Алексей Белькомбэ
Мумия по соседству
Я фыркнул. Максим открывал новую, неизвестную мне до сих пор, свою грань. Звучало как бред, но что-то было в его словах. Какая-то заразительная энергия и уверенность в своей правоте.
– А где нож? У тебя?
– Э, – он слетел с рельс потока своего откровения. – На, держи.
Максим выложил ножик передо мной и продолжил делиться своими мыслями, но я его уже не слушал. В правой руке оружие держать было невозможно, поэтому пришлось перекинуть его в левую. Не совсем удобно, однако пойдёт. Сталь была всё ещё в розовых разводах.
Я стал ковырять стол, отколупывая небольшие кусочки дерева. Брат был настолько занят своей речью, что не сразу обратил внимание на моё занятие.
– Чё за бытовой вандализм? – он наклонился поближе.
– На память хочу оставить.
– О! Это как люди в пещерах свои руки отпечатывали! Это так по-человечьи. Типо, как написать в подъезде здесь был Лёха. Вроде бы херня хернёй, а насколько важно для самопознания. Заявить себе, другим, самой вечности, что вот я – это Лёха, и я был здесь. Я су-ще-ство-вал!
– Ты философ что ли? Чё ты несёшь? Крови много потерял?
– Своего рода. Да…– он бросил голову на грудь и, перестав болтать ногами, прижал их друг к другу. – Мамка энциклопедию принесла домой. Там про мир наш. Заставляет читать и ей рассказывать и всё тут. Вчера про древних людей, вот, читал.
Я закончил тупить кончик ножа об стол и, сдув опилки, увидел небольшую букву «И». Криво получилось. Левой рукой всё-таки не удобно портить мебель.
– Ну вот. Оставил свой след. Дай мне. Тоже крикну в будущее. Хотя, скорее, прошепчу.
Максим застучал ножом, с хрустом вынимая волокна из тела беседочного стола. Я скрестил руки на груди и закрыл глаза. Пора домой.
Там моя семья. Какой бы неправильной она у меня не была.
Другой у меня нет.
Глава 4
21.05.2016
Блекло-желтый лампочный свет и в обычных условиях вызывал у меня уныние и пенящееся желание поскорее разбить эту чёртовую лампочку, чтобы она наконец-то перестала мучиться и отравлять мне жизнь. Но когда это отвратительное излучение выудило меня из сна, я сразу понял, что день обещает быть лютым.
Особенно, когда на соседней койке Аркадий упирается коленом в шею Алексею Ивановичу, а два других плюгавеньких медбрата держат его вытянутые в разные стороны руки.
Что происходит?!
– Держите ему руки нормально! Слышь, не дёргайся! – Аркадий ударил Алексея Ивановича по щеке.
Сон выветрился из головы, адреналин побежал по венам, а я всё ещё лежал, толком не зная, как мне реагировать. Отсутствие реакции – это ведь тоже реакция. Но меня потряхивало от нечестного соотношения сил борющихся сторон. Всё их кровожадное внимание было устремлено на объект пыток, моё пробуждение никто не заметил.
Твою мать, их дело! Да и кто такой Алексей Иванович для меня? Просто случайный попутчик.
Не, пускай сами разбираются.
Я незаметно перевернулся на другой бок, головой к стене, и по-змеиному заполз под подушку. Хорошо, так правильно. Лучше пускай его, чем меня. Тем более просто так они бы не стали ничего делать. Значит он сам в чем-то виноват. Да, может немного жестят, но тут полно буйных и опасных. Кто знает, что он может выкинуть.
Вот только, Тарасенко был безобидным. Со своей придурью, конечно, но не опасный. За что его так? И, кстати, где наш новый сосед?
– Ну чё ты кабенися? Я знаю, чё у тебя есть! Э, крутаните ему руки посильнее!
Даже через подушку я почувствовал запах перегара. Прихвостни в этот момент радостно забулькали, после чего Алексей Иванович разорвался криком.
– Заткнись! – хлопок кожи о кожу.
Я отбросил одеяло и, дёрнувшись на матраце, развернулся лицом к процессии. Лупоглазый медбрат с густыми чёрными бровями, который стоял ко мне ближе всех, растеряно смотрел на меня. Аркадий заторможенно обратил внимание на своего коллегу и следом увидел, что я уже не сплю.
– Говно, спрячься! Тоже хочешь?!
Я не ответил, лишь закусил язык, чтобы побыстрее справиться с головокружением от резких движений и страха.
