Александр Леонидович Аввакумов
Шурави, или Моя война
– Ну, что ты можешь сказать на это? – спросил оперативник и впился в Абрамова колючим взглядом.
– Все, что изложено в этом рапорте, товарищ капитан, – ложь и провокация! – спокойно произнес Виктор.
– Что значит, ложь? Дыма без огня, Абрамов, не бывает. Тогда расскажи мне, как все было? – предложил Власов.
«Вон оно что? – мгновенно подумал Виктор. – Выходит, ты специально вел со мной дружескую беседу о Казани, о доме. Ты просто старался своими воспоминаниями расположить меня к себе. Но ты ошибся во мне, товарищ Власов».
– А что мне рассказывать, товарищ капитан? Все что было, я уже изложил в рапорте на имя начальника курсов.
– Тогда, что там было? – все так же мило улыбаясь, спросил он, Виктора. – Ты же знаешь, Абрамов, я твоего рапорта не читал и поэтому не знаю, что ты в нем написал.
– А ничего и не было, товарищ капитан. Взял языка, расспросил о постах и засадах. Он все рассказал в деталях, а затем предложил помощь – довести меня до населенного пункта Кара-Гуль. Когда мы дошли туда, мы с ним увидели группу солдат внутренней службы. Вот он и попросил меня срезать все пуговицы с его штанов. С какой целью, не знаю, но я срезал, как он просил. Краснов пошел к солдатам, а я в лес. Вот и все.
– Как все? – спросил он. – Ты что хочешь сказать, что он сдался тебе в плен добровольно?
– Я вам этого не говорил, потому что не знаю. Я его окликнул из кустов, а он вдруг поднял руки и сдался.
– А ты, Абрамов, парень не такой простой, каким кажешься с первого взгляда. В тебе есть какая-то червоточина. Видно, мы с тобой по-хорошему не разойдемся. А, жаль….
– А вы, как хотели, товарищ капитан, чтобы я сам себя оговорил на радость вам? Пока еще никто у нас не отменял презумпцию невиновности. Если вы считаете, что я вас ввожу в заблуждение, то докажите обратное. Мало ли что мог написать этот старший лейтенант. Вам с ним нужно работать, а не со мной. Ему, по всей вероятности, начальство накрутило хвост, вот он и решил таким образом реабилитироваться.
– Ты меня не учи, Абрамов, что мне делать, понял? Я сам еще в состоянии разобраться. Нужен будет твой совет, спрошу. А пока, советую рассказать всю правду о тех событиях. Скажи, за что ты до полусмерти избил старшего лейтенанта? Насколько я знаю, условиями учений не предусматривался захват военнослужащих в плен.
Виктор замолчал и стал разглядывать лежащие у Власова на столе принадлежности.
– Ты что, не слышишь меня, Абрамов? Или ты не знаешь, что такое особый отдел? Могу ввести тебя в курс дела. Это – отдел контрразведки в системе Комитета государственной безопасности, работающий в войсковых соединениях. Ты понял?
– Ну и что? Выходит, вы из меня хотите сделать какого-то изменника Родины? А в отношении пленения действительно в плане учений не было ни одного слова. А что не запрещено, то разрешено, товарищ капитан. Вы же юрист и должны это знать.
Лицо Власова покраснело и стало чем-то напоминать зрелый томат. Капитан сглотнул слюну и, нагнувшись к его уху, тихо прошипел:
– Пойми, Абрамов, мне нужна истина и ничего, кроме нее. Поверь, ничего личного.
– Я еще раз вам говорю, товарищ капитан, изложенные в рапорте старшего лейтенанта факты – сплошная ложь. Вы сами это прекрасно знаете, но почему-то требуете, чтобы я доказывал вам обратное.
Абрамов снова замолчал и уставился в угол довольно большого кабинета. Над головой Власова висел портрет первого Председателя ВЧК Дзержинского, который с холста с интересом следил за их словесной дуэлью.
«Что делать? Признаться в том, что я вырубил этого лейтенанта или стоять на своем? – думал Виктор. – Кроме нас двоих, этого никто не видел и поэтому никто не сможет подтвердить или опровергнуть мои слова. Значит, нужно по-прежнему гнуть свою линию, иначе можно погореть».
