– Не знаю, спроси об этом командование, может, они тебя просветят. Когда меня призывали на сборы, речи об Афганистане не было. Я так и думал, побегаю по горам месяца три и домой.
Впереди показался город, в котором дислоцировалось их подразделение. Колонна машин, следовавшая за БТРами, свернула влево, просигналив им на прощание.
***
Абрамов сидел за столом и читал письмо из дома.
«Здравствуй, дорогой сынок. Получила твое письмо и даже не знаю, что написать тебе в ответ. Сынок, ты пишешь, что скоро вернешься домой. Ты бы знал, как я по тебе соскучилась и жду твоего возвращения. Я понимаю, что у тебя нет возможности писать мне чаще, так как все время находишься в разъездах и практически не сидишь на одном месте. Хочу тебя попросить, чтобы ты передал мое материнское спасибо своему начальнику. Он у тебя хороший мужик и ты держись поближе к нему, учись у него работать и жить.
Дома у нас все по-прежнему, живем потихоньку. Сестры не забывают меня и каждую неделю навещают то одна, то другая. В общем, пока все хорошо.
Витя! Скажи мне честно, ты случайно не в Афганистане? Я сейчас даже телевизор не могу смотреть, там все время говорят про эту войну. Витя! Что мы там забыли в этой далекой от нас стране? Ты только посмотри, что у них в Афганистане творится, у них даже нормальной одежды нет, а они все воюют и воюют.
Твои друзья почему-то считают, что ты воюешь в Афганистане, только не можешь об этом честно написать, то ли тебе не разрешают это сделать, то ли ты не хочешь меня волновать.
Что еще написать, сынок, не знаю. Почему-то пишу, а в горле стоит ком, слезы закрывают глаза. Очень боюсь за тебя. Если ты там, то береги себя, не лезь под пули.
Крепко обнимаю и целую.
Твоя мама».
Виктор отложил письмо в сторону и посмотрел на ребят, которые уходили в очередной раз «на дорогу». В этот раз Марченко освободил его от этого выхода. Абрамов ждал приказа о возвращении домой, который, с его слов, должен был поступить со дня на день.
Рейды в горы становились привычными и даже будничными. Он провожал ребят и встречал их у ворот базы. Каждый выход «на дорогу» не обходился без раненых, иногда группа возвращалась с телами бойцов на броне. Убитых было мало, но количество раненых заметно росло.
Моджахеды поменяли тактику борьбы с подразделениями Советской Армии. Теперь они уже не нападали на колонны советских войск большими отрядами, которые легко разбивались мощью современного оружия. Теперь они переходили к тактике партизанской войны: минированию дорог, организации засад на магистралях. В засадах участвовали небольшие группы моджахедов от 10 до 15 человек, что делало невыгодным применение авиации и артиллерии.
В результате поменяли тактику и спецназовцы. Они не только сопровождали колонны, но и вели глубокую разведку в тылу моджахедов. Теперь основной задачей являлось не обнаружение мелких групп моджахедов, а обнаружение и уничтожение крупных складов с оружием и боеприпасами, а также мест отдыха крупных групп мятежников. Росло мастерство сражающихся сторон, соответственно, росли и потери.
– Иван Тимофеевич, возьми меня «на дорогу». Не могу я больше вот так сидеть без дела и ждать вашего возвращения, – неоднократно обращался к нему Абрамов, замечая, что группа опять собирается в горы.
– Все, Абрамов, не проси. Ты уже отвоевался здесь. Сиди и жди приказа. Как-нибудь обойдемся и без тебя, – следовал привычный ответ командира.
Вот и в этот раз группа уходила в горы без него. Несмотря на напускную браваду молодых бойцов, Виктор видел их напряжение, которое они пытались скрыть за шутками, не понимая, что страх это нормальная реакция организма на происходящее. К нему подошел Сергей. За этот небольшой период времени он заметно «повзрослел». На его висках появилась первая, еле заметная седина.
– Чего, «замок», так смотришь на меня? Может, сказать что-то хочешь?
