– Умеешь ты делать предложения, от которых невозможно отказаться, – ухмыльнулся Красибор.
Он взял свою чашку с подоконника, отхлебнул чёрную жидкость и тут же поперхнулся:
– Вот это чифирь, до самых костей пробрало, – сказал он, откашлявшись. – Ещё и ледяной.
– Прямо как твоё сердце.
Фима коснулась донышка чашки и сказала:
– Отепла.
Красибор почувствовал, как сосуд в его руках потеплел. От поверхности напитка начал подниматься полупрозрачный пар.
– С крепостью ничего сделать не смогу, сам виноват, – улыбнулась девушка. – Разве что водичку дам, чтоб разбавить.
– И так нормально, – улыбнулся Красибор.
Он ощущал невероятное тепло не только в руках, но и в сердце. Казалось, всю свою жизнь он жил в какой-то далёкой стране, лишь сейчас вернулся домой и подмечает те мелкие детали, которые и делают дом – домом, заставляют тосковать и наполняют душу любовью.
– Ну, раз так, закончим со стенами и спать. Рома прав, нам нужно набраться сил.
– Отложи ремонт до завтра, – предостерёг её Красибор. – Мы можем утром нанести грунтовку, как раз будет время ей высохнуть.
– Или…
– Или?
Фима выудила из-под кровати несколько рулонов насыщенно-изумрудного цвета. Она раскатала один из них и погладила. Материал был плотным и бархатным наощупь.
– Лепота, лепота… – бормотала она, нежно улыбаясь.
И тогда зелёные полосы поползли на стены, а брови Красибора, в свою очередь, – поползли вверх. На его глазах рулоны забирались до самого потолка и, натягиваясь, приставали к стенам так ровно и чётко, будто изначально были частью дома. Через несколько минут три стены из четырёх обрели новый цвет, и Красибору показалось, что он вновь в саду своего дома. Для четвёртой стены девушка приготовила рулон другой расцветки. Она раскатала по полу нежно-зелёный свёрток, он был цвета первой весенней травы. По нему, встречаясь и прощаясь, переплетаясь и расходясь в стороны, тянулись цветущие вьюнки и оранжевые с жёлтым маргаритки. Распустившиеся цветки и крепкие бутоны расположились в пространстве так размеренно, что и воздуха достаточно оставляли между собой, и сохраняли насыщенность рисунка.
Фиме даже не пришлось ничего говорить, весеннее цветение само потянулось вверх и покрыло стену. Красибор заворожённо смотрел на весь процесс, не веря глазам. Пока его внутренний сварливый дед причитал, что Фима зазря тратит ману, внутренний ребёнок его был в восторге.
– Может, дело в том, что я не видел ещё большого волшебства, – сказал он, – но вот такое, кхм, дай подобрать слово… – почесал затылок, размышляя. – Такое бытовое волшебство выглядит потрясающе. Правда.
«Как и ты», – хотел он добавить, но вовремя себя осадил.
– Спасибо, мне тоже очень нравится, – улыбнулась Фима. – Наверное, не рационально использовать сейчас магию лишний раз, но это волшебство затратило всего пару капель силы. Знаешь, на кончике ножа. И как по мне, того стоило. Уютнее стало, да?
– Ага, как в саду, – согласился Красибор.
– С видом на океан! Вот где настоящее волшебство, – мечтательно добавила она, выглянув в окно.
Рядом с ней вдруг загорелась свечка, но девушка даже не обратила внимания.
«Наверное, зачарованная, – подумал Красибор. – Как автоматическое освещение».
Он пригляделся к свечке: та была довольно большой и почему-то в форме литровой банки для засолов. Красибор разглядел в восковой толще дольки апельсина и какие-то синенькие цветочки. Они пронизывали свечку по всей ширине и выглядывали на поверхность, создавая удивительной красоты узор. Вокруг витало ощущение расслабленного праздника, а воздух постепенно наполнялся ароматом воска и мёда.