– Скажите, товарищ капитан, а если я подпишусь под этим рапортом и скажу вам, что там написана правда, что мне тогда будет?
Лицо Власова снова стало доброжелательным. Он улыбнулся Виктору и, сглотнув слюну, сказал:
– Ты только подтверди, Абрамов, изложенные в рапорте факты, и все. Мы же с тобой – земляки, должны помогать друг другу. Неужели ты думаешь, что я тебя подставлю? Я все это обязательно потом замну, комар носа не подточит, но для этого нужно, чтобы ты согласился с рапортом лейтенанта Краснова и дал письменные показания.
– Мне все ясно, товарищ капитан. Спасибо, что разъяснили. Однако, увы, ничем я вам помочь не могу. Извините, ничего личного.
Доброжелательная улыбка, еще секунду назад искрившаяся на лице Власова, мгновенно исчезла. Взгляд его стал суровым, а в голосе послышались металлические нотки.
– Думаешь, Абрамов, ты один такой умный и упрямый? Ломались и не такие. Через этот кабинет прошло множество людей, которые плакали и просили пощады. Ты понял меня? Все упирается во время, а оно у меня есть.
– Вы тоже, товарищ капитан, не забывайте одного, что я, не рядовой солдат, а офицер резерва КГБ. Ни уговоры, ни угрозы со мной не прокатят. Я не знаю, кто здесь ползал по полу и просил у вас пощады, но от меня вы этого не дождетесь. Если я виноват, докажите мою вину, а не заставляйте оговаривать самого себя.
– Пошел вон, – тихо произнес он и, достав из кармана брюк пачку болгарских сигарет.
Виктор встал со стула и направился к двери.
«Сука, хотя и земляк, – подумал Абрамов про него, – для него нет ничего важнее, чем посадить человека в камеру».
Он вышел во двор и, минуя постового, направился в свою казарму.
***
Через день после сдачи зачетов по минно-взрывному делу шестая группа специального назначения прибыла на базу. Снова начались напряженные дни учебы. В этот раз их учили искусству ведения боевых действий в тылу вероятного противника в условиях высокогорья. Они каждый день уходили в горы, чтобы снова вернуться обратно на базу, валясь, как «снопы», от усталости. За неполный месяц Абрамов сбросил около семи килограммов веса. Виктор стал весить столько, сколько весил в школе – шестьдесят три килограмма при росте один метр семьдесят шесть сантиметров. Лицо у него осунулось и приобрело цвет старой бронзы. Их группе осталось сдать последний и, наверное, самый главный зачет всей военной подготовки.
В одну из ночей группу подняли по тревоге и в полной боевой выкладке на вертолете МИ–8 выбросили в горах на краю огромного ледника. В задачу группы входило захватить перевал и обеспечить проход по нему подразделений Советской Армии. Опять роль вероятного противника досталась солдатам внутренних войск, которые охраняли этот стратегически важный перевал.
На сей раз группе не повезло. Через полчаса после высадки, когда они начали движение по краю ледника вниз, началась сильная снежная буря. Несмотря на рассказы инструкторов и бывалых альпинистов о данном природном явлении, Виктору еще не приходилось бывать в подобной передряге, и поэтому он чувствовал себя не совсем уверенно. Если бы не тяжелый мешок за спиной, то ветер, наверняка, сбросил бы Абрамова вниз, где бежала узкая горная река, и, словно ножи, торчали острые камни.
Группа не шла, а скорее, ползла на «карачках», придавленная мешками с боеприпасами. Вязаный шерстяной подшлемник то и дело сползал на лицо, закрывая глаза. Вьюга забивала снегом смерзающиеся от холода глаза и ствол автомата. Каждый из них тащил на себе до шестидесяти килограммов. В его заплечном мешке находились: два цинка патронов к автомату, бронежилет весом в шестнадцать килограммов, одноразовый гранатомет «Муха», две дополнительные ленты к пулемету, сухой паек, две фляги с водой. На нем был надет нагрудник, или «лифчик», с шестью магазинами к автомату, осветительными и сигнальными ракетами и батареями к радиостанции.
