Александр Леонидович Аввакумов
Судьба солдата
Командир моджахедов взял в руки микрофон, одел наушники и начал что-то быстро докладывать. Пулемет Петренко, словно на радости, выплюнул из себя огненную трассу, которая, словно палка, уперлась в грудь моджахеда, оставляя на его лохматой и темной груди большие кровавые пятна. Душман выронил из рук микрофон и схватился за простеленную грудь. Пули ударили в рацию, кроша все, что находилось в этой коробке. Сидевшие вокруг костра мятежники словно окаменели от неожиданности. Пока они приходили в себя, огненная струя, словно коса, повалила их всех на камни.
Затвор пулемета сухо щелкнул. Петренко передернул затвор, но снова услышал сухой щелчок. Двое или трое моджахедов, укрывшись за камнями, открыли по нему огонь, стараясь прижать его к земле, а затем захватить в плен. Он достал из подсумка две последние гранаты и швырнул их в боевиков. Когда стихло эхо взрывов, он медленно поднялся из камней и направился к угасающему костру.
– Это вам за Володьку, – произнес он.
Недалеко от костра лежал раненый моджахед и со страхом смотрел на Петренко. Заметив, что десантник поднял с земли автомат и направил его на него, он закричал каким-то диким и страшным криком.
– Не ори, козел бородатый! Накрылись ваши духи медным тазом. Это вам за Володьку, – снова произнес он и выстрелил в моджахеда.
Осмотрев убитых, он стащил их всех в кучу и сунул между телами несколько гранат, обнаруженных им у убитых мятежников. Прихватив с собой пару пулеметных лент и кое-что из провианта, он направился дальше в горы.
Группа старалась идти, как можно быстрее, но вскоре все выдохлись. Раненные товарищи сковывали движение и не давали им возможности прилично оторваться от висевшего на пятках врага. Неожиданно у них за спиной вспыхнул бой. Раздалось несколько взрывов гранат, и вновь наступила мертвая тишина.
– Командир, что это? – тихо спросил подошедший к нему Белоусов. – Это ж рядом с нами?
Крылов пожал плечами.
– Привал! Белоусов, накорми и напои раненых, – приказал он ему. – Выставь боевое охранение.
Он посмотрел на него каким-то непонятным взглядом.
– Не смотри на меня так, Андрей. Здоровые могут потерпеть. Береги воду и провиант для раненных товарищей.
Лейтенант отошел от Александра и направился исполнять команду. Неожиданно в стороне от Крылова раздались веселые возгласы. Он повернулся и увидел Петренко, который обнимался с кем-то из бойцов. Заметив его, он положил пулемет Вдовина на камни и направился к нему.
– Товарищ командир, ваш приказ выполнен. Нами была уничтожена группа разведки душманов численностью в шестнадцать человек. В бою погиб Вдовин Володя.
Последние слова дались ему с большим трудом. Он отвернулся от Крылова, чтобы он не заметил слез на его глазах.
– Ничего, крепись, Петренко. Мы отомстим им за смерть Вдовина – произнес Крылов.
– Я уже отомстил. Мной уничтожен вражеский дозор, численностью в шесть человек.
– Так это, значит, ты вел бой? – спросил Александр его.
– Так точно, – ответил он. – Они были в двух километрах от вас, и мне ничего не оставалось, как уничтожить их.
– Молодец! А сейчас иди, отдыхай, – ответил ему Крылов и посмотрел на часы – до темноты оставалось чуть больше полутора часов.
* * *
Внимание Крылова привлек шум. Поправив автомат, он направился туда.
– В чем дело? – спросил Крылов у Белоусова.
– Товарищ командир! Полковник Грачев требует, чтобы я ему выделил воду и продукты. Вы приказали накормить лишь раненых бойцов – доложил ему лейтенант.
Он подошел к Грачеву. Глаза его пылали негодованием, делая безобразным его красивое лицо.
– На каком основании вы лишаете меня воды и питания, старший лейтенант? Может, вам напомнить, кто я? Я – полковник, представитель Главного политуправления Советской армии.
