Александр Леонидович Аввакумов
Шурави, или Моя война
– Боже мой! – произнес потрясенный этой картиной Абрамов.
Он схватил с земли тяжелый камень и что есть силы, запустил его в птицу. Однако, ни грифы, ни шакалы никак не отреагировали на это. Только один гриф, возле которого упал камень, нехотя чуть-чуть отпрыгнул от него в сторону.
– Вот она жизнь, Абрамов. Час назад все они были еще людьми, а сейчас стали пищей для птиц и зверей, – произнес Марченко и посмотрел на него.
– Пойдем отсюда! – Виктор дернул за руку Марченко и широкими шагами повел его по горному склону.
– Ты что, снова за старое, гуманист несчастный? Если бы они нас в эту ночь постреляли, то сейчас наши головы обгладывали эти шакалы.
– Давай, не ори, командир! Я просто спросил о раненых душманах. Оставить, значит, оставить, никто с тобой не спорит. Мне все равно, что с ними будет.
Погрузив раненых и убитых внутрь машин, они собрали брошенное духами оружие и боеприпасы. Столкнув с дороги остов сгоревшего БТР, они отправились в обратный путь на двух машинах. Несмотря на победу в непростом для них бою, бойцы не упивались ею. Этого не позволяли трупы товарищей, лежавших внутри машин. Остановив машину командира, Абрамов взобрался на броню его БТРа и сел рядом с ним.
– Как же так получилось, командир, что люди штаба завели нас в засаду?
Он, молча, взглянул на Виктора и отвернулся. По его поведению нетрудно было догадаться, что этот вопрос мучил и его.
***
Отряд уже второй день обживал новую базу и ждал обещанного пополнения из Союза. Марченко постоянно торчал в штабе мотострелкового полка. Он уезжал утром и возвращался поздно вечером. Все хозяйство базы, а также боевая и политическая подготовка легла на плечи Абрамова и замполита.
Кожа на лице Виктора начала нагнаиваться и он три раза в течение дня протирал его спиртом, мучаясь от боли.
– Товарищ заместитель командира, – обратился к Виктору связист группы, – возьмите трубку, вас к разговору приглашает командир.
Абрамов взял трубку и услышал возбужденный голос Марченко.
– Абрамов, срочно приезжай в штаб.
– Что случилось, Иван Тимофеевич?
– Приедешь – узнаешь.
Виктор положил трубку и направился во двор. В коридоре он столкнулся с медсестрой.
– Товарищ лейтенант! Я шла к вам, чтобы обработать раны. Вы куда? Надолго?
– Я в штаб, когда вернусь, не знаю, – ответил Виктор.
– Смотри сами, если осколки камней вовремя не убрать, то можете остаться рябым на всю жизнь. Так и будете ходить с черными точками.
Абрамов с интересом посмотрел на нее. Татьяна стояла в коридоре и держала в руках какое-то медицинское блюдечко, на котором лежали пинцет, марля, какие-то медицинские приборы и пузырьки с жидкостями. Лучи солнца падали ей со спины, и сквозь белую ткань халата отчетливо выделялась вся прелесть ее фигуры.
– Татьяна, я не против процедуры, но давайте сделаем это после моего возвращения из штаба, – попросил ее Виктор. – Как приеду, так сразу сообщу вам о себе.
– Хорошо, товарищ лейтенант, – ответила она. – Кстати, я могу вас называть Виктором в отсутствие подчиненных?
Абрамов усмехнулся ее просьбе.
– Хорошо, – ответил Абрамов. – Я не возражаю, если мы будем один на один.
Татьяна мило улыбнулась и прошла мимо него, обдав его каким-то нежным запахом разноцветья. Виктор проводил ее взглядом и, схватив автомат, выскочил на улицу.
– Рахимов! – окликнул он водителя хозяйственного взвода. – Поехали в штаб.
Пока машина медленно продвигались с одного конца города в другой, Абрамов вспоминал свое последнее посещение штаба.
…На допросе раненый им моджахед упорно молчал. Судя по внешнему виду, его сильно помяли местные работники из контрразведки.
– Ну и что мне с ним делать? – обратился к Марченко, знакомый Виктору майор Власов.
Марченко пожал плечами, давая понять, что этот вопрос его не волнует.
