«Интересно, как мог Сергей Иванович вне строя пройти в промышленную зону? – подумал Александр, наблюдая за прапорщиками из конвоя. – Ведь перемещение по территории колонии вне строя запрещено! Выходит, у него есть какой-то документ, который позволяет ему спокойно передвигаться по территории колонии. А это значит, что мои подозрения имеют под собой почву».
На воле Крылов мало интересовался тем, кто его окружает. Может, оттого, что ему не приходилось, сталкивался с плохими людьми, и поэтому ему всегда казалось, что его окружают вполне нормальные и адекватные люди. Здесь же, в колонии, где человек лишен не только свободы передвижения, но и свободы выбора общения, этого было явно недостаточно. Здесь требования к человеку намного ужесточались. Помимо вышеуказанных качеств, появлялось еще одно требование к человеку – его порядочность. Ты спишь рядом с этим человеком, делишься с ним куском хлеба, доверяешь ему свою жизнь, свои мечты и становится особо больно и обидно, если человек, с которым ты буквально сросся всеми своими мыслями, оказался стукачом. Чтоб не было между людьми никакой дружбы и взаимопонимания, а было лишь только одно – корысть. Чем глубже этот человек проникал в твое сознание, тем обиднее был финал всего этого. Становилось страшно, что все твои переживания и чувства его вообще никогда не волновали, и все, чем ты делился с этим человеком, нужно было администрации учреждения, а не ему. Что все это делалось лишь для того, чтобы больней ударить тебя, когда ты этого совсем не ожидаешь.
Крылов вошел на участок в надежде увидеть там Сергея Ивановича, но участок был пуст, его на месте не оказалось. Чтобы окончательно проверить свою версию, Александр разработал свою комбинацию. Утром он передал написанную им записку от лица Сергея Ивановича, адресовав ее мужчине, который нанес ему ранение. В записке было указано место встречи.
Зайдя в отряд, он увидел Сергея Ивановича, который сидел на койке и штопал свою телогрейку. Поздоровавшись с ним за руку, Александр произнес:
– Сергей Иванович! Меня попросили вам передать, что вас ждет какой-то мужчина за углом нашего здания. Он очень просил вас выйти и встретиться с ним.
Сергей Иванович быстро оделся и направился во двор. Крылов подошел к окну и стал наблюдать за их встречей. Сергей Иванович вышел из здания и, оглядевшись по сторонам, сразу же направился в сторону незнакомца. Они поздоровались за руку, и отошли в дальний угол локальной зоны. О чем они разговаривали, он мог лишь догадываться. Незнакомец достал из кармана записку и протянул ему. Сергей Иванович посмотрел на окна здания, рассчитывая, по всей вероятности, увидеть заинтересованное лицо, однако Крылов успел вовремя укрыться.
Прошло минут двадцать, прежде чем Сергей Иванович вошел в помещение отряда. Александр за это время успел умыться и встретил его приход, лежа на койке.
– Ну и как? Увиделся с человеком или нет? – поинтересовался Крылов у него.
– Нет, – коротко ответил Сергей Иванович. – Во дворе никого не оказалось. Скажи, а кто тебя просил мне это передать?
– Мужик из соседнего отряда. Если хочешь, я тебе могу его показать?
– Не нужно, Саша. Если кто со мной хочет встретиться, пусть сам ко мне подойдет. Не буду же я бегать по отрядам и искать его?
– Хозяин – барин, – коротко ответил ему Крылов и повернулся к стене.
«Значит, они знакомы и его слова о том, что он не знает напавшего на меня заключенного, не соответствуют действительности. Неужели это он навел его на меня. Наверняка, только он знал, что я остался на участке один, так как уходил с участка последним», – подумал он.
Крылов повернулся лицом к соседу и внимательно посмотрел на него.
– Сергей Иванович! Скажите мне, как вам удается передвигаться по зоне в одиночку? У вас есть пропуск, или как-то по-другому?
Он усмехнулся и подозрительно посмотрел на Александра.
– Кто тебе сказал о том, что я свободно передвигаюсь по зоне?
