Алексей Белькомбэ
Мумия по соседству
Ещё раз осмотрев паникующую толпу и убедившись, что никто даже близко не смотрит в мою сторону, я бросился бежать к трансформаторной будке. Через пару долгих секунд я поравнялся с ней плечами, скрывшись из виду за её металлическим каркасом, выкрашенным в синий цвет.
Так близко к забору я ещё никогда не приближался. Моё внимание было остро, как скальпель хирурга. За крохотный промежуток времени, у которого ещё нет названия, мой мозг заметил ту часть бетонного забора без колючей проволоки, небольшой выступ, торчащий наружу между плитами, образующими сам забор и небольшое деревце в самом углу. Оно было таким одиноким и лишним здесь. Я не был силён в местной флоре, поэтому и не знал его названия. Крона малыша уже успела подняться выше ограждения на пару дециметров, и при других обстоятельствах и скорости бега, я мог бы спокойно вскарабкаться на его и перебраться наружу.
Но не сегодня.
Продолжая движение, я мысленно прицелился на выступ. Правую ногу на него, рывок вверх, руками на ребро бетонного блока, подтягивание с отталкиванием от его основания, и я наверху. Дальше спрыгнуть, переодеться и идти домой.
Нога идеально встала на металлический выступ с веснушками ржавчины. Я поддался вверх, в полёте выставляя руки так, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь. Ладони поцарапались об острый бетон и мелкие камешки, которые были добавлены внутрь для крепости раствора. Пальцы заскользили, мелко кроша застывший цемент. Я испугался, что сейчас упаду. Этот импульс страха заставил мои руки перехватиться покрепче, а застыть мышцы в одной, пускай и не самой удобной позиции. Левая ступня упёрлась в забор, и я весь сжался, как гармошка, готовый в любую минуту выпрямиться и высвободить энергию. Руки начали сжиматься в локтях, потихоньку поднимая мою тушу вверх. Вес всего моего тела начал перемешаться в эти руки, делая ватным и почти невесомым всё, что было ниже пояса.
Две цепких конечности схватили меня за футболку и потянули прочь от воли, отделенной забором. От неожиданности я ещё крепче вцепился руками. Ткань одежды, за которую меня держали, натянулась до предела, больно впиваясь воротником мне в кадык. Нервы были натянуты, как эта футболка.
НЕТ! НЕТ! НЕТ!
Я сделал волнообразное движение плечами, будто это могло сбросить надоедливую блоху с моей спины. Конечно, это не помогло. Хватка стала ещё сильнее, а ворот впился в шею так, что я начал ощущать удушенье.
Единственное, что я мог сделать – это продолжать борьбу за свободу. В отчаянной попытке пересилить оппонента и освободиться, я сжал всё тело и распрямился в мини-броске наверх. В этот момент к двум уже удерживающими меня рукам, добавились ещё одна пара. Справиться с подкреплением не было никаких шансов, и я рухнул на землю, мягко ударившись затылком о землю.
Надо мной стоял Аркадий и ещё один медбрат. Мой недавний сообщник перевернул меня на живот и упёрся своим острым коленом мне в спину, а затем велел нести смирительную рубашку.
Запах земли стал смешиваться с запахом моих слёз.
ЭПИЛОГ
???
Домой я вернулся после того, как начались вечерние сумерки. Лето хоть и потихоньку приближалось, но вечерами всё ещё было ощутило холодно, а легкий бомбер, который я накинул на себя, почти не удерживал тепло.
Подъезд был всё в таком же отвратительном состоянии, как и в день нашей с ним первой встречи. Нет, должен сказать, что ремонт исправно пытались делать каждый год, но вот только всё это было так бестолково сделано, что со временем у меня начали появляться мысли, что всё это делалось специально, чтобы люди были постоянно заняты работой. А те крохи уюта, которые всё же удавалось создать коммунальщиками, нещадно уничтожались самими жильцами и их детьми. Кто-то погнёт почтовые ящики, другой оторвет парочке металлические дверцы, третий выкрутит и так почти сгоревшую лампочку, сын или дочь четвертого испишет перманентными маркерами все стены на первом этаже. И у всего этого просто не было никакого конца.