– Сказать не хочу, хочу пожелать, чтобы вы все вернулись обратно на базу. А тебе, лично, чтобы ты наконец-то понял, что находишься на войне, а не на воинских сборах. Запомни, Сережа, сила силу ломит. Нельзя недооценивать противника, они тоже умеют стрелять и убивать. Я здесь уже потерял своих друзей и сейчас не хочу терять никого из вас, «молодых».
Сергей крепко пожал его руку и направился к ожидавшей их машине. Виктор проводил группу и, когда машины тронулись, повернулся и направился обратно во двор базы.
***
– Абрамов? – спросил вошедший в комнату капитан. – Здравствуйте, я из Особого отдела. Где у вас здесь можно присесть, чтобы поговорить с вами?
Виктор, молча, указал ему на стоящий рядом со столом табурет, сколоченный руками старшины. Капитан с опаской присел и внимательно посмотрел на него. Абрамов выдержал его взгляд и, когда тот отвел глаза в сторону, задал ему вопрос:
– Чем обязан, товарищ капитан? Что у вас произошло такого, что вы вдруг вспомнили обо мне?
– Дело в том, что к нам поступил рапорт о вашем недостойном звания офицера КГБ поведении.
Абрамов мгновенно вспомнил угрозу майора Власова в его адрес, так как, кроме него, он ни с кем не ссорился. Капитан выдержал небольшую паузу и задал ему вопрос:
– Товарищ лейтенант, что у вас за внешний вид? Вы же офицер и должны показывать пример своим подчиненным. А вы ходите, как вахлак. Воротничок не пришит, на ногах какие-то спортивные тапочки. Вообще, что на вас надето? У вас есть нормальная форма?
– Я не на строевом смотре, товарищ капитан. У нас в спецназе немного другие понятия о ношении формы.
– Я и смотрю, что вы больше похожи на разбойников с большой дороги, чем на офицеров спецназа – элиты КГБ. Ну, ладно. Давайте вернемся к нашим баранам. Мне стоит напомнить вам о событиях, изложенных в рапорте, или вы их помните?
– Извините, товарищ капитан, рейды и бои затерли все в моей памяти. Если не тяжело, напомните мне, когда и с кем я поступил столь недостойно.
Капитан, похоже, разгадал его уловку и, улыбаясь, достал из полевой сумки лист бумаги, на котором мелким убористым почерком был написан рапорт. Подпись под рапортом была ужасно знакома Виктору. Рядом с рапортом Власова он положил чистый лист бумаги.
– Ну что, приступим, Абрамов? – спросил он его. – Чего тянуть кота за хвост.
– Я не против начала, товарищ капитан. Давайте, искать истину, – ответил Виктор
Сотрудник снова улыбнулся и посмотрел на него. Лицо Абрамова было спокойно.
– Люблю веселых людей, – произнес капитан. – При общении с подобной категории людей, сам заряжаешься оптимизмом и весельем. Расскажите мне Абрамов, как вы в присутствии рядового и младшего комсостава публично оскорбляли майора Власова, старшего оперуполномоченного Особого отдела.
– Извините, товарищ капитан, напомните мне этот день, – попросил его Виктор.
– Хватит, Абрамов, паясничать, здесь не цирк, а вы – не клоун.
– Можете меня расстрелять, товарищ капитан, но я не помню этого факта. Меня сильно тряхнуло недавно на Кунаре и что-то произошло с памятью, теперь: я что-то помню, а что-то не помню. Поэтому не могу ничего сказать по существу заданного вами вопроса. И еще, я прошу отметить в протоколе, что у меня жалобы на память. Вот со всем недавно, меня вновь контузило, правда, не так сильно, как на Кунаре, но все равно – рецидив налицо, память хромает.
– Я так и знал, что у вас полнейшая амнезия. Как отвечать, так ничего не помню. Как хамить и оскорблять кавалера «Красной Звезды», так память возвращается. Неправда, ли Абрамов?
Виктор спокойно выслушал его и пожал плечами.
– Что делать, товарищ капитан, сам не знаю. Вот видите, все ушли «на дорогу», а меня, как инвалида, оставили здесь на базе охранять тарелки и ложки. Даже автомат и тот под замок, боятся, что натворить что-то могу. Вдруг кого-то случайно пришибу, а затем забуду. Не верите, спросите командира, когда тот вернется с «работы».
