Атаман Вагари
Катакомба
Война длится с тех пор, как вокруг мир возник
Я много общалась с Айрой в последнее время. Ведь я всерьёз задумывалась о том, чтобы пойти учиться на психолога после окончания школы. Айра научила меня многим вещам. Впрочем, не только она – меня многому учили другие мои старшие коллеги и друзья.
Как-то Айра сказала мне, что со всеми можно договориться. Я тогда, помню, возразила: что, даже с маньяком? Тут и договариваться-то нечего – просто бить насмерть, либо наоборот бежать, смотря каких габаритов маньяк. На что Айра многозначительно заметила: "Даже маньяк – человек, а это значит, мозг и психика у него тоже имеется". "Но позволь тебя спросить тогда, – недоумевала я. – Вот маньяк стоит перед тобой, размахивает ножом и собирается выколупать у тебя два твоих последних глаза – неужели ты начнёшь ему читать лекцию по квантовой физике?!". Айра и тогда осталась непоколебимой: убеждала, что даже и тогда с маньяком можно говорить.
Цель – не только заговорить зубы, отсрочить неизбежное. Цель – поговорить так, чтобы найти слабое место. И построить разговор так, чтобы в итоге договориться о взаимно выигрышных условиях. У Айры, как я тогда в шутку подумала, такое экстремальное хобби – разговаривать с маньяками.
Сейчас моя цель – выжить. Да, я в шоке, что Брабатус оказался предателем. И что так вышло, что я по пути к Дагону растеряла всех товарищей, осталась один на один с оголтелым рыцарем. Но мой путь ещё не окончен. Я решила рискнуть и обратилась к Брабатусу, угрожающему мне мечом:
– Я не буду молиться, ибо этом проклятом месте и в этой катакомбе все мои молитвы будут по факту обращены либо к Дагону, либо к Бафомету.
– Ты признаёшь бесспорную власть моего господина – уже хорошо! Но ни слова о Бафомете, этом презренном трусливом козле.
– Я не говорю, что я что-то признаю. У меня есть вопросы. Ты говоришь – собираешься убить меня, вернее разрушить мою душу, освободить тело и предоставить её как оболочку, вместилище для Дагона. У тебя будет возможность это сделать. Но я имею право на последнее желание. Удовлетворить моё любопытство.
– Ах, любопытство! Вы, женщины, всегда такие любопытные! Но так уж и быть, я удовлетворю твою просьбу. Вероятно, ты хочешь знать, почему я принял решение служить Дагону, что я выиграю от этого.
– Возможно. Хотя твоё решение меня меньше интересует, чем другое. Я хочу знать, где Икабод и Элеонора. Зачем они понадобились Дагону. И если даже он их похитил – зачем тогда Дагону нужна я?
Брабатус подался назад, даже меч от меня отвёл. Я получила возможность чуть расслабиться. Сейчас самое время внезапно напасть на него, столкнуть в воду, алчным Глубоким в пасти, отобрать меч. Но мне важно услышать ответ. Если Брабатус скажет сейчас нечто важное – это может мне помочь справиться с Дагоном. Возможно, я узнаю что-то, что поможет мне выручить моих друзей.
– Хорошо, я расскажу тебе с самого начала. Я бы мог тебе ничего не рассказывать, заколоть тебя несколько мгновений назад. Но я рыцарь. Я вижу и уважаю твою доблесть. Ты не отступилась, не испугалась, дошла до конца. Ты заслуживаешь перед своей смертью узнать тайну. Мою тайну, тайну моего господина – Дагона. И да, свою тайну тоже.
И Брабатус принялся рассказывать:
– Ты уже знаешь и для тебя не секрет, смелая, но глупая в своём безрассудстве дама, что первым Неверри, пришедшим сюда, был Риамон. Он обнаружил эти катакомбы под своим замком и открыл Врата, выпустив сюда Дагона. Но Дагон приходил сюда раньше, много десятков, сотен тысяч лет назад. И те цивилизации, которые построили эту катакомбу, нашли способы с помощью древней магии остановить его, не пускать его дальше своих владений. Они заточили его в чертоги и поместили под эту печать, – рыцарь чинным жестом простирающей латной руки указал на разъехавшийся алтарь – Чёрный Ромб.