– Слышь, отвернись!
Пора.
Подрываясь с кровати, я не имел чёткого плана. Действовал по наитию. Пучеглазый так и держал руку Алексея Ивановича, не зная, как ему поступить. Бросить конечность и кинуться на меня? Или продолжать держать? Главарь приказа не давал.
Я схватил Аркадия за тонкие плечи и рванул его тряпичную фигуру прочь с соседа по палате. Во время падения медбрата, я заметил огромный жёлтый прыщ на его шее, поближе к линии роста волос. В палаточном освещении он выглядел ещё более ужасным, чем был на самом деле, а его сформированная головка казалось свободно перемещалась внутри прыщика.
Аркадий упал, как черепашка на спину, а я сразу же получил подсечку по ногам. Она была такой силы, что смогла уронить меня на пол рядом с медбратом-садистом.
– Ах ты, сука!
Моё тело уже подняли и распрямили на кровати во всю длину. Тренированными движениями медперсонал за секунды туго привязал мои руки и ноги к металлическому каркасу койки. Лишенный всяческого интереса, Алексей Иванович робко стёк со своего матраца и забился под шконку, не забыв занавесить лаз грязной простыней.
Меня зазнобило. Аркадий уже поднялся на ноги, не с первой попытки, но всё же довольно быстро вернул контроль над ситуацией и своим телом. С его приближением усиливался тошнотворный запах алкоголя, а когда он склонился над моим лицом, то я не смог сдержать рвотные спазмы. Повезло, что желудок был порожним.
– Эх, ты… – он потрепал меня за щеку. – Зачем встреваешь не в своё дело, ещё и кидаися на персонал? Перед Ольгой Кирилловной хотел батым показаться? Ха! Ничо, щас тебя взбодрим! Серый, сгоняй за уколом, а!
Второй медбрат, которому приказал Аркадий, вышел из палаты, прихрамывая на одну ногу. Глава шайки в это время вернулся к спальному месту Алексея Ивановича и слегка склонился над ним, упёршись руками в верхнюю часть бёдер.
Его всё ещё продолжало пошатывать.
– Слышь, ты не думай, чё я про тебя забыл, да? Ща, твоего кореша спать укладём и к тебе вернёмся!
– Отпустите! Чё вы делаете-то?! – я разлепил слипшийся рот.
Лидер банды пошатнулся, чуть не упав, затем всё-таки развернулся на мой голос и приблизился, покачиваясь.
Следом был унизительный удар ладонью в лицо.
Кровь с лопнувшей губы побежала в рот и дальше вниз по подбородку. Голова закружилась, словно взведенная юла, а перед глазами полетели цветные шарики и причудливые чёрные силуэты, слепленные из пульсирующих ниточек, похожих на волосатых гусениц.
– Здесь…решаю…я… – каждое своё слово он обозначал поднятием указательного пальца вверх.
Я стал брыкаться, что было сил. Койка зашкрябала по полу.
– Э, слышь, глянь, где там Серенький?
Тугозатянутые куски ткани на моих конечностях никак не хотели уступить и хоть немного ослабить хватку. Чувство беспомощности тушило пожар сопротивления внутри меня и подавляло разум.
– Идёт! – сказал оставшийся подручный.
– Быстрее, мля! Уже отпускать начало…
Было слышно, как в палату кто-то зашел, а через пять секунд я покорно наблюдал за прозрачным содержимым шприца, которое быстро сливалось в мою вену.
– Хэ, пусть покайфует малой! Остальные тоже спишем на него…
Стены завибрировали, фигуры в халатах поплыли по воздуху прочь, звуки перестали долетать до моих ушей, а меня самого засасывало в слив лампочки под потолком…
+++
???
– Ой, а чё он у вас тёмненький-то такой? Серёженька, ты не был таким, когда родился! Да и уши не нашинские…Ну…Да и глаза, смотри, какие поросячьи. У тебя такие умненькие были, будто всё уже понимал, мой ангелочек! Ой, как вспомню тебя маленьким, сразу потискать охота!
– Мам, ты чего? Не щипайся больно. Нормальный он! Он же недавно родился, вот и тёмненький ещё. Что ты такое про глаза его говоришь? Просто глубоко посажены. Мамуль, ты как-то старайся слова поприличнее выбирать…
– А чё такого?! Ты меня, Серёженька, знаешь! Я правду молчать не стану! Ежели оно так и есть, то чё тогда? Ну, не похожий он на тебя.
– А на кого он похож по-твоему?!
