Алексей Белькомбэ
Мумия по соседству
– Всё хорошо? – спросил он, ведя глазами по странице книги.
– Да, только хочу попить, – меня и вправду мучала жажда, и сухое горло от долгого рассказа.
Мужчина встал со стула, открыл дверь кабинета и махнул рукой в пустоту коридора.
– Наталья, принесите, пожалуйста, воды. И побольше! – скорее скомандовал, чем попросил Савелий Алексеевич.
Ответа я не расслышал, дверь практически сразу оказалась закрыта.
– Да, что вы… – смутился я. – Я мог сам сходить и попить.
Доктор посмотрел на меня самым сочувствующим выражением лица из своего арсенала. Мне, вдруг, стало не по себе совестливо.
– Игорь, в вашем состоянии лучше не напрягаться. Не волнуйтесь, сейчас всё принесут.
– А что с моим состоянием? – озлобился я.
Он еле слышно выдохнул и скрестил руки в замок, широко упершись локтями в стол. Лицо совершенно ничего не выражало, гримаса сочувствия также быстро улетучилась, как и появилась.
– Сильнейшее нервное напряжение. Хорошо, эту часть мы прошли. Я послушал и сделал выводы. Можете рассказать, что было дальше? – деловито попросил он.
– Что за книгу вы читали? – я проигнорировал вопрос собеседника, и сам пошёл в атаку.
Мои потуги явно позабавили старого психиатра. Его толстые губёшки поплыли в стороны и разгладились. Он взял книгу за края и поднял её над столом, затем закрыл и продемонстрировал мне ребром со страницами.
– Ничего особенного. Небольшой справочник.
Названия я не мог увидеть. Может оно и к лучшему. Не хотел лишний раз переживать за маму. Врач снова открыл книгу, но на этот раз отложил её чуть в сторону, так чтобы она не закрывала документы на его столе. Я потянул затёкшие мышцы.
– Можете походить, размяться. Заодно рассказать, что было дальше, – предложил Савелий Алексеевич.
– Ну, в самом деле, я же всё уже рассказывал. И не раз. Какой смысл мне всё это пересказывать? —спросил я, снова подходя к окну.
Доктор снял очки. Пальцами свободной руки потер переносицу в районе лба, сильно зажмурившись. Решив не упускать момент, я взглянул на стол, стараясь рассмотреть название книги и что за документы лежали перед доктором.
Он закончил процедуру и небрежно накинул очки. К сожалению, ничего полезного я не смог разглядеть.
– Я же уже вам говорил. Это нужно чтобы помочь вашей маме. Мне необходимо ещё раз все услышать и понять. До этого вы рассказывали другим людям. Они могли не так всё записать, расставить акценты не на тех местах. Да и вы могли что-нибудь забыть, упустить. А сейчас будете снова рассказывать и, может быть, появятся новые подробности. Понимаете?
Я отвернулся к окну. Свет приятно разливался между зелеными посадками в саду.
– Понимаю… – еле слышно произнёс я.
+++
06.08.2005
– …понимаешь? – спросил папа перед дверью нашей квартиры, опустившись на одно колено передо мной.
– Да, пап, – набор бессмысленных звуков выплюнул мой рот.
– Ну, и вот… Тебе, скорее всего, почудилось. Ты же у нас это…воображуля, как мама тебя называет! Придумаешь себе что-нибудь, потом ходишь всех убеждаешь. Иногда, так не нужно делать. Не нужно другим людям знать о чем-то, понимаешь? – убеждал меня отец.
– Понимаю, – произнес я.
– Вот и здорово! Пойдем домой.
С этими словами он вставил заранее подготовленный ключ в замочную скважину и принялся его поворачивать.
Но мне не почудилось. Я точно ничего не придумывал. Я всё это видел собственными глазами! Отец всю дорогу домой пытался меня убедить, что в машине никого не было, что мне показалось. Точнее даже сказать, пытался подменить мои воспоминания. Исказить их. Но нет, я видел их вместе с той женщиной слишком ярко, чтобы самому поверить, что это был мираж.
Наверное, папа в первую очередь убеждал самого себя, что никого не было в машине.