И продолжил:
– Мой господин прорвался из Врат благодаря обряду Риамона, но дальше Чертогов он попасть не мог. Тогда он начал искать способы, как ему выбраться из чертогов. Риамон, осознав, что он натворил, передумал выпускать Дагона. Он испугался, он был трусом, этот сумасшедший старый колдун. Уже тогда он предал Дагона и стал искать способы, как его отправить обратно в те Врата. Он просил помощи у ангелов и демонов – настолько он был глуп.
И вот он вызвал злобного духа – того самого, к которому ты сейчас неровно дышишь, безумная дама! И этот дух-палач подсказал решение проблемы с Дагоном: нужно позвать Бафомета. Бафомет был вызван, Риамон и Шакс пообещали ему власть над миром, включая сокровища Тёмного Лабиринта – он уже тогда существовал, ведь эти сокровища оставлены теми цивилизациями, которые воспрепятствовали Дагону. Они сказали Бафомету – мы отдадим тебе себя, свои души и всё что хочешь – только сладь с Дагоном. И Бафомет попытался. Но в итоге был побеждён. Однако, чтобы не уходить с поля боя с подбитым хвостом, Бафомет устроил эту игру с ножом, подвязав своё проклятье на Чёрный Ромб. Он взял дань с Риамона и Шакса, что те расплачиваются вечно, а также решил пакостить Дагону и его рабам, формируя армию своих слуг из тех призраков, духов, монстров и людей, которые будут касаться его ножа.
Бафомет и его слуги были для Дагона ещё большим и неприятным препятствием. Дагон создавал рабов, делая так, чтобы они могли выходить за пределы Чертогов, населял ими катакомбу и Усадьбу Лесное Сердце. С помощью своих рабов он хотел уничтожить всех слуг Бафомета. Ему не хватало сил, – голос Брабатуса сделался скорбным. Он искренне переживал и жалел своего господина. – Были времена, когда Бафомет побеждал. Но его слуги всё равно не могли никак снять проклятье, освободиться и привести сюда смельчака.
Этого смельчака ждал Дагон. Он ведь знал – едва смельчак снимет печать Бафомета, прольёт живую кровь на Чёрный Ромб – Дагон сможет выбраться. Да, так было заведено: снятие проклятье Бафомета одновременно означает освобождение Дагона! Вот для чего нужен был смельчак. Им стала ты. Но ты была нужна до поры до времени. Открывание дверцы и тело-оболочка. То ты знаешь и так, обречённая дама.
До тебя должно дойти, что у Дагона и тогда был интерес сделать всё, чтобы смельчак сюда пришёл. Он решил подыграть Бафомету в его игре. И стал искать среди верных, преданных слуг Бафомета того, кто примкнёт к нему. Но слуги Бафомета были не подходящей партией. И тогда он нашёл меня. Изменив мою жизнь. В лучшую сторону.
Шестьсот лет назад я был наивным, восторженным юношей. Оруженосцем – не рыцарем. Меня презирали, не относились ко мне всерьёз из-за моего происхождения – я был бастардом.
Если ты читала хронику, которую писал Джакомо Старший, хронику семьи Неверри – ты можешь узнать о том, кто я такой. Моя фамилия – Брабатус, моя мать была женой Брабатуса – одного из рыцарей Ордена Чёрной Розы. Но она согрешила – и ты уже догадываешься, с кем. С Неверри. Я говорил тебе, что я родился в этом доме. Шестьсот лет назад тут был небольшой замок, куда мой отчим с женой и товарищами прибыл и решил остановиться. Когда мой отчим узнал, что моя мать родила меня от какого-то проходимца – он изгнал её, она отправилась в монастырь. А меня стал воспитывать как презренного слугу, мальчишку на побегушках.
Однажды, когда я был подростком, я встретил своего настоящего отца, Неверри. Он рассказал, как было дело. Рыцари отправились в поход искать сокровища. Здесь в замке оставалась жена Брабатуса, она устроила пир – трапезу в честь того, чтобы поход был удачным. Своеобразное жертвоприношение едой. На этот пир явились знатные люди, в том числе мой настоящий отец. Он сказал, что это его родной дом, но Брабатусы бы не пустили его сюда. Тогда он соблазнил мою мать, зачав меня. И сказал, что раз это его дом – значит, это мой дом. И я должен буду заполучить право на этот дом себе. И на всё, что здесь есть. На все сокровища и ценности, в том числе на Тёмный Лабиринт.