– Не нужно шуметь, товарищ полковник. Я и так хорошо знаю, кто вы. Вспомните, именно вы учили нас, как нужно поступать в трудных жизненных ситуациях. Разве не вы говорили: сам погибай, а товарища выручай? Может, вы забыли об этом? Разве не вы рассказывали нам о героях, которые ценой своей жизни спасали людей? Что произошло, что вы все это забыли, товарищ полковник? Почему вы отказываетесь брать в руки оружие и защищать своих товарищей, а сейчас вы вдруг приравняли себя к раненым в бою десантникам и требуете к себе какого-то особенного отношения?
– Вы забыли, с кем разговариваете, – переходя на фальцет, закричал он. Я – полковник, старше вас по званию и должности.
Крылов усмехнулся и оторвал его руку от своей куртки.
– Здесь командую я, не забывайте об этом, полковник. Вот когда мы выйдем в расположение наших войск, вы тогда снова станете полковником, а я – старшим лейтенантом. А сейчас прекратите весь этот никому не нужный базар. Мне стыдно за вас, полковник. Распустились, словно баба!
Крылов развернулся и направился в противоположную от него сторону. Его всего трясло от негодования. Эта личная неприязнь к избалованному жизнью человеку обострилась в нем до критического предела и готова была вырваться наружу. Чтобы как-то погасить возникшую у него агрессию к Грачеву, он громко выкрикнул:
– Всем подъем! Боевое охранение – вперед! Начинаем движение!
Люди устало поднялись с земли и медленно направились по извилистой тропе, уходящей в горы. Нужно было что-то предпринимать, так как передвигаться по горам с раненными солдатами было опасно и сложно. Крылов окликнул шедшего впереди его радиста и приказал ему выйти в эфир. Они отстали с ним от основной группы и, устроившись среди камней, стали ждать ответа базы. Время шло, а база почему-то молчала. Наконец, до него долетел знакомый голос девушки – оператора.
– Третий, третий, я седьмой, как слышите меня?
– Слышу хорошо. Срочно пришлите транспорт для эвакуации. У меня восемь «трехсотых». Нужно две вертушки. Как поняли, база?
– Поняла, ждите в указанной точке. Машины прибудут ровно в оговоренное время.
– Давай, сворачивай радиостанцию. Срочно уходим, – скомандовал Крылов.
Они быстро свернули радиостанцию и чуть ли не бегом устремились вслед за ушедшей вперед группой. К назначенному времени они вышли на исходную точку и стали ждать, когда за нами прилетят вертушки. Минут через десять к нему подошел сержант Назаров. Он вел под руки бойца, получившего тепловой удар. Солдат шел тяжело, еле волоча ноги. Увидев нашу группу, они несказанно обрадовались этой встрече.
Где-то вдали послышался шум, напоминающий шум работающего двигателя вертолета. Звук все нарастал и нарастал. Вскоре они заметили сигнальные огни двух вертушек.
– Приготовиться всем! – произнес громко Крылов. – Сначала грузим раненных и летчиков. Во вторую машину грузимся сами. Всем понятно?
Первый вертолет завис над площадкой, а затем плавно опустился на землю, прижав клочки высокой травы работающими винтами. Когда дверь вертолета открылась, бойцы подхватили раненых, чуть ли не бегом бросились к нему. Первыми мы погрузили тяжелораненых бойцов, затем раненых, трех оставшихся в живых летчиков. Неожиданно, расталкивая всех руками, к машине бросился Грачев. Он стал стучать в борт машины и кричать, чтобы его взяли с собой летчики. Дверь вертолета открылась, и в дверях показался второй пилот.
– Что случилось? – стараясь перекричать шум винтов, спросил пилот.
– Меня возьмите! Вы слышите, возьмите меня! – закричал Грачев.
– Извините, товарищ полковник, но взять вас на борт мы не можем. Машина загружена полностью. Сейчас сядет второй борт, он вас и заберет.
– Есть приказ командующего армии. Я должен лететь этим бортом, вы поняли меня?
– Ничего не могу сделать. Места в машине нет.