– Тебе очень нравится океан, не так ли?
– О да, – Фима улыбнулась, не отрывая взгляда от волн вдалеке.
– Тогда есть неплохой шанс, что тебе понравится у меня дома. Несмотря на то, что там сейчас происходит.
– Из твоих окон видно море?
– Да, почти изо всех, – Красибор чуть смутился. Он хотел бы не хвастаться, но это было выше его сил: – Мы с отцом живём прямо на берегу.
– Что-о-о? – воскликнула девушка и прижала руки к щекам. – Ты серьёзно?
– Будешь на крылечке чай пить, а до тебя брызги долетать будут.
– Правда? – она вдруг схватила его за руки, держа их напротив своей груди. – Это, должно быть, потрясающее место!
– Так и есть. Как минимум, было потрясающим.
– Скорее бы завтра! Не терпится изгнать порчу и всем вместе попить чай с морскими брызгами!
– Мне нравится твой оптимизм, – улыбнулся Красибор.
Он не сопротивлялся и позволил Фиме попрыгать на месте, держа его за руки. Страх и тоска сжимали его сердце с такой силой, что ему буквально физически было необходимо сохранить этот крохотный огонёк радости, который дарила ему Фима. То же самое чувствовала и она. В голове у девушки вертелся миллион вопросов и ни одного ответа. Но завтра она побывает в доме возле океана – и эта короткая и радостная мысль немного разгоняла грозовой мрак, царивший сейчас у Фимы в душе.
– Тётушка ответила что-то? – спросил он, когда девушка завершила свой маленький танец во славу оптимизма и взяла свою кружку.
– Пока нет. Она сказала, что наблюдение в больницах в целом дело обычное, но камеры, как правило, не скрывают. Кое-как она нас прикрыла перед Аметистом Аметистовичем, но тот, конечно, был в праведном гневе. Тебе нужно будет сходить к нему на осмотр завтра.
– Не горю желанием, – отрезал Красибор.
– Эй, ты там чуть не умер. Не шути с этим.
– Ну не умер же.
– И чего мне это стоило?!
Девушка вспыхнула и, гневно шипя, выхватила чашку с недопитым напитком из рук Красибора и выскочила из комнаты. Мужчина растерянно смотрел на уже пустые руки, мысленно ругая себя. Он подошёл к зеркалу, чуть оттянул ворот рубашки и взглянул на свою шею: толстый рубец тянулся поперёк мышц так, будто кто-то перерезал ему горло. Красибор потрогал шрам и с трудом сглотнул.
– Придурок, вот не тебе пришлось кровищу потом с одежды отстирывать! – Фима влетела обратно в комнату подобно фурии. – И держать умирающего товарища!
– Я схожу на приём, – прервал её Красибор. – Если ты уверена в этом враче, то схожу.
– Уверена, конечно.
– Вы давно знакомы?
Девушка замялась:
– Я хорошо знаю его отца. Дядя Аметист всегда был очень добр ко всем.
– Аметиста Аметистовича тоже? Как вообще можно доверять людям с такими странными именами? – хмыкнул он.
– Ну а мне ты доверяешь?
Красибор пристыжённо опустил опустил глаза:
– Конечно.
– Арифметике Буеславовне-то? Ты подумай, может, не стоит?
– Не обижайся, пожалуйста. Много всего произошло.
– Не для тебя одного.
Какое-то время оба они молчали. Фима смотрела на океан, надеясь, что тот принесёт ей хоть толику своей безмятежности, а Красибор смотрел на Фиму и размышлял о том, какой кошмар он собственноручно привнёс в её жизнь. Она согласилась помочь, и чем это уже успело обернуться для неё и её близких.
– Сделаю, как ты скажешь.
– Вот и славно, – буркнула она в ответ, не оборачиваясь.
– Будешь ещё чай?
– Буду.