Я не знал, как это сделать. Я просил отца остаться со мной. Но он ушёл. Оставил меня одного, в растерянности. Он сказал, что у него есть семья в другом городе, но он надеется, что этот дом рано или поздно вернётся к семье Неверри. От той его семьи, к которой он убежал, и произошли все те, кого я мечтал и мечтаю убить. Джакомо старший, Джакомо младший, Икабод, Милена.
Я один из этой династии. Среди моих предков – Риамон, это я узнал от отца. И поскольку я был рождён вне законного брака – я был обречён на презрение, на самую низкую участь.
Мною владели мечты доказать всем, что я достоин стать рыцарем. Я привык служить верой и правдой своему сеньору – человеку, к которому прикрепил меня мой отчим. Сеньор не ценил меня, он и его товарищи мне говорили, что я презренная собака и умру как собака. Отчим это поддерживал. Но однажды всё изменилось. Я подслушал у Брабатуса-отчима и его товарищей, что они выбрали обосноваться в этом замке из-за сокровищ. А ещё я замечал в замке странные вещи. Ночью спали все, беспробудно – даже часовые. Я стал подозревать, что ночью здесь что-то происходит.
Однажды я проснулся ночью. И пошёл изучать замок, искать сокровища, о которых все шептались. Говорили, будто это редчайшие магические предметы и артефакты, многие из которых дают власть над миром. И что спрятаны они глубоко под землёй. Я хотел найти их, чтобы доказать всем, что я достоин стать настоящим рыцарем. И когда я пошёл искать сокровища, я встретился с Дагоном.
Да, в ту ночь я спускался в катакомбу. Прошёл тот же путь, что прошла ты. Но ни один монстр не тронул меня. Я пришёл сюда, увидел Чёрный Ромб, и из-под него раздался голос моего повелителя. Он открыл мне глаза, рассказал, кто я есть. Что этот замок – действительно мой родной дом, и мой отец был прав. Он рассказал о моём предке Риамоне, о том, какую тот совершил ошибку, каким был дураком и трусом. Мы заключили с ним первую сделку. Он сказал, что сделает меня рыцарем, да не просто рыцарем – а хранителем сокровищ. Но взамен я должен буду помогать ему всячески. В том числе найти нож Бафомета, дотронутся до него. На глазах у кого-то из слуг Бафомета.
Сначала я испугался. Помогать Древнему – это всё равно что продать душу дьяволу. Но Дагон сказал так – душа девушки, рождённой в сороковом колене Риамона, уже и так продана ему. Я же могу получить всё, что хочу – до смерти и после смерти. Я попросил у Дагона бессмертия – он согласился и исполнил это. Я попросил у Дагона стать рыцарем – он сделал меня рыцарем. Я попросил у него сокровища – он сделал так, что Тёмный Лабиринт теперь полностью принадлежит мне, моя собственность, и только я имею права проводить сквозь него того, кого захочу.
Мы заключили потом с Дагоном вторую сделку. Я делаю всё, чтобы довести сюда смельчака. Но чтобы его довести – надо найти его вначале. И самое главное – надо обмануть Шакса. Убедить его, что я – преданнейший слуга Бафомета. Тогда Дагон стал посылать в Лесное Сердце больше своих рабов, а я с ними дрался, я их побеждал. Шакс и остальные слуги Бафомета верили мне.
Ты можешь спросить – раз я умер, сокровища мне ни к чему, почему я продолжаю помогать Дагону? О, глупая смелая дама, причина очень проста! Дагон стал мне единственным другом, когда все отвернулись от меня. Меня презирали, ненавидели. Даже мой родной отец не хотел говорить со мной. Ты думаешь – стоять в углу у дверей библиотеки – наказание, проклятье? Для меня это была большая радость. Каждый миг я знал, что служу Дагону. Ему предано моё сердце. И я сделал правильный выбор.
