Александр Леонидович Аввакумов
Судьба солдата
– Что все! – заорал на него Овечкин. – Мне это все надоело, ты понял меня?
Водитель промолчал. Машина снова тронулась и медленно поехала дальше.
* * *
Не успел Овечкин появиться у себя в отделе, как его вызвал к себе начальник. Майор Жданов сидел в своем кабинете и пил чай. На расстеленной газетке стояла открытая банка со сгущенным молоком и пачка печенья «Юбилейное».
– Вызывали, товарищ майор? – спросил его Овечкин.
Тот кивнул ему головой и чайной ложкой указал на стул. Овечкин снял фуражку и сел. Жданов, не обращая внимания на присутствие Овечкина, продолжал, есть печенье, запивая его чаем. Капитан хорошо знал, что его начальник не любил, когда кто-то из его подчиненных мешал ему закончить трапезу. Наконец он прекратил жевать и, отодвинув от себя недопитый стакан с чаем, посмотрел на него.
– Как дела? – поинтересовался у него Жданов. – Что ты тянешь с Крыловым? Может, тебе напомнить, кто стоит за этим рапортом?
– Я знаю, товарищ майор. Стараюсь накопать на него больше. Того, что написал полковник Грачев, мало, нужны свидетели всего этого.
– Ну и что? Что тебе мешает найти их?
– Есть трудности, товарищ майор. Двое сейчас находятся в госпитале, а третий – Сергеев, отказывается давать какие-либо показания против Крылова.
Майор откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Овечкина. Он впервые за долгие годы их совместной работы видел его таким растерянным.
– Ты меня извини, но нас там просто не поймут с тобой. Я рекомендовал тебя, заявил, что ты у меня самый – перспективный оперативник, пообещал им, что ты разберешься с этим делом. А ты вдруг заявляешь мне, что ты ничего не можешь сделать с этим мальчишкой. Подумай, что тебя ждет дальше? Хочешь служить на Кушке, служи, но не тащи меня за собой.
Овечкин сидел с поникшей головой. Докладывать Жданову, что Крылов его переиграл, как мальчишку, он не хотел.
– Ну а эти, два твоих крестника, как они?
Овечкин вздрогнул и посмотрел на Жданова. Он на секунду задумался, а затем, не моргнув и глазом, соврал.
– Я их отпустил, товарищ майор. Судить ребят за мелочь не стоит. Теперь они мне будут сообщать все, что творится в их подразделении, кто, чем дышит, кто и что ворует и кому продает.
– Значит, решил завербовать? Смотри сам, а то можно материалы и в трибунал передать.
– Не стоит их загружать лишней работой. Для многих сейчас зона лучше, чем Афганистан.
– Ну, ты не тяни с Крыловым. Ты же сам мне всегда говорил, что безгрешных людей не бывает. Так что, Овечкин, давай, копай.
Капитан поднялся со стула и направился к двери. Когда он вышел из кабинета, то облегченно вздохнул и сразу же направился в изолятор, в котором сидели два этих солдата. Контролер открыл дверь камеры и Овечкин вошел в это полутемное помещение. Он не сразу увидел бойцов, которые сидели в углу камеры, прижавшись, друг к другу. Они со страхом смотрели на капитана, ожидая своей участи.
– А ну, пошли отсюда! – громко произнес он. – Чего застыли? А ну, пошли!
Солдаты выскочили из камеры и остановились в коридоре.
– Проводи их до выхода! – приказал он конвоиру.
Когда они исчезли за поворотом коридора, он еще раз облегченно вздохнул и направился к себе в кабинет.
* * *
Утром Крылов был в штабе дивизии. Заглянув в приемную комнату командира дивизии, он заметил там командира полка.
– Заходи, Крылов, – пригласил его полковник и рукой указал ему на свободный стул.
Александр сел рядом с полковником и стал ждать, когда его пригласит к себе генерал. Сначала в кабинет генерала вошел командир полка. Прошло минут десять томительного ожидания. Раздался телефонный звонок. Сидевший за столом молодой лейтенант с опаской поднял телефонную трубку и посмотрел в его сторону.