– А ты, что скажешь, Абрамов? Что пожимаешь плечами, это – твой крестник, это ты его подстрелил.
– Ну и что? Я там много настрелял душманов, – ответил Виктор. – Вам, товарищ майор, виднее. Если молчит – пустите в расход.
Абрамов невольно обратил внимание на побелевшее лицо переводчика. Видимо, он еще не привык к подобным выражениям, и услышанное повергло его в шок. Все, кто был в комнате, как один повернулись сначала в сторону переводчика, а затем посмотрели на стоявшего в дверях Марченко. Он улыбнулся Виктору и перевел свой взгляд на Власова. В комнате на какой-то миг повисла мертвая тишина.
Майор поправил очки и взглянул на Абрамова, намекая, что именно он должен расстрелять пленного. Не говоря ни слова, Виктор встал с табурета и вышел из штаба на воздух, так как ему просто не хотелось марать свои руки и совесть убийством раненого врага.
«Помни, сынок. Наступит время, и все мы когда-то предстанем перед Богом. Нужно будь таким чистым душой и телом, чтобы прикоснувшийся к тебе, Бог не испачкал свои чистые белые одежды», – почему-то он вспомнил в этот миг слова матери.
– По-моему, ты рановато представил Абрамова к награде, – произнес Власов, обращаясь к Марченко. – Да и приказ о назначении его твоим заместителем, я пока еще не подписал. Мутный он у тебя…
Лицо Власова при этом исказила гримаса отвращения, словно он прикоснулся к навозу.
– Ему не Орден Красной Звезды, а дисциплинарный батальон, – продолжил майор. – Выходит, мы с тобой – преступники, расстреливаем пленных, а он – ангел. Ничего, Абрамов, мы подождем немного, куда ты денешься. Если не здесь, то в Союзе поговорим, если тебя не замочат духи. Надо же, пожалел какого-то моджахеда.
– Вы не правы, товарищ майор. Абрамов – смелый и находчивый боец. Если бы не он, мы бы все полегли на той дороге. А то, что не стал расстрелять пленного, это правильно. Я его за это и уважаю.
Абрамов стоял на улице, курил, поджидая выхода Марченко. Вдруг из дверей штаба показался писарь, который стволом пистолета подталкивал в спину хромающего душмана. Они завернули за угол здания. Через минуту раздался глухой выстрел.
Звук выстрела иглой вонзился в сердце Виктора. Он посмотрел на писаря, который, улыбаясь, вышел из-за угла здания и, взглянув на него, стал засовывать пистолет в кобуру. Наконец, из дверей появился Марченко, который направился в его сторону.
– Дурак! – коротко произнес Марченко, – дурак и слюнтяй. Это – война, у нее свои законы.
– Я не слюнтяй, – угрюмо ответил Виктор, – но, в раненых пленных стрелять – последнее дело. Перевязать и бросить, это я еще понимаю. Выживет или нет, не имеет значения, не наше дело. А вот так стрелять я не хочу и не буду. Мне плевать на этого майора! А почему ты сам не взялся его застрелить? Что, тоже совесть не позволила? Быть воином и палачом совершенно разные вещи.
– Про дисциплинарный батальон Власов, конечно, загнул. Ничего он тебе не сделает. Ты – боевой офицер и нечета этой штабной крысе. Единственное, что он может сделать, лишить тебя заслуженной награды и должности. Я смотрю, парень, ты, как и я, тоже не наградной.
– Да и Бог с ними, с наградами, главное сейчас, вернуться домой. Пусть хоть калекой, но вернуться. А вас за что прокатили с наградой?
– Меня? А за тебя, наверное. За то, что сказал этому сотруднику из особого отдела, что он чудак на букву «м».
Виктор удивленно посмотрел на него, не веря своим ушам.
– Чего уставился? Дурак ты, Абрамов, потому что до сих пор не въехал в суть проблемы. Теперь Власов начнет копать под тебя до тех пор, пока сам в этом не закопается, – произнес Марченко.
Они сели в ожидавшую их машину и поехали на новую базу.
***
Через сорок минут Абрамов выскочил из кабины машины и, предъявив часовому документы, прошел в штаб полка.
– Марченко не видели? – обратился он к одному из попавшихся ему офицеров.