Впереди группы, словно трактор, молча, двигался Марченко, который, то останавливался, поджидая отставших бойцов, то снова увеличивал скорость движения. Группу замыкал Абрамов, не позволяя ей растягиваться. Бойцы еле передвигали ноги, увязая в снегу по пояс, однако никто не просил у командира привала. Все шли, молча, проклиная погоду, ветер и эти, кем-то придуманные сборы. Наконец, командир поднял руку и группа остановилась. Обходя остановившихся бойцов, Виктор поспешил к командиру.
– Вот что, Абрамов! – произнес Марченко, тыча пальцем в карту. – Возьмешь пятерых бойцов, поднимитесь чуть выше этой отметки и обойдете вероятного противника вот с этой стороны. Когда будете готовы к атаке, дашь красную ракету. Задача ясна?
– Так точно, товарищ командир. Обойти и ударить в тыл, – повторил задачу Виктор.
– На все даю тебе четыре часа. В десять ноль-ноль ты должен быть на исходной позиции. От твоего маневра зависит успех всей операции. Понял?
Абрамов кивнул, соображая, кого взять с собой.
– Лавров, Павлов, Ким, Петровский, за мной! – скомандовал Виктор и первым направился вверх по обледенелому и скользкому склону.
Они медленно, но уверенно забирались все выше и выше в горы. Разреженный воздух не позволял им двигаться в быстром темпе, но, тем не менее, они упрямо шли вверх к покрытой снежными облаками вершине. Вскоре мелкие фигурки их товарищей остались где-то далеко внизу.
Виктор взглянул на часы. До намеченного времени выхода на точку оставалось два часа. Они остановились, Абрамов достал карту и попытался сориентироваться на местности, однако ориентиров, по которым можно было сверить маршрут, не было. И так, два часа и шесть километров пути. При нормальных условиях это бы заняло около часа. А как получится в горах, никто им сказать не мог. Виктор рассчитывал только на опыт командира. Сам Марченко хорошо знал местность и поэтому выделил им для решения задачи четыре часа. То есть, по его расчетам, они должны были вовремя достичь точки.
Абрамов взглянул на уставшие потные лица ребят и, поднявшись со снега, дал команду двигаться вперед. Ветер немного стих, и они смогли ускорить движение. Через полчаса начали спуск. Используя веревки и альпинистское снаряжение: крюки, карабины и так далее, они быстро спустились по отвесному карнизу вниз и заняли исходные позиции. Перед ними, как на ладони, лежал нужный им горный перевал. Виктор приложил к глазам бинокль и разглядел позиции солдат внутренних войск. Вдруг среди снующих по траншее военных Виктор заметил лицо, показавшееся ему знакомым. Приглядевшись внимательнее, Абрамов узнал в одном из офицеров старшего лейтенанта Краснова.
– Павлов, атака по красной ракете, – произнес он.
– А ты, куда? – спросил он Абрамова.
– Я спущусь с Лавровым чуть ниже и попытаюсь обойти их еще и с левого фланга. Если получится, то попробуем подойти к ним на бросок гранаты. Ты, Петровский и Ким пулеметным огнем прикрываете нас. Понятно?
– Так точно, – отрапортовал Павлов.
Абрамов посмотрел на Лаврова и пополз меж камней вниз, к блокпосту. Минут через десять тишину гор разорвал выстрел. Красная ракета, шипя и потрескивая искрами, взметнулась в небо. Бойцы Марченко атаковали солдат с фронта, а Павлов и Ким поливали солдат с тыла, расстреливая их холостыми патронами. Во фланг обороняющимся ударили Виктор с Лавровым. Солдаты не ожидали столь стремительной атаки и многие из них не успели даже схватить оружие, которое лежало в стороне. В какой-то момент Абрамов с Лавровым оказались ближе всех к штабной палатке, в которой находился Краснов. Пока Лавров возился с часовым, Виктор ворвался в палатку. Испуганный его внезапным появлением Краснов со страхом посмотрел на него.