– А не знаю! Ты, вон, у неё лучше спроси! Она, наверное, вернее знает!
– Елена Ефимовна, отдайте Игоря! Серёж, твою маму несёт. Я не буду слушать, как она меня оскорбляет!
– Ишь какая! Говорила я тебе, сыночек, не будет у тебя с ней життя! Смотри, как ерепенится! Значит есть что скрывать!
– Мам, в самом деле, успокойся. Это наш ребёнок.
– А откуда нам знать, сыночек?! Я тебя всё время пыталась уберечь от неё, а оно вон как обернулось. Варёнка какого-то притащила и на тебя, дурака, пытается повесить. А я тебе с самого начала говорила, что она прошмандовка только и думает, как бы нашу квартироньку себе загрести!
– Это бред какой-то, честное слово. Серёж, я больше не буду тут жить. Мы с Игорьком едем к моей маме. Тише-тише, сыночек, не плачь. Спокойно, злая тётя тебя не обидит.
– О, гляди! Она уже внука начала против родной бабушки настраивать!
– Мама, ты только что говорила, что он не нашинский. Диана, постой, куда ты?!
– Я же сказала, мы едем к моей маме. Я здесь больше не могу находиться. Это становится опасно не только для меня, но и для ребёнка. Вдруг, что случится?
– А я как?! А я куда?! Обо мне ты подумала? Мы же семья!
– Мне думать за тебя, что тебе делать? Боже, Серёж, я так устала. Ты же понимаешь, что я только с роддома и ещё даже не помылась нормально? Всё, хватит, отпусти мою руку. Ты ребёнка пугаешь! Да не хватай ты меня за пальто!
– Фу! Иди сюда! Он опять обгадился!
– Серёжа, я занята сейчас. Поменяй ему одежду и помой его.
– Я не могу!
– Что значит не можешь?
– То и значит. Не могу и всё!
– Я сейчас занята. Просто помой его.
– Не буду. Мне противно его трогать. И я тоже занят сейчас.
– А мне не противно за вами всеми убирать? И что делать? Он будет дальше в своём говно ползать?
– Не знаю. Ты – мать.
– А ты отец, Серёж! И чё?
– Вот именно, я работаю. Деньги зарабатываю.
– И много заработал, работник?
– Не начинай. Обещали же заплатить скоро…
– Ага, как в прошлый раз. Так я тоже работаю же и чё? И по дому всё успеваю делать, и с ребёнком заниматься, и жрать варить на всех! А ты как пришёл – сразу в телевизор уткнулся. Знаешь, я тоже хочу отдохнуть иногда. Хочу, чтобы ты мне помогал.
– Так ты попроси! Ты же ходишь молчишь постоянно! Откуда я знаю, что тебе помощь нужна?!
– А ты сам не видишь? Догадаться не можешь?
– А я чё, гадалка, чтобы догадываться? Ты взрослая баба, можешь и сказать. Да и не мужское это дело – по дому носиться.
– Серёж, я просто хочу немного поддержки, что ты тоже участвовал во всех делах. Хорошо, я могу тебя попросить сейчас его помыть и переодеть?
– Нет, это мерзко! Я не буду его трогать! И не проси даже. Фу…
– Всё? Снимаешь?
– Да, давай быстрее только. Плёнки мало осталось.
– Игорёша, смотри туда! Папа снимает тебя.
– Чё он не реагирует? Поверни его.
– Ну это же не котёнок какой-нибудь, Серёж…
– Ага, они пободрее будут. Плёнка кончается. Сделай что-нибудь.
– Игорёк, мальчик мой! Мой хороший, иди к маме! Давай, ко мне ползи.
– Всё, я выключил. Он неинтересный какой-то, ничего не делает. Камеру надо ещё на юбилей Олега Валентиновича оставить.
– Ты чего так грубо? Он же наш сын. Ещё и маленький совсем к тому же.
– Ой, опять пристала…
– Он опять плачет. Подойди к нему.
– Серёженька, мне вставать рано. Посмотри сам, сухой ли он. Я его кормила недавно.
– Я спать хочу. Мне тоже вставать завтра, а ты мать вообще-то, если забыла.
– Куда тебе вставать? На рыбалку свою дурацкую? А мне на работу. И нет, я не забыла, кто я такая. А вот тебе, походу, нужно постоянно напоминать о том, что ты тоже отец. Подойди к нему.
– Нет, всё, отстань от меня. Иди сама.
– Ты просто невыносим иногда.