– Есть, товарищ генерал! – отчеканил он и положил трубку на рычаг телефона.
– Заходите, Крылов, – холодно произнес лейтенант и снова углубился в чтение газеты «Правда».
Александр открыл дверь и вошел в небольшой кабинет. За столом сидел генерал в полевой форме, справа от него – командир полка. Он долго всматривался в его лицо, словно стараясь вспомнить или запомнить его. Наконец он прекратил рассматривать офицера.
– Вот, что Крылов. В отношении тебя поступила информация о том, что в твоем отряде имеют место противоправные действия и творится полное беззаконие. Что в отряде процветает мародёрство, и даже то, что наши офицеры на боевых операциях расстреливают неугодных им солдат.
Александр был поражен этим сообщением. Это был какой-то бред сивой кобылы. Командир полка Михайлов только что разговаривал с ним не больше пяти минут назад в приемной генерала, и не обмолвился ни одним словом о преступлениях его подчиненных. При этом полковник лично сказал ему, что не верит в то, что написал на него полковник Грачев, и что ему надо срочно убыть в отряд после разговора с генералом.
– Извините, товарищ генерал, но все это не соответствует действительности, – произнес Крылов. – Я прошу вас разобраться во всем этом и привлечь к ответственности человека, который хочет очернить бойцов отряда и мое честное имя.
– Прекратите, Крылов! Не нужно оправдываться. Нужно быть честным, вы же – офицер! В вашем отряде уже работает сотрудник особого отдела дивизии капитан Овечкин. Вот он и разберется в твоих партизанских действиях. Ты что о себе возомнил, Крылов? Думаешь, что если отряд находится сравнительно далеко от основных частей дивизии, то тебе все позволяется?
Лицо его покраснело. Глаза стали похожи на узкие амбразуры дота.
– Извините, товарищ генерал, но я действительно не понимаю, о чем вы говорите.
– Плохо, Крылов, плохо, что ты не понимаешь меня. Как же я могу за тебя просить кого-то, если ты ничего не понимаешь и не даешь отчета своим поступкам.
Александр стоял по стойке «смирно» и переводил свой взгляд с генерала на командира полка, еще надеясь, что тот скажет свое веское слово в его защиту. Однако командир полка тоже молчал, пряча от него свой взгляд. Чем было вызвано его молчание, Крылов не знал, но оно не сулило ничего хорошего.
– Что стоите? Я вас больше не задерживаю, Крылов. Готовьте передачу отряда новому командиру.
– А я куда?
– Этот вопрос не ко мне, а скорей, к капитану Овечкину. Посмотрим, что решит следствие.
Александр развернулся через левое плечо и вышел из кабинета генерала.
* * *
Расстроенный этим разговором, Крылов поехал к командиру батальона. Оставив машину с водителем на улице, Александр вошел в его палатку.
– А Саша, заходи, – произнес комбат, вставая с койки. – Я слышал, что тебя вызывал к себе комдив?
Крылов вошел внутрь палатки и присел на свободную койку.
– Похоже, я приплыл. Ты знаешь, он такую ахинею понес, что у меня встали волосы дыбом. Говорит, что мы во время рейдов с Белоусовым расстреливали своих бойцов, что многие из них занимались мародерством. Я попытался что-то сказать ему, но он меня даже слушать не стал.
Александр закурил и, выпустив дым, посмотрел на него.
– А что командир полка?
– Он все время молчал. Я рассчитывал, что он что-то возразит генералу, но он почему-то промолчал.
– Я вчера с ним говорил на эту тему, и он пообещал мне, что замолвит за тебя слово.
– Видно, что-то помешало ему это сделать. Короче, приказали мне сдать отряд.
– Вон оно что? Похоже, на них сильно надавили. Кто-то очень хочет твоей крови.
– Но за что? Я честно воевал, за чужие спины не прятался.
– Не знаю, Саша, не знаю. Мы с тобой – маленькие винтики в этой большой военной машине.