Честно сказать, я не до конца понимал, что произошло, и почему я чувствую себя плохо. Но мое детское неиспорченное чутье подсказывало мне, что случилось что-то нехорошее, противоестественное и неправильное.
Я думал о том, что может быть я так считаю из-за того, что мой папа бросил меня одного в парке, а сам пошел в машину проводить время с какой-то женщиной. Испытывал чувство сродни ревности. Не мог представить, что папа может веселиться с кем-то другим, помимо нас с матерью. А может на мое восприятие влияет то, что я до сих пор нестерпимо хочу в туалет?
Щелчок открытого замка вернул меня к реальности.
– Заходи, – сказал отец.
Мамы не было дома. Я почему-то испытал облегчение от этого факта, хотя обычно всегда огорчался её отсутствию.
Дом стал каким-то чужим и холодным. В тот момент он показался мне максимально заброшенным и пустым, словно безжизненным. Серые обои отсвечивали какой-то непонятной болезненной желтизной из-за лучей вечернего солнца. Крохотный слой пыли, который иногда обнаруживался в нашей квартире и был типичным для нас, сейчас он выглядел так, будто лежит тут ни одну сотню лет.
– Ты уснул что ли?
Папа, наверное, не видел того, что видел я, и продвинул меня, застывшего в дверном проёме.
Реальность снова вернулась ко мне. Я быстрым движением стянул с себя сандалии и побежал в уборную, ощущая болезненные уколы переполненного мочевого пузыря.
После облегчения, я заметно повеселел. На время мрачные мысли отступили, и я вернулся в привычное для себя состояние. Не знаю сколько времени я провел в туалете, но отец уже начать жарить яичницу. С кухни приятно пахло едой.
Когда мы оставались с ним вдвоем, то почти всегда питались одними лишь яйцами. Изредка он мог сварить пельмени. Пару раз бывало даже, что он забывал меня покормить и уезжал по своим делам. Маме я старался об этом не рассказывать, чтобы лишний раз её не беспокоить, а сам переходил на бутербродную диету.
– Игорь, ты чё там так долго делал? – с искренним удивлением спросил папа.
– В туалете был, – я бессмысленно пожал плечами.
– Это я понял. Ты терпел с самого парка? – снова спросил папа, ставя сковороду на середину обеденного стола.
– Ну, почти, – криво улыбнулся я. – Вкусно пахнет!
– Тогда давай скорее есть, пока не остыло!
Что-то в нем изменилось. Он стал каким-то… нормальным. Я схватил вилку и принялся уплетать еду. Папа не отставал от меня, изредка бросая осторожные взгляды в мою сторону. Мы молча кушали.
Когда последний кусочек отправился в мой рот, а сковорода в раковину, в замочную скважину ворвался ключ и стал нетерпеливо скрестись. Звук открываемой двери заставил нас с папой переглянуться. Он быстро бросился к чайнику. Через мгновение вода в нем уже нагревалась, а квартира наполнилась совсем другим видом тепла – это мама вернулась с работы.
– Тук-тук, есть кто-нибудь дома? – спросил нежный женский голос.
Я слез со стула, побежал к ней и обнял что было сил. Мама улыбнулась одной из своих согревающих улыбок.
– Уже вернулись? Ну как? Как погуляли? – говорила мать, но я совершенно не слышал её и не хотел ей отвечать. Так и стоял, уткнувшись лицом в её мягкий живот.
– Да, уже дома. Отлично погуляли! Погода была хорошая, – ответил, выглянувший из-за кухонного гарнитура папа, по-хозяйски вытирая руки полотенцем. Он вальяжно подошел к нам и чмокнул маму в щёчку. Она налилась румянцем.
– Игорь, дай я хоть разуюсь, – мама мягко отцепила меня от себя и стянула балетки. – А чем это так вкусно пахнет?
– Мы тебя не дождались и на скорую руку пожарили яичницу.
– Какие вы у меня молодцы! Такие самостоятельные! – мама потрепала мои волосы.
Папа еле заметно поморщился и повесил полотенце на место. Электрический чайник выключился, дав понять, что вода в нем закипела.
– Так, тогда давайте чайку попьём, а потом я что-нибудь на ужин приготовлю.