Да, кстати, о ноже. Видишь эти латы? Латные рукавицы, латные перчатки? Ха. Ха. Ха. Всякий, кто трогал нож Бафомета и становился проклятым – трогал его кожей. Соприкасался плотью. Соприкасался душой. Дагон передал мне доспехи, которые не подвержены проклятью Бафомета. Шакс, конечно же, видел, что я дотронулся до ножа. Конечно же, он вопил на меня оголтелой трубой, чтобы я не делал этого. Ему было невдомёк, как я провёл его. Как я провёл всех. Я никогда не был слугой Бафомета. Никогда. Дагон провёл всех. Мой повелитель, мой господин. И я не мог быть ничьим слугой, кроме как рабом Дагона. Потому что я наполовину Неверри. Род Неверри навсегда принадлежит Дагону.
Да, я за него готов отдать всё. Бескорыстно. Только Дагон всегда признавал меня, только Дагон исполнял мои желания. Он мне как отец, как брат. За свои шестьсот лет я много насмотрелся на людей – живых, мёртвых. Много наслушался их разговоров. От людей я видел только зло. Дагон – великий очиститель. Когда он выйдет отсюда, он очистит мир от скверны, которая называется "люди"!
Тебя интересует судьба Икабода, Элеоноры и их девочки Милены. Тут я тоже тебе расскажу. У меня не может быть секретов от тебя, ибо скоро ты станешь частью моего повелителя, сольёшься с ним в единой энергии разрушающего и очистительного огня.
С твоей помощью мой повелитель выйдет из Усадьбы. А потом он доберётся до Милены и сожжёт её душу. Весь род Неверри будет принадлежать Дагону. В том числе я сольюсь с ним, и я буду счастлив этим. Много лет назад Дагон уже добрался до родителей Милены. Когда было то землетрясение. Так Дагон явил свою власть – это произошло с моей помощью. Это я помог ему. Я спустился тайком в катакомбу и использовал один из волшебных предметов, из Тёмного Лабиринта. Дагону время от времени нужно подкрепляться, копить силы. Он предпочитает подкрепляться теми, кто принадлежит роду Неверри. Икабод и Элеонора были похищены, чтобы заманить тебя сюда, глупая дама. А ещё для того, чтобы Дагон напитался новой силой.
Ты хочешь знать, как они пропали? Очень просто. Я отвлекал глупых слуг Бафомета разговорами. А слуги Дагона утащили их в катакомбу, пока они спали. Хочешь знать, живы ли они? Пока живы. Но это будет недолго.
И сейчас я убью тебя этим мечом, тоже волшебным предметом. А потом отнесу твоё тело вниз, и Дагон воплотится в тебе. И выйдет наружу. Ни один слуга Бафомета не встанет у него на пути, ибо все они растворились в небытии. А те, что ещё не сгинули – я о них позабочусь. Я следил за всеми вами. Я знаю, что будет. Дагон в твоём теле выйдет вверх. И встретит приехавшую Милену. Милена уже близко, она подъезжает. Дагон уничтожит её, сольётся с ней и обретёт силу. Никакие печати больше не будут над ним властны. Он начнёт свой очистительный огонь, своё разрушающее шествие. Ни ты, ни даже я не застанем этого. Когда он уничтожит Милену – последнюю из рода Неверри, это будет означать, что он поглотил в себя весь род Риамона. Все сдерживающие его оковы рухнут.
Брабатус закончил. Он самодовольно встал напротив меня, медленно поднял меч.
Он безумный, сумасшедший. Только безумный может так говорить о Дагоне – как о своём друге. И самое страшное в Брабатусе то, что при своём сумасшествии он оказался подлейшим существом с изощрённейшим умом. Обвёл всех вокруг пальца. Меня, Шакса, Анну, горгулий.
– Что ж, не зря тебе говорили, что ты был, есть и будешь презренной собакой. Ты хоть в курсе, что предателей убивают свои же? Раз ты предал друзей – то предашь и Дагона, а он этого не потерпит.
– Бесполезно сотрясать воздух, смелая дура, – это обращение было произнесено высокомерно и с сарказмом. – Я знаю, что меня ждёт. Я стану частью Дагона. Сольюсь с ним. Я почту это за счастье. Ты ничего не сможешь поделать. Прошло уже слишком много времени. Дагон ждёт твоё тело, и я через минуту принесу ему его.