– Ну что, засранец! Вот мы и встретились? Наверное, опять будешь стучать в Особый отдел, как я тебя бил, или в этот раз промолчишь? – произнес Абрамов. – Службу лучше несите, товарищ Краснов, и тогда не придется трещать в Особый отдел.
Виктор хотел сказать еще что-то обидное, как вдруг в палатку вошел Марченко. Взглянув на него и на испуганного офицера с малиновыми петлицами на кителе, он все мгновенно понял.
– Лейтенант Абрамов, покиньте палатку! – коротко приказал он Абрамову.
Виктор вышел из палатки, оставив их наедине. О чем они там говорили, он так и не узнал. За умелые действия в учебном бою и проявленную при этом смекалку, Виктор получил очередную благодарность от начальника учебного центра. Все бойцы группы получили зачет и устную благодарность от начальника курсов.
***
Лето пролетело буквально на одном дыхании. Ребят из группы стали по одному отпускать по домам. Абрамов тоже ждал, когда за ним приедет зеленый ГАЗ–66 и отвезет его на аэродром. Как-то вечером к нему подошел Марченко.
– Чего грустишь, Абрамов? – поинтересовался он у Виктора. – Наверное, по дому скучаешь?
– Не столько по дому, товарищ командир, сколько по матери. Она у меня старенькая, болеет часто.
– А как у тебя с девушкой? Не помирился?
– Нет, товарищ командир. У нее теперь другой ухажер, я ей не нужен.
– Ты не расстраивайся, Абрамов, лучше ничего не иметь, чем иметь такую женщину, как она.
– Я слышал, что вы тоже человек одинокий, несемейный?
– Как тебе сказать, Виктор. Жены сейчас у меня действительно нет, но сын остался. Думаю, что когда вырастет, поймет меня правильно.
– Плохо, товарищ командир. Человек не может быть одиноким. Его всегда кто-то должен ждать: мать, жена, сестры, родня.
– Может, ты и прав, Виктор, но я зашел к тебе совершенно по другому вопросу. Дело в том, что руководство КГБ планирует доукомплектовать группу специального назначения для охраны наших представительств и советников, которые находятся в Афганистане. Мне, как командиру группы, посоветовали обсудить с тобой эту тему. Это дело добровольное, решай сам….
– Выходит, как вы и говорили раньше, нас направляют в Афганистан? – спросил Абрамов. – Почему ваше руководство не хочет укомплектовать группу кадровыми сотрудниками? Ведь в системе КГБ ведь имеется несколько специальных школ?
Марченко усмехнулся.
– Меня назначили командиром одной из групп. Я очень хочу, чтобы ты был в составе моей группы. Переговорю еще с Лавровым, Павловым и Петровским. Они, мне кажется, неплохие ребята, и могли бы помочь нам с тобой.
– А что, у нас будет такая маленькая группа всего в пять человек? Как хоть называется эта группа.
– Группа уже есть и полностью укомплектована кадровыми офицерами, но в ней есть вакансии для тебя и твоих товарищей. Вы прошли испытания и показали себя с хорошей стороны, не каждая школа КГБ может, похвалиться такими учениками, как вы. Думаю, что мне не придется краснеть перед руководством за свой выбор. А подразделение называется – отряд специального назначения, а иначе разведывательно-диверсионная группа «Зенит».
Виктор молчал, так как не знал, что ему ответить. Видно, отгадав его мысли, Марченко произнес:
– Видишь ли, Виктор, мое приглашение в группу носит чисто формальный характер, так как приказом руководства КГБ, ты и твои товарищи уже включены в ее состав. Я просто хотел услышать от тебя, готов ты к этому или нет.
– Иван Тимофеевич! Вы же хорошо знаете мое отношение к вам, знаете, что я всегда хотел, чтобы моим командиром были вы. Скажите, неужели вам так важно мое личное решение?
– В гражданской жизни, наверное, не так уж важно. Но там, куда мы направимся, я должен знать с кем я, кому могу доверить свою жизнь, а кому нет. Здесь нет мелочей.
– А почему привлекают не всю группу, а только нас четверых?
– Это решает руководство, а не я. Могу сказать лично от себя, что ты – неплохой солдат, думающий и честный. В этом я убедился, разговаривая с тем старшим лейтенантом Красновым.