– Тогда я поехал. Кому сдавать отряд?
– Сдай пока старшине, а там будет видно.
Крылов вышел из палатки и направился к машине. Неожиданно из-за палатки показалась медсестра. Увидев его, она вспыхнула. Ее пухлые щеки покрылись румянцем.
– Крылов! Почему не приходите на перевязку? – строго спросила она его. – А ну, пойдемте со мной, я вас сейчас перевяжу.
Он, молча, направился вслед за Настенькой. Она осторожно сняла старую повязку и стала обрабатывать рану.
– У вас, товарищ старший лейтенант, большие неприятности? – спросила она его.
– С чего вы взяли? – сделав удивленное лицо, спросил Александр.
– Просто я случайно услышала разговор этого капитана с нашим хирургом. Он просил у него дать ему официальное заключение о том, что вас можно содержать в камере.
– И, что?
– Хирург написал ему такую справку. Вы сами знаете, что с сотрудниками особого отдела лучше не ссориться.
Эта новость не прибавила ему оптимизма. Когда она закончила перевязку, он вышел во двор и закурил. В голове крутилась одна мысль: что делать дальше? Ехать в подразделение, где его, по всей вероятности, ждет Овечкин и арест, или плюнуть на все и удариться в бега. Однако вторую составляющую он тут же отбросил в сторону. Куда бежать и от кого бежать? Бежать, тем самым, признавая все эти абсурдные обвинения в свой адрес? Нет, этого делать было нельзя, ведь за его спиной незаслуженно обиженные кем-то бойцы его отряда. Нужно что-то делать. Однако, что конкретно, Крылов не знал. Загасив сигарету, он направился к ожидавшей его автомашине.
– Куда? – спросил водитель.
– На базу, – коротко ответил он.
Волна отчаяния захлестнула Александра. Он впервые оказался в таком положении, когда не видел из него выхода. Он еще раз пожалел о том, что не расстрелял Грачева, сейчас хоть было бы за что отвечать. Он снова достал из кармана сигареты и закурил.
* * *
Когда его машина остановилась в расположении отряда, там вовсю работал капитан Овечкин. Самому ему разбираться с личным составом отряда не пришлось, с бойцами уже разобрался капитан. Сволочи есть везде, и в армейской среде тоже, хотя, конечно, поменьше, чем на гражданке. Овечкин, похоже, хорошо знал свое дело. В этот раз он действовал совершенно по-другому. Он уже не рылся в его бумагах и вещах, он не задал ни одного вопроса. Все «факты мародерства и расстрела своих бойцов во время рейда» ему рассказали два десантника, прибывших из последнего пополнения, которые ни разу не ходили, ни в «зеленку», ни на «дорогу». Однако этот факт его меньше всего интересовал. Самое главное – он добыл эти показания, и теперь их хватало для разговора с ним.
– Капитан! Ты-то сам в это веришь, в то, что ты мне предъявляешь? – спросил его Крылов.
– А почему бы и нет? Дыма без огня, старлей, не бывает. Если бойцы рассказывают об этом, значит, что-то подобное было. Вот мы и разберемся, где ложь, а где, правда.
– Давай, разбираться прямо сейчас, на месте.
– Ты мне не указывай, герой, где мне разбираться, здесь или в другом месте. Сейчас поедем к нам в отдел, там и поговорим. Знаешь, Крылов, что я заметил в этой жизни – пока человек на воле, он говорит одно, а стоит его закрыть в камеру, он говорит совершенно другое. Вот вы утверждаете, что все это вымысел, а я говорю, что нет. Может, вам напомнить гибель бойца Смирнова?
– Какого Смирнова? У меня такого бойца в отряде никогда не было. Это какой-то бред параноика.