Я хотела многое сказать Брабатусу. О том, что он мог бы по-иному распорядиться жизнью. Что у него был выбор не прятаться за спину Древнего от жестоких ударов Судьбы, а сражаться, бороться за себя иными способами. Что он совсем не там искал признания и дружбы. Шакс, горгульи и даже Анна в глубине души признавали его как друга, доверяли ему. Брабатусу на это наплевать. Он не видел этого. Он получил травму, боль отвержения – и застрял в этом состоянии. Брабатус – как маленький мальчик, кого прогоняли сверстники, и когда он стал взрослым – решил мстить всем. Даже тем новым встреченным сверстникам, которые готовы дарить ему искреннюю заботу и внимание. Хотелось прочитать ему лекцию по психологии. О комплексах, об ограниченности, о застревании в прошлом.
Но я не Айра. И мне противно говорить с таким подлым типом. Он выбрал не просто смерть – путь в ничто и в никуда. И ещё он выбрал тащить за собой в этот путь других.
– Ты свой выбор сделал. Что ж, я стану твоим палачом, – проговорила я, чувствуя, как во мне поднимается небывалая злость и гнев.
– Ты? Палачом? Ха. Ха. Ха! Ты даже не умеешь держать в руках оружие! – Брабатус снова замахнулся мечом. – Прощай, глупая смелая бесцеремонная дама из бедлама! С тобой было хорошо играть, но не более. Ты мне надоела.
Я не стала ему ничего отвечать. Это только в фильмах бывают длинные диалоги перед убийством кого-то из главных героев. Брабатус в моей жизни отнюдь не главный герой. Вместо моего языка Брабатусу ответила сабля. Я не думала о том, получится или не получится. Я просто ударила, вложив в удар свой клокочущий гнев. Я ударила так, что клинок сабли ровно вошёл в отверстие в шлеме, в том месте, где должны быть глаза. Ударила и надавила.
В этот момент Брабатус тоже ударил. Его меч промахнулся и прошёлся по каменной стене. Полетело крошево. Около дюжины Глубоких, алчно скалясь, столпились возле меня и моего врага. Они начали вылезать из воды. Я резко выдернула саблю из шлема, качнулась назад. Чуть не упав, задержалась за стену.
Я была готова продолжать бой, но Брабатус вдруг замер, остановился. Он бросил свой меч, схватился за шлем. Из-под его доспехов раздалось всхлипывание и хрип:
– Что это… я исчезаю… я… как же больно… боль… что ты наделала… моя голова…
Из прорези в шлеме внезапно полилась густая-густая кровь. Я почувствовала, как у меня дрожат руки. Взмолилась про себя, чтобы не пришлось бить снова – почувствовала, что не смогу. Словно этот единственный удар отнял у меня все силы, весь гнев. И ему на смену пришла растерянность. И обыкновенный страх.
Тут внезапно я услышала бодрый звонкий девичий голос:
– Ну что, голубок, долетался, допрыгался? Ты хоть знаешь, что это за сабля, откуда она, а? Моя сабля. Которую когда-то подарил мне Жак. Знаешь, где он её взял? Впрочем, это не важно. Ты любишь всякие магические предметы, за что боролся – на то и напоролся, называется. Сабелька-то моя не простая. Знаешь, что она делает? Убивает предателей. Насовсем. Особенно в руках истинных смельчаков. Эй, детка! Скинь-ка его ржавые доспехи в воду, где им самое место!
В следующий миг Анна Бони, мёртвая и невредимая, стояла рядом со мной. Я б сказала – живая и невредимая, но Анна по-прежнему призрак. Она уже не такая бледная, как перед тем, как демон-жук похитил её. Наоборот, она излучала энергию.
– Больно… больно… Дагон, забери меня… Дагон, я желаю, чтобы ты победил… я недостоин… – стонал рыцарь.
Он держался за голову. Кровь капала тёмно-багровая, почти чёрная.
– Да заткнулся б ты лучше! Больно ему. А вот насчёт последнего ты прав – ты недостоин. Даже Дагона, – наигранно-устало выдохнула Повелительница Морей и пнула рыцаря.