– Да-да.
– Ну что, мой хороший? Что глотку дерёшь тут? Так, ты сухенький, чистенький…Что тогда тебе не нравится, хулиган? Спать нам с папой не даешь. Ну-ка, давай на ручки. Вот так, вот так, моё золотце. Давай, успокаивайся, хватит плакать. Баю, баюшки, баю, не ложись на краю, придёт серенький…
– Диан, ну твою мать! Ну не здесь же причитать над ним! На кухню или ванну выйти не судьба, да? Обязательно тут нужно шуметь? У меня над ухом?
– Ты чего завёлся…? Сейчас уйдём. Пошли, Игорёша, на кухне посидим. А то папка у нас какой-то нервный…
– Па-а-ап…
– …
– Па-па…
– …
– Папуля, не молчи, пожалуйста.
– Ц, ну чё тебе надо? Не видишь, что я занят что ли?
– Прости, я думал пока реклама, то можно…
– Думал он. Тебе не надо думать. За тебя родители думают, понял?
– Да, пап…Я, вот, смотри…
– Чё это? Чё за каракули?
– Это я нас всех нарисовал. Вот ты, вот я, а вот тута мама. А это дом на..
– Ясно. Всё, не мешай.
– …тебе понравилось?
– Да-да. Хорошо. Иди давай. Займись чем-нибудь полезным.
– Я могу тебя одного нарисовать. Если хочешь…
– Да иди ты уже! Делай чё-хочешь. Не мешай только телевизор смотреть, хорошо?
– Хорошо, пап, не буду больше…
– Игорёша, подай мне полотенчик. Да, тот, что на ручке висит. Ага, спасибо! Так, отойди в сторону! Аккуратно достаём и ставим. Ху! Ну-ка, глянь. Пропёкся?
– Э, вроде, да. Горячий
– Конечно горячий, а ты как хотел?
– Сразу слопать!
– Какой ты скорый! Подожди немного. Быстро остынет. А что у тебя в руке?
– А, да…вот, машинка сломалась. У неё колесо отвалилось. Не получается никак приделать.
– Сломал или сломалась? Ладно, дай посмотреть.
– Сама сломалась. Вот, смотри. Здесь мешается. Никак не могу!
– Ну да. Сыночек, я не знаю как тут. Попроси папу, он разбирается. Ну что такое? Поможет – поможет. До пирога ещё успеете.
– …
– Пап, мама сказала, что ты сможешь сделать. Тут у моей машинки колёсико отпало…
– Тебе уже сколько в школу идти, а ты всё в игрушки детские играешь. Мне некогда с тобой возиться. Выкинь эту рухлядь.
– Но, па-а-ап, она мне нравится. Она ещё хорошая, просто, это колёсико на место не встаёт. Я уже по-всякому пытался, а оно всё никак.
– Значит ей пора на свалку. Ты ведь уже пытался сделать, я-то чем помогу? Выкинь и всё.
– Хорошо…
– И не доставай меня по пустякам, да? Это какой-то детские лепет.
– Я понял, пап. Больше не буду.
– Молодец, теперь шуруй отсюда. Стоять! Мама пирог уже сготовила?
– Да, остывает.
– Позовёшь, когда есть уже можно будет.
– Хорошо.
– …
– Игорёша, подай вон те тарелочки. Сейчас кушать будем. Ну что там? Папа посмотрел?
– Да, сказал выкинуть проще.
– Эх, не переживай. Новую тебе ещё купим. Только чуть позже.
– Спасибо, мам. Я тебя люблю!
– Малой, иди сюда! Слушай, мамка наша ушла к подруге, нас двоих оставила. Мне сейчас тоже нужно уйти. Поэтому ты будешь дома один. Ничего тут не устраивай, не сломай и не подожги! Просто сиди в своей комнате и ничего не трогай! Я скоро вернусь. Постараюсь до мамкиного прихода. Всё понял?
– Да, буду ждать.
– Ё-моё, не просто ждать, а ничего при этом не устроить! Давай без твоих вот этих вот. Можешь хоть один вечер побыть нормальным ребёнком?
– Могу, а можно я мультики включу на телевизоре?
– Эх, ты совсем тупой, да? Я что сказал тебе делать?
– Сидеть в комнате и ничего не трогать.
– Ну вот сиди и ничего не трогай. Вообще ни-че-го. Усёк?
– Да, просто…
– Просто что? Громче говори, не мямли!
– Ну, мне скучно будет, если я буду тупо сидеть в своей комнате.