Она достала из шкафчика кружки и начала хозяйничать на кухне. Папа молча сел на стул, а я продолжил неподвижно стоять посередине комнаты. Тут мама осеклась, посмотрела на меня, но не успела ничего сказать из-за того, что её опередил папа:
– Сделай нам чай. Мама с работы уставшая пришла, – грозный голос отца дал мне ментальную оплеуху и привёл меня в чувство.
Я взял чайник и разлил кипяток по кружкам. Пар медленно поднимался вверх и создавал уютную атмосферу, особенно на фоне почти сумрачного пейзажа за окном. Мама вернулась с чистыми руками и устало плюхнулась на стул. Я занял оставшийся свободный.
– Сегодня получилось пораньше уйти с работы. Сильно соскучилась по своим мужчинкам! – мама бросила взгляд на папу исподлобья. Было в этом взгляде что-то демоническое и завораживающее одновременно.
– Мы тоже по тебе сильно скучали, – произнес папа – Ну ничего, скоро все вместе выберемся в город.
– Серёж… – мама хихикнула. – Почему ты всегда говоришь, что мы поедем в «город»? Мы же и так в городе!
– Да какой это город! – папа отхлебнул из кружки и продолжил. – На окраине живем же. Считай не в городе. Город – это центр.
Мама откусила вафлю и запила её чаем, затем взглянула на меня и сказала:
– А ты, Игорёша, тоже так думаешь?
– Нет, мы в городе живем.
Мама снова потрепала меня по голове, ероша мои волосы.
– Городской ты мой!
– А у тебя как день прошел? Как дела на работе? – поинтересовался папа.
– Ой, не люблю я эти новые бабские коллективы. Уже, вроде, и перезнакомились все, и всё такое. Но все равно пока окончательно ещё не принюхались друг к другу. Помнишь, я рассказывала про Ксению Михайловну? Да не хмурься ты. Ну, которую должны были по старой дружбе вместо меня поставить на должность?
– Ну, – протянул отец.
– Вот с ней в основном все проблемы. Тяжело ей ещё мириться с тем, что меня взяли. Вся какая-то недовольная, скользкая, – мама поочередно потрогала большим пальцем остальные на обоих руках и при этом состроила карикатурную мордочку, выражающую отвращение. – Как что-нибудь спрошу у неё, так она вечно не знает. Хотя сколько проработала в больнице! Ну, как можно не знать, на пример, где лежит какая-нибудь вещь? Или как раньше заполняли журнал какой-нибудь?
Я не выражал даже малейшего интереса к рассказу. Хотя внутренне слушал очень внимательно, жадно цепляясь за каждую деталь. Во взрослых разговорах всегда было что-то важное и серьезное. Совершенно другие проблемы и темы, нежели у нас с моими друзьями. Это был абсолютно другой мир, в который мне постоянно хотелось залезть. Однако не всегда мне давали присутствовать при таких разговорах.
– Это вопрос времени. Скоро успокоится, – ответил папа. – Не переживай.
– Я и не переживаю! Просто много энергии расходуется бестолково. Ладно, – мама хлопнула в ладоши и продолжила. – Какие заказы, пожелания на ужин?
Я робко пожал плечами, а папа отмахнулся:
– Мы всё съедим. Готовь что угодно.
Брови на лбу мамы медленно поползли навстречу друг другу.
– Серёж, ну сколько раз я говорила, что мне не нравится такой ответ, и я его не принимаю. Мне хочется вас как-нибудь порадовать, а не чтобы вы в себя впихивали любое моё хрючево.
Я прыснул, и мама бросила на меня свой взгляд, после чего брови на её лице приняли обычный вид. Она встала со своего места и открыла холодильник. Бегло оглядев его, она сделала губки трубочкой, словно пыталась не обжечься горячим чаем.
– Не густо. Вы в магазин не заезжали, да?
– Да как-то забегались и забыли… – соврал отец.
– Игорёша, супчик будешь? – рука матери опустилась на мою голову и нежно растрепала мои волосы.
Я молча кивнул.
– Хм, – мама вытащила самый нижний ящик в холодильнике. – На суп не хватит овощей. Серёж, нужно в магазин съездить.