– Это из спецназа, что ли? – спросил он Виктора. – Он у Власова, в Особом отделе.
Абрамов остановился около знакомой ему двери. Открывать ее было противно, но приказ, есть приказ, и Виктор, глубоко вздохнув, постучал в дверь.
– Входите! – раздалось из-за двери.
Абрамов открыл дверь и зашел в кабинет.
– Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану, – произнес Виктор.
Власов по-барски махнул ему рукой. Он повернулся к Марченко и четко доложил.
– Товарищ капитан, лейтенант Абрамов по вашему приказанию прибыл.
– Абрамов! Меня попросил вызвать тебя майор Власов. Он хочет с тобой переговорить один на один, – произнес Марченко и показал Виктору кулак.
«Этого еще не хватало», – подумал Абрамов.
Марченко встал с табурета и без разрешения вышел из кабинета Власова.
– Садитесь, Абрамов, – сказал вполне дружелюбно Власов, указывая ему на табурет, на котором минуту назад сидел Марченко. – Скажите, Абрамов, что ты думаешь о последнем рейде вашей группы?
– Что конкретно вас интересует, товарищ майор?
– Скажите, почему так получилось, что вы сошли маршрута и попали в засаду?
– Не знаю, товарищ майор. Я в тонкости выхода посвящен не был. Знал только, что будет толмач и показчик, которые и должны были нас вывести на исходную точку. Кто эти люди, откуда они, я не знаю.
Майор встал из-за стола и подошел к Виктору. Он медленно нагнулся к нему и, дыхнув на него перегаром, задал очередной вопрос:
– Скажите, правда, что именно вы предложили Марченко ликвидировать их?
– Кого их, товарищ майор?
У Абрамова екнуло сердце. Он хорошо помнил момент, когда они отошли вдвоем с Марченко, и он сказал ему, что не верит этим людям. Однако, разговора о ликвидации этих людей у него с командиром не было.
«Неужели Марченко меня слил и попытался сделать из меня крайнего в провале этого рейда? – от этой мысли Абрамову стало не по себе. – Нет и снова нет. Марченко не из таких, кто снимет с себя ответственность и переложит ее на плечи подчиненных. Это Власов пытается разыграть свою карту, вбить в нас сомнение. Сейчас он думает, что я, испугавшись необоснованного обвинения, начну валить все на Марченко. Нет, майор, я просчитал твою комбинацию».
Виктор поднял на него глаза и сделал удивленное лицо.
– Извините меня, товарищ майор, но я вас не понял? О чем вы говорите? Марченко – мой командир, я – его подчиненный. Я не могу советовать своему командиру, что ему делать. Насколько я понял, это были ваши люди из штаба. Ни я, ни тем более Марченко, не могли даже подумать об измене с их стороны. Они, наверняка, погибли в ходе боя.
– Может, ты мне все-таки расскажешь, кто их ликвидировал там на дороге? Ты или Марченко?
«Это уже теплее, – подумал Виктор, – сейчас ты больше боишься за этих людей, чем за нас. По всей вероятности, тебе поручили расследовать обстоятельства их гибели, вот ты нас и сталкиваешь лбами, стараясь хоть что-то получить от меня и Марченко».
– Не знаю, товарищ майор, темно было. Вы знаете, как бывает темно ночью в горах? Поэтому ничего существенного сказать не могу, чего не видел, того не видел. Начался бой, заметьте, ночной бой. Я не видел в бою никого, кроме своего соседа по огневой точке и атакующих нас моджахедов. Мне было не до этих людей. У вас, что есть предположение, что их не моджахеды убили, а наши ребята?
– Я тебе об этом не говорил, – произнес Власов. – Мне кажется, Абрамов, что ты снова включаешь дурака.
– Я, товарищ майор, все понимаю. Вы пытаетесь найти черную кошку в темной комнате. Не ищите, ее там нет. А ваша попытка повесить провал этой операции и гибель бойцов спецназа КГБ на кого-то из нас – просто беспочвенна. Ни я, ни тем более Марченко не знали о засаде. Думаю, вам нужно искать крота здесь. Мы тоже были в этом бою и могли легко погибнуть.
Власов, как охотничья собака, застыл в стойке. Он медленно повернул к Виктору свою лысеющую голову и удивленно посмотрел на него. Чтобы сохранить лицо, он вдруг заинтересовался висевшим на моем поясе кинжалом.