Александр моментально вспомнил, что в отряде было несколько несчастных случаев при чистке оружия, но все это было до его назначения на эту должность. Насколько он помнил, таких не боевых потерь за все время существования отряда было четыре, в том числе и гибель рядового Смирнова, погибшего от случайного выстрела сослуживца. По каждому из них была проинформирована военная прокуратура и особый отдел. Он хорошо помнил, по каждому подобному случаю были возбуждены уголовные дела, которые затем прекращались из-за отсутствия состава преступления. Никто из командования батальона и отряда не был привлечен ни к уголовной, ни к дисциплинарной ответственности.
– Чего молчишь? Сейчас приедем к нам, и мы тебе там восстановим память.
– А, если я не поеду? Что, застрелите на месте?
Крылов был возмущен до предела, но все его возражения по данным вопросам Овечкин полностью игнорировал.
– Ты не дергайся, герой. Разберемся, там и решим, что с тобой делать дальше. Ты вчера посчитал себя достаточно умным человеком, как же, обманул самого Овечкина. Нет, брат, это я тебя обманул. Это я тебя загнал в угол, из которого нет выхода.
Александр сидел за столом и слушал его. Все происходящее здесь, в его кабинете, казалось ему кошмарным сном. Ему все время казалось, что он вот-вот проснется, и все это исчезнет – и Овечкин, и Афганистан. Но это почему-то не исчезало, а все больше и больше превращалось из фарса в настоящую реальность.
– Крылов! Сдайте табельное оружие, оно вам больше не понадобится. На основании постановления военного прокурора, вы задерживаетесь на десять суток, для выяснения всех обстоятельств. По истечении этого срока вам может быть предъявлено обвинение или вы будете освобождены по реабилитирующим вас обстоятельствам. Надеюсь, вы поняли меня? – официально произнес Овечкин. – Надеюсь, что вопросов у вас ко мне нет.
Крылов кивнул ему, достал свой пистолет и положил его на стол.
– Старшина, примите временно командование отрядом! – приказал он ему – Думаю, что к вечеру у вас будет новый командир. Да, еще. Передайте этот нож новому командиру отряда.
– Есть принять командование и передать нож новому командиру отряда! – тихо отчеканил старшина.
При выходе из помещения его с Овечкиным окружили десантники, которые попытались препятствовать аресту.
– Командир! Что за беспрел! За что вас? Не дадим нашего командира – закричал кто-то из них. – Вы куда его ведете? За что?
Некоторые десантники схватились за оружие.
– Отставить! – громко скомандовал Крылов. – Всем разойтись.
Бойцы застыли на месте, а затем стали медленно расходиться в разные стороны, бросая недобрые взгляды на капитана Овечкина. Они сели в ожидавшую их автомашину, которая, добродушно урча мотором, тронулась с места. Крылов проводил взглядом место дислокации отряда и отвернулся в сторону. Сердце подсказывало, что он никогда больше не вернется сюда.
* * *
Крылов впервые ночевал в камере. В углу помещения стояло ведро, от которого сильно воняло нечистотами. На жестком деревянном топчане лежало два солдатских серых одеяла. В последнее время многое происходило у Александра впервые в жизни. Впервые он встретил девушку, которую полюбил, впервые оказался за границей нашей Родины, впервые вышел на «дорогу», впервые убил своего врага, а теперь впервые вот оказался в этой небольшой камере.
Где-то недалеко надрывно прокричал мулла, призывая правоверных к вечерней молитве. Темнота на улице наступила быстро. Он сидел на топчане и смотрел на эту узкую оконную щель, за которой находилась свобода. Раньше, еще в детские годы, когда он смотрел фильмы «Граф Монте-Кристо», «Овод», он почему-то мечтал оказаться в камере, как герои этих произведений. Так же, как и они, бороться за справедливость и мстить своим заклятым врагам. Однако, оказавшись в этом каменном мешке, Александр понял, что значит – потерять свободу. Время шло, звезда, светившая всю ночь, стала меркнуть, а затем и совсем пропала.