– Значит, вопрос уже решен окончательно? То есть без меня, меня женили?
– Да, отправляемся туда через два дня, – произнес Марченко. – Завтра тебе нужно будет написать письменное заявление, в котором ты просишь направить тебя в Афганистан добровольно, для исполнения интернационального долга. Вот такие, Виктор, дела. Я думаю, что эта командировка для вас будет не такой длительной, от силы полгода, а потом вас заменят кадровыми офицерами.
Оставшись один, Абрамов невольно задумался о своей дальнейшей жизни. Все это напоминало ему те годы, когда наши отцы и деды исполняли этот долг в далекой Испании. Виктор присел на стул, достал из тумбочки чистый лист бумаги, конверт и принялся писать письмо домой:
«Здравствуй, моя дорогая и любимая мама!
Хочу тебя обрадовать тем, что я жив и здоров. Погода стоит здесь хорошая, здесь много фруктов, арбузов и дынь, в общем, все хорошо, я только сильно скучаю по тебе. Как ты там одна без меня? Сегодня командир похвалил меня и предложил съездить вместе с ним в командировку за границу. Нужно будет охранять какой-то военный груз. Командировка будет длительной, и я не знаю, смогу ли писать тебе оттуда. Она связана с постоянными разъездами. Сама подумай, я тебе напишу, ты мне ответишь, но меня там уже не будет. Поэтому, давай, договоримся, что писать буду только я. Сколько продлится командировка, я не знаю: может месяц, а может и полгода.
Передавай привет сестрам и всей нашей родне. Как там мои друзья, никто еще не женился? Передай им, пусть без меня не женятся.
Целую, твой сын Виктор».
Он аккуратно вложил письмо в конверт и заклеил его. К нему подошел Павлов и поинтересовался, едет ли он в эту необычную командировку. Абрамов, молча, кивнул.
– Виктор! – обратился он к нему. – Мы с ребятами решили, что нам всем необходимо держаться вместе. Ты же сам знаешь, как к нам относятся кадровые офицеры – мы же для них «пиджаки».
– Хорошо, Вадим, я не против этого. Мне просто интересно, почему выбрали нас четверых?
– Неужели не догадался сам? Просто мы четверо не женаты, вот и все.
Теперь мне стал понятен и вопрос Марченко, помирился ли я со своей девушкой или нет. Они с Павловым вышли из казармы и, пристроившись на лавке, закурили. Что ожидало их впереди, никто из них тогда не знал.
***
Следующие два дня прошли, словно в «угаре». Утром Абрамова вызвал к себе Марченко.
– Виктор, командир отряда рекомендовал тебе и твоим товарищам вступить в члены КПСС. Не удивляйся, это может и формальность, но так нужно.
– Товарищ командир! Насколько я знаю, что существует определенный алгоритм – как минимум два человека, которые тебя рекомендуют в члены КПСС, годовой стаж в качестве кандидата…
Марченко жестом руки прервал Абрамова.
– Здесь другая ситуация, Виктор. Один из тех, кто тебя рекомендует в партию, буду я, вторым – замполит курса. Кандидатского стажа не будет.
Он замолчал и посмотрел на Абрамова.
– Ты что молчишь, Виктор, так надо. Бери бумагу и пиши.
Через полчаса. Абрамов вышел из казармы и сел под деревом. Марченко с двумя его заявлениями о приеме в члены КПСС и с просьбой направить его добровольцем в Афганистан направился в политотдел базы. Виктор не успел докурить сигарету, как его пригласили к замполиту базы. За столом, покрытым зеленым сукном сидел: парторг базы майор Галустян, Марченко и капитан Богданов. Марченко зачитал его заявление.
– Кто у вас в семье, Абрамов, член партии? – спросил его парторг.
– Мать, товарищ майор. Она член партии с 1928 года.
– Это многое меняет, Абрамов.
Что оно именно меняет, он не понял. Виктора попросили выйти из кабинета и обождать в коридоре. Ждать пришлось недолго.
– Абрамов, – позвал его Марченко.