– Откуда у тебя, Абрамов, такой дорогой персидский кинжал? Мародерством занимаешься?
– Не отгадали, товарищ майор. Это – подарок моего боевого друга, которого после штурма дворца Амина отправили в Союз.
– Смотри у меня, Абрамов. Я шутить с тобой не буду. Ты сам понимаешь, что бывает с мародерами во время войны.
– Спасибо за напоминание, товарищ майор. Если у вас нет больше ко мне вопросов, разрешите идти?
– Свободен. Кстати, Абрамов, считай, что наш с тобой диалог еще не окончен. Я сделаю все, чтобы ты уехал в Союз в наручниках, тебя не спасет ни отвага, не полученные ранения.
Виктор остановился около двери и посмотрел на Власова.
– Не тем вы занимаетесь, товарищ майор. Вам бы на «дорогу», тогда поймете, кто враг, а кто – нет.
Абрамов вышел на улицу, где его ждал Марченко. Судя по его напряженному лицу, он явно волновался за него. Виктор улыбнулся ему в ответ. Командир достал из кармана пачку сигарет и, выбив из нее две сигареты, одну из них протянул ему.
– Ну и как? – спросил он.
– Как всегда, – ответил Виктор. – Сука – он, командир.
Они закурили и направились к ожидавшей нас машине.
***
Он сидел с Марченко в кузове плечом к плечу. Машину сильно трясло на ухабах, и они, покуривая сигареты «Дымок», вели с ним ни к чему не обязывающие разговоры.
– Слышишь, Абрамов? Как тебе наша сестричка? – неожиданно поинтересовался у Виктора Марченко. – Мне кажется, достойная женщина. Я такой красивой еще не встречал.
– Мне она тоже нравится, – коротко ответил ему Виктор.
– В каком смысле нравится? – с напряжением в голосе спросил его Марченко. – Ты, брат, случайно на нее не запал?
Абрамов посмотрел на него, стараясь понять, в связи, с чем он спросил его о ней. Этот вопрос явно был не простым его любопытством.
– Ну, нравятся мне такого типа женщины. Люблю, когда у человека, а тем более у женщины, все при себе, и внешность, и фигура, а самое главное – женственность. Ты посмотри, командир, как она ходит. Это же целая симфония красоты и грации!
Командир сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, представляя ее.
– Мне она тоже нравится, – произнес Марченко. – Если переживу эту войну, сделаю ей предложение.
– Извини, командир, а почему ты меня спросил о ней?
– Да так, ради любопытства. Говорят, когда человек влюбляется, он теряет реальность. Вот и хотел проверить, насколько это правда. Ты знаешь, мне кажется, что она не спускает с тебя глаз.
– Ты что, командир, на самом деле влюбился в Татьяну или просто шутишь надо мной?
Он таинственно улыбнулся Виктору и, немного подумав, сказал:
– Не знаю. Пока еще не определился. Жизнь идет, Виктор, а у меня ни кола, ни двора. Умру, некому будет закрыть глаза и поставить свечу за упокой души усопшего раба Божия Ивана.
– Дурак ты, командир. С чего ты взял, что умрешь дома? Это на тебя совсем непохоже. Я даже не могу представить тебя в домашних тапочках, без сапог. Ты же – воин, а он должен погибать на поле боя, а не дома – на перинах.
Марченко весело засмеялся над словами Абрамова и, обняв его за плечи, доверительно произнес:
– Ты знаешь, мне она нравится, и я сделаю все, чтобы она была моей.
Они замолчали, каждый подумал о чем-то своем.
– Что нового в штабе? Когда в дорогу? – поинтересовался у него Виктор.
– Пока молчат, да и укомплектоваться нужно. Вот укомплектуемся и снова в горы. Не беспокойся, для нас в горах всегда найдется «работа».
Они опять замолчали. Неожиданно Марченко вскочил на ноги и начал отчаянно стучать по крыше машины. Водитель испуганно остановил ее посреди улицы. Марченко перепрыгнул через борт кузова и побежал в обратную сторону. Абрамов удивленно посмотрел ему вслед, стараясь отгадать, что произошло. Он подскочил к одной палатке торговцев, затем к другой и вскоре пропал среди толпы местных афганцев. Виктор передернул затвор АКС и до боли в глазах стал вглядываться в пеструю толпу, стараясь в ней отыскать его фигуру. Наконец, он увидел голову Марченко, а затем и его самого, который, не обращая внимания на крики афганцев, бежал, обратно, к машине. Секунда, и он – в кузове. Машина, взревев двигателем, направилась дальше.