Я медленно цедил остатки чая, обхватив кружку двумя руками. Мне показалось, что в комнате стало немного прохладнее.
– Хорошо, мне как раз нужно машину переставить. Список только дай мне, а то я забуду, – криво улыбнулся отец. – О, кстати! Может я тогда и за тем поросёнком заеду? Ну, на рынке, помнишь? Там мяса много. Только разделать нужно будет.
Я встал из-за стола и поставил пустую кружку в раковину. Упреждая мамино возмущение, я сказал:
– Я чуть позже помою. Голова что-то болит. Пойду полежу.
Дверца холодильника тут же закрылась, и освободившимися руками мама-медсестра начала щупать мой лоб. Затем дополнительно проверила его своими губами.
– Вроде, негорячий, но температуру всё ровно нужно померить.
– Да мы же почти целый день были на солнце и на ногах. Может перегрелся или устал, – вмешался отец.
– Иди полежи, – скомандовала мама, направляя меня своей рукой и сурово смотря на невольно сжавшегося папу.
Кровать встретила меня своим беспорядком, который был на ней с самого утра. Я плюхнулся в неё и уткнулся лицом в подушку. Через мгновение, сдерживая слезы, я с остервенеем вцепился в неё зубами. Я не понимал, что не так, но чувствовал это. Чувствовал, что произошло что-то нехорошее. Что я должен делать? Как поступить? Просто забыть, как рекомендовал отец? Тем более он говорит, что с ним никого не было и мне просто показалось. Или ещё раз поговорить с папой и попросить его всё объяснить мне? Но что толку? Он опять скажет, что всё нормально. А может даже разозлится на меня и опять схватит больно за руку…
Нет, ему нельзя говорить! Но нужно ли рассказывать маме? В конце концов, ничего страшного же не произошло. Папа просто был в нашей машине с другой тётенькой. Разве могут они делать там что-то плохое?
Я мучился от трудности выбора. Должен ли я обо всем рассказать маме или, может быть, мне действительно всё это почудилось? Как будет дальше? Может это какой-то папин секретный секрет?
Ткань во рту насквозь пропиталась моими слюнями, но я не выпускал её. Она была единственной преградой, удерживающей меня от того, чтобы не закричать. Мысли беспорядочно бегали в моей голове, раз за разом ударяясь о стенки границ моего сознания и возвращаясь назад, не давая мне успокоиться и никоим образом не улучшали ситуацию. Я лишь всё глубже и глубже путался в своих ощущениях и воспоминаниях.
Если тут всё хорошо, то почему папа сам не рассказал об этом маме? Он лишь упомянул, что мы были весь день в парке, хотя это не так. Значит он хочет скрыть это от матери. Но почему? Что такого было с этой другой женщиной? Тогда получается, что это вообще какая-то мелочь, которой не стоит забивать маме голову. Ну была и была, что такого-то? Или всё-таки не была?
Так, как там было-то? Я подходил к машине и сначала никого не видел, затем появился помятый, но довольный отец, а следом за ним блондинистая тётка, которая положила ему руку на плечо. Было же? Вроде, да. Затем хоп, и они оба исчезают из просвета между сиденьями. И что тут такого? Может у неё что-то случилось, и папа просто помогал ей? Такое же может быть? Может!
Я перестал держать во рту подушку и перевернулся на спину. Руку демонстративно положил на лоб. Воздуха в комнате становилось меньше, мне стало тесно в своей собственной комнате. Голова и вправду закружилась, смазывая очертания шкафа и угла комнатушки.
Наверное, он просто ещё не успел рассказать маме. Или же это действительно что-то совершенно маленькое и незначительное, о чём даже глупо рассказывать? Почему меня вообще это волнует? Зачем я переживаю по этому поводу? Вот моё какое дело? Это их взрослая жизнь, пускай сами разбираются. Они – взрослые!
Я встал с кровати и открыл оконную форточку. Вечерняя прохлада вместе с атмосферой ночного города начали плавно проникать в комнату и раздувать ей до прежних нормальных размеров. Дышать стало приятнее. Голова начала прояснять.
– Ну, как себя чувствуешь? – спросила мама, заходя в комнату с градусником в руках.