Крылов не спал всю ночь, сильно болело раненое плечо, и он всю ночь провел на ногах, шагая из угла в угол. За металлической дверью камеры иногда раздавались какие-то голоса, но разобрать, о чем кто говорил, было довольно сложно. Гулкое коридорное эхо искажало голоса, и трудно было определить, с какого конца коридора они доносятся. Он поднялся с деревянного топчана и стал рассматривать свою камеру. Вчера, когда его поместили в камеру, было темно, и он не мог хорошо рассмотреть свое место заключения.
Камера была небольшой, от силы восемь квадратных метров. Она была рассчитана на двух заключенных, но он содержался в ней один. Стены камеры были все исцарапаны чем-то острым. Он подошел к стене и стал рассматривать эти надписи. Среди них были и русские надписи.
«Выходит, я здесь – не первый заключенный – подумал он и сел на топчан. – Плохо, что поговорить не с кем».
Александр сидел на топчане и вспоминал свой первый вчерашний допрос. Вел его незнакомый ему молодой лейтенант. Наверное, это было его первое самостоятельное дело, и поэтому он был надут, словно индюк, и всячески старался показать ему свою исключительную важность. Он важно ходил по комнате, сверкая начищенными до блеска хромовыми сапогами, и задавал вопрос за вопросом:
– Скажите, Крылов, вы хорошо знакомы с уставом и текстом воинской присяги? Вы знаете, что бывает с военнослужащими, которые отказываются выполнять приказы вышестоящего начальника? – задавал он ему вопрос за вопросом.
– Извините, но я не совсем вас понимаю, товарищ лейтенант. Прошу вас конкретизировать вопросы, во-первых. А во-вторых, я практически не знаком с Уголовным кодексом нашей державы. Насколько я понял, ваши вопросы касаются именно уголовной ответственности за их нарушение и неисполнение?
Лейтенант улыбнулся ему, словно старому школьному другу и, сделав важное лицо, начал декларировать данную статью Уголовного кодекса.
– Слушайте и запоминайте, Крылов. Ваше преступление заключается в злостном неисполнении приказа вышестоящего командира, сопротивлении начальнику, в нарушении правил Устава, взаимоотношений между военнослужащими, а также – в оскорблении подчиненным своего начальника или другого военнослужащего. Вам понятна эта формулировка или нет?
– Понятно. Однако мне не понятно лишь одно – какое отношение она имеет ко мне? Прошу вас, поясните все это мне, товарищ лейтенант?
– Давайте сразу договоримся, Крылов, что вы больше не будете ко мне обращаться, употребляя слово «товарищ». Это слово теперь не для вас. Я вам советую привыкать к этому. Мы теперь с вами не товарищи, мы по разные стороны одного закона, который называется «Уголовный кодекс». Надеюсь, я излагаю на понятном вам языке?
Во-вторых, я вам пока разъясняю, что вы не выполнили приказ вышестоящего командира. Каков был приказ – найти сбитых летчиков и полковника Главного политического управления и переправить их в расположение наших войск. Вспомнили этот приказ или нет? Пока мне неизвестны причины его невыполнения. Насколько я знаю, у вас была возможность переправить полковника Грачева в расположение наших воинских подразделений первым вертолетом, но чувство личной обиды и неприязненных отношений к полковнику Грачеву заставило вас не выполнить приказ командования, тем самым вы умышленно подвергли его жизнь смертельной опасности. Вы знаете, что за это бывает на войне? Хотите, поясню?
Он сделал паузу и посмотрел на Крылова, стараясь угадать, как он отреагирует на его дальнейшие слова.
– Неисполнение подчиненным приказа начальника, отданного в установленном порядке, наказывается лишением свободы до пяти лет.
Александр невольно присвистнул и удивленно посмотрел на лейтенанта. Он хотел что-то возразить, но тот знаком руки пресек его попытку.
– Так вот, вам вменяются еще две статьи, это – насильственные действия в отношении вышестоящего начальника и нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности. Сейчас я вам все поясню. Данное нарушение трактуется следующим образом. Нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими при отсутствии между ними отношений подчиненности, связанное с унижением чести и достоинства или издевательством над потерпевшим либо сопряженное с насилием.
