Анна Цой
Узлы и волны
– И сколько нужно заплатить, чтобы зажечь его? – провела пальцами по чёрному пятну на стене я.
А после заметила, что Оз молчит, потому и обернулась. Серые глаза насмешливо исследовали меня.
– А что будет, если я зажгу его, Ая? – с намёком спросил парень.
Я же поняла, что не хочу знать продолжения, поэтому спокойно прошла до дивана, укуталась в плед и села, поджав ноги к груди.
– Огонь? – ответила вопросом на вопрос.
Крокодил разочарованно ухмыльнулся и вернулся к своим электронным документам.
– Мимозка в обыкновенном её воплощении, – пробурчал себе под нос Оз-зи.
Я же взяла в рюкзаке наушники, включила трансляцию Фратрии и стала ждать.
– Мне тоже спокойнее, когда ты под боком, Ая, – отвлёк меня от повтора сегодняшней «битвы» командир, – я дам тебе доступ чипа сюда. Спускайся почаще.
Я кивнула, смутившись такому его взгляду, а после долгой минуты, услышав от какой-то заторможенной и совсем бездушной Аямако на экране телефона: «…и вообще… я его люблю», вернула внимание на недовольно раздувающего крылья носа Оза и пробормотала, с замершим от стука сердцем:
– Я и в самом деле… очень сильно люблю тебя, Оз.
На этот раз он свои эмоции мог не скрывать. Никаких камер, эфиров и наблюдателей. Только я, с горящим лицом, и он с широкой улыбкой.
– Иди ко мне, – отодвинул свое кресло, позволяя заранее готовой к бегу мне рвануть к нему, неаккуратно пройтись коленями по сидению, сделать порывистый выдох и поддаться тому невозможно полыхающему чувству, что вгрызалось во всё тело обжигающими порывами, пока его руки скользят по моим бедрам вниз, касаются обнаженной кожи у края юбки под наш общий стон.
Ещё один порог отношений? Его пальцы на моём бедре впивались в кожу, принуждая скользить по гладкой щеке моей рукой, и разрешая ему углублять поцелуй до предела. В животе повис обжигающе-тянущий узел, покалывающий и развращённый.
– Знала бы ты, как я люблю тебя, Ая, – его хриплый шёпот в уголок моих губ, – насколько сильно, – нежный поцелуй всё туда же, – однако… я сделаю вот так, – он буквально выдернул моё колено вверх, подняв ногу и поставив её прямо в туфле на подлокотник, – ты так удачно умеешь садиться своими острыми косточками на меня, что я бы ввел какую-никакую шкалу моей боли по этому поводу. Сейчас было минимум три из десяти возможных.
Его рука по-хозяйски обвивала моё бедро, пока я опиралась спиной на край стола. Мой настрой по этому поводу Оз-зи тоже отметил, потому ещё и щеку положил на моё колено, вытянув из глубины своей наглой души пошлую ухмылку. Мои же мысли остановились на том, как близко его губы находились к внутренней стороне моего бедра.
– Ты выглядишь таким… ручным, – хихикнула, – когда кладешь так голову.
Я даже смогла заставить себя провести по ежику его волос у линии роста у уха.
– Ручным? – повторил он, – каким тогда я выгляжу в остальное время?
Я пожала плечами.
– Тем, кто не подпустит к себе, – ответила честно.
Парень усмехнулся.
– Последнее время я чувствую себя ручным с тобой всё чаще, – ему было весело от этого, – доходит до абсурда.
На последнем слове он прижал мою удаляющуюся от его головы руку своей, удлиняя время прикосновения.
– Ещё пара минут, и я тебя отпущу, – прикрыл глаза он, – с другой стороны, я осознал, почему я не звал тебя с собой сюда раньше. Я смотрю на тебя чаще, чем куда должен.
Это умиляло, поэтому я положила руку на его второе плечо, подтянулась ближе и уместила нос у шеи. Этот запах… наши общие духи, лёгкий налёт мыла и что-то ещё, отчего подкорка мозга покрывалась словом «моё» в каждом миллиметре своей протяжённости.