– Ты куда гонял, командир? – спросил его Виктор.
Он, молча, достал из кармана куртки серебряное украшение и показал ему.
– Как ты думаешь, понравится ей или нет? Вроде бы выбрал самое дорогое.
– Не знаю, командир. Подарок – не главное, главное – внимание. А так, красивое украшение, ничего не скажешь.
Марченко улыбнулся и спрятал его в карман куртки. Вот и ворота базы. Водитель посигналил, ворота открылись, и машина скрылась в пасти ворот.
***
«Здравствуй, мама!
Ты не поверишь, как я обрадовался твоему письму. Как ты меня нашла, я до сих пор не знаю и теряюсь в догадках, ведь я отправлял тебе последнее письмо из одного города, а сейчас нахожусь в другом. Прошу прощения, мама, что так долго не писал, просто не было свободного времени. Много работы, все время нахожусь в дороге. Иногда так устанешь, что ноги до кровати кое-как дотащишь, здесь не до писем. Все ребята, с кем я работаю, тоже сильно устают, и все мы ждем, когда нас отправят по домам. В остальном, мама, пока у меня все хорошо. Кормят нас отлично, много фруктов, овощей. Мне кажется, что я даже немного поправился и боюсь, что не влезу в «гражданку». Приеду домой, а одеть будет нечего, все будет маленьким. Я так и не понял из твоего письма, получила ли ты мои деньги или нет? Хотел тебе помочь, однако вот не подумал, что здесь у нас одни деньги, а там у вас другие.
Ты пишешь, что Ольга вышла замуж, Бог с ней, мама. Она давно мечтала об этом и ей, похоже, было все равно, за кого выходить, за меня или за него. При случае, поздравь ее от моего имени, пожелай семейного счастья.
Напишите более подробно, как вы живете, как там сестры и племянницы, хотелось бы узнать, что у них нового. Как бы я хотел хоть на минутку оказаться сейчас дома, посидеть рядом с тобой, посмотреть на тебя, потрогать твои мягкие, нежные руки. Помолись, мама, за меня, попроси прощения у Господа Бога за мои грехи вольные и невольные, их, наверное, у меня достаточно много. Здесь, где я сейчас нахожусь, этого сделать не могу, нет православных церквей, одни мечети.
Кстати, ничего Ольге не говори. Пусть живет, как хочет. Зачем все время ворошить прошлое?
Твой сын Виктор».
***
Абрамов лежал лицом вверх. Над ним склонилась голова Татьяны. Ее светло-русые волосы иногда касались лица Виктора. Ее волосы пахли лавандой и от этого запаха, у него кружилась голова. Татьяна ловко работала иглой и пинцетом, извлекая из кожи его лица мелкие осколки камней.
– Виктор! Больно? – то и дело спрашивала она Абрамова, протирая его лицо смоченной в спирте салфеткой.
– Не очень, терпеть можно.
Виктор отрицательно мотал головой, хотя приятного от этой процедуры было не слишком много. Татьяна в очередной раз наклонилась над его лицом. Один из непослушных локонов в очередной раз коснулся его лица. Запах ее волос и тела, мгновенно вскружил Абрамову голову. У него вдруг возникло желание обнять ее и прижать к себе.
Однако, он быстро отбросил эту мысль, так как боялся, что женщина может прочесть это в его глазах. Да и перед Марченко ему было как-то неудобно, ведь он связывал с этой женщиной свою дальнейшую судьбу. Однако, запах по-прежнему возбуждал Абрамова и с каждой минутой ему было все сложней и сложней давить его в себе. Татьяна снова нагнулась над ним, убирая очередной мелкий камушек, величиной с четверть булавочной головки. Абрамов скосил глаза, стараясь рассмотреть в разрезе халата ее красивую и высокую грудь.
Женщина, похоже, заметила это и улыбнулась ему. Виктор покраснел больше, чем от раствора спирта, которым она протирала маленькую ранку.