Он закончил говорить и, взяв в руки стакан с налитым в него чаем, сделал глоток из него и, повернувшись к Александру, произнес:
– По-моему, у вас были какие-то ко мне вопросы?
– Слушайте, гражданин лейтенант, я устал от ваших обвинений. Давайте говорить конкретно, в чем вы меня обвиняете. Я – не юрист и мне все ваши формулировки ни о чем не говорят.
– Крылов! Вы же – умный человек и все это хорошо понимаете. Я вам даю ночь, одну ночь, чтобы вы смогли все вспомнить и мне завтра все подробно рассказать. А сейчас вас отведут в камеру.
В сопровождении вооруженного солдата его проводили до камеры.
* * *
Где-то в глубине коридора раздались гулкие шаги. Шаги звучали все громче и громче, пока не затихли около дверей его камеры.
– Крылов! На допрос! – раздалось в коридоре.
Он встал с топчана и направился к металлической двери. Она противно лязгнула, и приоткрылась. Он вышел в коридор.
– Лицом к стенке! – послышалась команда, и сильный толчок в спину прикладом автомата заставил его вжаться в эту серую бетонную стену. Сильная и резкая боль прострелила его руку. Александр невольно оглянулся назад и посмотрел на молоденького конвоира, который был около двух метров ростом. Его покрасневшее от загара лицо оттенял светлый пушок над верхней губой. Он явно был не городским парнем. Его ладони были словно лопаты, а висевший на шее автомат больше походил на кнут пастуха, который те вешают себе на грудь при перегоне скота.
– Что, непонятно? Что вылупился, как козел на новые ворота? – произнес солдат и еще раз сильно ударил его прикладом в спину.
Удар прикладом был настолько сильным, что Крылов снова моментально уперся лбом в серую бетонную стенку. Сильная боль пронзила его плечо. Он ойкнул и замер на месте. На лбу моментально выступила холодная испарина, а перед глазами появились радужные круги.
– Боец! Ты что-то путаешь. Я – не преступник!
– Здесь все одинаковы и преступники, и не преступники. Еще раз возникнешь, потеряешь зубы. Больше предупреждать не буду.
– Ты бы там, в горах, проявлял такое рвение и храбрость. А бить безоружных людей легко и просто. У нас с тобой большая разница, ты меня можешь ударить, а я вот тебя – нет.
Не успел Крылов закончить свою мысль, как сильный удар в область почек заставил его опуститься на колени. Что-что, а бить, похоже, он умел. От сильной боли у Александра перед глазами поплыли разноцветные круги. Пересилив боль, он поднялся с колен и прижался лицом к стене.
– Вперед по коридору! Шаг влево, шаг вправо, расценивается как попытка к бегству. Стреляю без предупреждения! – зло произнес конвоир.
Ему больше не хотелось ни разговаривать, ни спорить с этим деревенским на вид парнем, который мог искалечить его в любой момент. Они медленно двигались вдоль узкого бесконечного коридора.
– К стене лицом! – снова скомандовал конвоир.
Крылов повернулся лицом, заметив идущего ему навстречу военнослужащего и сопровождающего его конвоира. Он не сразу узнал в этом исхудавшем человеке Сергеева.
– Командир! А вас за что? – успел спросить он у него и тут же сильный удар приклада в спину опрокинул его на бетонный пол.
– Отставить разговоры! – послышалась команда. – Запрещено!
Когда Сергеева провели мимо него, конвоир снова приказал ему двигаться дальше. Он открыл металлическую дверь и втолкнул Александра в уже знакомый кабинет. В этот раз, помимо молодого лейтенанта, в кабинете находился его старый знакомый – капитан Овечкин.
– Проходи, Крылов. Присаживайся, – произнес Овечкин. – Как ваше плечо? По-прежнему болит?
Он промолчал, так как хорошо понимал, что им глубоко наплевать на его раненое плечо.
– Если можно, угостите меня сигаретой? – обратился он к ним. – Умираю, как хочу курить.