– А я сам вчера это видел.
– Ты сколько здесь сидишь, Крылов. То-то и оно, а я, брат, седьмой год. Меня здесь все уже знают и иногда дают такую возможность погулять по зоне одному.
Он повернулся на бок и закрыл глаза. Больше у него к Сергей Ивановичу вопросов не было.
* * *
На следующий день у него состоялось свидание с приехавшей к нему Максимовой. Ольга сильно изменилась за то время, что он не видел ее. Ее цветущее красивое лицо приобрело настоящую женскую красоту, ту, которая бывает у молодых женщин в возрасте двадцати трех – двадцати пяти лет. На ее щеках играл небольшой румянец – похоже от волнения. Ее волосы были аккуратно уложены. От нее пахло какими-то полевыми цветами, от запаха которых у него закружилась голова. Ольга была одета в легкое серое демисезонное пальто с ярким шарфом на шее. Когда она вошла в комнату для краткосрочных свиданий, в которой уже находился он, она на какую-то долю секунды застыла на пороге, а затем бросилась Крылову на шею и стала целовать его в губы.
– Оленька, золотце, не нужно плакать. Ну, я прошу тебя, прекрати! – шептал он ей в ухо, крепко сжимая ее в своих объятиях.
Когда она, наконец, успокоилась, они сели за стол и стали разговаривать.
– Саша! У меня хорошая новость для тебя. Брат Андрея Белоусова, Игорь, живет в Москве и работает в Верховном Суде СССР. Мы на той неделе встречались с ним, и он подготовил для нас жалобу в Военную коллегию Верховного Суда СССР. Мы просим коллегию пересмотреть решение Военного трибунала в связи с тем, что во время процесса были нарушены твои конституционные права. Тебе не был предоставлен защитник, твои ходатайства о привлечении в качестве свидетелей Белоусова и других бойцов твоего подразделения судом были просто проигнорированы. Он пообещал нам с Андреем, что сам лично передаст нашу жалобу Председателю Верховного Суда СССР.
Ольга замолчала и посмотрела на него – как он отреагировал на ее сообщение?
– Спасибо, Оля, тебе, Белоусову Андрею и всем бойцам. Чтобы я делал, если бы ты не помогала мне. На той неделе сюда приезжала моя бывшая жена, Катя. Она сообщила мне, что уходит от Грачева.
– Неужели она на что-то рассчитывает? Я не отдам тебя ей! – вспылила Максимова. – Ты – мой и только мой!
Александр взял в ладонь ее руку и нежно ее погладил. В глазах девушки застыли слезы.
– Ты меня неправильно поняла, – тихо произнес он. – Она боится, что я, когда выйду из колонии, начну им всем мстить. Вот она и прикатила ко мне, чтобы объясниться по этому вопросу. Она просила не трогать ее будущего мужа, так как он ни в чем не виноват.
Ольга заулыбалась впервые за все время их встречи.
– А я-то, дура, подумала, что она хочет снова сойтись с тобой.
– Нет, милая, я ей не нужен, как и она мне. С ее слов, ее муж Грачев, используя свои каналы, попросил местное руководство колонии создать для меня здесь невыносимые условия.
– Что это такое? Если можешь, объясни мне?
– Это означает, – заставить меня совершить какой-то поступок, за который мне могут увеличить срок моего пребывания здесь, а в худшем случае – искалечить или убить. Меня уже здесь подрезали и я совсем недавно вышел из больнички.
Лицо Максимовой побледнело.
– Прости меня, Саша, но я этого не знала. Мне никто об этом не сообщил.
– Ничего, милая. Сейчас со мной все нормально. После того, что мне сообщила Катя, я буду крайне осторожен. Если администрация узнает об этом, у меня могут возникнуть большие неприятности. Что ни говори, Грачев еще при силе, вернее, его родственные связи и возможности. Здесь люди носят погоны, и многое здесь зависит от приказов руководства. Да, ладно, о чем это я. Давай, не будем говорить о плохом, лучше расскажи мне о доме.