– Комиссия парткома базы специального назначения КГБ СССР, рассмотрев ваше заявление о приеме вас в члены КПСС, решила удовлетворить вашу просьбу. С настоящего момента, вы, Виктор Николаевич Абрамов, являетесь членом КПСС. Поздравляю вас. Членский билет получите у меня через час, – произнес парторг и крепко пожал ему руку.
Вслед за ним ему пожали руку Марченко и Богданов. Все это происходило словно во сне. Он вышел из кабинета и в дверях столкнулся с Павловым.
– Ну, как? – спросил тот Виктора.
– Вошел беспартийным, а выхожу коммунистом.
– Поздравляю, – улыбаясь, произнес Павлов и скрылся за дверью.
***
Утром отряд перебросили на военный аэродром под Термезом, где они целый день занимались погрузкой снаряжения в самолет АН–76. Загрузив тяжелую технику и боеприпасы, бойцы стали грузиться сами. Вместе с ними летели еще несколько групп военных и спецназа. Все молча, взирали друг на друга, не решаясь нарушить инструкцию, запрещающую общение. Наконец «Антошка», надрывно ревя двигателями, оторвался от взлетно-посадочной полосы и стал подниматься вверх, где разливалось голубое, словно море, небо.
Абрамов сидел рядом с Марченко и, закрыв глаза, вспоминал прежнюю жизнь, которая осталась где-то там, за бортом этого огромного самолета. Чуть покачиваясь и ровно гудя моторами, воздушный корабль уносил Виктора вместе с друзьями в неизвестность. Незаметно пересекали границу СССР: наши города и населенные пункты сверкали бисером огней, а впереди маячила темнота, от вида которой становилось как-то не по себе. Когда справа по борту самолета взошла луна, стало немного светлее. Посреди самолета черными глыбами виднелись пришвартованные БТР–70 и боевые машины пехоты
– Ребята, горы, – произнес кто-то из военных.
Внизу немыслимыми разноцветными огнями засверкали ледники и снега.
– Вот тебе и юг, – произнес все тот же голос, – снега больше, чем у нас в Мурманске.
Толкая друг друга, все прилипли к иллюминаторам. Виктор тоже не удержался от всеобщего соблазна и посмотрел.
«Вот это красота», – невольно подумал Абрамов и взглянул на дремавшего Марченко.
Никто из них тогда не знал, что пройдет всего несколько дней, и они будут проклинать эти горы самыми страшными словами. А пока, Виктор, навалившись на плечо своего командира, любовался ими. В самолете снова стало тихо. Кто-то дремал, кто-то шепотом переговаривался между собой. Прямо по курсу они заметили светлую точку, которая постепенно увеличивалась в размерах. Борт качнулся, и самолет пошел на посадку. Светящаяся точка вытянулась в полосу посадочных огней, которые стремительно понеслись навстречу транспортнику. Через мгновение шасси ударили по бетонке. Двигатели взревели, и стали резко сбрасывать обороты. Самолет, подрагивая крыльями на небольших выбоинах, резво побежал по посадочной полосе. Затормозив, свернул в сторону, освобождая место другим самолетам. Откинулся аппарель и в салон ворвались свист, рев и пронзительный ветер, от которых негде было укрыться.
Когда затих шум двигателей, все стали готовиться к выходу. Кто-то проверял боевое снаряжение, кто-то сидел в оцепенении, ожидая команды. Наконец она прозвучала, и они быстро побежали вдоль борта, и оказались на взлетно-посадочной полосе. Вокруг было темно и холодно. С гор дул холодный ветер. Стараясь не отставать от ребят, Абрамов приготовил АКС к бою. Отбежав метров сто, Виктор повернулся и с сожалением посмотрел на самолет, который олицетворял сейчас его единственную связь с домом.
Через минуту последовала команда – «отбой». Абрамов перебросил автомат на бок, снова подхватил тяжеленный мешок и чуть ли не бегом устремился за товарищами.
– Что, «пиджак», тяжело? – произнес один из бойцов отряда, обращаясь к Виктору. – Это тебе не гражданка.
Кто-то засмеялся над словами товарища, но смех оборвал Марченко.