– Теперь ты впилась в меня шесть из десяти, – прокряхтел крокодил, – а она ещё отказывается есть и заверяет меня, что её телосложение «здоровое».
Я закатила глаза. А после отстранилась, поправила юбку, в которой последние несколько минут особо смысла не было, а после неуклюже слезла с парня и кресла, вернувшись к пледу и телефону.
– Ужин я не дам тебе пропустить, – пригрозил внимательный Оз-зи.
Я завалилась на спину и укрылась с носом, хитро улизнув от ответа. Как мне казалось.
– Твоего согласия и не требовалось, – вернулся к своей деятельности парень.
Только и успела отследить его лёгкую улыбку, перед тем, как он погрузился в работу.
Меня же ждало начавшееся интервью Эрнеста.
Глава 9
Интервью Эрни было на соголдском. Субтитры под видео, что смешно, переводились не просто с «коцками», а перевирались, причем именно из-за сути, которую без цензуры рассказывал тот ведущий. Мне было легче – я понимала оригинал без проблем.
– «Эрнест Бахтьяр – капитан, избранный не столько университетской администрацией, сколько общественным голосованием на протяжении трех месяцев. Он был первым кандидатом, которого укомплектовали на занимаемое им место в течении первых суток, когда им был набран порог прохождения. В первый день, дамы и господа! Однако, я опережу ваш интерес – все те блага, что были представлены конкретно для этого участника Фратрии, были им заслужены. Об этом, как и о множестве факторов, подводящих нас к определению милого Эрни, как любимчика публики, мы сегодня и поговорим. Итак! – мужчина сидел за столом, будто в какой-то новостной передаче, – начнём, пожалуй, с общей информации. Эрнесту девятнадцать полных лет, о чём вам известно не столько из-за самого факта, а скорее от нахождения молодого человека в выпускной группе Соголдского политического университета. Как он туда попал в столь юные годы? Нет, успешное положение его семьи тут не сыграло роли. Потому что такового у его родителей не то что нет, а скорее оно противоположно – оканчивающаяся на «р» фамилия, двое детей в семье, работающие на низкооплачиваемых должностях родители и… Эрнест, как единственный член семьи не просто с высшим образованием, а с грантом, обучением в самом престижном университете в столице, с идеальной успеваемостью и, на данный момент, с признанной научным сообществом исследованием под руководством скандально известного магистра Лернта. По секрету, – ведущий смутился, – мы глубоко копали в сторону всеми обожаемых сплетен, которые бушевали последние месяцы. И вот вам ответ на трепещущий вопрос: Лернт не является отцом или другим родственником Эрнеста. Хм. К сожалению, согласен. То есть теория дружеской связи Аямако Тааффеит и Эрнеста по причине отношений дяди и племянницы тоже отпадает. Мы же все знаем, кто является отцом Кимиллии, тем более её мать этого никогда и не скрывала. Жаль, однако причина патронажа юного Эрни магистром Лернтом скорее всего строится на удаче, помимо упорства, которые демонстрирует Эрн. А удача ему и в самом деле благоволит – упорный труд мало поможет, если ты останешься трудиться в школе на окраине города, не так ли?»
Почему мне приписали ту фамилию? Так и Тинго тогда говорил про то, что она бабушкина. Но я-то тут причем? Почему не дедова? И это не считая того, что у меня есть отец.
– «Но мы вернемся к регалиям, постепенно раскрывая детские тайны нашего сегодняшнего участника. Вот вам кадры из дома семьи Бахтьяр. Как вам такое? Одна комната, в которой уживаются разнополые дети, кухня совмещена с прихожей, гостиной и спальней родителей, печное отопление, уличный санузел. Признайтесь, кто захотел сбежать из этого места, как сделал наш Эрни? Представьте только, как жилось парню в такой атмосфере? К слову о ней. Родители Эрнеста с радостью согласились ответить на пару наших вопросов о сыне».
Было видно, что они оба готовились – подведённые узкие глаза женщины взволнованно бегали, пока она крепко сжимала пальцы усмехающегося мужчины рядом с собой.