– Немного получше.
Она стала сбивать старое значение на градуснике, а я вяло лег обратно на кровать. После того, как я узнал, что ртуть, содержащаяся в градуснике, ядовитая, мне становилось не по себе, когда кто-то грубо стряхивал его рядом со мной. Было неприятно смотреть на эту процедуру. Я перевернулся на правый бок и уставился на открытую форточку.
– Давай, засовывай, – скомандовала мама.
Я покорно взял прибор и запихал куда было нужно. Холод от него неприятно обжег кожу.
– А-а-а-х, – мама вдохнула полные легкие воздуха, стоя возле окна. – Какой воздух здесь! Хорошо всё-таки, что не в центре живём.
– В центре дома красивые, – произнес я.
– Зато много машин, и воздух не тот, – она села на край кровати. – Ну, как тебе здесь? Нравится?
– Ещё не понял до конца. Скучаю по старому дому и друзьям, – ответил я, стараясь не шевелиться.
– Эх, понимаю. Мы с родителями тоже часто переезжали в детстве. Постоянно новые места, люди, – мама мечтательно посмотрела в окно. – По началу меня это всё сильно раздражало и бесило, потом начало злить, а потом, после очередного переезда, я вошла во вкус. Стало любопытно, что будет дальше, какие там живут люди, какая природа, что есть интересного… Да, хорошие были времена…
– А сейчас разве плохие?
– А сейчас ещё лучше, Игорёша! – она наклонилась ко мне и в бессчётный раз за вечер погладила по голове. – У меня есть вы с папой. О чем я могу ещё мечтать? Такие красавцы мне достались!
Мама рассмеялась, запрокинув голову наверх.
– Долго ещё держать? – спросил я.
– Ещё немного. Поэтому, ты не раскисай, слышишь? Лето скоро кончится, пойдешь в школу. Там новые друзья, подруги. Время вообще махом пролетит…. Цени эти моменты, пока ты маленький, а о тебе заботятся родители.
Глаза неприятно защипало. Я с трудом подавил в себе эмоции и сказал:
– Я люблю вас.
– Ой, Игорёша! Мы тоже тебя очень сильно любим, – мама широко улыбнулась и попыталась обнять меня, но потом вспомнила о градуснике. – Можешь доставать.
Я с облегчением вытащил этот продолговатый предмет, словно это была надоедливая заноза, и протянул маме. Хоть в садике мы уже научились считать, даже до ста, но я никогда не смотрел на значение измеренной температуры. Наверное, боялся расстроиться. Пока не знаю чего-то – значит этого нет.
Повертев в руках прибор, мама отправила его назад в защитный футляр.
– Тридцать шесть и девять. Нормально. Лежи, отдыхай.
Я закрыл глаза. Мама вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Снова остался наедине со своими мыслями.
Отец всё не возвращался. Со стороны кухни доносились характерные звуки звякающей посуды. Под них я всегда успокаивался и входил в какое-то медитирующее состояние.
И, наконец, я понял, почему чувствовал себя паршиво. Понял, что в этой ситуации было неправильно и решил, как я должен поступить.
Мама поставила небольшую кастрюльку на плитку и закинула в неё соль. Я осторожно встал в дверном проёме и собирался с мыслями, не зная, как начать. Молчание прервал не я:
– О, полегчало? Папа пока не вернулся… Поэтому могу бутербродов на скороту сделать. Хочешь?
– Угу.
Мама открыла холодильник и вытащила оттуда нехитрый набор для приготовления сэндвичей. Я же продолжал стоять и судорожно подбирать слова.
– Мам…
– Да, Игорёшь?
– Помнишь ты говорила, что когда люди любят друг друга, то они не должны целовать и трогать других людей?
– Конечно помню. А что случилось?
Я на мгновение осёкся, даже слегка присел на полусогнутых коленях, но всё же нашел в себе силы выпрямиться и довести дело до конца.
– Получается папа поступил неправильно?
– В каком смысле? – мама прекратила готовить и вцепилась мне в душу своими бездонными глазами.
– Он сегодня целовал другую женщину в машине, когда мы были в парке, – одним словом протараторил я, выплевывая каждый звук, словно это были залетевшие внутрь мошки.