Капитан снова улыбнулся, но теперь на его лице была совершенно иная улыбка.
– Абрамов, вы хоть знаете, что вам светит за это?
– За что, товарищ капитан? За то, что не помню? Больного и страждущего разве наказывают, ведь он уже сам себя наказал, добровольно оказавшись здесь.
– Я что-то вас не пойму, Абрамов.
– Мы с товарищем майором, как вы говорите, кавалером Ордена Красной Звезды, земляки, мы оба из Татарии. Еще в Союзе наши тропинки однажды пересеклись. Я отбил у него женщину, вот он с того момента мне и мстит, товарищ капитан. Он таскал меня к себе в кабинет, угрожал, когда мы случайно встретились с ним в Средней Азии. В последнее время он рубит все мои наградные, считая, что я их не заслужил, а вот теперь говорит, что я его оскорбил, а я этого не помню, товарищ капитан. То ли у меня с головой не все в порядке, то ли у него. Вот и сегодня, слушая вас, я все время думаю, что он выкинет в следующий раз.
Виктор посмотрел на капитана, стараясь изобразить из себя полнейшую невинность.
– Сейчас война, Абрамов, неужели вы этого не понимаете? Нужна строжайшая дисциплина в войсках, а вы прилюдно, заметьте, прилюдно, оскорбляете майора Особого отдела. Вы же сами офицер, какой пример вы подаете рядовому составу?
– Я вам уже говорил, что ничего подобного не было, иначе он десяток свидетелей бы притащил. А где эти свидетели? Нет их, вот и вся, правда, товарищ капитан. Мне до сих пор непонятно, зачем ему все это? Если меня еще не убили моджахеды, то меня пытается убить майор Власов, сочиняя подобные сказки. Мне что, собираться и следовать за вами?
Абрамов поднялся из-за стола и внимательно посмотрел на капитана. Будучи неплохим оперативником, он понимал, что перед ним валяют «ваньку», но у него, кроме рапорта самого Власова, других подтверждающих этот факт показаний не было. Он хорошо ориентировался в текущих событиях и догадывался, что его задержание может вызвать негативную реакцию среди бойцов спецназа, которые никогда не скрывали своего пренебрежительного отношения к сотрудникам тыловых служб и штаба. Взвесив все «за» и «против», капитан встал с табурета и направился к выходу. Остановившись в дверях, он повернулся и сказал:
– Я знаю, что вы неплохой боец, Абрамов, и поэтому советую вам лично извиниться перед майором Власовым, если хотите, чтобы жизнь изменилась в лучшую сторону. У Власова большие связи, в том числе и в наградном отделе 40-ой армии.
– Спасибо за совет, товарищ капитан. А в отношении наград могу сказать следующее, если на получение этих заслуженных боевых наград влияют такие люди, как майор Власов, то они мне не нужны.
– Дело ваше, Абрамов, сами решайте, – произнес капитан и скрылся за дверью.
***
Ребята вернулись через сутки, усталые и злые. На броне лежал раненый Сергей, ему оторвало правую ступню, он потерял много крови и был без сознания. Медбрат вколол ему пару уколов и развел руками.
– Командир, он очень плох, и, если мы его сейчас не отправим в госпиталь, едва ли он дотянет до утра.
Марченко вскинул руку и посмотрел на часы. Время было около четырех часов дня. До госпиталя сто километров в оба конца.
– Давай, Абрамов, командуй, – приказал он ему, а сам, вскочив на броню, постучал автоматом по башне.
Оттуда показалась чумазая голова водителя. Лицо его было грязным от пыли и копоти.
– Давай, гони в госпиталь. Нужно передать им Сергея, а то парень скончается.
– Товарищ командир! – заканючил водитель. – Мы же из рейда, устали.
– Выйдешь на пенсию, тогда и отдохнешь! – зло ответил Марченко на его жалобы. – Давай, гони, нужно вернуться до темноты.
БТР, выпустив черную струю отработанных газов, тронулся с места. Виктор проводил взглядом удаляющуюся машину и впервые позавидовал Марченко, что он может увидеться с Татьяной. С его последнего разговора с ней прошло около месяца. Нанесенная Абрамову душевная рана еще не затянулась окончательно и иногда давала о себе знать, вот как сейчас.