Брабатус покачнулся, упал прямо в воду. Глубокие недовольно расступились. Доспехи быстро затонули. Я была настолько поражена тем, как быстро всё случилось, а также тем, что здесь оказалась Анна, которую я уже мысленно похоронила, что растерялась ещё больше. Хотелось убежать отсюда, бросить всё, хотелось вернуться домой. Где тепло, светло, безопасно. А здесь холодно, темно, опасно…
– Что же ты стоишь, защищайся! Они сожрут тебя с потрохами, ты же только что почикала их любимчика! – крикнула Анна.
Она весьма вовремя принялась бить подкравшегося к нам Глубокого. Второй едва не схватил меня за ногу. Третий тоже подбирался. Нас окружали. Вот двое уже выбрались на островок с Чёрным Ромбом. Я подхватила меч Брабатуса, к которому полз один из Глубоких, отпрянула. Анна выхватила у меня саблю:
– Дай сюда. Прости, детка, но у меня лучше получается. Хотя, признаюсь, кокнула ты его неплохо, даю семь футов под килем!
Сабля в руках Анны творила чудеса. Она рассекла одному из Глубоких морду и с диким воинственным визгом налетела на других уродов. Меч Брабатуса казался мне неимоверно тяжёлым. Я ударила по Глубокому, используя меч больше в качестве оглобли или лома, нежели колюще-режущего оружия. Постепенно Глубокие отступили, отползли, но они урчали недовольно и злобно поглядывали на нас. Что-то затеяли. Я ничего не ведала об их разуме, интеллекте, они нечленораздельно перерыкивались друг с другом – но будто бы совещались. У меня создалось впечатление, что они смекают, как получше на нас напасть и уже наверняка. То есть до меня дошло, что времени у нас с Анной на изобретение своей тактики контратаки мало.
Но я не могла не сказать:
– Анна, я рада тебя видеть.
– Взаимно, детка! – подмигнула мне Повелительница Морей. – Только некогда нам тут лясы точить, они сейчас набросятся на нас заново. Неплохо бы подогнать сюда пару флотилий.
Я увидела рюкзак с книгой, когда Глубокие отползли обратно в воду, и быстро подползла к нему. На этот раз я помнила о Скитальце.
– Ты вернулась, потому что проклятье Бафомета снято. Потому что Дагон слабеет. А он слабеет, потому что… – размышляла я вслух.
– Потому что твоя кровушка пролилась на Чёрный Ромб, – закивала пиратка-привидение.
– Нет. Шакс… – прошептала я. Я догадалась, что моя победа над Брабатусом и возвращение Анны связано с тем, что Шакс воплотил свой замысел. Ударил по Дагону на астральном уровне, лишая его части силы. Будучи уже раненным проклятым мечом.
– Шакс? Что с ним? – ахнула Анна и оглянулась.
Шакс всё ещё у дальней стены. Почти прозрачный. Неподвижный. Бледно-красное облачко. Глаз уже не видно.
– Шакса пронзили этим мечом, – объяснила я.
– Шакс, держись! Пожалуйста, не двигайся! Мы что-нибудь придумаем! – в нескрываемом отчаянии крикнула эта головорезка, насильница и висельница тому, кто был зловещим духом, маньяком, получающим удовольствие от чужих страданий.
И я поняла – Анна по-настоящему любила Шакса, по-настоящему признавала другом. Как и я – я тоже любила их всех.
Анна метнулась к палачу, но путь ей перегородил внезапно вылезший из воды Глубокий. Он по размеру был в два раза больше своих сородичей. И угрожающе двинулся на пиратку.
– Так, всё с тобой понятно. Ты, наверное, думаешь, что я не сдюжу, да? Вот тебе, получай! Как в старые добрые времена! Как и все триста с лишним лет! – Анна мигом поменялась – из отчаявшейся, искренне переживающей за друга девушки она превратилась в свирепую опасную и дерзкую воительницу.
Я достала Лезвие Слуги и весьма вовремя: ко мне подползали трое Глубоких! На этот раз они настроены более агрессивно, действовали очень проворно. Теперь они изобрели неведомую нам пока тактику и намеревались нас истребить. Мне пришлось отвлечься от Лезвия Слуги, схватить меч и вступить с Глубокими в бой. Кто-то из них схватил меня за ногу и резко дёрнул. Я стала падать… схватилась за стену. Глубокий напирал.