– И ты это видел? – мама скрестила руки на груди, пытаясь сохранить самообладание, но её выдавали покрасневшее лицо и раздувшиеся ноздри.
Ключ в замочной скважине входной двери издал противный звук. Я замер, не зная куда деть себя. Мама, судя по её реакции, тоже не знала, как реагировать на это. Напоследок я смог расшевелить задубевшую шею и неуверенным кивком ответить на её вопрос.
Так мы и остались стоять на кухне, пока вернувшийся папа медленно раздевался в прихожей. Он словно что-то чувствовал и сохранял молчание.
Шуршащий пакет с покупками медленно коснулся банкетки.
Ещё мгновение и на кухню протиснулся отец. Его лицо было абсолютно спокойным, ровным, не выражающим никаких эмоций. Он, словно притаившийся хищник, выжидал реакции добычи. Наши странные позы и не менее странное молчание насторожили его. Он плавно, словно плывя в воздухе, подошёл к столу и принялся доставать покупки.
Мать не сводила с папы своего пристального и изучающего взгляда. Бог знает какие мысли и эмоции одолевали её в тот момент. Я же чувствовал себя сжавшимся до микроскопических размеров. Я будто бы был вне своего тела и наблюдал за всем происходящим одновременно с нескольких проекций. Зрение сузилось до размеров палки колбасы, лежащей на столе. Время остановилось. Застыли все процессы.
– Решили меня не дожидаться и бутербродами перекусить? – спросил буднично отец.
– Да нет, решили твою любовницу угостить! – пошла в атаку мама.
Даже мне было понятно, что в поднятых от удивления бровях читалась фальшь. Было это понятно и куда более прожженной маме.
– Ой, Серёж, ну не надо, а! Бровки вот так вот поднимать! – мама весьма артистично спародировала папу. – Ну хватит! Думаешь я не знаю о ней?
– Расскажи мне. Я вот не знаю о ком ты, – пытался держать лицо папа.
И в следующий момент ему в это лицо прилетела грязная кухонная тряпка. Увернуться он не успел. Скомкав её в руках, он сказал:
– Диана, ты совсем?! О чем вообще речь идет?! Объясни мне нормально!
– Ах, ты не понимаешь?!
Вот тут я по-настоящему испугался. Маму в гневе я почти никогда не видел, в отличие от папы. И эта перспектива неизвестности обволакивала меня липким страхом.
Я ушёл в себя. Голоса, жесты, свет не доходили до меня. Я ничего не ощущал и ничего не видел. Это было похоже на то чувство, когда в жаркий летний день резко спускаешься в подвал. Холод, тьма, запеленавшая глаза и страх неизвестности того, кто или что может находится по ту сторону темноты. Я называл это – выключить свет. Пару раз за жизнь, в моменты сильнейшего стресса и страха, у меня вырубало свет. Один раз, когда на меня бросилась дворовая собака и укусила за руку, а ещё…Уже и не помню. А собака жива ещё? Почему я вообще думаю об этом сейчас?
Я очень сильно начал жалеть о том, что решил обо всем рассказать маме. Всё мое естество начало судорожно пытаться найти некую кнопку или рубильник, с помощью которых можно повернуть время вспять. Вернуть всё на свои места, сделать всё снова нормальным.
– Диана, успокойся! Кто тебе мог так нагло наврать!? – донесся голос из внешнего холодного мира.
– Не важно! Есть добрые люди, которые любят меня! – ответил ему другой голос, еле державшийся чтобы не заплакать.
– Дай угадаю, мальчишка тебе наябедничал, потому что я ему второе мороженное не купил?!
– Ах ты, сволочь! – звук чего-то хрупкого разбивающегося о стену. – Он уже для тебя мальчишка?! У него имя есть! Это твой сын! Урод!
Я больше не мог находиться там. Мне было физически больно. Ещё больнее было осознавать то, что я виновник всего этого. Никто другой, а именно я спровоцировал эту ситуацию! Уровень стресса зашкаливал. В носу запахло железом.
В два больших шага я выпрыгнул с кухни в прихожую. Летние сланцы сами собой оказались на моих ногах. Ещё доля секунды и в руках сжимаются ключи от квартиры.