– Вот и все, Виктор, – произнесла она, отодвигая в сторону эмалированную плошку с растворами и пинцетом. – Теперь ты будешь красивым, как и раньше.
– Спасибо тебе, Таня. Наверное, ты права, таскать в своем лице камни, нехорошо.
– Ничего, я сейчас все ранки обработаю «зеленкой», и ты будешь как новенький камуфлированный плащ, – произнесла она и взяла в руки пузырек с зеленкой.
– Таня! Может, не стоит этого делать, ребята засмеют.
– Что значит засмеют? Так нужно. Ты же не хочешь, чтобы все ранки снова воспалились?
Абрамов поднялся с койки и присел рядом с ней, подставив свое лицо для этой процедуры.
– Витя, а сколько тебе лет? – неожиданно для него, спросила его Татьяна. – Скажи, ты женат? Дети есть?
– Мне двадцать шесть лет, Таня, и я пока не женат.
– Значит, все у тебя впереди, и свадьба, и дети, – ответила женщина. – Правда, вы здесь мужики все неженатые.
– Я не вру… Зачем врать…
То ли специально, то ли случайно, Татьяна коснулась своим бедром его правой ноги. Абрамова словно прострелило, электрический сигнал достиг его мозга и от этого он вздрогнул. Он посмотрел на нее, ожидая последующей от нее реакции.
– Что с тобой, Виктор? Тебе больно?
– Нет. Наверное, приятно, Татьяна.
Она быстро обработала его лицо зеленкой и, усмехнувшись, встала с табурета. Виктор взял ее за руку и посмотрел на нее. Неожиданно для него, лицо Татьяны покраснело, а дыхание стало глубоким и частым.
«Черт с ним, с этим Марченко, – подумал Абрамов. – Нельзя же так издеваться над здоровым молодым мужчиной».
Абрамов правой рукой обнял ее за талию и прижал к своему телу. Виктор мгновенно почувствовал сквозь ее одежду, как ее тело мелко задрожало и она, обхватив его за плечи, прижалась к нему всем своим телом. Ее нежные пухлые губы коснулись его губ, и они слились в поцелуе. Правая рука Виктора стала расстегивать верхние пуговицы ее халата, но в этот момент Татьяна оттолкнула его от себя.
– Не нужно, Витя, – произнесла она. – Это в тебе играют плоть и похоть. Сейчас ты успокоишься, и все пройдет. Поверь мне, как медику.
– Почему ты так решила? – спросил он, еле ворочая во рту сухим шершавым языком.
Абрамову трудно было говорить, так как его грудь словно сжал металлический обруч.
– Просто знаю. Лучше попей водички и успокойся немного.
Виктор сел на койку и посмотрел на нее. Она нежно потрепала его по волосам и, забрав инструменты, направилась к двери.
– Еще раз спасибо, – произнес вслед ей Абрамов.
Он никак не мог успокоиться. Плоть его дрожала и металась в нем в поисках выхода. Он налил полстакана воды и выпил. Дрожь стала спадать. Он выключил свет и, не раздеваясь, лег на койку.
***
Через день прибыло пополнение. Одиннадцать молодых, пышущих здоровьем парней, в новой с иголочки форме. Они выстроились во дворе и внимательно разглядывали своих будущих товарищей по оружию. Внешне они все выглядели довольно солидно, как и подобает бойцам спецназа.
– Ну что, бойцы! – произнес Марченко, обойдя строй новобранцев. – Вы вливаетесь в прославленную группу спецназа КГБ «Зенит». Сейчас вас разбросают по отделениям, и у вас начнется новая боевая жизнь, как говорят, полная надежд и разочарований. Кто-то из вас погибнет, кто-то, возможно, станет героем, а кто-то может стать и трусом. Все может быть, и я не берусь сказать, кто и кем из вас станет.
Командир сделал паузу и, улыбаясь, продолжил:
– Пока в нашей группе не было ни трусов, ни перебежчиков. Думаю, что и среди вас таких не будет. У вас еще есть возможность написать рапорт и попытаться перейти в какое-то другое подразделение, где нет выходов в горы и борьбы за контролем над дорогами. Через полчаса ничего подобного у вас уже не будет. Ну, так как, бойцы? Есть желающие более достойной жизни, чем жизнь спецназа?