Красибор покинул комнату, оставив Фиму одну. Та воспользовалась уединением, чтобы переодеться ко сну. Когда Красибор вернулся, она уже была в удлинённой воздушной сорочке: легчайший бежевый шёлк стекал по её телу, ласково обнимая изгибы груди и бёдер. Тонкие лямочки были почти незаметны на фоне бледной кожи, а разрез, который доходил до середины бедра, откровенно говоря, заставил Красибора занервничать.
«Она что, без белья?» – ёкнуло у него в голове, когда девушка повернулась к нему полубоком, накидывая на плечи халат в цвет.
Тот был украшен широким чёрным кружевом вдоль подола и запАха, а широкий пояс очерчивал талию девушки, делая фигуру более изящной. Когда второй слой ткани скрыл острые соски, выпиравшие через сорочку, Красибор облегчённо выдохнул.
– Вот, – только и сказал он, приподняв перед собой две чашки с горячими напитками.
– Спасибо, – Фима приняла чашку с рисунком растущих на пеньке опят и понюхала жидкость. – Это не чай из пакетика?
– Нет, какая-то леди на кухне поделилась со мной нормальной заваркой.
– А, всё чары твои, – понимающе улыбнулась девушка. – Ну, пахнет потрясающе. Обожаю чай с чабрецом.
– Кстати, – Красибор дёрнул головой, желая встряхнуть мозг, чтобы тот снова заработал. – Ты часто стала звать меня придурком, не кажется?
– Что, правда глаза колит? – беззлобно поддела его девушка.
– Меня так никто не называл. Никогда.
Фима замерла, поняв, что, как говорится, спалилась.
«На воре и шапка горит, – подумала она. – Хоть раз бы слюни на него попускала для приличия, как все».
– Думаю, у меня выработался иммунитет. Либо твой дар слабеет. Рома, вон, тоже не пытается особо тебя захомутать.
– Ромчик знает меня двадцать лет, – возразил мужчина. – Мой дар правда ослабевает со временем. Но обычно на это нужна пара лет как минимум. Иммунитет, как ты говоришь, есть только у моего папы, Ромчика, Оли и профессора Подгорского.
– Возможно, я за счёт магии быстрее адаптировалась, – Фима врала, не краснея.
– Тётушка твоя сильнее, но на неё моё очарование, думается мне, действует.
– Ну, знаешь ли, тётушка вообще влюбчивая. Я бы и не заметила, если бы ты не сказал.
«Сменить тему! – вопила она про себя. – Нужно срочно сменить тему!»
– Если бы ты был животным, то каким? – спросила она вдруг и поморщилась своей же неловкости.
– Не думал об этом, – обескураженно протянул Красибор. – Конём, может?
– Был бы вороным жеребцом, а?
– А ты… – он поднял одну бровь. – Погоди, не отвечай, дай угадаю. Ты была бы очаровательной рыбой-каплей.
– Придурок! – Фима бросила в него подушку с кровати.
Та была старой закалки – пуховая и весила целую тонну. Красибор едва устоял от такого удара и даже на пару секунд потерял равновесие.
«Совсем он не идеальный, – хмыкнула про себя Фима. – Без чар парень как парень».
– Мне кажется, ты особенная, – озвучил Красибор идею, неожиданную даже для него самого. – И потому так быстро адаптировалась к моим чарам.
– Пошли спать, – отрезала девушка, окончательно хлебнув мук совести. – Устала.
Она выудила из саквояжа ещё одну подушку – поменьше и полегче – и передала её гостю. Оттуда же выудила пару пледов. Один постелила на пол, а вторым предложила укрыться.
– А зубной щётки у тебя там нет?
Фима закатила глаза и, покопавшись в саквояже, выудила запакованную щётку.
– Всё, спи, – сухо буркнула она, закрывая окно.