К реальности меня вернул крик одного из ругающихся позади созданий. Голос был другой, не таким, как всё, что я слышал до этого. Это заставило меня приостановиться в шаге от выхода из жилища. Сделав пару движений назад, моему взору предстала следующая картина. Женщина стояла с победным видом, держа деревянную скалку в руках над слегка сгорбленным мужчиной, закрывающим своё лицо. Взмах ресниц отделил меня от момента, когда через его скрещенные руки просочилась красная субстанция и вязко капнула на пол.
Я со всей силы хлопнул дверью.
Глава 2
17.05.2016
Хруст затёкшей шеи раздался сильнее, чем я ожидал. Смутившись, я принялся с интересом рассматривать свои тапочки. Серый цвет обуви так странно смотрелся в вечерних светонарядах солнца, что я невольно нахмурился. Рассказ, о давно прошедших неприятных событиях, которые как оказалось, всё ещё живы в моей памяти, высосал из меня силы. Не хотелось больше ничего, просто лечь на кровать, обхватить свои ноги руками и покрепче прижать их к груди.
Я думал, что память спрятала от меня все неприятные и травмирующие события из далекого детства, что она, словно прилежный садовник, аккуратно выкорчевала все сорняки ненужных воспоминаний и вытряхнула их в самом дальнем и бессознательном углу моего внутреннего мира. Однако она действовала хитрее. Память окутала легкой мглой нехорошие моменты, увела их сторону от яркого луча сознания, словно второстепенного актера, чтобы он не оттеснял внимание, положенное главному персонажу. Но стоило мне чуть повернуть в сторону прожектор своего Я, как он с легкостью рассеял пелену, и старые события хлынули бурным потоком. Главное в нём не захлебнуться, постараться вовремя ловить воздух уставшими легкими.
Этот день я старался забыть всеми силами, буквально пытался выжечь его из календаря. Ведь тогда моя жизнь разделилась на «до» и «после». Все эти разговоры заставили меня затосковать по тем старым хорошим денькам.
– Игорь… – обратился Савелий Алексеевич.
В его голосе появились новые звучания. Я не мог уловить какие. Может быть от усталости, ведь мы болтали целый день, или быть может он проникся ко мне сочувствием. Я прекратил рассматривать ноги и взглянул прямо на собеседника.
– Устали? – спросил врач.
Я сглотнул слюну, одновременно кивая.
– Понимаю, я тоже устал, – он снял свои тяжелые очки и стал массировать глаза большим и указательным пальцами правой руки. – Да, интересно, конечно.
– Вы находите это интересным? – спросил я.
– Безусловно. Начало всегда важно, я бы даже сказал… – мужчина перестал тереть глаза и повернул голову налево, в сторону сада.
Его зрачки беспорядочно двигались, надолго не задерживаясь ни на одном объекте внутри двора, а губы бесшумно шевелились, словно он забыл поднять ползунок регулирования громкости.
– … что начало важнее конца.
Я лениво почесал шею сзади.
– А я вот думаю, что измена вообще неинтересная и тупая тема. И нет тут никакой важности.
– А вы видели сам факт измены?
Мои глаза сузились в подозрительном прищуре. Несмотря на усталость, я начал закипать.
– Я рассказал вам уже всё! Рассказал, как было!
– Или как всё запомнил маленький Игорь? – уточнил доктор.
– Э… – начал было я, но осёкся, не зная, что ответить. Ведь Савелий Алексеевич был прав. А что я на самом деле запомнил? Как оно всё было в действительности? Мог ли я что-нибудь придумать? А если серьёзно, то каждый раз, когда я вспоминал этот день, то мой рассказ приобретал новые подробности или рассеяно терял старые. Но на сколько важны эти мелочи? Главное – это то, что я увидел в машине. А я знаю, что я видел!
После небольшого сомнения, я продолжил:
– На сегодня всё? Я могу идти?
– Я тоже устал, но нам лучше закончить с тем днём. Вы ведь не до конца его рассказали, – мужчина поднял один из лежащих перед ним листов альбомного формата и поднёс его ближе к лицу. Вспомнив про очки, он быстро натянул их.