Крылов подскочил к полковнику и стал буквально отдирать его от двери машины. Однако, Грачев крепко уцепился и не хотел разжимать свои руки. Наконец ему удалось оторвать его от двери, и они упали на землю.
– А как же я? – закричал ему в ухо Грачев. – Посадите меня в машину! Посадите…
Крылов оттолкнул его в сторону.
– Вы что, полковник, не слышали, что сказал летчик? Машина и так перегружена и может не взлететь. Сейчас сядет второй вертолет, и мы все погрузимся в него.
Штурман вертолета захлопнул дверь машины. Взревев двигателем, МИ-8 оторвался от земли и, набрав высоту, исчез в темном небе.
* * *
Вслед за первой машиной на свободную площадку стал медленно садиться второй борт. Вертолет уже коснулся земли. Пилот открыл дверь вертолета и махнул рукой, давая добро на посадку десантников. Неожиданно из темноты ночи по машине ударил крупнокалиберный пулемет. Пули насквозь прошили борт вертолета, убив при этом открывшего дверь пилота. Половина его тела оказалась внутри машины, а вторая безжизненно повисла в воздухе, зацепившись за что-то в кабине. Вслед за пулеметом, по машине ударили два гранатомета. То ли ночь помешала мятежникам лучше прицелиться, то ли вертолет раскачивался довольно сильно, но две гранаты пролетели мимо машины и, ударив в камни, в сорока метрах от вертолета, взорвались, осыпав десантников комьями земли и градом мелких камней. Ми-8, взревев двигателем, оторвался от земли и начал стремительно набирать высоту.
– Куда!? – истошно закричал Грачев, протянув руки к небу. – Как же я? Возьмите меня с собой!
Через минуту машина исчезла в темном небе. Полковник упал на землю и зарыдал. Он стучал кулаками по земле, а плечи, тряслись от рыданий. Десантники, словно зачарованные, смотрели в черное небо, где исчезала их последняя надежда на спасение.
– Все, уходим! – закричал Крылов, и они стремительно стали уходить вниз с вершины высотки, на которой находились в ожидании вертолета.
Они бежали, не обращая внимания на камни и рытвины. Вслед им несся поток пуль, но они уже находились в мертвой зоне, недоступной, ни пулям, ни гранатам. Когда десантники оказались внизу, Крылов собирал своих бойцов.
– Где полковник Грачев? Кто его видел?
Все молчали.
– А вон и он идет, – произнес кто-то из десантников.
В их сторону шел Грачев. Он шатался из стороны в сторону, словно пьяный. Он схватил Крылова за грудки и, подтянув к себе, закричал ему прямо в лицо, обдавая брызгами слюны:
– Почему вы не дали мне сесть в первую машину? Почему ты посадил в нее двух летчиков, но не посадили меня? Ты просто решил поиздеваться надо мной! Ты нарушил приказ, а за это – придется отвечать, Крылов!
Александр оторвал от себя его цепкие руки и посмотрел на него.
– Возьмите себя в руки, полковник! Не будьте бабой, в конце концов! Кто мог знать, что они обстреляют вторую машину?
Оттолкнув его от себя, Крылов приказал группе построиться. Строй оказался как никогда коротким. В строю стояло лишь восемь бойцов. Он снова посмотрел на Грачева, который стоял в стороне.
– Встаньте в строй, полковник – тихо приказал он. – Может, вы хотите пробиваться один?
Полковник промолчал, но в строй встал. Крылову не хотелось спорить с этим человеком на глазах своих подчиненных. Полковник, он и в Афганистане – полковник. Однако Грачев, похоже, не намерен был отступать. Он снова схватил его за рукав комбинезона.
– А, знаю, знаю, почему ты это делаешь, лейтенант! Ты мстишь мне, ты не можешь простить мне свои старые обиды!
– Полковник Грачев! Возьмите себя в руки. Что вы раскисли, как кисейная барышня? Мне стыдно за вас. Кстати, где ваш автомат? Почему вы снова без оружия? Вы знаете, полковник, что бывает с солдатом, бросившим оружие на поле боя или напомнить вам об этом? За это его предают военно-полевому суду и расстреливают на месте.