– «Сын всегда был не такой, как все, – говорил отец задумчиво, – и тут дело не в упорстве, а в том, что он очень умный. С самого детства такой был – пошёл раньше срока, читать научился неожиданно, сестра ему читала сказки, а он сам как-то понял и научился. Он никогда не просил помощи, делал всё сам. Когда пошёл в школу, то всегда был самым лучшим в классе, его постоянно выделяли, – отец Эрнеста явно был очень горд сыном, – мы напугались, только когда он решил перейти в старшие классы, сдав экзамены из начальной школы».
– «Я боялась, что… – мама Эрни, – он сложно находил общий язык со сверстниками, а там должно было случиться…»
– «Вы боялись травли?» – ведущий.
– «Вы так говорите, будто её не было, – отец, – представьте себе мальчика, обходящего во всём тех, кто уже в следующем году должен выпуститься из школы. У них были разные интересы, помимо понимания того, что происходит. А он не просто спокойный, нет. Он очень открытый, добрый и хороший парень. То, что вы показываете по телевизору, слегка отличается от настоящего сына. Там ему приходится быть строже, замкнутее и менее эмоциональным».
– «Он часто улыбается, когда дома, – сама широко улыбалась женщина, – они с сестрой такие выдумщики! Любят друг друга подколоть, но… по-доброму. Только в отличие от Эрни, дочь всегда была активной, на это и тратила свою энергию. Сын же… понимаете, я сразу понимала, что ему будет тяжело с таким характером. Я не видела от него крика ни разу за всю жизнь. Он любит подходить ко всему с умом, если ссора произошла даже не с ним, то он обязательно поможет разобраться. Его эта прозорливость, она во всём – не только в учёбе, но и в жизни, – у неё на лице появилась кислая улыбка, – мы бы очень хотели, чтобы его оценили по достоинству. Он заслуживает того, чтобы его замечали чаще».
– «Он закончил школу с золотой медалью, сейчас – университет с отличием, участие в исследованиях, конкурсах, Фратрии, волонтёрская деятельность. Как вы думаете, что из этого можно приписать вам, как заслуги воспитателей?» – ведущий.
Оба родителя Эрнеста задумались, после переглянулись и ответил отец:
– «Ничего. Это только его успехи, как человека, уже второй год совмещающего учебу и всё перечисленное вами с подработками. Вы не представляете какой это труд. Тем более, что после восемнадцати лет он не принимает деньги ни от нас, ни от сестры».
Ведущий был впечатлён. Я – тем более. Боюсь представить, что было бы со мной, откажись я сейчас от папиных денег.
– «Как вы относитесь к тому, что ваш сын получил официальное разрешение на использование фрейменда в этом году? И не забывайте, что обычно такое выдают людям старше тридцати», – ведущий сузил глаза на поджавших губы родителях Эрни.
– «Это был его выбор, поэтому наше мнение не нужно» – отчеканил его отец, – «главное, что он сделал это осознанно. Мой сын сильный и ответственный, поэтому я уверен в нём. Он делает всё правильно».
Оз на фоне начал с кем-то разговаривать. Я прибавила звук.
– «По поводу травли в университете. Насколько я понял, ситуация равно противоположная?» – ведущий.
– «Школа в нашем районе своеобразная. Дети здесь уверены, что либо ты бросаешься камнями, либо это будут делать в тебя, – поджимала губы мама Эрнеста, – со столичным университетом конечно же такого быть не может. И там никому нет дела, сколько денег у твоей семьи, и сколько тебе лет. Наш сын способен дать понять, что он настроен только выигрывать. Всё, что происходит там, не даётся ему легко, однако он стал главой студенческого совета, помогает всем, кто его об этом просит, участвует в жизни университета. Там его смогли оценить, как достойного студента и человека. Его выбрали командиром за его качества, Фратрия подтверждает это. Он прирожденный лидер».
Блин, даже моя мама меня так не расписывала. Хотя, про меня так много слов и не скажешь. Не про что говорить будет.