Перешагнув через растёкшуюся лужу мочи, я направился к своей квартире, стараясь не трогать оплеванные перилла.
За пару ступенек до моей лестничной клетки я демонстративно зашумел ключами от квартиры и небрежно вывалил их из кармана в руку. Через пару секунд я не на шутку удивился, а затем и испугался тому, что дверь была не заперта, хотя я точно закрывал её.
В прихожей горел свет. На полу справа, рядом с банкеткой, стояли две большие дорожные сумки и несколько рюкзаков. Почти вся обувь отсутствовала, кроме маминых кроссовок и домашних тапочек отца. Я замер на мгновенье, обостряя все органы чувств. Из дальней от меня комнаты доносились тяжелые, уверенные шаги. Я бряцнул ключами, кидая их на тумбочку.
– Мама, ты дома что ли?
Её напряженное лицо резко выглянуло из-за угла, заставив меня невольно дернуться.
– Да.
Она вытащила небольшой черный пакет и поставила его рядом с другими вещами. Затем обняла меня и чмокнула в щеку.
– Я твои вещи собрала уже. Но ты лучше ещё раз проверь.
– Что? Что происходит вообще? Ты почему дома?! – я схватил её за руку, не давая вернуться в комнату.
– Ты чё? Мы в отпуск едем. Я же говорила тебе, – мама аккуратно освободилась из моего захвата.
– Нет, ты мне не говорила ничего! Какой отпуск? Когда тебе его вообще дали?!
– Игорь, всё хорошо? Сегодня и дали, на неделю. У папы тоже на работе стало посвободнее, да и ему проще на удалёнке. Ты же знаешь, лишь бы интернет был хороший. Так что мы решили съездить отдохнуть куда-нибудь. Да чё ты так на меня смотришь, я же тебе говорила недавно.
– Ничего ты не говорила. Какой может быть отпуск?! Да ещё и с папой?! – я широко раскрыл глаза и слегка скорчил лицо.
– Обычный отпуск, как у всех. Сам вспомни, мы же с самого переезда сюда почти никогда никуда не выбирались вместе. А тут так всё удачно сложилось. Так, всё! Хватит! Я уже устала от твоих закидонов, дуй вещи собирай и спускайся. Мы будем тебя ждать в машине.
Перед глазами полетели разноцветные вибрирующие мошки, поле зрения сузилось до небольшого круга, а в ушах зазвенел колокол. Я сделал шажок назад, пропуская маму, а затем кое-как взяв себя в руки, побрёл в свою комнату.
Боже, что она собралась делать? О чем она вообще думает?! Как она собралась тащить тело отца?
Моя комната выглядела словно из сцены плохого фильма, где низкопробный детектив заходит в жилище после ограбления. Открытый шкаф, выдвинутые подкроватные ящички, а на компьютерном столе какой-то не поддающийся объяснению бардак. Что она тут искала?
А что я должен собирать-то? Куда мы едем, на сколько, будут ли там минимальные удобства?
– Мам, так а-а-а, чё мне брать-то? – мой вопрос никто не услышал.
В коридоре никого не было. Часть сумок тоже отсутствовала. Я рванул в родительскую спальню. Там также никого не оказалось, но выглядела она также беспорядочно, как и моя комната. Всё, что могло быть открыто было открыто, а всё, что могло упасть – каталось на полу.
Твою мать, она окончательно сошла с ума?! Она действительно собирается вот так вот просто вытащить мумию отца на улицу и донести до машины?! Что происходит?!