Он зло посмотрел на Крылова и, выйдя из строя, отошел в сторону.
– Десантники! Пока темно, нам необходимо уйти отсюда. Да, я знаю, что вы все устали, но нужно пересилить себя и сделать еще одно усилие. Темнота – наш союзник и нужно пользоваться этим.
Он посмотрел на часы.
– У нас в запасе еще четыре часа темноты. Так что не будем терять времени. Вперед – произнес Крылов, и первым направился вниз по горному склону.
Группа шла довольно долго. Когда рассвет заалел на востоке, они остановились в метрах двухстах выше небольшого горного кишлака. Крылов приложил к глазам бинокль и стал рассматривать дома и дворы кишлака.
– Андрей! – подозвал он к себе Белоусова. – Направь разведку. Посмотри, кто в кишлаке и поищите воду. У нас практически нет воды.
– Командир! Может, дождемся темноты, а сейчас немного отдохнем? А вдруг в кишлаке моджахеды?
– Андрей, для этого я и направляю разведку. Ночью нарваться на них еще хуже.
Лейтенант ушел исполнять его приказ, а он, сев в небольшую расщелину, устало закрыл глаза. Сон, словно принятый им наркотик, моментально сморил его.
* * *
Ольга прислала Александру свое первое письмо за неделю до его отправки в Афганистан, когда он оканчивал краткосрочные курсы в городе Ташкенте. Прочитав письмо, Александр отложил его в сторону.
«Надо же так писать, – подумал Крылов про нее, ощущая теплоту строк этого письма. – Мне еще никто так тепло не писал, кроме родной матери».
Крылов невольно вспомнил письма своей прежней жены. Они были похожи на какие-то статистические сводки, а не на письма любящей тебя жены. В них не было той скрытой в словах ласки и нежности. Впрочем, ему почему-то не хотелось не только это вспоминать, но и сравнивать двух этих женщин.
«Неужели то, о чем она пишет в своем письме, правда? – подумал Крылов. – Ведь я с ней общался всего лишь десять дней».
Ему вдруг стало страшно за нее. Он здесь на войне, а она там, в мирном Союзе. Кто знает, вернется ли он домой обратно или сложит голову здесь на одном из горных перевалов. Крылов хорошо знал из писем матери и друзей, что мать Ольги настроена против него и старается в этом убедить свою дочь. Сможет ли он дать ей все, что она заслуживает? Крылов держал в своих руках ее письмо, не зная отвечать на него или нет.
Душевная рана, нанесенная ему Екатериной, еще окончательно не затянулась и где-то там, в глубине своей души, он по-прежнему продолжал ее любить и надеяться на чудо, что она бросит все – Москву, Грачева и вернется к нему. Разум подсказывал ему, что это невозможно, что она никогда больше не вернется к нему, но сердце, словно отдельный орган его организма, все еще таило эту надежду.
Крылов ответил ей, стараясь не обидеть Ольгу, но и не вселять в нее какие-то надежды. Однако, вслед за первым письмом, пришло второе, а затем и третье письмо. Читая эти письма, Александр невольно вспомнил слова своего командира батальона, который совсем недавно говорил ему, что он счастлив лишь оттого, что кто-то ждет его дома. Он тогда как-то поверхностно отнесся к его словам, не придавая им большого значения, однако сейчас, читая письма Ольги, он полностью соглашался с его понятием житейского счастья.
За день до выхода его группы на это задание он получил от нее очередное письмо и фотографию. Крылов быстро прочитал его и, откинувшись спиной к стене, закрыл глаза. Перед глазами снова поплыл казанский перрон, ее полные слез глаза, жаркие поцелуи и слова любви.
– Я люблю тебя, Саша! – эти слова намертво застряли в его сознании.
Крылов часто сравнивал их: безумно красивую Екатерину и не менее привлекательную Ольгу. Однако, сколько бы он не вспоминал свою прежнюю жизнь, он почему-то никак не мог вспомнить настолько искренних, идущих из глубины души подобных слов от Кати. Свернув письмо и вложив в него ее фотографию, он сунул его в карман армейской куртки – «афганки».