Ребята, сняв амуницию, группами исчезали в бане, которую мастерски построил старшина из двух строительных вагончиков. Единственным ее недостатком было то, что она плохо держала тепло, и поэтому приходилось постоянно подбрасывать в печь сухие доски от армейских ящиков.
Над баней поднимались клубы серого дыма. Иногда вместе с дымом из трубы вылетали красные искры, напоминающие следы трассеров. Убедившись, что все бойцы помылись, Виктор тоже отправился туда. Влажный горячий воздух окутал его и крепко обнял. Он сел на лавку и закрыл глаза. Перед глазами поплыли улицы Казани, калейдоскоп знакомых лиц. Неожиданно он ощутил нарастающее в душе желание вернуться домой, вернуться, во что бы то ни стало, вернуться и забыть весь этот кошмар: кровь, смерть и постоянные чувства тревоги и страха.
Из разговоров с солдатами Абрамов знал, что многие, чтобы скрыть свой страх перед смертью, плотно подсели на наркотики, которых здесь было море. Их меняли местные жители на патроны, гранаты и другое военное снаряжение. Все, кто делал это, хорошо знал, что завтра этими патронами будут убиты его друзья, а может быть, и он сам. Но, наркотики были сильнее любой морали, и солдаты, прячась от воинских патрулей, тащили на рынок похищенное обмундирование, консервы, бензин, все, что можно было украсть и продать. Все чаще отцы-командиры замечали, что многие солдаты идут в бой, приняв наркотики – проблема явно выходила из-под их контроля.
Услышав громкие мужские голоса, доносящиеся из-за деревянной перегородки, Виктор открыл глаза и посмотрел на дверь бани. Окатившись холодной водой, он захватил полотенце и вышел оттуда. Около дверей стоял старшина и отчитывал молодого солдата за какую-то провинность. Заметив Абрамова, он смолк и уставился на него, демонстрируя всем своим видом готовность исполнить любое его желание.
– Как бойцы? Все накормлены? – спросил Виктор его.
– Так точно, товарищ заместитель командира группы, – отчеканил он по уставу, – все сыты. Какие еще будут приказания?
Абрамов, молча, махнул рукой. Ему почему-то стало противно от этой солдатской бравады. В белой нательной рубахе он прошел в столовую и сел за стол. Старшина быстро поставил перед ним кружку со спиртом. Виктор отодвинул ее в сторону.
– Убери, – коротко приказал он старшине, – пить не буду.
– Так это же «наркомовские», товарищ заместитель командира.
– Все равно, убери и больше мне без моего разрешения на стол не ставь. Мне скоро домой, я не хочу вернуться алкоголиком.
– Как скажете, хозяин – барин.
Старшина мгновенно убрал кружку. Не доев гречневую кашу с мясом, Виктор вышел из столовой. Он не знал, что ему делать, и это безделье, длившееся две недели, убивало его не только физически, но и морально.
***
Марченко вернулся на базу только к утру, усталый, но чем-то очень довольный. Глядя на его сияющее лицо, Абрамов вновь переживал очередную любовную драму. Виктор был взрослым человеком и хорошо понимал, чем была вызвана его задержка, и она била его острой иглой прямо в сердце.
«Насильно мил не будешь, – подумал он, глядя на командира. – Что поделаешь, если она выбрала его, а не меня».
Словно прочитав его мысли, Марченко направился в сторону Виктора. Выслушав доклад, он передал ему привет от Татьяны и поинтересовался приездом капитана из Особого отдела.
– Да, приезжал, пытался на меня наехать, но я вовремя сориентировался на месте. Поговорили мы с ним, и он уехал к себе. Ты представляешь, командир, этот гад Власов на меня написал донос, что я его прилюдно оскорбил. Что будто я веду в подразделении нездоровые разговоры, направленные против политики нашего правительства.
У Марченко от удивления взметнулись брови.