Она достала из сумки чай, сахар, продукты. Они быстро вскипятили чайник, и она, сев за стол, стала рассказывать ему последние городские новости.
* * *
Вечером, когда Крылов собирался на работу в ночную смену, к нему подошел Сергей Иванович. Он остановился за его спиной и, коснувшись рукой его плеча, тихо спросил:
– Крылов, что произошло с тобой? Ты давай, не темни….
Александр повернулся к нему и совершенно спокойно заявил:
– Ничего, Сергей Иванович. У меня все нормально. Что вас беспокоит во мне? Косяков за мной нет.
– Ты мне не ври, Крылов! Я тебя вижу насквозь. Ты последнее время стараешься избегать меня. Я – не мальчик и все это хорошо вижу. Если ты не хочешь со мной общаться, так и скажи. А то все темнишь и темнишь.
– Вы ошибаетесь, Сергей Иванович. В моем отношении к вам ничего не изменилось. Если бы что-то произошло, то я вам бы об этом сказал.
По всей вероятности, он не услышал в его словах искренности и поэтому снова настойчиво потребовал ответа, схватив его за рукав телогрейки:
– Ты не ври мне, Крылов! Если раньше ты сам искал меня, чтобы поделиться своими проблемами, получить какой-то совет, то теперь ты замкнулся в себе, и я вижу, не хочешь общаться со мной.
– Вы правы, Сергей Иванович. На это есть ряд причин, – ответил Александр ему. – Да, я вам доверял, делился с вами, но вы меня обманули. Взяли и просто так, как малыша, обманули. Я имею в виду мое доверие к вам.
– Как я тебя обманул, Крылов? Ты не заболел ли случайно?
– Вы помните, когда меня подрезали на участке, я поинтересовался у вас, видели ли вы этого человека или нет. Что вы мне ответили тогда, помните? Вы мне сказали, что не видели этого человека, хотя он должен был столкнуться с вами в этой комнате мастеров. Несколько дней назад я свел вас с ним. Вы разговаривали в локальной зоне, не правда ли? Вы поздоровались с ним за руку и стали с ним беседовать. Он вам еще показал записку, которую я передал ему от вашего имени. Значит, вы его не только видели, но и хорошо знаете.
– Слушай, Крылов! Я что-то не пойму тебя? Это какой-то бред сивой кобылы.
– Не нужно притворяться, Сергей Иванович. Я – не мальчик, и все понимаю. Это вы его страховали тогда, на участке. Только вы знали, что я один остался на формовке. Это по вашему указанию этот человек попытался убить меня.
– Это какая-то ошибка, Крылов! О каком мужике ты мне говоришь? Я здесь сижу семь лет и многих заключенных хорошо знаю. Что здесь удивительного, если я с кем-то здороваюсь?
Лицо его вдруг запылало. Ноздри его большого носа стали похожи на два небольших крыла. Он великолепно все понимал и знал, как это называется и как за это наказывают в местах лишения свободы. Скажи я кому-то слово – и жизнь этого человека оборвется в первую же ночь. Он схватил Крылова за грудки и прижал к стене. В его глазах царил страх и не просто страх, а животный ужас.
– Не нужно меня лечить, Сергей Иванович. Это вы по приказу администрации стали моим покровителем в отряде. Вас интересовало лишь одно, готов ли я отомстить Грачеву за то, что он меня сюда упек, или нет. Вы – простой стукач и если вы мне сейчас не расскажите все, то я вас просто сдам блатным, и тогда ваша жизнь в лагере не будет стоить и гроша.
Он вжал голову в плечи и испуганно посмотрел по сторонам.
– Ты не шуми, Крылов! Недооценил я тебя, парень, ты оказался умнее нас с Антиповым. Да, я действительно выполнял задание Антипова и наблюдал за тобой. Его интересовало буквально все, что было связано с тобой и Грачевым. В частности, его очень интересовал вопрос мести. Когда ты отказался от мести, он не поверил и решил сам переговорить с тобой и привлечь тебя к работе, а затем засветить тебя блатным.
– Зачем это ему?
