли голова быть бессердечной – ведь сердце находится немного в другом месте. Мне казалось, Брабатус с трудом сдерживает подавленные рыдания. Я сама едва не зарыдала, представив, что принадлежала рыцарскому ордену, доблестно сражалась наряду со своими родственниками с демонами, даже будучи мёртвым, и вся моя семья погибла. Даже страшнее – растворилась в небытии.
– Мне очень жаль, – пробормотала я, растерявшись.
– Мне не нужна жалость, тем более от дамы, которую может постичь та же участь.
– Те сокровища, которые ты хранишь – они в Катакомбе? – спросила я тихо и осторожно.
– Тебе до них не добраться. Они могут предать. Как уже однажды поступили семеро висельников с Прокопом в голове. Не верь никому, дама из бедлама. Не верь, если хочешь пожить какое-то время.
– Предать? Кто?
– Да хоть кто. Не верь Шаксу. Тот, кем он был, вряд ли когда-нибудь сможет исправиться до конца. Именно из-за его сомнительных методов проникать в сны и порождать кошмары Икабод Неверри пропал, наделав глупостей. Не верь обезумевшей висельнице, долбящей по клавишам так, что моя несуществующая голова болит. Она любит убивать просто так. Не верь двум ящерицам. Это воры. Они только и ждут момента, как бы сбежать отсюда. Едва ты снимаешь проклятье – они убивают тебя и исчезают с сокровищами. И тем более не верь Мышиному Королю. За те годы, что он не выходит из своей комнаты – он давным-давно продался Дагону. Верь мне. Моё слово многое значит, хоть я и не обязан тебе его давать. Ведь тебе я тоже не верю. Может, ты струсишь уже сегодня. Иди же, делай свои дела. Ночь на исходе. Тот, Кто Бродит Среди Книг поджидает, чтобы напасть.
Я растерялась ещё больше и оказалась озадачена таким напутствием.
– Что ж. Я буду во всём разбираться, – проговорила я.
Брабатус встал неподвижно. Его дух замер, заснул. Что с ним сегодня? У нас получился скованный, сумбурный разговор. Из него я ничего существенного не узнала. Кроме того, что Брабатус никому здесь не верит и решил мне в этом открыться. До него никто из Существо Ночи не предупреждал о том, что кому-то следует не верить. Наоборот, Анна, Шакс и горгульи казались добрыми боевыми товарищами.
Я отправилась знакомиться с последним из Существ Ночи, кто мог бы стать моим союзником – с легендарным пиратом Жаком Соурисом, Мышиным Королём.
Когда я спустилась вниз, с удивлением обнаружила тусовку из горгулий и палача у закрытых дверей в фехтовальную залу. Шакс выглядел крайне недовольным, стоял, скрестив полупрозрачные руки на груди, и всем видом показывал раздражение. Мелькор посмотрел в мою сторону с ехидцей и привычным скепсисом, когда я приближалась. Один лишь Астр был рад меня видеть, он даже прыгнул мне навстречу, чуть не снеся пару светильников крыльями:
– Смельчак! Мы должны были предупредить тебя, что Мышиный Король всегда не в духе. Уговорить его будет сложнее, чем Анну. Даже Анна не сможет его уговорить.
– Уговорить, чтобы он подрался с Прокопом? Он что, боится этого Прокопа? В таком случае, я сама подерусь с ним, – я решительно чуть отстранила Астра и двинулась к двери.
Путь мне перегородили Мелькор и Шакс:
– Тебе нельзя убивать Прокопа, – покачал головой Мелькор.
– Почему? – удивилась я. – Зашибла же я час назад Медузу и Адскую Гончую?!
– Прокоп владеет саблей, – многозначительно и лаконично объяснил Шакс.
– А. Я поняла. Он – отменный фехтовальщик, ты это хотел сказать?
– Он владеет саблей лучше Анны Бони. К сожалению. Иначе, Анна бы совладела с ним давно, – тихо и дипломатично объяснил Астр.
– Но хуже Мышиного Короля, верно?
– Верно сечёшь, Смельчак. Если он вспорет тебе брюхо сегодня – ты станешь полноценным членом нашего клуба призраков и чудовищ, как говорит Анна, – вздохнул Мелькор.
– И он не хочет драться с Прокопом из-за того, что не хочет участвовать в войне Дагона и Бафомета, верно? А проклятье с себя и с Анны он что, тоже снять не хочет? – удивилась я.
Мне стало не по себе. Как вести переговоры с привидением, окончательно потерявшим волю? Три Существа Ночи кивнули мне.
– Карамба. Ладно. Где Анна? – потребовала я ответа.
Тут же из двери, вернее, сквозь дверь вышло красивое длинноволосое привидение в белой ночной сорочке, которое было Повелительницей Морей.
– Здесь Анна, – ответила она и посмотрела на меня своими пронзительными, с ума сводящими глазами. – Он не желает видеть никого. Он не желает говорить ни с кем. Он не желает ничего. Без плоти – без воли. Детка, с ним тебе будет ещё сложнее, чем с Дагоном. У нас есть время, чтобы выиграть время?
– Это исключено, – покачал головой Шакс. – Эта ночь кончается. А на конец следующей ночи Милена уже будет здесь.
– Я поняла тебя. Ты хотел сказать – у нас ещё конь не валялся, – поглядела я на палача. – Но я не поняла Жака Соуриса, Мышиного Короля. Что значит – "без воли"?! Пираты не могут быть без воли. Анна, может быть, наведаться к нему с ромом, чтобы он его понюхал и взбодрился?
– Он не нюхает ром. Что его может взбодрить, так это… – Анна Бони призадумалась. – Кровь Цыганки, да. Это его любимый и любовный напиток, потому что его любила пить его любовница. Та самая, которую он от всех прятал в каюте. О которой знали только я и Мария.
– Но ты не найдёшь здесь этого напитка, – отчеканил Мелькор. – За несколько лет, что мы тут обретаемся, я хорошо изучил каждый закоулок усадьбы, каждую вещь, которая есть здесь, в том числе коллекцию вин. Это мой профессиональный конёк, я ведь внимательно осматриваю всё в поисках ценных магических артефактов, которые можно своровать. Видишь ли, если бы у меня не было такого навыка…
Пока Мелькор разглагольствовал, меня осенило:
– Ребята, карамба, Кровь Цыганки! Оно у меня есть!!! – я почти заорала.
– Что? У тебя есть Кровь Цыганки? Как оно у тебя оказалось? – теперь скепсис был даже в глазах добродушного Астра.
– Не спрашивай. Его мне передала Милена. Для своей тёти, которая тоже любит это вино.
– У нас здесь в этот раз весьма правильный Смельчак, – Шакс сразу сделался бодрым и весёлым и едва ли не подмигнул мне, потирая руки.
– Вот что, друзья. Я сейчас схожу за этим вином, а потом я схожу вот туда, – я указала на двери фехтовальной комнаты. – Одна, да. Мы поговорим. Я прошу не мешать.
Дух палача, призрак пиратки и двое горгулов радостно закивали.