– Извини, Абрамов, но мне об этом тоже докладывали, но не Власов, а Сергей, которого ранили во время выхода на «дорогу». Они – молодые, здоровые, комсомольцы, а ты им о Боге? Им же все равно, кто апостол Павел, а кто Петр, а тем более, кто из них, о чем говорил и проповедовал. Если ты не хочешь больших неприятностей, кончай подобные разговоры с бойцами.
Виктору стало немного обидно не только за себя, но за тех бойцов, которые побоялись сказать сами ему об этом, а доложили о разговоре командиру.
– Ты мне можешь не верить, но я даже не заикался в отношении партии и правительства. Я лишь высказал свое личное мнение о происходящих здесь событиях. Интересно, к чему я их мог призывать? Я говорил Сергею, что и на войне нужно оставаться человеком, а не превращаться в мясника и бездушного убийцу. Вот и все.
– Не знаю, что ты там ему говорил, только хочу тебе сказать, прекрати все это. Здесь я командую и принимаю решение, что им делать в бою, а не батюшка. Скоро тебе домой, и я бы не хотел, чтобы ты вместо дома уехал куда-то в другое место.
– Я понял тебя, командир.
– Вот и хорошо, если понял. Я сейчас уеду в штаб, а ты здесь порули за меня.
– Есть, – не совсем радостно ответил Абрамов.
Марченко встал и быстрым шагом направился к ожидавшей его машине. Хлопнула дверца, взревел мотор, и автомобиль исчез в клубах серой пыли. Проводив ее взглядом, Абрамов вернулся обратно на базу. Командир вернулся из штаба к вечеру. От его хорошего утреннего настроения не осталось ни малейшего следа.
– Зайди, – коротко бросил он, проходя мимо Виктора. – Они там, в штабе, похоже, навоза наелись.
Абрамов последовал за ним в его комнату. Он устало опустился на стул и внимательно посмотрел на него.
– Чего стоишь? Присаживайся, – произнес он, – будь как дома.
– Что произошло, командир? – поинтересовался у него Виктор.
Мгновенно какие-то странные и дурные мысли полезли Абрамову в голову.
– Хотел я тебя, Абрамов, поберечь от боев, да вот, извини, не получается, – произнес Марченко. – В штабе поставили задачу провести рейд в горы. Нужно прочесать, по возможности, вот этот квадрат.
Он ткнул пальцем в карту.
– Из этого квадрата постоянно обстреливают наших «горбатых», которые возвращаются с заданий. Летчики жалуются командованию и просят помощи у нас.
Он замолчал и снова посмотрел на Виктора, словно ожидая от него какого-то решения. Абрамов промолчал, а Марченко воспользовавшись его молчанием, продолжил:
– Людей у нас с тобой мало, а задача поставлена большая. Руководство считает, что проводить войсковую операцию в этом районе силами действующих частей бессмысленно, они не имеют соответствующей горной подготовки. Больше потеряют, чем решат эту задачу.
– Значит, командир, выходим в горы?
– Да, выходим, и ты пойдешь с нами. Будем работать двумя группами. Задача одной из групп – привлечь к себе внимание моджахедов и оттянуть их силы на себя. Потянет на себя духов тот, кто первый нарвется на них. Уходим в ночь. Готовь людей.
– Все понял, командир, – без особого энтузиазма ответил Абрамов и направился к двери.
Его остановил голос Марченко:
– Виктор! Брось на меня дуться. Я же все вижу. Я не хочу идти в горы с человеком, который обижен на меня.
Абрамов посмотрел на него.
– С чего ты взял, что я обижен на тебя? Если я и обижен, то только на себя. Считай, что тебе просто показалось, командир.
– Тогда забыли этот разговор, – он крепко пожал руку Виктору и, хлопнув его по плечу. – Иди, собирайся.
Абрамов повернулся и вышел из его комнаты.
***
Виктор подталкивал в спину Смирнова, который, словно пробка в бутылке, застрял в дверях вертолета. Наконец, ему удалось отцепиться и вывалиться на землю со своим мешком. Абрамов прыгнул на землю вслед за ним и помог ему подняться на ноги.
– Что случилось, Смирнов? Прыгать разучился? Не поломался? – спросил он у него.