– Его просили уничтожить тебя или раскрутить на новый срок. Да, это я навел на тебя этого человека, и если бы ты был менее удачлив, то просто умер бы в формовочном отделении. Но ты выжил. Я не поверил тебе, что ты не запомнил этого человека, и когда ты так искусно свел меня с ним, то я понял, что ты меня вычислил. Тогда я сделал так, чтобы тебе предложили хорошую должность. Это позволило бы нам перевести тебя в другой отряд, но ты, похоже, отказался от этой должности. Сейчас ты знаешь все, и мне ничего не остается, как просто убить тебя, хотя я этого не хочу.
– Вот что, Сергей Иванович. Я не собираюсь сдавать тебя блатным и предлагаю тебе самому решить вопрос о твоем переводе в другой отряд, а если можно, то и на другую зону. Я буду молчать о тебе до тех пор, пока мне ничего не угрожает. Если я пойму, что меня хотят завалить люди Антипова, то я сдам тебя.
Сергей Иванович замолчал и посмотрел на него. Крылов надел на себя рабочую робу и направился к выходу из отряда.
* * *
Время шло. Сергея Ивановича вскоре после этого с ним разговора перевели в другой отряд. Крылов с ним встречался лишь на вечерних проверках. Тот старался держаться от него подальше, всем своим видом показывая ему, что он его не знает.
Наступила настоящая весна, и все заключенные, свободные от смены, высыпали в локальную зону и, подставив свои лица под ласковое весеннее солнце, сидели на лавочках, ведя неторопливые разговоры.
– Крылов!
Александр приоткрыл глаза и посмотрел на мужчину, который стоял перед ним, закрыв своей могучей фигурой солнечный диск.
– Есть тема, нужно перетереть, – произнес неизвестный и направился в здание отряда.
Крылов совсем не знал этого человека. Он пришел в их отряд совсем недавно и сразу же направился в дальний угол, где обитали блатные.
«Что ему нужно от меня? – подумал он, вставая со скамейки. – Опять, наверное, что-то начнут мне предъявлять».
Последние полгода, что Александр жил в колонии, у него не было ни одной стычки с блатными. Он работал на производстве, а они предпочитали сидеть в отряде и целыми днями играть в карты и рассказывать друг другу придуманные ими байки о серьезности их преступлений. И вдруг – на тебе, зовут к себе блатные.
Мужчина свернул налево и направился в сторону туалета.
«Что-то здесь не так», – подумал он.
Крылов хорошо усвоил за время своего заключения, что в туалете никаких серьезных дел не решается. Это место служило у блатных местом предъявления претензий и различных насильственных действий. Он крепко сжал свои кулаки и внутренне приготовился к предстоящей драке.
В туалете на подоконнике сидел незнакомый ему молодой человек. Заметив Александра, он встал с подоконника и направился в его сторону. Судя по его сломанным ушам и кривому носу, Крылов сразу же догадался, что перед ним стоит настоящий боец, а скорей всего в прошлом неплохой спортсмен.
– Посмотри, как там! – произнес он, обращаясь к новенькому парню, который пригласил его сюда.
Шнырь выглянул в коридор и, повернувшись к ним, произнес:
– Все в порядке, тихо.
Незнакомец достал из кармана сигарету и, прикурив ее, выпустил в лицо Александра струю дыма. Он невольно закрыл глаза от едкого дыма, и замахал рукой, разгоняя, клубы дыма.
– Зачем звал и кто ты? – спросил Крылов его, чувствуя, что задает свой вопрос впустую, так как на него ему все равно не ответят. Это был туалет, а не вечер вопросов и ответов.
Неожиданно одна из кабинок открылась, и за его спиной выросла фигура знакомого ему мужчины, а именно того, который напал на него на формовочном участке. Александр оглянулся назад и увидел в его руке сверкающую на солнце заточку.
«Что делать?» – лихорадочно подумал Крылов, автоматически меняя свое положение в пространстве, стараясь занять такую позицию, которая не позволила бы им ударить его со спины.
Наконец за его спиной оказалась покрытая светлой плиткой стена.
– Что вам от меня нужно? – еще раз тихо спросил он мужчину со сломанным и кривым носом.