– В отношении «пиджака» – прекратить. Время покажет, кто есть кто! Надеюсь, все поняли. Пока всем ждать!
Марченко направился к группе людей, стоящих у небольшого здания. Бойцы, добежав до забора из колючей проволоки, упали на холодную бетонку, влажную от тумана и стали ждать возвращения командира. В непроглядной темноте они жались друг к другу, опасаясь далеко отходить от товарищей. Ветер и холод пронизывали до костей: что ни говори, начало декабря.
Вскоре вернулся Марченко. Они, словно цыплята, окружили его и стали ловить каждое слово.
– Мужики, мы в Баграме. Наша задача с утра выдвинуться в Кабул и разместиться в бывшем медресе. Удобств нет, но печка-буржуйка и горячий чай, нам гарантировало руководство.
– Командир, уточни задачу, – попросил его один из бойцов, по фамилии Орлов, он был из Брянска.
– Задачу нам поставят на месте. Главное сейчас – незаметно для местных выдвинуться в Кабул. Через час прибудут автомашины-теплушки. Грузим боеприпасы, амуницию и вперед. Оружие держать при себе на случай возможного огневого контакта. Самим в бой не ввязываться. Все должно быть тихо и пристойно.
Вскоре на востоке небо стало понемногу светлеть, и, как на фото начали проявляться контуры гор. Через десять минут на бетонке появились несколько автомашин, которые двигались в их сторону.
Погрузился отряд довольно быстро. Разместившись в двух автомашинах, они направились в сторону Кабула. Проезжая мимо афганских часовых, Абрамов с интересом рассматривал их свирепые, на его взгляд, лица. Солдаты были одеты в непривычную им форму, серого мышиного цвета и каски. Абрамов узнал, что, несмотря на то, что аэродром Баграма считался одной из военных баз ВВС Афганистана, полетами там руководили наши военные специалисты. Именно через этот аэропорт осуществлялась поставка вооружения для армии Народно-демократической Республики Афганистан, поэтому наш прилет не вызвал у афганских военных тревоги. Военные считали, что к ним прибыла новая группа военных специалистов.
Не доезжая до Кабула километров сорок, машины свернули в сторону. Первое, что бросилось в глаза Абрамова, была темная, разбитая множеством машин, дорога. По ее бокам, прижавшись, друг к другу, стояли двух и трехэтажные дома. На обочине дороги кучи грязного серого снега. Вокруг стоял какой-то непривычный резкий запах, который еще долго будет преследовать их в Афганистане. Внезапно машина резко затормозила и они, схватив автоматы, лежавшие на коленях, приготовились вступить в бой.
– Отставить! – громко скомандовал Марченко.
Все затаили дыхание. За бортом машины слышались какие-то гортанные крики. Нервы были на взводе, и Виктору показалось, что если пауза продлится еще минут пять, бойцы начнут стрелять.
– Не дергайся, Абрамов, все будет нормально. Сейчас мы поедем дальше, – произнес Орлов и положил Виктору на плечо большую и тяжелую руку.
Он мысленно поблагодарил его за добрый жест.
– Нас остановили местные милиционеры и копаются в документах, вымогая у водителей взятку, – продолжил он.
– Слушай, Орлов, это ты сам придумал или знаешь их язык? – поинтересовался Виктор.
– Я в свое время окончил институт военных переводчиков и свободно владею несколькими восточными языками.
– Надо же, – удивленно произнес Абрамов, – никогда бы не подумал, что ты такой полиглот.
Наша машина дернулась и поехала дальше. Отодвинув в сторону тент, Виктор выглянул наружу. Орлов был прав, они проезжали мимо милицейского блокпоста. Напряжение, царившее в кузове, спало, все снова стали разговаривать и смеяться.
«Когда же будет сам город? – подумал Абрамов. – Или он весь такой серый и невзрачный?»