Смирнов, молча, мотнул головой. Накинув на плечи мешок, он посмотрел на Абрамова, словно не понимая, о чем он его только что спросил.
– Ты что, глухой? – вновь спросил Виктор его.
– Все нормально, командир.
Они быстро собрались около Марченко. Командир развернул карту и посветил на нее своим китайским фонариком
– Слушай, задачу. Вот это – наша точка. Движемся двумя колоннами. Первую колонну возглавляю я, вторую ведет Абрамов. Наша группа заходит с южной стороны этой горы, Абрамов – с севера. Пока движемся, ни одного слова в эфире. Дороги могут быть заминированы, поэтому предлагаю двигаться вдоль троп, но не по ним. Чтобы ни случилось, главная задача: установить местонахождение базы моджахедов и уничтожить ее. Виктор кивнул, обнял командира и направился к своей группе, которая тихо сидела в стороне от дороги и с надеждой смотрела в его сторону. Он выслал двух бойцов в разведку и скомандовал о начале движения. Через пять минут поляна опустела, словно их там никогда и не было.
Они шли не торопясь, след в след, боясь напороться на итальянские мины. В этой темноте трудно было разглядеть спину впереди идущего бойца, а не то чтобы умело установленную растяжку. Кто-то из бойцов споткнулся и, чертыхаясь, упал на землю. Все затаились, слышно были только дыхание и шум ночного ветерка. Прошла минута, другая – ни малейшего движения. Ночью в горах так тихо, что каждое неловкое движение разнеслось бы на десятки метров вперед. Постояв пять минут, группа снова пошли вперед туда, где синели вершины. Они шли вверх по склону горы, от нехватки кислорода у бойцов стали заканчиваться силы.
– Вперед! – еле слышно прошептал Абрамов. – Вперед, ребята. Там на высоте и отдохнем.
Пересилив себя, спотыкаясь, они карабкались в горы.
«Ненавижу горы», – прошептал Виктор про себя.
Одежда промокла от пота, хоть выжимай. Пока было все тихо: впереди ни огонька, ни звука. Ноги, словно войлочные, плохо слушались, сказывался дефицит кислорода, но группа продолжала подниматься все выше и выше, так как была задача – выйти на исходную точку и уничтожить базу моджахедов.
Абрамов посмотрел на часы – люминесцентные стрелки показывали, что до времени «Ч» оставалось около двух часов. Бойцы устали, усталость чувствовалась в каждом их движении. Они сделали привал на десять минут, чтобы восстановить дыхание, о восстановлении сил не было и речи. Виктору в какой-то момент стало жалко ребят, но он ничего сделать не мог – приказ есть приказ. Они снова встали и, шатаясь, продолжили путь. Девятнадцать сердец, словно одно, отстукивали слово: вперед, вперед, вперед. Абрамов полез первым, за ним на расстоянии двух метров полезли остальные бойцы. Цепочка растянулась метров на сорок или пятьдесят.
«Надо же, сам напросился на это задание. Видишь ли, скучно, дураку, было сидеть на базе и пить водку. Вот теперь тебе, наверное, не скучно? – начал материть себя Виктор. – Ну и как, нравится ползать на заднице по этим горам? Ну, что, Абрамов, за все свои глупости нужно когда-нибудь отвечать, вот и настало время».
Он невольно вспомнил день распределения в институте. Его тогда порадовало, что из тридцати ребят курса он один прошел в спецподразделение КГБ по борьбе с террором. Теперь он – здоровый, но обессиленный и мокрый от пота, кое-как двигался вверх по склону.
«Нужно ли было оканчивать институт, чтобы вот так, на карачках, подниматься в эту гору? Чего тебе не хватало в жизни? Девчонок? Их было у тебя десятки, начиная с института и кончая заводом. Не хватало острых ощущений, их можно было найти и в Казани. Что тебе нужно было?» – размышлял он.
Виктор не знал, что толкнуло его в эту далекую страну: желание побывать за границей или еще что-то, связанное с выполнением интернационального долга? Не знал, но, точно не выполнение интернационального долга, так как ему до сих пор не был понятен его смысл. Сейчас те, кому он был должен, сидели в Кабуле и, как и раньше, делили власть между собой, а он здесь в горах, где не было ни воды, ни одного деревца, он отдавал им свой долг.