Крылов открыл глаза от легкого прикосновения руки. Перед ним стоял Белоусов.
– Командир! В кишлаке моджахеды. Их не так много. Они приехали на двух джипах и остановились в последних домах.
Лейтенант вопросительно посмотрел на него, ожидая команды, но он неожиданно для него произнес:
– Андрей! Выставь боевое охранение. Остальным отдыхать. Дождемся рассвета, а там будет видно, что делать дальше.
Белоусов удивленно посмотрел на своего командира, однако спорить с ним не стал. Крылов снова попытался закрыть глаза и немного подремать, но ему не позволил сделать это Грачев, который подсел рядом с ним.
– Крылов, а Крылов? Ты почему не вызываешь вертушки? – неожиданно спросил он его. – Мы так можем бесконечно мотаться по этим горам. Люди устали…
Он посмотрел на полковника и ничего не ответил.
– Крылов, не изображай из себя глухого, – стал злиться на него Грачев. – Ты можешь мотаться здесь, сколько хочешь, но отправь меня в расположение наших войск. Тебя же специально направили за мной, почему ты надо мной издеваешься?
– Отдыхайте, товарищ полковник, – тихо произнес он и отвернулся от него. – Отдыхайте. Завтра утром все будет ясно, улетим мы отсюда или нет.
– Что это значит? – спросил он его и, не дождавшись ответа, отошел в сторону.
Весеннее солнце палило нещадно. Вскоре все стали искать места, чтобы скрыться от его горячих лучей. Мучительно хотелось пить, но воды у них не было. Еще вечером они отдали ее раненым товарищам.
Крылов лежал за камнями и облизывал потрескавшиеся губы сухим, как наждачная бумага, языком. Небо было абсолютно чистым и бездонно синим и до заката солнца было еще достаточно долго, чтобы здесь окончательно изжариться. Он попытался вспомнить что-то из своей жизни, что могло бы отвлечь его от мыслей о воде. Однако, стоило ему только вспомнить что-то хорошее и доброе, мысли мои снова и снова возвращались к воде. Он приподнял голову и в мареве раскаленного воздуха увидел перебегающие человеческие фигуры, одетые во что-то черное. Крылову сначала показалось, что у него начались галлюцинации от обезвоживания организма. Такое часто бывает в пустыне. Он поднес к глазам бинокль. В мареве, исходящем от нагретых солнцем камней, он снова увидел эти, искаженные горячим воздухом, мужские фигуры в черных халатах и рубахах.
«Что это? Мираж? – подумал он. – Или это – плод моего воспаленного солнцем воображения».
Он снова поднес к глазам бинокль. Нет, это был не мираж. Это были бойцы из специального подразделения Пакистана «Черные аисты», о которых так много говорили ему в штабе.
* * *
– Подъем! – тихо скомандовал Крылов. – Всем приготовиться к бою!
Его команду быстро продублировали. Он передернул затвор своего АКС и поймал на мушку рослого моджахеда с ручным гранатометом в руках. Подпустив их метров на сорок, Крылов плавно нажал на спусковой крючок автомата. Тот привычно толкнул его в плечо, словно старый и добрый товарищ. Душман, задергался, словно от удара электричеством. Он выронил из рук гранатомет и упал на землю. Ноги его еще продолжали дергаться, а Крылов уже держал на прицеле другого, загорелого и заросшего волосами, словно это был не боевик, а участник рок – группы. Десантники стреляли одиночными выстрелами, так как это было намного эффективней, чем стрельба очередями, когда лишь только первая пуля попадала в выбранную ими мишень, а остальные улетали неизвестно куда. «Черные аисты» открыли плотный пулеметный огонь, не давая возможности не только вести прицельную стрельбу, но и вообще поднять из-за камней свою голову. Но особую опасность представляли два снайпера, засевшие за камнями. Не смотря на их неудовлетворительную подготовку – по меркам наших снайперских школ, они били довольно точно.