В горле пересохло. Неприятный сухой кашель вырвался из моей глотки. Я выскочил на балкон и посмотрел вниз, пытаясь найти маму и нашу машину. Заметил я её в тот момент, когда она захлопнула багажник и, обойдя машину, направилась к подъезду. С такого расстояния и высоты я не мог увидеть был ли отец в салоне. Меня начало трясти. Я не мог вспомнить ни одного момента за всё это время, когда отец был вне квартиры. Как же она подставляется!
Я схватил свой школьный рюкзак и начал бросать в него первые попавшиеся вещи из шкафа. Футболка, штаны, рубашка поло, носки, нижнее бельё… Должно выглядеть правдоподобно…
Входная дверь открылась, и спокойный материнский голос вырвал меня из копошений:
– Игорь, чё ты возишься там? Вещи быстро собрал и пошли.
Я выбежал из комнаты и только сейчас обратил внимание на её глаза. Уставшие, с тяжелыми синюшными мешками под ними, они беспорядочно прыгали с одной вещи в прихожей на другую, не останавливаясь ни на чем дольше секунды. Белки были надежно скрыты под красной пленкой, разбавленной рисунком разбухших кровеносных сосудов. Сами зрачки были чуть больше, чем обычно.
– А папа поедет с нами? – я засунул правую ногу в кроссовок.
– Конечно, не оставим же мы его тут! Он уже в машине, – мама взяла мой рюкзак и раскрыв его, взглянула на содержимое. – Ладно, давай быстрее обувайся.
К этому моменту я уже был полностью готов к выходу.
– Мам, ты действительно хочешь ехать с папой? – максимально трогательно я взял её за руку и старался контролировать голос, чтобы не выдать свою тревогу.
– Конечно! Что за вопросы вообще? – мама протянула мне ранец, а сама взяла пару сумок.
– Ну, ты на самом деле ничего не понимаешь, что происходит? Ничего не видишь? – я сделал акцент на последнем слове, а для большей убедительности крутанул головой и глазами.
– О чём ты говоришь, сынок? Что я должна увидеть? – она произнесла это нервно, ведь была уже почти в дверном проёме.
– Что папа всё это время был другим. Как будто неживым… – я смотрел прямо перед собой.
– Ой, всё! Я уже устала это слушать!
Мама выпорхнула из квартиры, и я остался один с неприятным чувством тревоги и неуслышанности в груди.
Я быстро схватил два рюкзака в довесок к своему школьному ранцу и выскочил из дома, чуть не забыв запереть входную дверь. Судя по звукам шагов, мама уже выходила из подъезда. В два отработанных годами жизни в этой квартире движения, я закрыл дверь и побежал вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.
Прохладный вечерний воздух с нотками жаренных семечек, идущих из открытого окна кухни квартиры на первом этаже, тонкими ледяными иголочками больно колол внутри легких. Я втянул два больших вдоха и задержал воздух внутри, согревая его. Через секунду мои легкие дрогнули в кашле, не в силах больше удерживать кислород.
Мама всё это время рылась в небольшом багажнике нашей старенькой машины, пытаясь как можно лучше устроить сумки внутри. Я сплюнул неприятную горечь во рту и направился к ней, по пути ловя себя на мысли, что как-то подозрительно сегодня нет привычных старушек на лавочке.
– Места в багажнике больше нет, так что кидай вещи назад к отцу, – мама открыла дверь со стороны водителя и замерла, словно ожидая очередного моего словесного выпада.
Я решил не рушить её ожидания.
– А чё он сзади поедет? Не лучше ему наперед пересесть?
С этим вызовом я открыл заднюю дверь машины и, стараясь не смотреть внутрь, закинул поклажу. Затем слишком развязно для себя сел наконец внутрь. За это мама подарила мне колючий взгляд с круглыми глазами и напряженными веками.
– Нам далеко ехать, папе лучше поспать сейчас, пока есть возможность. Мама, конечно, у тебя сильная, но даже я не смогу сидеть столько часов за рулём без перерыва! У тебя же прав ещё нет.