Абрамов остановился на минуту. Мимо него, карабкаясь вверх, лезли бойцы. Виктор для них сейчас был, словно Бог. Они улыбались и делали вид, что не устали и готовы лезть вверх и вверх, хотя многим из них уже давно было не до улыбок.
Абрамов поднял руку. Все снова замерли на своих местах. Он дал пятиминутный привал. Много это или нет, он сам не знал, но отдых дать было нужно. Иначе…
Лежа на спине и ловя открытым ртом воздух, Виктор проклинал все, что можно проклясть. Ужасно хотелось вздохнуть полной грудью, но разряженный воздух не позволял ему сделать это. Легкие, словно сжатая тряпка, не хотели расправляться. Неимоверно трудно было подниматься вверх, когда у тебя за спиной мешок в сорок килограммов.
Абрамов дал команду, и они в очередной раз, пересилив себя, не пошли, а скорее поползли вверх. Каждый метр стоил больших усилий.
Наконец, бойцы оказались на вершине. Над ними черное звездное небо. Звезд столько, что не пересчитать. Они упали и на время затихли. Каждый отдыхал, как мог. Тишину ночи разрывали лишь хриплые дыхания и кашель бойцов.
***
Где-то внизу слева от них вспыхнул яростный ночной бой. Были отчетливо слышны взрывы гранат, автоматные и пулеметные очереди. Небо озарялось вспышками ракет и россыпью трассеров. Где-то сбоку застучал крупнокалиберный пулемет, который бил короткими злыми очередями. К этим звукам вскоре присоединились минометы. Сделав несколько залпов, минометы затихли. Бой стал понемногу затихать и перемещаться вниз по склону.
«Неужели группа Марченко попала в засаду? – Абрамову просто не верилось в это. – Он – опытный командир и хорошо знал эти горы. Может, он специально наткнулся на засаду и теперь с боем отходит вниз, увлекая за собой моджахедов?»
Виктор жестом подозвал к себе радиста и приказал ему связаться с командиром. Тот начал вызывать Марченко, но его радиостанция молчала, эфир был пуст, только разряды электричества трещали в наушниках радиста. Радист по-прежнему вызывал Марченко, но связи с ним не было.
«Как бы поступил на моем месте Марченко? Наверняка, выполнял поставленную задачу», – подумал Виктор.
– Бойцы, группа Марченко, похоже, напоролась на засаду и сейчас с боем отошла к подножию горы. Наша задача осталась прежней, мы должны уничтожить базу.
Он поднял руку, и все встали с холодных камней и начали движение на восток. До исходной точки было километра два, если не больше. Вернулась разведка. Бойцы упали около Абрамова на камни и, отдышавшись, приступили к докладу.
– Товарищ командир, впереди по ходу движения нашей группы одни духи.
– Сколько?
– Не знаю, но много, отряда три, если не больше. Там у них несколько лагерей. Отряды скрываются в пещерах. От входа в пещеры протянуты несколько ниток узкоколейки. Мы думаем, что именно с этих позиций происходит обстрел наших летчиков. Они выкатывают из пещер крупнокалиберные пулеметы, обстреливают вертушки и уходят обратно в пещеру. Там их ни одна бомба не достанет.
– Что еще?
Они замолчали и, переглянувшись, продолжили:
– Командир, похоже, они нас там ждут.
– С чего это вы взяли?
– Они не спят, все огневые точки в состоянии боевой готовности.
– Хорошо, что вы обратили внимание на подобные детали, – ответил Абрамов.
«Вот этого нам только не хватало. Значит, они засекли нашу высадку и готовы к этой операции. Не исключено, что они специально обстреливали наши вертолеты, выманивая нас с базы. Если это так, то нужно отдать им должное», – подумал Виктор.
Словно в подтверждение его слов внизу с новой силой вспыхнул бой. Абрамов подозвал к себе радиста и запросил связь, но Марченко по-прежнему молчал. Виктор терялся в догадках: то ли он погиб, то ли погиб его радист вместе с рацией, но станция молчала.