Только Крылов успел перекатиться из-за одного камня к другому, как по нему ударила пуля. Похоже, снайпер очень торопился подстрелить кого-то и дергал крючок винтовки, тем самым, срывая прицельную стрельбу. Наконец Крылову удалось доползти до лежавшего недалеко от него одноразового гранатомета. Он быстро привел его в боевое положение и, не целясь, выстрелил в сторону камней, за которыми укрывался снайпер. Сначала он увидел огненную вспышку, а затем услышал взрыв. Он не знал убил ли снайпера или нет, но тот больше не стрелял. Второго снайпера достал из пулемета Назаров. Тот чуть-чуть приподнялся из-за камней, и в этот миг пулеметная очередь снесла ему половину головы.
Крылов поменял уже третий магазин с патронами и с ужасом заметил, что это был его последний магазин. Не успел он еще раз выстрелить, как рой пуль пронесся над его головой, высекая снопы искр из гранитных камней. «Черные аисты» снова пошли в атаку. Они, словно черные навозные мухи, облепили камни и, стреляя на ходу, бросились в сторону бойцов. Крылов стрелял одиночными выстрелами. Вот упал один моджахед, рядом с ним упал второй, третий. Прошло около минуты и они, наткнувшись на плотный огонь десантников, стали отходить назад, волоча за собой трупы убитых и раненных.
– Белоусов, где охранение? – закричал ему Крылов ему. – Почему не предупредили?
Тогда еще никто из них не знал, что «черным аистам» удалось тихо снять заснувший заслон.
– Раненые есть, убитые? – выкрикнул Крылов.
В ответ – тишина. Похоже, что нам очень повезло, что мы не понесли в этой стычке потерь.
– Подберите боеприпасы и оружие противника! – приказал он. – Не знаю, как у вас, но у меня нет патронов.
Из-за камней медленно в сторону противника, скрываясь между камнями, поползли два бойца. Вскоре они вернулись с двумя автоматами и подсумками, в которых находились магазины к автоматам. Один из бойцов прихватил и брошенный мятежниками гранатомет. Над полем боя висела тишина. Это был нехороший признак, говоривший о том, что враг готовит очередную атаку.
«Хватило бы патронов», – подумал он и, вынув один патрон из магазина, сунул его в карман куртки.
Неожиданно тишину разорвали громкие суры из Корана. От этих звуков внутри Крылова что-то похолодело. Суры с каждой секундой становились все громче и громче. Под эти нескончаемые призывы из-за камней показались «черные аисты», одетые в черные рубашки, черные шаровары. На головах у них были надеты черные платки. Похоже, это было подразделение, составленное из жителей арабских стран. Они шли в полный рост, не прячась за камни, выкрикивая какие-то религиозные суры, и были очень похожи на офицеров из дивизии генерала Каппеля из кинофильма «Чапаев». Их было около пятидесяти или чуть более. Расстояние сокращалось каждую секунду. Подпустив, их метров на тридцать пять – сорок, десантники ударили по ним из всех имеющихся у них стволов.
– Аллах Акбар! – закричали они и бросились в сторону десантников, несмотря на то, что огонь косил их, словно снопы.
До них добежало человек около двадцати и началось месиво из человеческих тел. «Черные Аисты» дрались, как умели, наши же дрались, как их учили. На Крылова навалился массивный мятежник. Он схватил его за горло и, сделав подсечку, повалил на землю. Крылов попытался скинуть его с себя и в какой-то момент понял, что не может этого сделать. Противник был на две головы выше его и весил около ста тридцати килограммов. Его на какой-то миг охватило отчаяние, и он понял, что через мгновение он умрет оттого, что душман просто отвернет ему голову.
«Вот и все, – подумал Крылов. – Сейчас наступит темнота, и все…»
Рука офицера автоматически шарила по земле, надеясь нащупать хоть какой-то камень, но камней не было. Неожиданно он нащупал у мятежника на поясе большой кривой нож, который в драке почему-то оказался у него не на поясе, а на боку. Он выхватил нож и несколько раз ударил им в бок врага.
– Алла!!!! – простонал мужчина и разжал свои огромные ручищи.