Последняя её реплика прозвучала, как упрёк, хотя мне ещё нет восемнадцати и прав, соответственно, тоже не может быть. Повернув зеркало в салоне, чтобы разглядеть себя получше, мой взгляд зацепил это чертово иссохшее тело, безвольно лежащее на заднем сидении до шеи накрытое пледом. Как она вынесла его из квартиры незамеченным? Или нас всё-таки кто-то увидел?
«Чёрт, о чем она вообще думает?! Зачем она так подставляется? Для чего?!» – эти вопросы били колоколом в моей голове, причиняя мне физическую боль волнообразного характера. Я чувствовал, что все мои усилия по защите мамы, нашей семьи, отца… моментально обесценились, что всё это было абсолютно бесполезно и не нужно. Да что, чёрт возьми, происходит с ней?! Какой может быть, мать его, совместный отпуск?!
– Мам, – ремень безопасности больно спился в незащищенную шею, довольно щелкнув в держателе. – А куда мы едем?
Машина завелась с пол-оборота и радостно заурчала хорошо отрегулированным двигателем, отрыгивая вонючий дым с выхлопной трубы. Мама словно попала в резонанс с частотой мотора. Она едва заметно дрожала, трясущейся левой ногой пыталась выжать педаль тормоза, а её уже немолодые руки с выпуклыми венами жадно вцепились в руль. Она смотрела прямо перед собой, и я не мог даже представить, о чем она думает в этот момент. Может она составляет карту маршрута, может размышляет о том, чтобы мне ответить и успокоить меня, а может она наконец-то в полной мере осознала, что мы сидим в машине с трупом отца, которого она погубила пару лет назад, и любой мимо проходящий человек, если он окажется недостаточно воспитанным и не сумеет одёрнуть своё природное любопытно и все-таки осмелится заглянуть в окна машины, без труда поймет, что за ужас лежал на заднем сиденье накрытый пледом.
– Мам? – беглый осмотр из моего окошка не выявил никаких людей рядом.
– Мы едем в домики на озере. Ну, помнишь ещё Орловы в том году ездили и хвалились как там было здорово? Вот, туда, – рычаг перелез в положение, которому соответствовала буква “D” на коробке передач.
Мы плавно выехали со двора.
– Хорошо, но мне в понедельник, вроде как, в школу надо. Туда же полдня, вроде, добираться?
Уличные фонари неприятно слепили. Мама молчала, и я решил пока не донимать её вопросами. Я каждые секунд тридцать озирался назад, чтобы убедиться, что всё это происходит всерьез, после чего аккуратно проверял надежно ли накрыто тело.
Чёрт, это же первый раз, когда мы его вытащили из квартиры…
Мы ехали и молчали. Сидели все вместе в машине и делали вид, что не замечаем протухшего, бурого, с высохшей уродливой кожей, слона рядом. Я заметно нервничал, продолжая ёрзать на сиденье, не в силах занять удобное положение. Мама выглядела устало и лишь слегка выдавала свои натянутые нервы через нетипичную для неё скоростную езду с резким маневрированием. Хотя это можно с легкостью списать на пустые дороги и её желание побыстрее добраться до места. Или за этим стоит что-то ещё? Может она всё-таки каким-то образом узнала, что к нам приходила полиция?
Когда мы останавливались на светофорах, и рядом были другие машины, то несмотря на затонированные задние стёкла нашего авто, меня начинало трясти от мысли о том, что другой водитель и его возможные пассажиры могут разглядеть то, что покоится у нас сзади. Ох, надеюсь впереди нигде не будет постов ДПС.
Проведя большим пальцем правой руки по жирноватому экрану своего телефона, я снял блокировку и жмякнул по синей иконке популярной социальной сети. Я облегченно выдохнул – новых оповещений не было. Перейдя во вкладку с личными сообщениями, я чуть опустился вниз и нашёл, по улыбающейся фотографии Полины, нашу с ней переписку.