Свечка потухла сама по себе, и умываться Красибор ходил уже по темноте. Устроившись на импровизированном ложе, он то и дело вертелся, пытаясь устроиться на жёстком полу. Тот то и дело скрипел и кряхтел, тем же самым занимался и сам Красибор. После полуночи потянуло ледяным ночным воздухом, и Красибор плотнее закутался в оба пледа, будто собирался утром превратиться в бабочку. Проспал он не долго. Когда небо уже занялось первыми далёкими лучами, мужчина проснулся от звука шагов. Ходили в коридоре за их дверью.
Он подскочил и прислонился к двери ухом: отчётливо была слышна возня, топот, чьи-то голоса, но слов он разобрать не смог. Пару раз ручка дрогнула, дёрнулась личинка замка, но на этом всё. Ещё через несколько минут вновь раздались шаги, но теперь уже отдалявшиеся.
– Ушли? – раздался шёпот Фимы в сумраке.
Красибор увидел, что она сидела в кровати, обхватив себя за плечи, на её хорошеньком лице отражался страх.
– Ушли. Я проверю, что там, – он взялся за дверную ручку. – Может, они что-то оставили.
– Не ходи, – взмолилась Фима. – Если что-то и оставили, найдём утром.
– Утром может быть поздно.
– Мне страшно, Крас. Не ходи.
– Эй, – он сел рядом с ней на кровати и приобнял за плечи. – Всё в порядке, твоя защита устояла.
– Я надеялась, что она и не понадобится.
«Я тоже», – подумал Красибор. Он легко провёл логическую цепочку: «Всю прошлую неделю Фиму никто не трогал» -> «Он сбежал из больницы и остался у неё ночевать» -> «Кто-то попытался к ним вломиться». Совесть встала над ним, как титан, готовый раздавить неугодную букашку. А если бы она пострадала? То виноват был бы только он. Какое-то время они сидели молча, слушая бодрое тиканье часов. Потом их перебил Красибор:
– Как думаешь, сможешь ещё поспать?
– Нет.
– Тогда просто полежи с закрытыми глазами. Попробуй.
Девушка помотала головой из стороны в сторону. Красибор потянул её назад, придерживая за плечи, и Фима подалась. Она позволила себя уложить и накрыть одеялом.
– Мне страшно, – повторила она шёпотом.
– Я рядом, – так же шёпотом ответил Красибор.
Он замялся на несколько секунд в раздумьях, но потом всё же скинул кроссовки (тоже из Фиминого саквояжа) и забрался на кровать рядом с девушкой. Пружины скрипнули, но были достаточно крепкими, чтобы без проблем выдержать вес двух человек. Фима, не сказав ни слова перекатилась на бок, и позволила Красибору устроиться у неё за спиной. Только так они поместились бы на кровати. Мужчина обнял Фиму за талию – осторожно, почти целомудренно – и, уткнувшись носом ей в волосы, сделал глубокий вдох и выдох. В нос ему ударил аромат дыни и мандариновых косточек. Красибор улыбнулся и мысленно порадовался тому, что Фима его не видела. Девушка, в свою очередь, радовалась тому же, с трепетом ощущая его дыхание на своей шее.
– Как думаешь, зачем за тобой следили в больнице? – спросила она, уже засыпая.
– Кто-то очень не хочет, чтобы мы сняли порчу с моего отца.
– Тоже так думаю.
И они оба провалились в глубокий, хоть и краткий сон.