Крылов кое-как выбрался из-под тела поверженного им врага. Окровавленный Белоусов и еще несколько десантников ходили вокруг разбросанных боем тел и добивали раненных бойцов пакистанского спецназа.
* * *
– Белоусов! Помоги мне подняться на ноги. Это туша буквально раздавила меня, – обратился к нему Крылов.
– А мы, командир, подумали, что он вас задушил. Вы же весь в крови… – произнес Белоусов, помогая ему подняться с земли.
– Какие потери? – спросил Крылов его.
– Погибли Шевченко и Малахов. Смирнов и Ярцев – ранены.
– Передвигаться могут?
– Да, – коротко ответил он.
– Соберите боеприпасы, провиант, воду, нужно уходить. Что у нас с охранением?
– Погибли.
– А Грачев? Что с ним?
– Жив он, товарищ командир. Что с ним будет. Он весь бой прятался за камнями. Из-за него и погиб Малахов. Спас его от душмана, а сам погиб. Скажите, есть справедливость в этом мире? Мы этого труса должны тащить за собой, кормить, спасать?
– Не шуми, Андрей, словами делу не поможешь. У нас с тобой приказ и мы должны его выполнить.
Лейтенант замолчал и виновато отвел от него взгляд.
– Я думаю, что это была просто разведка. Если мы сейчас не покинем это место, то больше уйти они нам вряд ли дадут.
– Что делать с пленными «аистами», таких у нас трое?
– Не задавай подобных вопросов, словно первый день на «дороге». Не тащить же их с собой.
– Все понял, командир, – тихо произнес Белоусов. – Построй бойцов.
Но строиться было некому. В строю было всего три человека, не считая Белоусова, полковника Грачева и его.
«Не густо», – подумал он.
Через десять минут они уже двигались по горной извилистой дороге. Теперь их основной пункт назначения был Кандагар, до которого было километров сто пятьдесят или чуть меньше. Рассчитывать на помощь наших войск из Кандагара им больше не приходилось. В последнем бою автоматные пули одного из моджахедов в хлам разбили рацию, лишив десантников возможности связаться с базой.
СПРАВКА
Несмотря на все свои усилия, советские войска никогда не могли установить полный контроль над главным пуштунским городом – Кандагаром. Необычность борьбы за Кандагар состояла в том, что все группировки моджахедов действовали здесь совместно и соблюдали принцип ротации сил, как в боях, так и вне боя с целью поддержания непрекращающегося давления на советские и афганские правительственные гарнизоны. Окраины и предместья Кандагара были одними из главных мест блокирования дорог и устройства засад на протяжении всей войны. Не проходило и дня без атак моджахедов на колонны, двигавшиеся по главной трассе, соединявшей город с Газни на северо-востоке и Гиришком – на западе. В этом районе моджахеды могли прятаться в зеленой зоне, кишлаках и аулах, чтобы делать засады на советские воинские конвои.
Силы моджахедов были не в состоянии выбить посты безопасности (блок посты) советских войск, которые были установлены советскими частями потому, что им приходилось действовать с «засвеченных» позиций почти без прикрытия и у них не было инженерного оборудования для нейтрализации минных полей, установленных вокруг этих постов. Поэтому моджахеды были неспособны продолжать длительное давление на гарнизоны этих постов и, как правило, после нескольких нападений, они уходили обратно в «зеленку».
* * *
Моторизованные группы моджахедов буквально висели у группы на ногах и не давали им возможности остановиться и не отдохнуть. В принципе, они выбрали правильную тактику, которая позволяла им полностью измотать десантников, лишить пищи и воды, а затем – или захватить их живыми и измотанными, или уничтожить где-нибудь, прижав нас к какой-нибудь горной речке или заперев в ущелье. Они уже не хотели больше терять своих людей в стычках с бойцами.
На очередном привале к Крылову подошел Белоусов.
– Командир, что будем делать? Грачев отказывается идти дальше. Я все хорошо понимаю, приказ есть приказ, но его постоянное нытье плохо сказывается на моральном состоянии бойцов. У нас с вами двое раненых, которым тяжело, но они все-таки движутся, а этот все ноет и ноет.