Слишком резкий поворот налево заставил меня выронить смартфон из рук.
– Ты слепой что ли?! – мама была крайне недовольна зрительными способностями другого водителя.
Нащупав указательным и средним пальцами знакомую потёртую глянцевую поверхность, я выдернул сотовый из-под сиденья.
– Всё хорошо, Серёж. Спи дальше.
Тоненькая высохшая ножка вылезла из-под пледа и одним лишь своим видом напоминала о том, что отец больше не в силах что-либо ответить. Я снова словил приступ паники и дереализации, но с каждым разом подобные эпизоды становились короче и легче переносились. Перед глазами полетели цветные мушки…
Это всё неправильно…Я устал так жить…Я не могу больше…Это всё какое-то безумие…
Но я всё же повернулся на полкорпуса назад и прикрыл ступню, словно вернул в гнездо неудачливого птенца, который по своей глупости выпал из него. Всё это вызывало у меня брезгливость и отторжение на всех возможных уровнях. Окончив акт заботы о мумии отца, я вернулся к своему гаджету.
С нашего последнего разговора Полина ничего не написала. Не то чтобы я ждал чего-то от неё, тем более какого-то понимания, но укол по внутреннему нарциссическому пузырю ощутил. Да и тот служитель закона, который приходил, наверняка, это её отец сделал специально. Только зачем? Хотел просто припугнуть или реально начал копать на меня и мою семью? Мол, я тебе организую проблемы раз ты мою девочку обидел? Да не, не может быть.
Я открыл наш с ней диалог и удивился предупреждающему оповещению о том, что данный пользователь ограничил круг лиц, которые могут отправлять ему личные сообщения. Интересно, раньше она никогда не кидала меня в черный список. Наверное, стоит расценивать это как «всё кончено, козлина!». Я закрыл глаза.
Мысли о Полине и о наших с ней отношениях уносили меня прочь из этой машины с трупом на заднем сиденье и трагической ситуации. Образы этой белокурой девочки в различных местах и моментах, в которых мне посчастливилось её лицезреть, сменялись в моей голове. Это не было похоже на слайд-шоу, скорее фотограф-невротик судорожно листал плохо организованный альбом, где вперемешку были фото любимого кота, рабочие фотографии и семейные фото не в хронологическом порядке.
На меня слишком много навалилось в последнее время. Я устал…
Когда я закончил рефлексировать и наконец открыл глаза, то обнаружил нас уже на выезде из города. Долго же я плакался в душе.
Экране телефона успел потухнуть, а хорошее интернет-соединение потеряло одну степень качества. Проверенным движением пальца я смахнул экранную блокировку.
Пора.
Зажав её аватар, словно я пытался задушить её или раздавить пальцем, как случайно обнаруженного на кухонном столе муравья, я открыл меню действий. Ещё мгновение и переписка была полностью удалена. Почти две сотни тысяч сообщений, если верить оповещению.
Вот и всё.
Теперь пришло время удалить другого человека, вернее избавиться от того, что от него осталось.
Я повернулся к матери и вырыгнул вопрос-претензию.
– Ты помнишь, как умер папа?
Её глаза прожигали меня насквозь. Яростный взгляд с напряженными веками, впивающимися в покрасневшие белки, и хаотично то сужающимся, то расширяющимися зрачками. На секунду мне показалось, что она начала просыпаться от долгого сна. Всё это время она не смотрела на дорогу. Я начал переживать за нашу безопасность.
Так продолжалось ещё несколько секунд, затем, к моему облегчению, она вернула своё внимание на дорогу.
– Что ты имеешь ввиду? – её голос был спокойным, но каким-то неродным.
– То есть ты хочешь сказать, что он жив?
– Игорь, я так устала от твоего бреда, от твоих каких-то интриг! Ты можешь наконец сказать нормально и прямо?! – она начала злиться. Интересно, виной тому была моя попытка её разоблачить или я что-то не так понимаю?