– А ты умно сиди. Ц, всё, я ушёл. И да…для мамы мы весь вечер просидели дома вдвоём…,Да кто там? Алло, да, я уже выхожу, а ты где? Одна? У-у-у, надолго уехал? Ага, тогда бегу.
– Игорь, сынок, как погулял? Интересно было в парке?
– …
– Что ты молчишь? Случилось что-то?
– …
– Игорь, приём!
– Да, всё хорошо.
– Здорово! Ещё пойдём туда?
– Не знаю.
– Какой-то ты кислый. Значит не понравилось. Тогда в следующие выходные в другое место пойдём? Как раз мама отдыхать будет. Куда хочешь?
– Не знаю.
– А ты чего к машине пришёл-то? Я же говорил тебе ждать меня там.
– Я в туалет хотел, а тебя всё не было. Я и пошёл к машине.
– Молодец какой! И запомнил ведь всё, не потерялся. Весь в меня.
– …
– А ты долго возле машины стоял?
– Не знаю. Пару минут, наверное.
– Пару минут…Хм, и ты ничего странного не заметил с нашей машиной? Всё в порядке было?
– С машиной – да, внутри – нет.
– Внутри? А что тут?
– Там ты был и какая-то тётенька.
– Не, ну ты загнул! Какая тётенька тут может быть, кроме мамы нашей? Ты на солнце не перегрелся? Хотя не, не печёт ещё. Что ещё может быть? Ничего просроченного не съел? Может мороженное несвежее было? Ну, я не знаю ещё…Дай лоб потрогаю. Не, вроде, негорячий, а бредишь.
– Я не бред…бреж…Я точно видел.
– А как она садилась в машину или выходила из неё, ты тоже видел?
– Нет, там другая машина выезжала, мне нужно было отойти в сторону.
– Ну вот! А ты уже такие вещи говоришь. Ты поаккуратнее будь, сынок. Не всем людям нужно знать о твоих фантазиях. Лучше держи их при себе, если не уверен на все сто процентов. А если не уверен, то не стоит фантазировать, а то такого можно надумать, что и сам в это поверишь и других убедишь. Понимаешь, сынок? Я думаю, это блики были из соседней машины. Скорее всего, там сидела женщина, но показалось, что у нас. В школе тебе расскажут поподробнее про это. Это физика.
– Думаешь? Тут честно никого не было? Правда-правда?
– Конечно, кто тут может быть?! Я уже к тебе хотел идти, а в машину сел, чтобы в тишине позвонить по работе.
– Хорошо, может быть…
– Да, не может быть, а точно тебе говорю, Игорёк! Когда я тебя обманывал? Всё, давай, закрыли тему. Отбей кулачок! Давай ещё раз, посильнее. Ага, молоток! Мужиком растёшь! А на следующие выходные в место получше съездим. Мне тоже этот парк не понравился. Скучный какой-то, неинтересный. Без изюминки. И это…Посмотри на меня. В глаза. Пообещай, что маме не расскажешь, а то она будет ругаться, что я тебя оставил одного. Но ты-то уже взрослый! Обещаешь? Клянёшься?
– Да…
Глава 5
22.05.2016
Молочная плёнка перед глазами мутит изображение. Ничего не могу разглядеть точно, кроме двух тяжелых фигур, склонившихся надо мной. Наверное, эта же плёнка, а может какая-нибудь другая, забила мне уши. Звуков нет извне, только нарастающий внутри шум, который так раздражает чувствительные барабанные перепонки. Всё тело болит, ноет тупой не локализируемой болью. Ноги, руки, кисти, шея, поясница – всё болит. Осторожно пробую пошевелиться, но ничего не выходит. Тело отказывается слушаться.
Новый запах, резкий и вонючий, невидимыми струйками стал раздражать мои пересохшие ноздри. Я сделал неосторожный вдох и разразился кашлем.
Мир поплыл, плёнка порвалась, в ушах перестало звенеть, а фигуры немного уменьшились. Я часто и поверхностно дышал. Никак не получалось пропихнуть хоть сколько-нибудь воздуха поглубже в легкие. Лишь после того, как весь смрад выветрился, у меня получилось набрать полную грудь колючего кислорода.
– Коршунов, не спать! Глаза не закрывай! – левое ухо поймало голос пожилой женщины.
– Игорь, очнитесь! Как вы себя чувствуете? – этот голос шёл в правое ухо.