– Чего ты хочешь от меня, Андрей, чтобы я его расстрелял или бросил здесь в тылу моджахедов?– спросил его Крылов. – Ты думаешь, что я ничего не вижу и не слышу? Андрей, придется немного потерпеть. Ну, хорошо, я постараюсь с ним переговорить., хотя мне вдвойне сложнее с ним говорить, чем тебе. Все, что я говорю ему, он переводит в плоскость личных взаимоотношений.
– Решай, сам. Ты у нас – командир. Но дальше, думаю, будет еще сложней.
Переговорив с Белоусовым, они пустились вдогонку за группой. Крылов шел последним, замыкая группу. Слова Белоусова, словно кислота, разъедали его душу. Он уже в который раз невольно вспоминал этот «масленый» взгляд Грачева на перроне Витебского вокзала, которым он словно раздевал его бывшую супругу. Теперь ему было ясно, почему он подошел к ним. В принципе, его приветствие было ему до лампочки, он просто хотел с самого начала знакомства показать Кате, кто в доме хозяин. И эта, неожиданно предложенная им помощь в трудоустройстве его жены была очередной демонстрацией своих возможностей не перед ним, а, скорее всего, перед его женой. Какой же он был наивный, считая все эти приглашения его с женой в местный театр за жест доброй воли. Что могло быть общего между родственником начальника Главного политического управления Советской армии и простым лейтенантом ВДВ?
Впереди идущий боец внезапно остановился. Крылов не заметил этого и налетел на его спину.
– Что произошло? В чем дело? – спросил он, обгоняя стоявших бойцов.
– Впереди, похоже, духи, товарищ командир, – произнес, подбежавший к нему Белоусов.
– Сколько их?
– Пока не знаю. Я послал посмотреть Назарова. Он хоть и раненный, но свое дело знает хорошо.
Двигаться дальше без данных разведки они не могли, и Крылов решил дать бойцам несколько минут отдыха. Если говорить откровенно, то он устал и измотался за эти дни ничуть не меньше их. Если на них давила лишь физическая усталость, то на него еще давило само присутствие рядом с ним полковника Грачева. Он уже несколько раз пожалел о том, что не посадил его в первый вертолет. Сейчас, бросая на него свой взгляд, Крылов отчетливо видел, как ему тяжело идти с ними. Он оказался не только морально не готовым к этому переходу, но и физически. Его некогда блестящие на солнце сапоги превратились, черт знает, во что.
– Привал! – скомандовал он и устало повалился на землю.
Заметив, что он сел на землю, к нему подошел Грачев. Он сел рядом с ним и тихо спросил его:
– Лейтенант, мне кажется, что ты завел группу в тупик. Дальше идти нельзя, кругом одни мятежники. Скажи, на что ты рассчитываешь? Неужели ты думаешь, что сможешь прорваться сквозь их заслоны?
– Не знаю, как вы, товарищ полковник, но я рассчитываю на это. Другого выхода у нас с вами просто нет. Не сдаваться же?
– Вы – утопист, Крылов. Вы еще на что-то рассчитываете. Сами подумайте, нас всех можно пересчитать по пальцам, двое из которых ранены, а их – сотни, тысячи.
– Что вы предлагаете, полковник?
Грачев замолчал и, как затравленный зверь, посмотрел по сторонам. Убедившись, что его никто из бойцов не слышит, он нагнулся к Крылову еще ближе и горячо зашептал ему на ухо:
– Я не знаю, ты – командир. Кому нужны все наши усилия, родина все равно их не оценит. Думаю, что нужно просто сдаться. Ведь существует же Красный Крест и Красный Полумесяц. Там люди грамотные, они обязательно помогут нам добраться до родины живыми или вы предпочитаете гнить среди этих камней?
Крылов невольно отстранился от него и первым делом подумал, что он пытается его просто спровоцировать.
– Выражайтесь яснее, товарищ полковник. Я что-то не совсем понимаю вас. Что вы мне предлагаете? Сдаться? А вы поинтересовались вот у этих ребят, хотят ли они сдаться?