– «Мы проводили опрос в Институте, где в действительности каждый говорил об Эрнесте только положительное. И дело тут не в какой-то странной договорённости не вспоминать гадости или лгать – мы спросили подобное же о ещё одном участнике, про которого успеем поговорить сегодня, вот только про него студенты честно отмечают и негативное. Мы восприняли это как отчётливое понимание безгрешности вашего сына. С одним условием. При вопросе о друзьях Эрнеста все разводят плечами. При такой коммуникабельности сложно остаться одному, не так ли?» – ведущий хмыкнул.
Отец Эрна кивнул.
– «В школьном возрасте действительно были проблем с этим, вы сами понимаете почему. С поступлением вышло ещё сложнее, потому что он снова перескакивал курсы за считанные месяцы, поэтому и общение с одногруппниками наладить не успел. Но сейчас…».
Он не смог ничего больше сказать. Смутился и замолчал.
– «Эрни всегда говорил, что его другом был магистр Лернт, – улыбнулась женщина, – но судя по происходящему на экранах и звонкам сына, у него теперь есть друзья. Он говорил, что очень сильно подружился с Фреей, такой светленькой. Очень бойкая девушка! С Тинго, они вроде хорошо уживаются даже в одной комнате в общежитии».
Она тоже замялась.
– «Вы целенаправленно про неё не говорите? – хмыкнул ведущий, – Аямако. Что думаете о ней?».
Я приподняла бровь. Оба родителя Эрна опустили взгляд.
– «Вы так открыто говорите о ней, – нашёлся отец, – говорили о матери, бабушке, деде. Леди Тааффеит не высылала вам предупреждающее письмо?».
Ведущий усмехнулся.
– «Вы не поверите, но нет. Даже та программа, которая указала номера журналов с обнаженной Кимиллией, никаких ограничений за свою деятельность не получила. Поэтому можете говорить спокойно. Насколько мне известно, эта самая Леди Тааффеит не следит за развитием событий вокруг собственной внучки. Комментарии она давать отказалась, как и требовать удалить что-либо».
Я нахмурилась.
– «В таком случае, мне стоит сказать, что… Эрни сказал, что она и в самом деле не похожа на… высшую соголдку. Если так, то нашему сыну было бы полезно иметь таких друзей» – его мама явно не хотела говорить, как думает.
– «Если вы намекаете на то, что многие пытаются их свести, то думаю, что все они глубоко ошибаются. Они из слишком разных стран, хм… миров и положений, – отец Эрна, – мировоззрение не позволило бы им быть и друзьями, живи они в Соголде. Поэтому не нужно провокаций. Всё и без них понятно».
Ведущий медленно кивнул и задумчиво добавил:
– «Знаете, иногда нам просто необходимо верить в чудо, пусть и невозможное. Могу я позвать вашу дочь? Она обещала нам компрометирующие рассказы».
Через секунду на экране показалась хитрая мордочка очень похожей на Эрни девушки. Она была старше – это было едва заметно, пусть и выдавалось именно по глазам. Другое дело, что они так же сияюще улыбались, кооперируясь с ухмылкой на её губах.
– «Мой брат станет великим человеком, которого будут знать все, – уверенно выдала она, – а я буду говорить всем, что я его сестра с гордостью. Уже говорю».
– «Воу, даже так? – хмыкнул ведущий, – вы любите брата?».
Она приподняла чёрные брови, ярко выраженные по сравнению с синей копной волос в хвостике на макушке.
– «Он и сам знает, что очень сильно, – она смотрела прямо в камеру, – я скучаю по тому бардаку, который ты оставляешь после себя, братик. Кто там говорил, что все гениальные люди обожают беспорядок? Тебя только из-за этого можно считать самым гениальным умником, поросёныш».
Я прикрыла рот рукой, чтобы не засмеяться и не помешать Оз-зи.
– «Какая у вас разница в возрасте?» – поинтересовался ведущий.