Стены я различил первыми, затем дурацкую лампочку, висевшую на одном проводе, окно с приятным солнечным светом. Последними я увидел двух женщин без лиц. Мои глаза ещё не вспомнили, как фокусировать картинку.
– Коршунов, очнись! Как состояние?
Знакомый голос. Кто это?
– Мама, я не сплю, – я бесшумно прошлёпал губами.
– Игорь, это Ольга Кирилловна. Как самочувствие ваше?
Я попытался поднять правую руку, чтобы потрогать лицо этой Ольги Кирилловны, но конечность никак не хотела отрываться от поверхности. С трудом отодрав квадратную голову от подушки, я увидел, что зачем-то был привязан к кровати.
– Куда собрался?! Лежи!
– Галина Ивановна, не кричите, пожалуйста, вы так. Я уже оглохла.
В желудке что-то нарушилось после движений, и он, как червяк, стал сокращаться, двигаясь к моему горлу. Я предупредительно сглотнул, глоткой ещё более сухой, чем ноздри. Желудок-червяк испугался и отполз назад.
– Игорь, говорите с нами. Как самочувствие?
– Мне…очень…плохо…Почему я привязан? – из сознания одёрнули последнюю занавеску, и я смог удивить всех построением осознанных предложений.
– Так нужно. Вчера вы находились в состоянии…возбуждения, психоэмоционального, и попытались применить насилие к персоналу учреждения. А учитывая причину, по которой вы к нам попали… Они были вынуждены применить соответствующие меры, предписанные инструкцией…
– Что? Нет…Не говорите так сложно. У…меня…голова…опухла. Где мама…?
– Эх, с ней всё хорошо. В глазах всё ещё двоится? Голова кружится? – я смог разглядеть лицо Ольги Кирилловны.
– Да, тошнит ещё…
– Галина Ивановна, ещё нашатыря можно?
Я завертел шеей в попытках спрятать нос от этого едкого смрада, но тяжелая рука старой медсестры вдавила мою голову в подушку и зафиксировала её. Флюиды нашатыря уже успели проникнуть на дно лёгких и начать всасываться в вязкую кровь, а Галина Ивановна всё не убирала ватку из-под моих ноздрей.
– Кхе-кхе, хватит…Воняет…
– Воняет ему! Зато голову хорошо прочищает от глупостей всяких! Зачем вчера на Аркашу накинулся? – её проницательные глаза в паре с нашатырной ваткой и неподъемной рукой невольного располагали к открытости в общении.
– Я щас задохнусь…Бросьте…
– Галина Ивановна, и вправду, достаточно, – ординатор наклонилась ещё ниже. – Игорь, расскажите, пожалуйста, нам, что вчера произошло. Это очень важно сейчас.
– Не помню…Развяжите…Мне руки…больно.
– Пока не можем. Попытайтесь, пожалуйста, вспомнить, – она с такой надежной смотрела мне в глаза, стремясь зацепиться там за что-то.
– Правда не помню. Они пришли вчера ночью сюда…И всё.
– Аркадий и его смена говорят, что он кинулся на них со спины. Еле успели оттащить, – старшая медсестра убрала ватку и склянку со спиртом мне на тумбочку.
– Галина Ивановна, я читала рапорт и разговаривала с ним. Не нужно мне повторять ещё раз. Ещё нужно выяснить, почему от них несло алкоголем и как-так вышло, что они не сделали полный обход отделения…Вы лучше вот, что мне скажите, Савелий Алексеевич уже в курсе ситуации?
– Вроде, нет. Я слышала, что он вот только что приехал.
Ольга Кирилловна кивнула в сторону двери, и они с медсестрой отошли подальше.
Я напряг все свои слуховые локаторы.
– Хорошо, не говорите ему. Я сама доложу. Сколько ампул он ему ввёл?
Ответ Галины Ивановны я не разобрал.
– Сколько-сколько?! – Ольга Кирилловна сорвалась на крик, но тут же вернулась к шепоту. – Да они с ума сошли?! Он же ребёнок ещё! Куда ему столько? Ещё одного покойника нам тут не хватало! От прошлого только отписываться закончили…Ох, странно это всё. Галина Ивановна понимаете, Коршунов небуйный, он неопасен сам по себе. Это не в его темпераменте. Что?
– Но ведь его с чем доставили…Мало ли, вдруг опять…
– Нет-нет! Ай, просто нет. Не мог он напасть на медбратов просто так. Тут что-то другое случилось. А вы случайно не помните…когда Алёшина повешенным в кладовке нашли…Тоже эта смена дежурила?