– Сигарету нужно заслужить, Крылов, как заслужил хорошее отношение к себе твой старый знакомый Сергеев. Сейчас все нужно заслуживать – и хорошее к вам отношение, и возможность покурить. Вот Сергеев сейчас был у меня на допросе, он все мне рассказал. Рассказал, как ты пытался застрелить полковника Грачева. Как таскал его по тылам противника в надежде, что того убьют. Так что, если хочешь покурить, то тоже расскажи нам все это.
– Спасибо. Я все понял, гражданин капитан.
– Вот и хорошо, что вы все поняли, нам меньше объяснять вам. Ну что, приступим, Крылов, к разговору?
– Я не против начала допроса, давайте, задавайте свои вопросы.
Лейтенант переглянулся с капитаном Овечкиным и, устроившись удобнее на стуле, задал первый вопрос.
– Скажите, Крылов, в чем заключалось задание командования по спасению сбитых летчиков?
– Передо мной была поставлена задача по обнаружению и спасению летчиков сбитого моджахедами вертолета. До меня также было доведено, что на этом вертолете летел представитель Главного политического управления Советской Армии полковник Грачев.
– Все правильно, Крылов. Именно такую задачу поставило командование перед вами и вашим отрядом.
– Скажите, пожалуйста, вы были до этого знакомы с полковником Грачевым? Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с ним? В каких отношениях вы с ним были?
– Да, я хорошо знал полковника Грачева. Мы вместе служили в подразделении в городе Витебске. Скажу одно, мы с ним не дружили. Он занимал более высокую должность, чем я. Вскоре его перевели служить в Москву.
– Скажите, Крылов. Почему вы молчите о том, что этот человек сейчас живет с вашей бывшей женой? С чем были связаны все ваши ранее перечисленные поступки? Со старой обидой на полковника Грачева или еще с чем-то?
– Какое это имеет отношение ко всему этому. Ну, живет он сейчас с моей бывшей женой или нет, что это меняет? Вы знаете, я уже давно забыл про все это. Это не он увел от меня мою жену. Это она ушла от меня к нему, так как считала его более перспективным офицером. Я рад за него, если Грачев счастлив с ней.
– Вот вы говорите, что это меняет? Могу сказать вам – многое. Так, из показаний полковника Грачева следует, что вы, испытывая к нему негативное отношение, не дали ему возможности эвакуироваться из зоны боевых действий вместе с ранеными бойцами, хотя вы в исключительном случае могли его посадить в эту машину. Что вы можете сказать следствию по этому вопросу?
– Я действительно не дал ему возможности эвакуироваться первым вертолетом, в котором находились раненные бойцы моего отряда, так как вертолет был сильно перегружен и мог не оторваться от земли. Во-вторых, он не был ранен и мог вылететь следующим вертолетом, который должен был забрать нас всех через пять минут после отлета первой машины.
– Что там произошло дальше? Почему вы не вылетели?
– Когда подлетел второй вертолет и попытался сесть на площадку, моджахеды открыли по нему огонь из крупнокалиберного пулемета. Чтобы не рисковать людьми и машиной, я дал команду, и вертолет улетел, не забрав ни одного человека.
– Скажите, если бы полковник Грачев все же сел в первый вертолет, что изменилось бы? Может, вертолет не поднялся бы из-за перегруза или еще что-то?
– Я – не летчик и ответить на ваш вопрос не могу. Спросите об этом пилота. Машина была забита ранеными бойцами, и летчик просил меня больше никого не сажать. Поэтому я не знаю, мог вертолет поднять его или нет, но я решил первым делом эвакуировать раненых бойцов.
– То есть, вы не можете мне ответить на вопрос, взлетел бы вертолет с полковником Грачевым или нет. Следовательно, вам ничего не мешало исполнить приказ командования, я правильно вас понял, Крылов?
Александр промолчал, так как сразу же догадался, каким будет следующий вопрос.
– Почему вы молчите? Выходит, вы осознанно не выполнили приказ командования по эвакуации полковника Грачева?