– «Это вы так хитро мой возраст хотите выманить? – она усмехнулась, – мне двадцать пять. Шесть лет. Родители честно сознавались, что в нашей семье запланированным ребенком был только Эрн, хоть я никогда и не видела разницы в отношении к нам двоим. Я понимаю, что с ним было легче, потому что он, в отличие от меня, не психовал, не сбегал из дома и всегда слушался маму, но у него и характер такой, что никто не заметил его подростковый возраст. Он любит учиться – ему вообще не до остального. Вы говорите, что он не имеет друзей, но это неправда. Среди наших полу-деревенских дураков их и не могло быть, а вот в университете у него столько друзей, что они его во время голосования Фратрии в первые часы вытянули до уровня командира! Он лучший – все это знают. И я уверена, что он приведёт нашу команду к победе в этом году».
Ведущий улыбнулся в ответ на её эмоциональность. Она будто горела тем, о чём говорила.
– «Вы обещали пару разоблачающих слов в отместку за ту историю, которую он рассказал Аямако. Хм. К слову о ней, что думаете?» – глаза мужчины блеснули.
Девушка хмыкнула.
– «Думаю, что все сперва сводили её с капитаном их команды, видосики клепали с ними – организаторы дали им задание держаться за руки. Когда все поняли, насколько нехорошо поступает Оз, все сразу переобулись и нашли для кукольной актрисы Мако нового партнёра для игры. Но брат вообще не такой – если она ему и нравится, ха! Хотя кому она может не нравиться? Она красивая, что ещё от неё можно требовать? Эрну же и до этого сильно в таким везло, он симпатичный, а ещё милый и спокойный, так что его бывшие к нему очень по-дружески относятся. Загляните на страницу Эмилис – она ему поддерживающие истории записывает каждую неделю, а он ей отвечает. Может, конечно, рейтинги себе поднимает за его счёт, но факт остается фактом. Они встречались целый прошлый год, расстались, а сейчас поддерживают друг друга. Так и с Аямако – если заставят ёе поиграть в любовь с Эрном, то для него это будет вообще не наигранно, пусть, как по мне, он не согласится».
– «Вы считаете Аямако актрисой?».
– «А насколько вероятно, что в реальной жизни такая, как она, начнёт встречаться с таким, как их капитан? За что ей было зацепиться? Деньги? Так у неё у самой их больше! Тааффеит один из самых богатых родов материка! Я тут вижу только жажду популярности, что бы не говорил про неё Эрн. Слышали бы вы, как он расписывает ё Добрая, милая и понимающая высшая Соголдка! Да кто вообще эти слова рядом поставил?! Это нереалистично, она притворяется хорошей, пока ей это выгодно. Её мама, когда жила здесь, была самой главной проблемой столицы, а вы говорите, что её дочь совсем другая. Кимиллия в свои годы разве что не убивала, но там и про поджоги администрации говорили, и про то, как она в лицо какому-то чиновнику плюнула! Так что да, я не верю тому, что говорит брат – Мако обманула его, что обычно для Эрна, потому что он, когда на чём-то зацикливается, то остальное отбрасывает».
Я чувствовала себя… гадко от услышанного. Люди так часто судили обо мне только по внешности, что можно было бы привыкнуть, однако люди, от которых просто не ждёшь такого, расстраивают.
– «Давайте вернёмся к разоблачению», – улыбнулся ведущий.
Девушка тоже расплылась в удовольствии, а после выдала:
– «Родители похвалили брата за то, что он начал рано читать. Это чистейшая правда – без преувеличений. Вот только он в свои три годика всё ещё плохо ходил на горшок, поэтому найти его в луже с книжкой в руках было обычным делом».
Я хрюкнула. Ведущий тоже потушил смешок в ладони.
– «Когда ему было одиннадцать, он написал полуэротический рассказ с собой и девочкой, которая ему нравилась, – сестра Эрна хмыкнула, – вы должны понимать, что в его возрасте мало что можно было написать, кроме: «У неё были такие красивые руки, что я хотел вглядываться в каждый палец до дыр». Ну или ещё перл: «Её зубы, пусть и кривые, но в улыбке выглядели как белые лебеди». Короче, когда я это нашла, то мы искренне пытались не смеяться и оставить всё в тайне, но он догадался, поэтому пришлось очень долго извиняться».