Пейзаж практически не менялся. Машины снова вывернули на главную дорогу. Все те же серые, похожие один на другой дома с кучами неубранного мусора. В какой-то момент Виктору показалось, что они наконец-то въезжают в городскую черту, но он, похоже, ошибся в очередной раз. По сторонам каменистой дороги все чаще и чаще стали попадаться небольшие кишлаки, играющие в пыли дети, которые были настолько оборванными и худыми, что его рука непроизвольно потянулась к консервам. Он вытащил из мешка банку «Кильки в томате» и, приоткрыв створку тента, кинул ее им. Мгновенно между детьми завязалась драка. Орлов неодобрительно покачал головой.
– Виктор! Больше не делай этого. Ты думаешь, что одной банкой консервов накормишь всех голодных детей Афганистана? Эти люди не знают благодарности, потому что с самого детства не имеют понятия о сытой жизни.
– Они такие худые, что мне стало их жалко, – ответил Абрамов.
Машина заскрипела, подала влево, и они въехали в огороженный высоким глиняным забором двор. Из машины вышел Марченко и громко приказал всем выгружаться. Они стали быстро перетаскивать груз в одноэтажный дом, больше похожий на заброшенный барак.
– Всем переодеться в форму Афганской армии, – последовала команда Марченко.
Они стали распаковывать мешки, в которых оказалась форма афганских военнослужащих. Она была серого цвета, из грубой шерсти. Переодевшись, они быстро спрятали свою форму в мешки, которые сложили в одной из комнат. Виктору очень хотелось посмотреть на себя со стороны, но, ни у кого из ребят с собой не было зеркала. Теперь об их присутствии в Кабуле знала лишь определенная группа, лиц из числа руководителей КГБ СССР.
В углу довольно большого помещения стояла печка-буржуйка. Кто-то из бойцов разбил пустой армейский ящик и затопил ее. Через час печь раскалилась докрасна, и в помещении стало довольно тепло.
Тепло разморило их и вскоре все свободные от наряда бойцы повалились на пол и заснули крепким сном. Абрамову нужно было заступать в наряд в четыре часа дня. Он лег на пол недалеко от печи, однако, несмотря на усталость, никак не мог заснуть. Земляные блохи, словно воины татаро-монгольской орды, навалились на него, стараясь обглодать его тело до самых костей. Через минуту-другую, Виктор понял, что не заснет. Он поднялся и, стараясь никого не разбудить, направился на улицу.
***
Стоял полдень декабрьского дня. Несмотря на зиму, солнце заметно припекало и это напоминало ему весну в средней полосе. Где-то, пригревшись на солнце, стрекотали птицы, лаяли собаки, за забором слышались гортанные крики афганцев.
Присев на крыльцо, Виктор достал из кармана куртки сигареты. Он начал хлопать себя по карманам, разыскивая затерявшиеся в них спички. За этим занятием он не заметил, как к нему подошел Марченко.
– Что, Абрамов, не спится? – поинтересовался он.
– Да блохи, товарищ командир, кусаются сильно, – ответил Виктор. – Похоже, изголодались по человеческой крови, вот и набросились, еле удрал от них.
– Если только блохи, то все нормально. Главное, не заболеть медвежьей болезнью.
Абрамов невольно улыбнулся его шутке.
– Пока такой болезни у меня нет, товарищ командир. Скажите, Иван Тимофеевич, для чего нас сюда прислали? Я думаю, не для того, чтобы мы защищали наших специалистов и военных советников, они и сами в состоянии это сделать. Скорее всего, для решения совершенно других задач, а иначе бы мы не отсиживались в этой заброшенной школе.
– Пока я тебе ничего не могу сказать, так как сам ничего не знаю. Сегодня вечером поеду к руководству, там все, наверняка, объяснят.
– И еще один вопрос, товарищ командир? Почему нас переодели в форму афганской армии?
– Тебе не кажется, Абрамов, ты задаешь слишком много вопросов? Придет время, и ты все узнаешь. Боец должен знать, за что он идет в бой.
Виктор докурил сигарету и, вернувшись в школу, взял в руки АКС и направился к воротам, около которых стоял Пархоменко. Увидев его, он весело заулыбался, предвкушая плотный ужин и крепкий сон.
– Ты что так рано, Абрамов? Выспался что ли?
– Просто пожалел тебя, бедолагу, устал, наверное, с дороги, спать хочешь?