«Если они нас ждут, значит, рассчитывают, что мы их будем атаковать этой ночью», – подумал Виктор.
В душе, словно лампадка, теплилась надежда, что они, возможно, в темноте не заметили, что группа разделилась, и не знали, что они рядом с ними. Однако, он сразу же отбросил эту мысль.
«Если бы это было так, то они не ждали бы нападения и не готовились отразить атаку».
Внизу бой то затихал, то вспыхивал с новой силой. Начинало светать. Бойцы забрали вправо от тропы, и ушли в тутовую рощу. Виктор выставил боевое охранение и дал команду на привал.
Абрамов не переставал думать о том, что же случилось с группой Марченко.
«Почему командир не просчитал ситуацию и завел группу в засаду? Возможно, он специально подставился им, чтобы моя группа выполнила задачу», – размышлял Виктор.
От этой мысли ему стало как-то не по себе. Он посмотрел на отдыхающих ребят, которые еще не догадывались, кому они обязаны своими жизнями. Бой затих. Что это означало: оторвалась ли группа Марченко от преследования или вся погибла в ночном бою, никто из них не знал.
К Абрамову подбежал дозорный и, присев около него на землю, начал докладывать.
– «Замок»! Моджахеды готовятся провести зачистку местности. Их около шестидесяти человек.
– Где они?
– В пятистах метрах к северу от нас.
– Группа, подъем! – скомандовал Виктор. – Бегом марш!
Абрамов повел группу на восток. Бойцы великолепно понимали, что только так можно уйти из района предполагаемой зачистки. Они быстро вышли из рощи, перед ними была голая местность, покрытая крупными валунами и редким сухим кустарником. Пока не взошло солнце, им нужно было пересечь ее.
Виктор оглянулся, бойцы шли достаточно плотно и это его радовало. За два часа им удалось пересечь пустынное место. Абрамов думал, что этот маневр позволил им полностью оторваться от противника, но ошибся. Трудно было оторваться от реальности, вокруг их по-прежнему находились несколько крупных отрядов моджахедов с разведкой, дозорами и базами. Виктор сел на камень и разложил перед собой карту.
«Теперь мы вот в этой точке. Моджахеды – под нами. Между нами километра три, не больше. Наверняка, уставшие от ночного боя и ожидания атаки, они не ждут нашего нападения. Если сейчас не воспользоваться моментом, то второго случая может и не представиться», – подумал Абрамов.
Быстро позавтракав, они начали спускаться вниз, туда, где находился лагерь моджахедов.
***
Абрамов, укрывшись между камней, внимательно рассматривал врага в окуляры бинокля. Моджахедов было достаточно много, наверное, раза в два больше, чем их. В стороне от палатки на каком-то непонятном ему приспособлении был установлен крупнокалиберный пулемет Владимирова. Моджахеды, похоже, перемещались по узкоколейке, выдолбленной в камнях. Невдалеке Виктор увидел второй пулемет на таком же приспособлении. Около пулемета сидели два моджахеда, которые набивали патронами пулеметные ленты, по всей вероятности, рассчитывая сбить очередной русский вертолет.
Около палатки вповалку спали духи, около тридцати человек. Ночной бой с группой Марченко утомил их. Недалеко от них находилось что-то, напоминающее госпиталь: на нескольких деревянных шестах веревками были натянуты наши армейские плащ-накидки. Там расположилась большая группа раненых духов, около которых заботливо толкались несколько мужчин преклонного возраста. Они что-то говорили, вызывая у них приступы смеха.
Виктор перевел бинокль в другую сторону и увидел туннель в горе. Около него, прислонившись спиной к камням, дремали два духа с американскими автоматическими винтовками в руках. Недалеко от них он заметил два безоткатных орудия. Около валуна сидел дух и что-то ремонтировал в радиостанции. Вдруг тишину разорвала музыка «Битлз». Паренек виновато улыбнулся и сменил волну. Теперь в эфире зазвучали суры Корана. Он что-то сказал одному из отдыхающих моджахедов и ткнул пальцем в рацию. Судя по пустому мешку, который валялся на земле, это была рация группы Марченко – радиста Ливанова. Теперь стало ясно, почему не отвечал командир.