Ведущий посмеивался, девушка же кивнула.
– «Не думаю, что стоит рассказывать то, как его привозили в первый год университета на полицейской машине, потому что он пьяный решил выпросить дубинку у одного из патрульных. Для чего она ему нужна была, он так и не признался, говорит что не помнит, но у меня есть подозрения, что это происходило на спор. Что еще? На первое свидание со своей второй девушкой он принёс ей свой гербарий с третьего класса, посчитав это романтичным, – смешок, – когда они расставались, она так и не отдала ему этот альбом, сказав, что оставит на память. Хм, – она задумалась, – когда его перевели в старшие классы, местные придурки поставили ему условие – побриться налысо, тогда они примут его в свою компанию. На следующий день он был самым гладеньким арбузиком, которого видел мир. Никто его никуда не принял, но зато он стал самым известным в школе зубрилкой, который держит своё слово, – она тяжело вздохнула, – через месяц он попросил меня сделать эти татуировки, которые от висков до затылка. Я хорошо рисую, поэтому получилось здорово. Единственное – там теперь волосы криво растут, а мама готова меня из дома выгнать каждый раз, когда вспоминает. Мне хотелось видеть его десятиклассником, а не тринадцатилетним мальчиком, пока остальные видели в нём ребенка. Может поэтому мы с ним особо не ругались никогда? Хотя, тут ещё и его неконфликтность. Ему бы найти такого же человека в лучшие друзья. Того, кто не будет пользоваться его мягкостью, а будет давать в ответ свою. Вот только… вы встречали таких людей? Я тоже нет. Только мой брат не такой, как все. Он лучше всех».
Снова комната с единственным сидящим за столом ведущим, который и ухмыльнулся нам, чтобы выдать:
– «А теперь подарок прямиком из Костны».
Церемониальный зал поместья Оза. Первый этаж перед пустой барной стойкой, за которой сидела улыбчивая и довольная я, задумчиво вытянувшая губы.
– «Если вас провёл дворецкий, то Оз не против, – на соголдском от меня, – странно, правда, что он пустил вас, но костнийских репортеров тогда – нет. Хотя… давайте быстрее, пока он не освободился и не пришёл комментировать сам».
Приходили тогда совсем другие люди – не главный их ведущий, которого явно не пустили через границу. Они не могли пропустить ненадёжных журналистов.
– «Нам интересно не описание Эрнеста, а только спорный статус ваших отношений. Можете пояснить его?».
Моё лицо на экране вытянулось.
– «А что именно в нём спорного? Мы хорошие друзья, пусть Фрея и намекает на что-то… он отличный друг, готовый всегда прийти на помощь. Очень умный и понимающий. Он многое дал мне понять из важного за то время, что я его знаю. Если бы у меня спросили, на кого точно можно положиться, то я выбрала бы его. Он… был тем, кто помог нам с Озом понять друг друга, когда говорил то, чего мы не замечали. Так что я надеюсь, что то, что он рассказывал тогда в парке Соголды, сбудется. Его планы стоят того, чтобы добиваться их и мечтать. Думаю, что не одна я считаю его способным на многое».
Тёмный экран. Всё.
***
Воскресенье наступило быстро. За эти дни, казалось, время сделало рывок, погружая меня в ленивое одиночество рядом с вечно занятым Озом. Четыре из пяти дней он клялся, что следующий вечер будет точно мой, однако я засыпала либо на том диване, либо одна в спальне в праздном ожидании, когда он откроет дверь и устало рухнет рядом, потирая лоб и глаза, попутно жалуясь на то, что стоит наступить выходным, как мы двое проведём их не иначе как в полусне в гостиной, выдерживая объятья дольше мгновенных десяти секунд, типичных для этих дней.