– Вот сейчас, например, он, что, живой?
Мама громко цокнула языком.
– Ну так подними покрывало и посмотри! Или ты забыл, как мы с ним собирались и садились в машину? Ну, глянь на своего живого отца! Давай!
Пейзаж за окном сменился с видов малоэтажной городской застройки на редколесье, чередующееся лугами. Дорога, несмотря на начинающуюся глушь, была вполне сносно освещена.
Я медленно собирался с разбегающимися мыслями и раскачивал свою решительность поставить уже наконец точку во всём этом бреду. Всё, хватит!
Перед тем, как развернуться, наши с мамой взгляды встретились, но в её глазах ничего не читалось. Неужели она настолько далеко зашла в своём безумии, что окончательно потеряла связь с реальностью? Ну, хорошо, тогда смотри!
Резким движением я сорвал плед с лица мумии и швырнул его в сторону. Уродливая башка трупа дёрнулась, но вернулась в прежнее положение.
– Ну?! Глянь на него? Разве живой человек может так выглядеть? Неужели ты совсем с ума сошла?! – я перешёл на крик. – Мам, он же мёртвый давно! Это не папа, а труп!
Воздух в моих лёгких кончился, вынудив меня прекратить говорить. На мгновение я замешкался, чтобы перевести дух и втянуть новую порцию свежего кислорода, а затем продолжить свою истерику.
Мама освободила правую руку, молча поднесла её к моему лицу и со всей силы ударила меня наотмашь.
Резкая боль пронзила всю левую сторону лица, словно тысячи маленьких рыболовных крючков впились в мою плоть. В ухе зазвенело. Этот звук лишил меня координации. Я вжался в своё сиденье, дыхание сбилось ещё сильнее. Жадно хватая воздух, я прижал больное ухо к голове, словно это могло помочь мне избавиться от болезненного гула. На секунду мне показалось, что из ушной раковины что-то вытекло. Точно, часть серной пробки вышла наружу. Неповрежденным правым ухом я расслышал ледяной голос матери:
– Так, дружочек, ты меня уже достал со своими выходками! Вернемся, я тебя в психушку сдам. Пусть тебя там проверят узконаправленные специалисты и объяснят, почему ты видишь какие-то трупы.
Слёзы, солёными ручейками подступали наружу. Мне стоило больших трудов удержать их в русле и не дать им выплеснуться на волю. Горечь обиды больно жгла гортань. Хотя, возможно, это была изжога на фоне моего нерегулярного питания в последние дни.
Лицо наливалось кровью. Подскочившее давление я мог определить и без тонометра. Виски схватились такой нестерпимой болью, что я сжал глаза. От моей злости и бессилия от несправедливости мне стало душно. Я больше не мог и не хотел находиться в одном автомобиле с ними.
– Выпусти меня! – слюни летели с моего рта в разные стороны. Особенно большая капля попала мне на руку. Я начал брезгливо стряхивать её. Это получилось резко, и для мамы стало неожиданностью. Судя по её по-настоящему испуганным глазам и тому, как она вжалась в сиденье – она испугалась. Боялся и я сам.
– Тут негде… – промямлила она, сбавляя скорость.
– Прямо здесь! – я рыкнул и стал дёргать ручку двери.
Спустя несколько безрезультатных попыток и пары десятков сброшенных километров в час, я сообразил снять блокировку.
Душистый лесной воздух привёл меня в чувство. Дышать стало гораздо легче. Я не стал дожидаться полной остановки машины и на малом ходу спрыгнул на асфальт. Несмотря на гудящее ухо, мне всё же удалось сохранить равновесие и позорно не упасть. Я стоял в полной растерянности несколько секунд, совершенно не зная, что делать дальше. Порыв души гнал меня прочь в сторону чащобы.