Он промолчал. Его дыхание стало глубоким и прерывистым. Он, по всей вероятности, хорошо знал, с кем имеет дело, и поэтому не спешил бросаться на Александра с кулаками. Наконец их глаза встретились. У него были маленькие карие глазки с четкими желтыми крапинками, они больше походили на глаза животного, чем человека. В них отсутствовала пощада, и он решил, что тоже щадить их никого не будет.
– А, а, а! – закричал мужчина и попытался заточкой ударить его в бок. Крылов вовремя отскочил в сторону и удар пришелся в бок кривоносого мужчины. Тот взвыл от боли и выронил из рук свою заточку. Свитер его моментально окрасился кровью и он стал медленно оседать на грязный пол туалета. В этот момент в туалет ворвался начальник отряда с двумя солдатами срочно службы.
– Что случилось? – спросил он Крылова.
– Да вот, гражданин начальник, захожу я в туалет, а здесь вот такая канитель. Похоже, что они не поделили что-то между собой.
Солдаты быстро скрутили мужика и вывели его из помещения. Александр стоял, все так же прижавшись к стене туалета, и смотрел на начальника отряда.
– Чего смотришь, Крылов? Делаешь вид, что случайно оказался в туалете? Только не нужно передо мной оправдываться, я таких людей, как ты, за версту чую. Что они тебе предъявили?
– Я не при делах, гражданин начальник. Я только вошел в туалет, а здесь идет разборка.
– Смотри, Крылов. Жить, как живешь ты – нельзя. Нужно прибиваться к какому-то берегу.
– А я не хочу, гражданин начальник, прибиваться. Меня не устраивает ни тот, ни другой берег. Это государство оттолкнуло меня от себя и сделало из меня преступника.
– Но, но, Крылов. Ты мне антисоветчину здесь не гони. Здесь нет случайных людей, и ты здесь – тоже не исключение. Я знаком с твоим делом и хорошо знаю, за что ты сидишь.
Александр замолчал, так как спорить с начальником отряда было бесполезно. У каждого из них была своя правда.
– Разрешите мне идти, гражданин начальник, – тихо обратился он к офицеру.
– Свободен, – коротко ответил он ему и тоже направился к выходу из туалета.
* * *
Прошло еще два месяца ожиданий. Крылов ложился спать и вставал с одной лишь мыслью, что его вызовут в администрацию колонии и сообщат дату рассмотрения его жалобы. Наконец, в конце июля его вызвал к себе начальник учреждения. В его душе все затрепетало, сердце громко застучало, и он на обмякших ногах направился в специальный отдел колонии. Зайдя в спецотдел, Александр сразу же прошел в кабинет начальника колонии.
– Здравствуй, Крылов, проходи, присаживайся, – произнес полковник и указал ему рукой на стул. – В спецотделе был?
Александр прошел вперед и сел на предложенный им стул и кивнув головой.
– Кури, – предложил ему начальник учреждения и протянул ему пачку болгарских сигарет «Интер».
Он давно не курил дорогих и престижных сигарет и поэтому протянул руку и взял одну сигарету.
– Кури, кури, не стесняйся, Крылов, – произнес полковник и пододвинул ему коробок спичек.
Александр прикурил и затянулся полной грудью. После сигарет «Памир», «Интер» показался ему травой. Он посмотрел на начальника и, загасив сигарету пальцами, положил ее в пепельницу.
– Что, не нравится? – поинтересовался он у Крылова.
– Не то, чтобы не понравились, просто не привык к этому табаку. Слабый он, да и вкуса у него нет. Так, трава, и не более.
– Ты знаешь, Крылов, почему я пригласил тебя к себе? Я вижу, ты догадался об этом. Завтра тебя перевезут в Москву. На следующей неделе состоится заседание Верховного Суда СССР по твоей жалобе, а вернее, по жалобе твоих бывших бойцов, которые посчитали, что ты был осужден незаконно.