На кончиках чернеющих веток собирались капли и, набрав вес, грузно срывались вниз. На первый взгляд, за распахнутым окном царило уныние, но это была иллюзия для невнимательных. При ближайшем же рассмотрении проявляли себя набухшие коричневые почки, уже поддёрнутые зеленоватой бахромой молодой листвы. Сиреневый куст, которым любовался Бажен Бологов, был готов явиться согретому весеннему миру. На дворе стояло самое начало мая, и Бажен с нетерпением ждал встречи со своим садом, который вырвался из зимней спячки. Мужчина задавался вопросом, сколько времени у него осталось: увидит ли он, как голый кустарник за окном превратится в сочное зелёное облако? Ощутит ли стойкий аромат, истончаемый белыми и сиреневыми гроздями, которые зацветут меньше, чем через месяц? Бажен сидел в своём удобном кресле-качалке, укрытый двумя пледами. За спиной у него находилась вытянутая подушка, которая делала долгое пребывание в кресле более комфортным. Мужчина заворожённо наблюдал за каплями, оставшимися после дождя. И чувствовал, как его жизнь, подобно ним, капля за каплей покидают его тело.
Он услышал деликатный стук и произнёс «входите» одними губами. За дверью будто услышали его, и дверь скрипнула.
– Папа, это я, – ласково сказал Красибор, опустившись перед ним на одно колено и взяв отца за руку. – Я дома, всё хорошо.
Бажен нежно улыбнулся и потянулся к щеке сына свободной рукой. тряслась и упала, не достигнув цели. Красибор нежно заключил обе отцовские ладони в лодочку из своих рук.
«Как он полнится жизнью и здоровьем, – подумал мужчина. – Слава Богу, Слава Богу. Богам, душам и духам».
– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – Красибор говорил медленно, вкрадчиво, не уверенный в том, насколько хорошо его отец воспринимал речь. – Это помощь. Приглашу их, хорошо?
Бологов-старший едва заметно кивнул. Несмотря на физическую слабость, ум его оставался острым, а жажда жизни – сильной. Он не собирался сдаваться и был готов принять любую помощь. Очередных врачей, знахарей, священнослужителей – он примет всех. Бажен Бологов был не из тех, кто поддаётся отчаянию. Даже когда, казалось, ничего другого и не оставалось.
«Чёрт, да пусть хоть ведьм ведёт, если те помогут», – подумал он, даже не представляя, насколько близок был к истине.
Когда в комнату зашли ещё трое, волосы зашевелились у него на затылке. Бажену показалось, что он дрейфовал всё это время в одинокой шлюпке посреди океана. В бесконечный, убивающий надежду штиль. И вдруг шлюпка качнулась, и через секунду он уже оказался под водой, не имея сил грести. Внутренняя сила вошедших захлестнула его так резко и неумолимо, накрыла с головой так, что мужчина с трудом сделал следующий вдох.
– Ну наконец-то я хоть сама взгляну на своего пациента, – раздался жизнерадостный щебет. – Ну-с, позвольте познакомиться с моим будущим сватом.
– Тётушка!
– Ой, да что мы, слепые что ли? – отмахнулась тётушка Негомила и опустилась на корточки рядом с Красибором. Тот поспешил уступить ей место и отошёл в сторону.
Фима молча воздела глаза к небу, неуверенная теперь, точно ли стоило давать тётушке антикрасиборин. Опекунша прекратила попытки спрятать Красибора у себя в декольте – это плюс. Но начала вести себя так, будто вот-вот породнится с ним – это минус. И хоть Красибор, в свою очередь, к поведению тётушки относился снисходительно, проще это ситуацию не делало.
«Он привык просто к такому поведению, – размышляла Фима. – Но я-то нет!»
– Бажен, меня зовут Негомила. Я – тётя вашей будущей невестки и её единственная опекунша.
– Тётя! – воскликнула Фима, всплеснув руками.
Им предстоит серьёзный разговор. Тётушка это чувствовала, но ей, с высоты возраста и опыта, было решительно всё равно.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она, проигнорировав возмущения племянницы. – Тш-ш-ш, я знаю, что вам трудно говорить. Позвольте, я сама.
Тётушка ласково, едва касаясь, взяла мужчину за оба предплечья и прошептала:
– Впоустиши.