Машина уже успела остановиться на обочине, стыдливо мигая аварийными огнями и робко выбрасывая выхлопные газы из тоненькой трубы, покрытой сажей изнутри. Дверь водителя распахнулась, и оттуда раздался женский крик:
– Игорь!
Я замер. Сжатые в кулак пальцы больно впивались в ладони. Звон в ухе почти прошёл, и теперь левая сторона лица пульсировала, но делала это нежно, будто старалась не привлекать к себе лишнего внимания. Плакать больше не хотелось. Мне больше вообще ничего не хотелось.
– Игорь, иди сюда!
Оставив это без ответа, я, тяжело наступая ногами на рыхлую землю обочины пошёл к машине. Но не для того, чтобы сесть и поехать дальше, как ни в чем не бывало. Нет…
Приятная на ощупь и по форме ручка задней двери легла в мою грубую ладонь, как родная, будто давно ждала этого момента и не хотела мне препятствовать. Я рванул дверь в конец этого безумия.
Он был такой жалкий в ту минуту.
Лбом мумия упиралась в водительское сиденье так, что моему взору был представлен только его сморщенный затылок с редкими волосиками. Его руки двумя отсохшими отростками, заканчивающимися тоненькими пальчиками, на одном из которых было выпуклое кольцо из желтого металла, были опущены вниз в пространство между передним и задним сиденьями.
Выглядело это так, словно он пытался завязать шнурки.
Знакомый голос какой-то женщины назойливо жужжал рядом. Мне было не до него.
Требовалось разобраться с этим уродством.
Мои руки схватили тоненькую шейку этого подобия живого человека. Наши кожные покровы соприкоснулись, и по нервным окончаниям мне в мозг ударила информация о том, что его плоть не такая уж и холодная. Дряблая кожица трупа начала растекаться под моими пальцами, поэтому я стиснул их по сильнее.
Голос продолжал жужжать.
В следующее мгновение я делаю движение в сторону, освобождая проход и выдергиваю тело наружу. Если бы кто-нибудь видел это, то он был бы впечатлен, ведь всё это получилось сделать одновременно и с первого раза.
Полностью освободив тело из салона, я опёр его об машину. Впервые я смотрел на труп своего отца так близко, не испытывая при этом страха. Впалый нос, отсутствующие глаза, высохшие губы, обнажившие желтые зубы…
Вот он. Весь такой беспомощный и совсем не пугающий. Однако он был опасен для нашей семьи, если бы кто-нибудь его увидел и сообщил о странной находке компетентным органам.
Моё зрение сузилось, а края доступной картины вибрировали и переливались разными цветами. Я не видел и не замечал ничего вокруг. Не знаю проезжали ли за это время какие-нибудь машины. Вроде, нет.
Его футболка с левой стороны спала на несколько сантиметров, оголив часть ключицы и грудь. Даже спустя много лет я буду вспоминать эту ночь и прокручивать в голове последующие события. И так не смогу дать ответ почему я это совершил…
Чуть ослабив хватку своих рук, я наклонил голову к недавно открывшемуся участку на теле мумии. В следующую секунду я впился зубами в плоть. Сжав челюсти так, что зубы соприкоснулись, я рванул голову, вынимая частичку туловища. Она задорно забултыхалась у меня в ротовой полости, выделяя какую-то жидкость с ярко выраженным металлическим привкусом. Нахмурившись, я сплюнул часть содержимого себе на ладонь.
Красная водица неуклюже дрожала в моей руке.
ЧТО?!
Я поднял глаза и завис. На меня своими карими глазами смотрел постаревший отец. Он выглядел почти также, как в детстве, перед тем как мама случайно убила его. Только появились возрастные морщины на лбу и вокруг глаз. На его плече отсутствовал кусочек кожи. Из раны несколькими потоками быстро вытекала кровь.
Ещё я успел разглядеть несколько седых волосков на его висках перед тем, как он ударил меня кулаком в лицо.