– Извините, гражданин начальник, судить воюющего человека по гражданским законам, наверное, неправильно. Поэтому я и хочу, чтобы суд поставил в этом деле свою жирную точку. Можно еще один вопросик? Скажите, вы всех так провожаете на пересуд, или только меня?
– Ты знаешь, Крылов, я никогда практически не встречаюсь с заключенными, которых этапируют на пересмотр дел. Ты у меня – первый. Я хотел посмотреть на тебя, на человека, которого, возможно, оправдают и которого почему-то так боятся отдельные люди из Москвы.
– И как?
– Да, никак. Человек как человек, ничего особенного. Мне Антипов докладывал о тебе, и я представлял тебя совершенно другим. Ты знаешь, Крылов, что в колонии можно сломать любого человека. Можно запугать, можно обласкать – и он твой, но ты, по-видимому, действительно честный человек и не стал хвататься за положение в зоне и за это я тебя уважаю. Постарайся, Крылов, не возвращаться сюда из Москвы.
– Спасибо, гражданин начальник.
– А сейчас иди. У меня много работы.
Александр повернулся и вышел из его кабинета.
Все повторялось с обратной последовательностью. Машина для перевозки заключенных, путь от учреждения до железнодорожного вокзала, тупик, надрывный лай собак, сидящие на корточках заключенные с закинутыми руками за голову.
– Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте расценивается как попытка к бегству! Конвой стреляет без предупреждения и на поражение! – произносит молоденький паренек с блестящими на солнце хромовыми сапогами.
На его плечах все те же погоны лейтенанта внутренних войск. Все та же наглая ухмылка и сигарета в зубах. Где-то вдали раздался гудок тепловоза, и люди, до сих пор молча сидевшие на корточках, почему-то заволновались. Они, словно по чьей-то команде, повернули головы в сторону раздавшегося гудка тепловоза и с замиранием сердца стали пристально всматриваться вдаль, туда, где, сверкая на солнце, словно две стальные спицы, переплетались и уходили вдаль железнодорожные рельсы. У всех словно по немой команде усиленно застучали сердца. Никто из них не знал, что их ждет там, вдали, куда скоро умчит их тепловоз.
Солнце пекло спину Крылова, но это было уже совсем другое солнце, не такое яркое и жаркое, как в далеком Афганистане. Александр хотел сменить положение тела, но грозный окрик сержанта из конвоя, заставил его вжать голову в плечи. Опыт, приобретенный им в колонии, подсказывал ему не делать этого. Снова раздался протяжный для кого-то тоскливый, а для него радостный гудок локомотива.
Тепловоз появился совершенно с другой стороны. Он приветливо загудел и остановился напротив него, таща за собой два специальных вагона для перевозки заключенных.
– По моей команде, по одному бежите к вагону! Задача ясна?
Все молчали, так как хорошо знали, чем может обернуться подобное учение. Офицер начал выкрикивать фамилии заключенных. Названный вскакивал с корточек, быстро хватал свой мешок и, словно пуля, летел к входу в вагон, где его ожидали уже двое конвойных солдат.
Его фамилию лейтенант, выкрикнул последней. Крылов быстро вскочил на ноги и, схватив свои небогатые пожитки, побежал к ожидавшим его конвоирам.
– Куда его? – спросил один из них вышедшего из вагона офицера. – Он же с «красной» зоны, его же не посадишь со всеми?
Офицер посмотрел на Александра. Взгляд его был настолько тяжелым, что он невольно опустил свои глаза.
– Можете посадить его к себе, если он вам так понравился, – произнес он и громко засмеялся. – Сажайте этого педераста в общий отсек. Посмотрим, доедет он до станции назначения или нет, здесь купейных мест нет.
– Но они его порежут, если узнают, что он красный, – произнес все тот же солдат.
– Одним предателем просто станет меньше, – произнес офицер. – Скажем, что не посмотрели в документы и посчитали его обычным заключенным. Что смотрите, в первый раз, что ли?
– Пошел! – скомандовал солдат и больно ткнул Крылова в спину стволом автомата.
Он быстро поднялся и побежал по коридору в дальний конец вагона, где стоял конвоир со связкой ключей в руке. Стоило Александру только войти в свой «отсек», как за ним закрылась решетка. Заметив свободное место, он сразу же направился к нему.