Из плюсов – я каждый день устраивала себе заплыв по обнаруженному в подвале бассейне, могла бегать на дорожке или просто по залу всё там же. И это не считая того, что Оз обтекаемо разрешил мне заходить в любое место, доступ к которому мне даёт мой чип. А я за всё время не смогла найти ни одной комнаты закрытой для меня хоть немного. Пыльный чердак, уже озвученный подвал, нижний уровень кухни с доброжелательными поварами, охранный пункт с суровыми мужчинами в спецодежде, и в самом деле прокуренный кинотеатр Райрана, запущенный и никому не нужный птичник с поломанной голубятней, сад у заднего забора и в особенности на общем углу с домом Мелани, и самое интересное… комнаты родителей Оза.
Он несколько раз говорил, что заходил туда раз или два после их смерти. Не больше. Это было видно по слою пыли, которая покрывала старую мебель и технику, закрытым ставням, которые я едва смогла открыть, и по разбросанным по полу вещам, забытым и никому не нужным. Особенно убивали всё ещё перелистывающие фотографии рамки на стенах и полках. На них чаще всего были два счастливых кадра с отцом и сыном, обязательно чем-то заинтересованных и оттого важных. Строгой сероглазой женщины здесь почти не было – она словно пряталась своей мрачной персоной среди семейного счастья своей семьи, такая же убийственно нелюдимая и тоскующе грустная, как подготовленная колыбель – единственная нетронутая бедламом среди прочей бутафории. Розовая и полная сухих цветов. Она была символом скорби, игнорируя когда-то живую комнату. Сейчас здесь не существовало ничего, что могло бы ожить.
– Можно я приберусь в комнате твоих родителей? – шагнула вслед за Оз-зи в спортзал.
Мы приехали на несколько минут раньше, поэтому опаздывающие в этот день всё ещё не планировали появляться на тренировке.
– Скажешь, когда будешь готова – я отправлю тебе помощников, дабы ты не погибла под мусором и завалами, – парень крепко держал мои пальцы в своих, наслаждаясь тем, что он может смотреть на мир без мониторного стекла между глазами и происходящим.
Я удивилась.
– Мне казалось, что ты дорожишь тем, что там есть, – шагала на последний ряд лавочек за ним, – к-куда мы? И мне, кстати, не нужна помощь, я просто не знаю, чем ещё заняться, а там много носителей с информацией. Я вроде видела целый альбом с фотоотрывками.
Оз зевнул, хмыкнул и сел на самый край лавки. Буквально за угол колонны, чтобы скрыться от входа в зал. Для меня похлопали по коленям, намекая на уединение и всё, что может быть с ним связано.
– У меня есть пятнадцать минут для измерения длины твоих шорт… вручную, – он недовольно проследил за тем, как я сажусь рядом, – Ая, я хоть слово тебе сказал из-за открытых бёдер и выглядывающего татуированного непотребства на них? Ты должна понимать, что это не бесплатно.
Он схватил меня и рывком притянул меня к себе за эти самые бедра, провезя по лавочке и заставив полулечь на себя.
– Удобно? – его спина снова облокотилась на колонну, пока я клала лоб на его плечо, а руки смыкала в замке на его торсе, – хм. Тогда вопрос: как ты собралась выносить столько вещей, если тебе не потребуется помощь? По правде, там стоит провести не уборку, а зачистку.
Его грудь под тонкой футболкой размеренно вздымалась в такт моему дыханию.
– Ты имеешь ввиду, что я должна выбросить все эти вещи, а не сложить куда-то для хранения? – я приподнялась и заглянула в серые ореолы вокруг зрачков, – мне казалось, что эта память для тебя важна.
Его пальцы скользнули вниз по моей щеке.
– Как связаны эти два понятия? – повёл бровью Оз-зи, – старая рухлядь мало кому нужна. А в особенности мне, – он задумался, – там вроде должны быть те безвкусные украшения, которые обожала мать. Если ты захочешь, то я могу заняться переплавкой во что-то адекватное для тебя.
Я села прямо и помотала головой. Названное им было последним, о чём я думала.
– В этом и смысл. Оно должно остаться в первозданном виде, чтобы ты мог посмотреть на… них и вспомнить что-то, о чём забыл, – объяснила ему.
Его губы расплылись в насмешливости.