В то же мгновение в комнате стало темно. За окном, несмотря на ранний час, опустились сумерки, и единственным источником света оказались глаза тётушки. Это не выглядело страшно, скорее даже наоборот. Никто не осмелился даже шевельнуться, чтобы не дай Бог не помешать женщине, пока она медленно, осторожно оглядывала Бологова-старшего.
Фима наконец разглядела его: неестественно худой, с серым цветом лица. Тусклые волосы собраны на затылке в длинный хвост, а щёки покрывала отросшая щетина. Всё в его облике говорило о том, что перед ними был пустой сосуд. Всё, кроме глаз: те были яркими и цепкими. Такие же болотисто-зелёные, как у сына. Он внимательно глядел на женщину перед собой, и глаза его блестели нездоровым блеском.
– Совсем слаб, – заключила тётушка Негомила, отпустив мужчину. Свет тут же пришёл в норму. – Он держится за счёт отваров, но они всё равно не блокируют утечку жизненных сил. Мы закрыли основные бреши, но какая-то течь продолжает вредить. Я сделала новый сбор, думаю, он даст положительную динамику, но лишь кратковременно.
– Нам нужно избавиться от порчи, – сделал вывод Красибор.
– Удачи, крошки, – кивнула тётушка. – Только отведи меня на кухню, милый, чтобы я приготовила отвар.
– Хорошо, – Красибор с готовностью направился вон из комнаты. – Без меня не уходите, пожалуйста.
– Мы подождём в коридоре, – впервые подал голос Роман.
– Конечно.
Бажена вновь оставили наедине с дождевыми каплями. Хотел бы он, чтобы его переместили в сад. К чему эта пустая, серая спальня? Когда совсем близко ключом бьёт жизнь. Возможно, скоро сад разрастётся ещё больше и достигнет этих сиреневых кустов. Но доживёт ли он до этого чудесного момента?
Фима затянула воротник толстовки и вгляделась в коридор: тот расходился в обе стороны длинными галереями с картинами и фотографиями. Девушка подошла к ближайшему снимку: на нём стоял статный молодой человек с забранными в хвост светлыми волосами. На его плечах сидел мальчишка лет трёх и сиял щербатой улыбкой. Фима сразу узнала черты Бажена и Красибора. Сын был очень похож на отца в молодости.
«Интересно, какой дар у Бажена, – подумала она. – Если такой же, что и у Краса, то будут у меня кое-какие вопросы».
– О, ты в его толстовке, – заметил Роман. – Снова.
– Сегодня довольно тепло, – промямлила Фима.
Язык её стал вдруг ватным. Появилось ощущение, что Роман поймал её за чем-то постыдным.
– Да ладно тебе, – он похлопал её по плечу. – Не кипишуй.
– Рома, я не… – она замялась. – У меня иммунитет к его чарам.
– Знаю, – только и ответил тот, пожав плечами.
Фима хотела ещё как-то оправдаться, но её оглушал вопль внутреннего голоса. Тот был мощным, будто берсерк среди внутренних голосов, и орал, что ей не за что оправдываться. И уж тем более нет смысла врать. В конце концов, не в первый раз она толстовку эту надевала. И вообще Красибор её подарил, так что она имеет полное право.
Вскоре вернулся Красибор. Он быстрым шагом приблизился к ним и бросил на ходу:
– Пойдёмте.
Он провёл их до конца коридора, где их ждала винтовая лестница. Фима шагала медленно и держалась за перилла – ступеньки были крутыми, а голова слегка закружилась. Она так и замерла на середине спуска, когда её взору открылась гостиная Бологовых.
– Ты здесь живёшь? – выдохнула она.
– Дом, конечно, запущен, – Красибор скрестил руки на груди и наклонил голову в бок. – Но да, живу. Мы с отцом.
– Тут потрясающе! – воскликнула Фима и тут же зажала рот руками, боясь, что побеспокоила кого-то.