– Так это «красноперый»? – спросил его мужчина в годах, лицо которого пересекал большой и глубокий шрам, а на веках его красовалась синяя татуировка – «Не буди». – Братва, я не поеду с этим красным. Мне это за падло! Меня же опустят за это свои же!
Крылов молча сел в угол и стал наблюдать за этим блатным, так как он представлял наибольшую опасность для него.
«Откуда они узнали о том, что я из тринадцатой колонии?» – подумал он, хотя был хорошо осведомлен, как отлично работает арестантская почта.
– Ты, похоже, не слышишь меня, «петушок» – красненькая бородка? Это я к тебе обращаюсь? Мне «западло» сидеть рядом с таким, как он, и дышать с ним одним воздухом!
Это было, похоже, уже на обращение к зекам, которые сидели вдоль стены вагона и с интересом наблюдали предстоящий спектакль. Все повернули головы и посмотрели на Александра. Похоже, они оценивали его физические возможности, если начнется заваруха в их отсеке. А в том, что это обязательно произойдет, Крылов уже не сомневался.
* * *
Александр сидел и считал, сколько их может ввязаться в эту драку. Судя по их лицам и взглядам, которые они бросали друг на друга, таковых было от силы четыре человека.
«Господи! Пронеси! Я не хочу драться, – подумал он. – Этого еще не хватало, чтобы они убили тебя или ты раскрутился еще на один срок, ведь через две недели у тебя суд».
– Ну, ты, арестантская вошь, может, уступишь место уважаемому сидельцу? Ведь твое место у параши! – произнес все тот же осужденный с татуировками на веках.
Он снял с себя кирзовый сапог и запустил им в Крылова.
– Ты, что глухой, петух?
Александр промолчал. Тогда он снял с себя второй сапог и снова запустил его в него.
«Боже! За что?» – подумал он, наблюдая, как из дальнего угла поднялся мужчина.
Он посмотрел сначала на него, а затем перевел свой взгляд, на мужчину с татуировкой.
– Чего смотришь, Бобон? Может, тебе приятно делить площадь с этим угловым соседом? Ты блатной или, может, тоже в мужики подался? Расскажи кому, что Бобон делил свою хату с красным, никто не поверит!
Чтобы как-то сравнять свои шансы и не быть забитым ногами в своем углу, он поднялся из своего угла.
«Куда он может меня ударить? – подумал он. – Наверняка, попытается ударить в голову. Судя по его габаритам, он хочет одним ударом решить этот вопрос».
Заключенные притихли. Десять пар глаз уставились на него, прикидывая его шансы в этой драке.
«Эти двое – явные лидеры, и если их устранить, то остальные вряд ли впишутся в эту драку, так как, похоже, что они не блатные» – решил он, глядя на лица заключенных.
Мужчина сделал шаг в его сторону. Он снова посмотрел на мужчину, а вернее, в его глаза, которые налились кровью. Рассчитывать на то, что он пожалеет его, уже не приходилось. Он сделал еще один шаг. На его лице появилась победная ухмылка. Ухмылка, но не победа. Собрав все свои силы, Крылов ударил его в область кадыка. Он захрипел, словно раненный бык и, схватившись руками за горло, медленно осел у ног мужчины своего приятеля. Это оказалось столь неожиданным для наблюдавших за этим поединком мужчин, что никто из них не проронил и слова.
– Ну, кто еще из вас хочет испытать подобное, – спросил он и обвел всех взглядом. – Ты? Ты? А, может, ты?
Все молчали. Он сделал шаг в сторону мужчины с татуировкой на веках. Он испугано закрыл голову руками, словно предчувствуя его удар. Александр ударил его по лицу промеж его рук. Он по-женски ойкнул и стал лихорадочно вытирать кровь со своего лица.
Александр повернулся и вернулся на свое место.
– Кому здесь не нравится, пусть ломится отсюда, – произнес Крылов. – Держать никого не буду.
Первым к решетке бросился мужик с татуировкой на веках.