– Да там и рассказывать-то особо нечего, – произнёс я. – Скажите, как это может помочь маме в её состоянии?
– Да как же нечего? Мы с вами идём с самого начала к концу, чтобы протянуть нить и соединить все детали. Только так мы поймём, как нужно действовать, – Савелий Алексеевич отложил листочек и взглянул на меня.
Спорить я не хотел, тем более, что-то доказывать более опытному и авторитетному человеку, чем я, поэтому я закрыл глаза и безвольно бросил голову на грудь.
Постепенно лавина воспоминаний уносила меня из кабинета психиатра в тот судьбоносный вечер. Образы, в начале размытые и нечеткие, с каждой секундой становились реальными. Цвета наполнялись краской, звуки насыщались тонами, я, кажется, мог почувствовать запах прокуренного подъезда, в котором оказался.
+++
06.08.2005
Я выбежал из подъезда и очутился на вечерней улице. Район был не самый престижный, поэтому фонари либо не горели вовсе, либо один фонарь пытался блекло светить через пяток потухших. Страшно мне не было. Здесь сейчас намного безопаснее, чем дома.
Восстанавливая сбитое дыхание, я побрел в случайном направлении. Что делать дальше я не знал, какой-то цели у меня тем более не было. Я просто не мог находиться дома с родителями. Я осознавал, что произошло что-то неправильное, но также терзался тем, что рассказал обо всем матери. Ведь получается, что это из-за меня они сейчас ссорятся! Зачем я это сделал? Папа был прав! Ничего я не видел! Никого не было в машине! Что я наделал?!
Я никогда не видел, чтобы они кричали друг на друга. Тем более при мне. Даже когда я сильно баловался или шкодил, или занимался другими плохими, с точки зрения моих родителей делами, они не били меня. Разговаривали. Точнее мама разговаривала.
Картина, увиденная перед уходом, раз за разом появлялась у меня перед глазами. Я не мог поверить, что мама ударила папу до крови! Пытаясь найти причину, из-за которой мама могла бы меня ударить, мне в голову приходили самые жесткие и мало реалистичные варианты. Значит, папа сделал, что-то очень и очень плохое! И благодаря мне мама узнала об этом плохом папином поступке. Из-за меня нам всем сейчас плохо! Я, и только я виноват в том, что сейчас происходит! Чего мне стоило не рассказывать ей об этом? Просто промолчать. Да она бы никогда и не узнала об всей этой ситуации…Кому было бы от этого плохо? Всё было бы как раньше! Ну почему я пошёл к ней?!
Слёзы потекли солёными ручьями.
Я повернул за дом и оказался на большой и широкой улице. Множество машин растянулись в длинной пробке, светя красными огнями. Улица эта была приятнее той, где был наш дом. Много зелени, маленьких деревьев, причудливых стареньких домов, широкий тротуар, а ещё она была хорошо освещена. Я бывал на ней раньше и поэтому без страха двинулся в относительно известное мне направление.
Пробка из машин почти не двигалась, и мне стало любопытно почему. Я встал рядом с дорогой, вытер слёзы и принялся смотреть на пёструю палитру из автомобилей. Моё внимание быстро переключилось из внутреннего на внешнее. Машины были разными, как и водители в них сидящие. Мне остро захотелось быстрее вырасти и тоже купить себе машину. Эти приятные мысли ненадолго переключили меня на другую волну.
Я всё продолжал любоваться автомобилями и медленно идти вниз по улице. Спустя множество пройденных автомобилей, я увидел причину затора на дороге – две легковые машины столкнулись почти лоб в лоб. Бесчисленное количество осколков беспорядочно валялись на проезжей части. И всё, больше ничего. Я даже не мог определить, кто из стоящих на обочине людей являются водителями этих злополучных авто.
К реальности меня вернул порыв ледяного ветра. Только тогда я вспомнил о том, что недавно произошло, как я далеко от дома и как поздно сейчас. Я разнервничался ещё сильнее. Боялся даже представить, как сильно расстроится мама, как она будет переживать и нервничать. Меня ударил жаркий пот, который быстро остывал под порывами ветра, и заставлял меня подрагивать от холода.