– Почему вы это утверждаете? Я не согласен с вашим выводом. Я же вам уже говорил, что он должен был улететь следующим вертолетом. Скажите мне, откуда я мог знать, что второй вертолет попадет под пулеметный огонь? Если бы я это знал, то я его обязательно отправил бы первым вертолетом.
– Все правильно, Крылов. Вы сейчас произнесли то, что я так хотел услышать от вас все это время. Получается, что вы ему просто не дали улететь первым вертолетом из-за своих негативных взаимоотношений с ним.
– Это – неправда. Я никогда ему ничего не высказывал. В конечном итоге это был выбор моей жены – с кем из нас жить, с ним или со мной. Она выбрала его.
– Все ясно, Крылов. В Союзе вы не могли ничего сделать с полковником Грачевым. Служили вы в разных гарнизонах, на разных должностях. Здесь же судьба свела вас вместе, и вам впервые за все это время представилась возможность отыграться на этом человеке.
– Вы не правы. Я больше не хочу отвечать на ваши вопросы. Прикажите отвести меня в камеру, я устал. Вы все время пытаетесь меня на чем-то поймать, в чем-то уличить. Я вам уже говорил и буду всегда говорить о том, что я не испытывал и не испытываю к полковнику Грачеву неприязненных отношений. Я не знал, что вторая машина, на которой мы все собирались улететь, попадет под пулеметный огонь.
Они снова переглянулись между собой.
– Дело ваше, Крылов. Я думал, что вы поумнели за эти сутки. Однако, похоже, я ошибся. Если вы ранее утверждали, что вы не виновны и вас ошибочно арестовали, то теперь вы сами добровольно просите меня, чтобы я отправил вас в камеру. Поверьте, Крылов, что мне вас по-человечески жаль. Сначала вы потеряли свою жену, а теперь вот теряете и свободу, – произнес лейтенант и, вызвав конвоира, приказал ему отвести Александра в камеру.
* * *
Крылов лежал на жестком топчане, уставившись в серый потолок, и лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Чем больше он думал, тем сильнее его накрывало отчаяние. Он не видел выхода из сложившейся ситуации и впервые в жизни будущее пугало его своей непредсказуемостью.
«Крылов, возьми себя в руки, – пытался успокоить он себя. – Почему ты испугался этих людей? Нет безвыходных ситуаций, есть лишь не совсем приятные решения. Они – специалисты своего дела и гонят тебя своими вопросами на минное поле, откуда уже выхода нет. Но ты – тоже неглупый человек и должен что-то придумать. С другой стороны, что придумывать? Врать, стараться вывернуться? А как же тогда быть с правдой? Выходит, что прав был этот полковник Грачев, когда он советовал нам сдаться в плен? Выходит, он еще тогда строил план своей мести?»
Однако и смириться со своим положением ему не хотелось. Не знаю, почему, но Александру еще верилось, что эти люди, облеченные властью и положением, должны разобраться в этом простом вопросе. Обвиняя его в неприязненных отношениях к Грачеву, они почему-то отбрасывали версию о возможной мести самого Грачева. Нужно было что-то придумать, что-то очень важное, что могло повернуть это дело вспять. То ли с памятью что-то стало, то ли охватившая Александра паника не давала ему сосредоточиться на этих тонкостях, но ничего стоящего в голову не приходило.
Крылов встал с топчана и начал ходить по камере, в надежде успокоиться и привести свои мысли в нормальное состояние. После его разговора с генералом рассчитывать на помощь командования ему явно не приходилось. Да и вряд ли генерал пошел бы против родственника такого большого начальника, ведь ему еще служить и служить в войсках. Чем дольше Александр ходил по камере, тем все больше и больше успокаивался. Сидевший в нем страх потихоньку куда-то улетучился. Голова снова стала ясной, способной анализировать сложившуюся ситуацию.
«Андрей! Ты для чего собираешь эти объяснения с бойцов?» – неожиданно вспомнил он этот момент. – Да так, на всякий случай, командир. Может быть, когда-нибудь они и пригодятся нам».