– Ой, сколько времени прошло. Не помню точно…Вроде, да, Аркаши.
– Ладно, тогда ещё раз: пока молчите, я сама разберусь, а Игоря развяжите и прокапайте. Сегодня без занятий. Пусть в себя придёт. Следите за ним. И постарайтесь без стресса. Сейчас он вообще непредсказуем. Но если вдруг что, то вы знаете, что делать. Ну всё, я пошла.
– Хорошо…
Галина Ивановна некоторое время постояла на месте, после чего, видимо решив для себя что пора, молча подошла ко мне. Избегая зрительного контакта, она принялась распутывать узлы.
– Ну и напугал ты нас, Игорёха! Такой спокойный всегда был, вежливый. А тут такое учудил. Ну ничего-ничего, бывает. Аракаша этот… – она поджала губы, образовав ещё больше морщин у рта. – Мне тоже не нравится. Не волнуйся, мой хороший, я тебя в обиду не дам никому.
Я взглянул на соседнюю шконку.
– А где Алексей Иванович? И второй, усатый который?
Глава 6
07.01.2010
Дома меня совсем не ругали. Даже вопросов никаких не задавали. Я успел вернуться до сумерек в целостности и сохранности. Порезанную ладонь я весь вечер скрывал как мог, и мама не заметила. Она была слишком занята предновогодними хлопотами. А отец…не думаю, что он был в силах что-то разглядеть своими отсутствующими глазами.
Мы встретили новый год, послушали речь президента, покушали и я, сославшись на усталость, ушёл в свою комнату.
Затем потянулись однообразные дни. Почти всё своё свободное время я проводил за книгами, игрой в компьютер и рисованием. Мама получила всего несколько дней выходных и, соответственно, вскоре вышла на работу. Мумию она всё это время усаживала перед работающим телевизором. Поэтому я избегал высовываться из своей берлоги. Во-первых – чтобы лишний раз не видеть эту ужасную картину, а во-вторых, мне не хотелось попасться под мамино больное настроение, когда ей так хочется, чтобы я каким-либо образом проводил время с трупом. Я покидал комнату только за едой.
Рука зажила очень быстро. Спустя пару дней после ритуала, рубец затянулся, образовав розовый шрам. Глядя на него, я каждый раз вспоминал произошедшее с моим братом Максимом в лесу, и мои ощущения в тот момент. Особенно сладкое удовольствие от порезов. Что это было?
Мне было лестно осознавать, что мой друг Максим сам предложил побрататься, и что у него теперь такой же шрам, как символ нашей связи. Для него это также важно?
В последний день зимних каникул я окончательно одурел от скуки и самоизоляции и, поймав меланхоличные нотки перед новой школьной четвертью, решил навестить своего нового брата. Мама была на суточном дежурстве, а труп отца, завёрнутый в одеяло, бездеятельно лежал на их кровати. Никаких преград.
Я неспешно собрался в дорогу, время от времени кидая острые взгляды в сторону родительского ложа. После ситуации с ёлочной игрушкой, я стал бредить, что его тело иногда двигается само по себе. И, как назло, всякий раз мне казалось, что он действительно шевелится! Всё это нервировало меня ещё сильнее. В те годы камера на моём телефоне была ужасной и совершено не годной для такой чувствительной съёмки.
Однако его высушенное тело всё это время мирно покоилось на одном месте. Я посмотрел на его ещё раз, пожал плечами и вышел из дома.
Автобус оказался почти пустым, и я спокойно доехал до точки назначения. За городом, как обычно это бывает, было несколько холоднее. Забурившись поглубже в куртку, я решил не идти в лес на наше место, а двинуться прямиком к его дому. Максиминого номера телефона у меня до сих пор не было. Нужно будет обязательно разжиться им.
Ведь даже сейчас я поступаю как-то некрасиво и рискованно. Без приглашения и предупреждения приехал к нему домой. Может его вообще нет сейчас дома? Или он занят своими делами и не хочет никуда выходить, но из-за того, что я уже притащился, не сможет мне отказать. Нужно срочно взять его номер!
Под эти нелепые мысли я преодолел половину пути, когда заметил, что всё это время за мной с самой остановки шли два мальчика. Про возраст невозможно было сказать, но один из них был, примерно, моего роста, а второй на голову выше. Ситуацию приправляло то, что улицы посёлка были безлюдными. Ладно, осталось немного пройти, к тому же, мало ли куда они могут идти?