Если бы эта комната была частью дома Фимы и тётушки Негомилы, они бы точно прозвали её «Зелёной гостиной». Стены, потолок и часть пола были плотно увиты плющом и вьюнками. Последние только-только зацвели. В центре стояли пара мягких кресел и большой диван, на котором могли уместиться четверо людей. Перед ними расположились низкий столик и добротный, сложенный из белого камня камин, скучающий по дням, когда его нутро щекотал огонь.
Одна из стен была практически полностью отдала под огромное сводчатое окно: оно тянулось от пола и до самого потолка, упираясь в него своей острой верхушкой. Покрытое затейливым рисунком, оно походило на одно из тех потрясающих готических окон, что сохранились в европейских замках. Центральная его часть и арка вдоль рамы были витражными: как раз сейчас они рисовали на полу яркий цветочный орнамент на оранжевом фоне.
Фима едва дышала, смотря на заглядывающие в гостиную ветви деревьев и пушистые кустарники, закрывавшие всю землю за окном. Было сложно определить, пытался ли сад захватить территорию людей, или люди строили своё жилище так, чтобы саду было уютно жить вместе с ними. Растительность буйствовала на всём пространстве перед домом, сколько хватало глаз. Но девушка безошибочно определила ещё одного участника этой утренней встречи: до её слуха дотянулся плеск волн.
Фима сорвалась с места и выбежала в приоткрытый в окне проход. Она пробралась на несколько метров вперёд – дальше не пустили заросли шиповника. Они цеплялись колючками за её одежду, кусали за руки. Но и отсюда она разглядела океан, который волновался совсем близко. Настолько, что Фима могла разглядеть мелкую гальку, которую облизывали волны, и делового краба, спешащего по своим крабьим делам.
– Я смотрю, такой буйный рост в начале мая тебя не смущает? – спросил Роман, опасливо шагнув за порог.
– Так всегда происходит там, где много колдуют, – Фима с восторгом разглядывала зелёное буйство вокруг себя. – Лес рядом с моим посёлком в цвету с середины марта, а в теплицах Александра все растения были на пике своего роста круглый год.
– Но ни я, ни отец не колдуем, – мрачно заметил Красибор. – Мог сад так разрастись из-за порчи?
– Теоретически да, – девушка задумчиво гладила плотный лист на веточке дерева. Ветки его были усыпаны готовыми вот-вот раскрыться бутонами. – Но я думаю, что скорее всего кто-то здесь колдует регулярно.
– Не может быть, – нахмурился Красибор. – Мы бы заметили.
– Ну так вы и заметили, – Фима развела руками. – Вот это вот всё.
Оба мужчины мрачно наблюдали за тем, как Фима, едва переставляя ноги в зарослях, подходила то к одному дереву или кустарнику, то к другому.
– Смотрите, это вот – лиран. Или тюльпановое дерево. Я сразу на него обратила внимание, – она указала на самое высокое дерево в саду. – Давно оно тут?
– Не уверен, – признался Красибор. – Я не вникал в то, какие растения тут есть. Это мамин сад, она в нём почти всё время проводила. А мне, признаться, не очень-то интересно было. Дерево и дерево, трава и трава.
– Оно не растёт в наших широтах, – объяснила свою мысль Фима. – Ему нужен более тёплый и влажный климат. Вот Краснодарский край, Чёрное Море – это ему подходит. А не наши холодные места. Однако, посмотри как оно вымахало. Даже с магической подпиткой нужно много лет, чтобы дерево так выросло, – она прикоснулась к шершавой коре и прислушалась к своим ощущениям. – Если предположить, что его удобряли волшебством каждый день, ему понадобилось бы лет десять или даже больше, чтобы стать таким мощным. И оно питается до сих пор, – она нежно погладила жёлтые бутоны. – Крас, когда пропала твоя мама?
– Несколько месяцев назад.
Красибор напрягся всем телом в ожидании следующего вопроса девушки. И, чуть выждав, она его всё же задала:
– Ты уверен, что она не практиковала магию?