Вдруг что-то сверху обрушилось на монстра с диким рёвом. Меня обдало ветром, будто пролетела громадная птица. В следующий миг меня дёрнули, когда я уже почти сваливалась в воду, и я оказалась снова стоящей на твёрдом камне.
– Осторожнее, Смельчак. Раз мы только что пришли – битва только начинается.
– Мелькор, Астр! Вы живы! – радости моей не было предела, когда я увидела горгулий.
– Куда мы денемся, когда тут такая заваруха? – проворчал добродушно Мелькор и напал на очередного Глубокого.
Астр занимался крупным противником на пару с Анной. Он был ранен, но это ему не мешало с остервенением нападать на раба Дагона.
Я радовалась недолго. Нам тесно драться на узком пяточке-островке. А ещё, казалось, появление моих друзей прямо пропорционально увеличивало появление Глубоких. В какой-то момент я залезла на Чёрный Ромб, встала ногами, отмахивалась мечом от подползающих тварей, рискуя свалиться в чёрный провал, где меня ждал Дагон. Горгульи носились над водой, из которой Глубокие вырастали как грибы, и тоже нападали, довольно успешно, прицельно разили когтями их морды, головы, глаза. Но что такое двое горгулий, Астр и Мелькор, против двадцати, нет, уже тридцати Глубоких?
Анне пришлось снова стать бесплотной, она делала обманные маневры, заставляя Глубоких хватать себя, а потом ловко проходила сквозь их лапы, делала так, чтобы враги сшибались друг с другом, затем резво подхватывала саблю и рубила дезориентированных противников. Снова Повелительницей Морей овладел азарт боя, лихость, боевая весёлость, радостное остервенение. Анна в своей стихии. Она двигалась ловко, проворно, прыгала и кувыркалась на небольшом пяточке. Наверное, она представляла себя на ограниченном пространстве палубы корабля, запруженного телами своих и врагов во время абордажа.
Я подозревала, что едва придёт Скиталец – станет в разы легче. Скиталец владеет мощной потусторонней силой, магией, которая могла воздействовать на тварей Дагона. Ведь в Тёмном Лабиринте одно его присутствие опустошило коридоры, сделало их полностью безопасными, необитаемыми, очистило от полчищ лярв. Шакс тоже мог бы повлиять на Глубоких, испугать их, заставить отойти – но Шакс серьёзно ранен. Я до сих пор боялась думать о том, что же случилось. Боялась поверить в то, что презренный подлый меч, которым я сейчас вынуждена обороняться, стал причиной его окончательной гибели.
Я хотела вызвать Скитальца – и не могла. Ведь мне надо вычертить в воздухе перевёрнутую пентаграмму, в ней круг. Для этого мне надо освободить хотя бы одну из рук. А меч столь тяжёлый, что я держала его обеими руками, и ни на секунду не прекращала ударять по Глубоким. Я не смотрела, кого я забиваю насмерть, кого просто отпугиваю. Меч в моих руках ударял им по головам, они с утробным недовольным урчанием отступали, но на их место подступали новые. Мелькор и Астр слишком заняты, чтобы помочь мне, ещё я видела, что Астр немного сдаёт. Рана мешала ему бить в полную мощь. Мелькор то и дело страховал его – иначе Глубокий бы давным-давно утащили красного добродушного горгула под воду.
Едва я подумала, что помочь нам сейчас может чудо – и чудо это случилось. Имя этому чуду – Мышиный Король. Когда серое облако стремительно вылетело из стены и ворвалось с отборной пятиэтажной портовой руганью в гущу боя, я подумала, что это очередная пакость Дагона. Но тут Анна радостно взвизгнула:
– Жак!!!
– Чего тебе?! Не видишь – мне некогда! Проклятые морские дьяволы, кренговать их за ногу, я не успокоюсь, пока всех их не истреблю!!! – Жак Соурис снова принялся ругаться. Его ругань доносилась приглушённо – похоже, он вселился в кого-то из Глубоких…
И правда! В следующий миг мы все увидели, как один из Глубоких принялся за милую душу расшвыривать бурлящих и толпящихся вокруг него соплеменников! Выражение его морды сильно поменялось, оно стало очень осмысленным, очень злым и очень хитрым. Этот Глубокий открыл пасть и принялся ругаться снова любимыми словечками лексикона пиратских капитанов-хулиганов. Но… поскольку Жак вселился в тело с другим, иномирским речевым аппаратом, вместо мата оттуда доносилось что-то вроде такого:
– Гхррр!! Уррръъъ!!! Рррр! Гххъъъррруууррр!!! Гхрррр!!! Уаааррррръъъ!!! – причём так громко, что у нас у всех заложило уши!