Но после того, как я несколько раз хаотично свернул, а ребята всё ещё были сзади меня и аккуратно сокращали расстояние, я признался, что они явно преследуют меня. Но для чего?
Я уже вышел на улицу, где жил Максим, как со спины раздалось:
– Эй! Пацан, стой!
Голос говорившего не до конца сломался, а поэтому мерзко звучал, примерно, как мой собственный. Я решил сделать вид, что не мне кричат и ускорил шаг. Оставалось каких-то триста метров.
– Да, ты, в чёрной куртке! Ты один тут! Стой, спросить нужно!
Всё тот же голос, уже несколько ближе и с привкусом раздражения.
Бежать? Успею?
– Малой, обернись!
И я сделал самую главную ошибку в таких ситуациях – обернулся.
– Ты глухой что ли?! Еле докричались до тебя! Ты кто такой вообще? Чо тут шляешься?
Шанс убежать потерян. Придётся выкручиваться. К этому времени они меня догнали и облепили. На первый взгляд парни были очень похожи друг на друга, но чем дольше изучал их внешность, тем сильнее они различались. Мешковатая зимняя одежда скрывала их фигуры, но по лицам и без того было видно, что один высокий и щуплый, с впалыми щеками и бледной кожей, а второй ниже меня на пол головы, круглолицый, с отвисшими щеками, тёмной кожей, которая даже на холоде не светлела, и одной тонкой бровью, похожей на мост. Возможно, братья от разных отцов.
– Привет. Не думал, что меня зовут. Я к другу приехал.
– Тебя-тебя! Тут больше никого нет. Чо за друг?!
– Максим. Живёт, как раз, на этой улице.
– Тут нету никаких Максимов. Не звезди. Чо делаешь тут?! – лицо старшего брата выражало озадаченность, словно он узнал какой-то факт, который совершенно не вписывается в его картинку мира, и сейчас ему в спешке нужно всё перекраивать под новую реальность.
– Я не вру. Вон его дом, – я махнул рукой в конец улицы, стараясь, чтобы мой жест выглядел как можно более сдержанным.
– Витя, слышал?! Его кореш живёт в той заброшке! Походу он с бомжами какими-то дружит. Не трогай его! Вдруг он заразный? – подал голос младший из братьев.
– Ребят, всё, мне пора. Я пошёл
Длинная рука Вити толкнула меня в грудь, приглашая задержаться ещё, а однобровый сделал шаг мне на встречу, выпячивая грудь.
– Ты пойдёшь, когда мы разрешим, понял?! Ты мне не нравишься! У наших соседей дом обворовали. Это не ты случайно со своим Максимкой? Может ты и сейчас ходишь тут и следующую цель присматриваешь. Откуда нам знать?
– Чё?! Какой дом?! Я к другу иду! Дайте пройти! – я начал нервничать. Коленки затряслись и попытались подкоситься. Убежать уже не успею, а драться в неудобной куртке против двоих разногабаритных противников – значит быть избитым.
– А чо ты так нервничаешь, если тебе нечего скрывать? Ладно, я добрый сегодня, и ты, вроде, здравый пацан, если с далека и со спины смотреть. Короче, подкинь нам копьё на ход ноги и вали куда хочешь, – лицо Вити разгладилось и из-за своей белизны казалось безжизненным.
– Чё? Какое копьё?
– Ну ты внатуре! Деньги есть? – доходчиво объяснил мне младший своим детским голосом. Хотя у меня был не лучше. Но и не хуже, что тоже хорошо.
– Не, нету. И чё дальше? Бить меня будете? Вдвоём против одного? В натуре, по-мужски.
– А позвонить есть? Быстро, буквально один звонок, – старший проигнорировал мой выпад.
– Нету у меня ничего! Всё, откалывайтесь!
Я рванул вправо, обтекая толстого братца. Мы поравнялись, и как только я оставил их позади и стал ускоряться, коварная подсечка смешала мои ноги. Сделав ещё пару шагов по инерции, меня замотало в стороны, и я упал на заснеженную землю. Следом были удары ногами в живот, по спине, по ногам, по бедрам, по ягодицам. Я рефлекторно закрыл голову и сжался в позу эмбриона. Начав с едва ощутимых тычков, они постепенно задевали всё сильнее и сильнее. Впервые я был рад тому, что мама покупала мне одежду. Толстый пуховик и жирные болоньевые штаны гасили силу ударов. А я ведь слёзно хотел взять куртку потоньше и покруче…