– Конвой! – что есть силы, закричал он. – Конвой!
К отсеку подошел сержант и посмотрел на окровавленное лицо мужчины.
– Что орешь? По морде хочешь получить?
– Пригласи офицера!
– Бегу и падаю, – ответил ему сержант. – Я же спросил тебя, что тебе надо?
– Позови командира! – снова закричал он ему. – Ты, что по-русски не понимаешь!
Сержант исчез и вскоре появился в сопровождении начальника конвоя.
– Что случилось? Ты что людям отдыхать не даешь?
– Гражданин начальник, переведите меня в соседний отсек. Я не могу здесь сидеть с этим «красноперым»!
Лучше бы он этого не говорил, так как эта цитата моментально вывела офицера из себя.
– Что, не нравится, козел вонючий? Хотели опустить мужика, не получилось? Ты же сам меня просил об этом, чтобы я тебя посадил с ним в один отсек. Авторитет хотел свой поднять! Что не получилось? Что смотришь, вошь арестантская? Пусть теперь он вас научит, как нужно жить в этой жизни.
Он демонстративно повернулся и, сверкнув своими блестящими сапогами, направился обратно.
* * *
Ему сначала показалось, что он может праздновать свою победу. Но это скорей была не победа, а подписанный себе смертельный приговор. Что он мог сделать один, в забитом под завязку блатными вагоне. Это он понял минут через сорок, когда, хватаясь за стенку руками, с пола поднялся поверженный им противник. Он замотал головой, словно пытаясь отбросить в сторону то, что произошло с ним полчаса назад. Мужчина сверкнул глазами и снова попытался ударить его правой рукой. Александр вовремя сумел отскочить в сторону. Удар потряс стенку отсека. Не обращая на боль никакого внимания, мужчина попытался схватить его своими большими и могучими руками. Прежде, чем мужчина успел его схватить, Крылов сильно ударил своими ладонями по его ушам. Он снова, как и в прошлый раз упал на колени и тихо скуля, пополз на свое место.
– Сука красная! – гудел весь спецвагон. – Давай, его к нам, мы порвем его на лоскутки.
– Братва! Помогите! – орал мужчина с татуировками на веках. – Красный творит беспредел!
Крылов не успел оглянуться на лязг металлической двери, как сильный удар резиновой дубинки опрокинул его на грязный пол. Ворвавшиеся в отсек конвоиры стали избивать его ногами и резиновыми палками. Александр попытался укрыться от ударов, как мог, катался по полу, но ноги специалистов сделали свое дело. Последнее, что он запомнил, это яркий свет электрической лампы. Он погрузился в темноту, которая, словно живая черная материя, спеленала его по рукам и ногам, не давая ему возможности пошевелиться.
Крылов очнулся в холодном, мокром и вонючем туалете. Его правая рука была намертво прикована к какой-то металлической трубе, проходящей на уровне пола. Он попытался пошевелить свободной рукой, но у его ничего не получилось. Боль, намертво засевшая в левом плече, не позволила ему этого сделать. Он подтянул под себя распухшие от ударов сапог ноги, чтобы хоть как-то изменить свое положение на полу.
– Очнулся? Вот и хорошо, – произнес подошедший к нему сержант.
– За что? Они первыми напали на меня, – прошептал он разбитыми губами.
– Не важно, кто начал. Важно другое, чтобы это все не переросло в бунт. Ты «красный» и тебе не место в общем отсеке. Если бы не мы, то тебя бы они точно убили этой ночью. Так что, все к лучшему.
– Значит, мне до Москвы так и валяться в этом толчке?
– Лучше здесь, чем в холодильнике морга.
– Отстегни, я обещаю тебе, что больше драться не буду.
– Извини, не могу. Сейчас переговорю с командиром, что он скажет.
Сержант повернулся и направился в служебное купе, где отдыхал свободный от службы конвой. Александр проводил его взглядом до двери и попытался сесть на этом грязном и сыром полу. Однако прикованная к трубе рука не позволила ему это сделать.
– Что, не получается? – услышал он за спиной незнакомый ему голос.