Мир схлопнулся до одной точки, и я потерял сознание.
+++
…
Несостыковок и белых пятен в деле о поджоге склада с лекарствами будет множество. Слухи будут разное приписывать тому дню. Одна из сплетен будет заключаться в том, что следователь, ведущий это дело, был как-то не особо заинтересован в том, чтобы обращать внимание на эти скользкие моменты.
Как подозреваемый смог осуществить поджог на охраняемом складе, а после так быстро оказаться на другом конце больницы?
Кривые языки шептались, что кто-то сверху намеренно тормозил это дело…
Также не объяснить, как на таком маленьком участке пострадавшем от огня, сгорели несколько десятков ящиков с рецептурными препаратами?
Впрочем, один медбрат мог это объяснить…
+++
Спустя два с половиной месяца…
Девушка потянула за резинку, и через секунду её копна жгучих черных волос, уложенных в хитро сложенную прическу, выпрямилась и кудряшками упала на плечи. Тонкие и изящные пальцы зарылись в волосы. Ритмичными, мягкими движениями девушка стала массировать голову, снимая дневную усталость и тяжесть с волосяных луковиц.
Перед ней на столе лежала в раскрытом виде папка с множеством исписанных листов. Не прекращая мять свою голову, она опустила глаза и побежала ими по тексту:
«Пациент, Коршунов Игорь Сергеевич, поступил в отделение после того, как его мать вызвала бригаду скорой помощи. С её слов, Коршуновой Дианы Александровны, сын вел себя странно. Это выражалось в беспокойном поведении, бреде и навязчивых идеях. В конце концов, всё кончилось тем, что Игорь, убежденный в том, что его отец, Коршунов Сергей, давно является мертвым, вытянул его из машины и в припадке укусил. Затем на фоне сильнейшего психоэмоционального потрясения потерял сознание.
В отделении с ним работали Савелий Алексеевич и Ольга Кирилловна. Ими было выявлено следующее:
1)
Пациент был искренне убежден в том, что его мать убила отца и сделала из тела мумию.
2)
Визуальные галлюцинации создавали образы бурой, иногда черной мумии. Слуховые галлюцинации блокировали речь отца, в том числе и обращённую.
C
енсорные ощущение полностью соответствовали визуальным образам.
3)
Близкие затрудняются ответить, когда начали появляться странности в поведении Игоря. Врачами было установлено, что первые проявления отклонений относятся к дошкольному возрасту. В дальнейшем болезнь только прогрессировала, появлялись новые патологии.
4)
В общении с людьми скрытен, манипулирует в своих целях. Практически не выдаёт своё состояние, если намеренно не касаться темы отца и семьи. Делает всё, чтобы спасти маму. Убежден, что именно она больна, и ей нужна помощь.
5)
К завязыванию новых социальных связей относится отрицательно. Не дорожит старыми. Легко отрекается от людей, если угрожает опасность.
6)
За время нахождения в учреждении за Игорем была замечена серия противоправных деяний и асоциальное поведение. При поимке своё участие всячески отрицал.
7)
Склонен к суицидальному поведению. Авантюрен.
8)
Имеются несколько эпизодов вытесненных воспоминаний, которые нарушали картину мира пациента.
На основе всего вышеперечисленного, можно с уверенностью говорить о следующих заболеваниях: шизофрения, параноидальный бред…»
Ольга Кирилловна прекратила читать и встала со стула. Она открыла окно, и августовский вечерний воздух ударил в комнату и сразу же пощекотал её ноздри. Сделав полный вдох грудью, ординатор достала электронную сигарету со вкусом зеленного яблока и, бросив осторожный взгляд на дверь, снова отвернулась к окну.
Начав прокручивать в голове всю историю с самого начала, девушка скрестила руки на груди и затянулась сладким дымом, который уже совсем не обжигал горло.
Да, у неё определенно будет лучшая кандидатская работа на курсе.