Всё же, Анна нашла в своих призрачных голосовых связках достаточно мощности, чтобы перекричать лучшего друга, бывшего начальника и наставника:
– Хватит заниматься ерундой, Жак! Лучше подсоби малышке, она уже с полсклянки как не может вызвать нам большого и мохнатого чёрта! А тот чёрт нам ух как чёрт нужен!
Что мне нравилось в Анне – её проницательность, ум, способность понимать происходящее с полувзгляда. В тот миг я возблагодарила её и попросила всех богов благословить её душу и отпустить все её грехи, даже те, которые она соберётся совершить в будущем.
– Ххггхъуррръаррраъ!!! – отозвался Мышиный Король, вселившийся в Глубокого – хтоническое чудовищное порождение-раба Дагона. И двинулся в мою сторону.
Он производил среди Глубоких фурор. Глубокие не нападали на него, но они откровенно не понимали, почему он нападал на них. Пока они приходили в себя и соображали, почему их соплеменник выкосил уже с дюжину собратьев, Жак добрался до островка и принялся рычать, вопить, выть на тех Глубоких, которые испытывали отходняк от моего меча. Глубокие принялись с любопытством подплывать к Жаку, он ударял их. Я же получила возможность вычертить заветный знак Бафомета.
Несколько секунд ничего не происходило. Я испугалась. Вдруг после того, как я сняла проклятье демона Бафомета, Лезвие Слуги перестало работать? Но… надо было просто подождать.
По Глубоким вдруг прошла волна оцепенения. Они стали все неподвижны. Все, кроме Жака. Рыча и ворча, он энергично разбрызгивал ластообразными лапами вокруг себя воду и искал, кому бы из Глубоких вцепиться когтями в глазницы. А потом все Глубокие, как один, опускались вниз, в воду, под воду. Те, что ползали по островку, чтобы добраться до меня, втягивались в подземное озеро как болото и исчезали под его гладью. Один за другим. Несколько десятков Глубоких исчезали – будто их и не было. Поверхность озера снова превратилась в спокойную гладь.
Бурча, Жак в виде сероватого облачка вылетел из занимаемого им тела Глубокого, и тот исчез, втапливаясь в озеро, последним.
– А ты весьма вовремя, мохнатый чёрт. Да, и я знала, что ты симпатичный, – Анна в своём репертуаре подмигнула Тому, Кто Бродит Среди Книг.
Он стоял позади Чёрного Ромба. Когда я спрыгивала с него, он, обаятельно улыбаясь, подал мне лапу. Я с удовольствием опёрлась.
– Хозяйка, ты сделала всё правильно, – похвалил он.
Я благодарно улыбнулась Скитальцу. Как я могла усомниться, что он придёт? Горгульи Мелькор и Астр, изрядно усталые, потрёпанные, но воинственно-довольные, подлетели к нам и опустились на край островка. Они не сводили глаз со Скитальца, и там читалось уважительное – "вот ты какой, наш товарищ!". Жак подлетел ко мне и констатировал:
– Готов признать, пожалуй, твоё тело, несмотря на отсутствие грудей, было куда приятнее всех ранее занимаемых мною тел!
– Жак, это невероятно! Ты вышел из той комнаты… Это от того, что проклятье Бафомета закончилось… – проговорила я неуверенно. И спросила пирата: – Но почему ты решил нам помогать? Ты же не хотел ввязываться в эту войну. А она тут в самом разгаре.
– Кто сказал, что я не хотел ввязываться в войну? Я не мог! Но я хотел! Да, не хотел. А потом захотел! Виной тому вино! Вино тому виной! Ага, Кровь Цыганки – до сих пор вот тут! – серое привидение красноречиво указало себе на голову.
– Посуди сама, детка. Жак был взаперти. Попробуй, запри Жака, а потом отопри – что будет? Правильно – будет Жак, который не любит сидеть взаперти, – логично заключила Анна.