Строй замер. Марченко еще раз прошел вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица бойцов. Ни один из них не вышел.
Командир повернулся к старшине и скомандовал.
– Старшина! Поставить бойцов на довольствие. Накормить и помыть их с дороги.
Повернувшись к Виктору, он громко произнес:
– Абрамов! Распределите людей по группам, пусть знакомятся.
Виктор привычно скомандовал «вольно». Бойцы стали поглядывать друг на друга, стараясь определиться, в какую группу им проситься.
– Разойтись! – скомандовал Абрамов. – Вечером доложу, кто в какую группу из вас зачислен.
Строй рассыпался на мелкие группы, все стали искать своих земляков. Абрамов обернулся и заметил Татьяну, которая с интересом наблюдала то ли за ним, то ли за прибывшим молодым пополнением. Их взгляды встретились, она улыбнулась и помахала Виктору рукой. За спиной Татьяны появился Марченко, который неодобрительно посмотрел в сторону Абрамова. Виктор улыбнулся им и направился вслед за молодыми бойцами.
Он вышел из оружейной комнаты и лицом к лицу столкнулся с Марченко.
– Извини меня, командир, но я что-то не понял. Приказа нет, и как я понял – не будет, а ты представляешь меня, как своего заместителя. Тебе не кажется это смешным?
– Нет, не кажется, Абрамов. Приказ – это канцелярская формальность и не более. Я своего приказа о назначении тебя своим заместителем не отменял. Ты это понял?
– Я то, понял. А поймет ли это твой Орлов? Что ты ему скажешь?
– А ничего. Кто здесь командир, он или я? То-то и оно.
После обеда командир уехал в штаб. Виктор остался на базе один. Делать было нечего и он, сев на табурет в оружейной комнате, уже в который раз начал чистить свой автомат. Дверь за спиной слегка скрипнула, и легкий сквозняк задрал край афганской газеты, на которой лежали части автомата. Абрамов специально не обернулся на этот скрип, так как сразу догадался, кто вошел в комнату. Легкое облако аромата трав наполнило пропахшее оружейным маслом помещение. Нежное прикосновение руки к голове заставило его вздрогнуть и подняться с места. Перед ним стояла Татьяна, смущенная и слегка порозовевшая от волнения.
– Как лицо? – поинтересовалась она. – Болит?
– Лицо, как лицо, – грубовато ответил Виктор, – не лучше и не хуже, чем у других.
– Ты почему мне грубишь? Разве я тебя чем-то обидела?
Виктор посмотрел на нее. В нем мгновенно проснулось незнакомое ранее чувство ревности, от чего его бросило в жар.
– Ты зачем это делаешь, Татьяна? – поинтересовался он у нее. – При командире, ты с командиром, а его нет – приходишь ко мне. Зачем ты с нами играешь и сталкиваешь нас лбами?
– Вот, это уже интересно, – произнесла она, – значит, ревнуешь меня к своему командиру?
Абрамов промолчал, сделав вид, что не услышал ее последнею реплику.
– Глупый ты, Виктор! Неужели ты думаешь, что я должна палкой гнать его от себя. Он – такой же командир для меня, как и для тебя.
Он промолчал. На этот раз Абрамов не знал, что ей возразить.
– Я же старше тебя чуть ли не на три года, была замужем, имею ребенка. А ты, парень неженатый, у тебя все впереди, зачем я тебе?
Ее глаза впились в него. От этого взгляда ему стало как-то не по себе. Глубоко вздохнув, Виктор тихо произнес.
– Ты знаешь, Татьяна, но я не хочу тебя делить со своим командиром, пусть он мне и друг. Мне неприятно видеть, когда ты с ним рядом, когда ты улыбаешься ему. Может, это и глупо, но это так.
– Ну и что мне теперь делать с этим? Скажи? Ты мне очень нравишься, но ухаживает за мной он, а почему-то, не ты. Как мне быть? Разорваться на две половины? Витя, я не могу этого сделать. Откажи я сейчас ему во внимании, и он отправит меня назад в Кабул, в какой-нибудь полковой госпиталь. А я хочу каждый день видеть тебя, общаться с тобой, слышать твой голос.
«Вот тебе и классический треугольник с участием командира», – подумал Виктор.