– Я заметил ту кучу хлама, которая хранится на чердаке над твоей комнатой в доме Адама, – он кивнул и вернул мне лежачий вид, – я таким не страдаю, Ая. Мне всё равно на эти вещи, и если ты подумала, что хочешь заняться приведением в порядок той комнаты, то я не буду против. Оставляй и выбрасывай всё, что захочешь.
В этом была наша разница. Меня учили жить в простоте и бережном отношении к любым вещам, нет разницы чьим. Я никогда не разбивала телефон, как часто делала это Мел, не брала того, что принадлежит другому, как Фрея, и не выбрасывала то, что может пригодиться или просто быть в хорошем состоянии, как сейчас предлагал Оз.
– Унесу в благотворительный магазин! – обрадовалась своей идее я, – всё, конечно, кроме ценного. Его принесу тебе на более полный разбор.
По лицу Оза было понятно только одно – его интересовали только его же наглые руки на моих ногах, а никак не то, что я говорю.
– Как же ты обожаешь усложнять себе жизнь, – он прислонил щеку к моему виску и выдохнул, – но больше доставляет то, как ты отказываешься от каких-то благ, которые я стараюсь тебе подсунуть, – он усмехнулся, – судя по газетам и моим детским воспоминаниям, у матери была обширная коллекция бриллиантов на все случаи жизни. Не интересно?
Я поджала губы.
– Предложи это моей маме – у их поколения явная страсть к подобным вещам, – хихикнула, – меня же интересовали фотографии и ещё пара каких-нибудь дорогих сердцу безделушек.
Оз цокнул.
– С одной стороны я безмерно рад – ты копируешь в этом плане меня, с другой – ты настолько упёрто неподкупная и безразличная к деньгам, что я уже начинаю сомневаться в распространенном мнении соголдской толпы, что я тебя купил, – усмехнулся крокодил.
Я выпрямилась, ткнулась носом в его и отчеканила:
– Действительно, – деланно важно кивнула, – тебя же совсем не за что больше любить, Оз.
Он дёрнул щекой, пока я прижималась к его губам, двигаясь ближе и ощущая пробравшиеся под шорты пальцы, остановившиеся только узкой полоской белья! Сжатая в кулак ткань, саднящие от сминающего мои губы поцелуя, приподнятая футболка, спина к узкой поверхности лавочки, твёрдое тело поверх моего… сбившееся дыхание, неприличные движения на мне, пока бедра прижимались к его бокам, а внутри живота разгорался пылающий узел, сковывающий мысли только одной потребностью.
– …и что? Я просто уверена, что это всё быстро закончится! Ты видела, как она сидела и врала тогда? – голос Пич разлетелся по залу.
– Это точно было видно, – поддакнула Онни, – я тоже заметила, что она даже глаза опустила и пробубнила, словно стыдно было врать.
Их голоса приближались, в то время как пальцы Оза выбирались из-под моих шорт, а поцелуи становились короче и мягче. Я ощущала разочарованность в его прерывистых движениях.
– Ты сама говорила, что он любую ложь воспринимает так, будто ты ему только правду можешь говорить, так что всё понятно – он просто не видит её тупых отговорок, а она пользуется им и живет себе спокойненько, – снова Пич.
– Это точно, – буркнула и села на первый ряд Онника, – я ещё, помнишь, удивлялась тому, как легко меня папа раскрывал с тем, во что Оз верил без проблем, и спрашивать что-то уточняющее не стал.
Я смотрела в наполняющиеся злостью глаза напротив своего лица. А я воспринимала это чувство не как «можно лгать», а скорее «я не могу ему лгать».
– А она точно мастер в этом. Ха! Ты видела её лицо? – снова подбадривала Пич, – по-моему все соголдцы такие противные. Эти глаза… что вообще может быть красивого в том, чего не видно?
Оз помотала головой, будто пытаясь сбросить с себя еёслова. Его раздражение было заметно невооруженным глазом – он буквально затвердел и стал ледяным на вид от услышанного. Особенно когда сел, выпрямился и скрестил руки на груди.