– Татьяна, я даже не знаю, что тебе ответить. Думаю, что ты сама должна определиться, кто тебе больше по душе, он или я.
– Странный ты, человек, Виктор. Я же тебе русским языком сказала, что ты мне нравишься больше всех.
– Тогда это как получается? Спать будешь с командиром, а любить меня?
Ее лицо окаменело от слов Абрамова.
– Это исключено. Марченко сразу же отправит меня в Союз или Кабул, если узнает о моей симпатии к тебе.
– Почему ты так решила? Он и так мне на днях сказал, что ты не спускаешь с меня глаз. Просто ты ему очень нравишься, как и мне. И поэтому, Таня, он никуда тебя не отправит, ни в Союз, ни в Кабул.
Отложив в сторону полусобранный автомат, Абрамов встал из-за стола и внимательно посмотрел на Татьяну. В таком двусмысленном положении он не был еще ни разу в своей жизни.
– Витя! Ты скажи мне хоть слово, хоть маленькое словечко и я брошу все и пойду за тобой, куда угодно.
Абрамов молчал, так как не был готов к такому разговору.
– Вот видишь, ты молчишь, а он мне предлагает выйти за него замуж. Ему нужна жена, семья, дети. А тебе что нужно? Нужна баба под боком? Вот, как решишься ответить на этот вопрос, тогда и ревнуй, а сейчас довольствуйся тем, что имеешь.
– Ты для чего сюда пришла? – снова спросил он ее. – Завести меня? Если за этим, считай, что тебе это удалось.
Она собралась уходить, но, повернувшись обратно, обняла Виктора и стала неистово целовать. В какой-то момент ему показалось, что он, как восковая свеча, растает в ее горячих объятиях. Рука машинально полезла к ее груди и стала расстегивать пуговицы на белом халате. В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги. Она отстранила его от себя, застегнула халат и, поправив прическу, вышла из оружейной комнаты.
– Абрамов, к командиру! – услышал он голос дневального.
Этот крик вернул его к реальности. Он быстро собрал автомат и чуть ли не бегом направился в комнату командира.
***
Абрамов вошел в его комнату и остановился у порога. Марченко взглянул на Виктора и жестом пригласил подойти. Перед ним на столе лежала карта.
– Уходим сегодня ночью. Десантируемся у данного ущелья и по руслу реки выходим в этот район. Наши связисты перехватили информацию, что в этом секторе находится крупная база моджахедов. Нам приказано ее ликвидировать, – произнес он.
– Что еще есть по этой базе? Что говорит авиаразведка?
– Больше ничего конкретного. Есть точка и больше ничего. Летчики туда летали, там одни горы и сплошная «зеленка». Они обещали прикрыть нас сверху в случае обнаружения базы.
– Командир, новеньких берем на эту операцию?
– Здесь нет стареньких, Абрамов. Их все равно нужно где-то обкатывать. Вот и посмотрим с тобой, на что способны эти кадровые офицеры.
– Хорошо, командир. Во сколько выступаем?
– Выход в двадцать два ноль-ноль.
– Разреши собираться?
Он махнул Виктору рукой. Абрамов повернулся и вышел из помещения. До выхода было еще четыре часа. Абрамов скомандовал дневальному трубить сбор. Через секунду за его спиной послышался топот сапог. Отряд построился, и командиры групп подбежали к нему с докладами. Виктор вышел на центр двора и громко объявил о подготовке к выходу. Он быстро собрал свой мешок: привычно положил в него цинк с патронами, несколько гранат, флягу с водой. Прикинув вес, он дополнительно сунул в мешок еще пару гранат.
Стемнело. Бойцы отряда поужинали и высыпали во двор базы, чтобы покурить. Они разбились на мелкие группы и обсуждали предстоящий выход на «дорогу». Виктор посмотрел на часы, они показывали двадцать один сорок пять. Из дверей казармы вышел Марченко. Абрамов дал команду «Смирно» и, развернувшись через левое плечо, доложил ему о готовности группы. Марченко обошел строй, внимательно вглядываясь в лица бойцов, словно ища среди них колеблющихся. Наконец, он вышел на середину двора и дал команду всем попрыгать на месте. У одного новенького бойца что-то зазвенело в заплечном мешке.
