Александр Леонидович Аввакумов
Шурави, или Моя война
«Вот и все», – успел подумать Абрамов.
Он раньше слышал, что перед смертью, словно в кино, прокручивается вся человеческая жизнь. Крутилась ли она у него, он не помнил, но мать он увидел, это точно. Время остановилось, воздух стал необычно вязок, отчего все его движения оказались скованными и неестественными. Он медленным движением руки перебросил свой автомат со спины на грудь. Он видел, как побелевший от напряжения и усилия палец моджахеда, давил на спусковой крючок, но выстрела не было. Этот молодой черноволосый парень снова и снова давил на курок, но выстрела по-прежнему не было, похоже, он с испугу забыл снять автомат с предохранителя. Абрамов что-то закричал и разрядил ему в голову весь магазин с патронами. Когда автомат перестал дергаться в его руках, он обессилено опустился на камень. Ноги были ватными и не держали его тело.
– Абрамов! – закричал Марченко, но он не услышал его крика и отгадал обращение к нему по губам.
Ответить Виктор тоже не мог, так как в легких не было воздуха. Его начала бить мелкая и противная дрожь. В считанные секунды около него оказался Марченко. Он тряс Виктора за плечи и крепко обнимал. У Марченко был широко открыт рот, он что-то кричал, но Абрамов не слышал. Прошло несколько секунд и Виктор, словно заново ожил. Сначала начали функционировать его внутренности, которые словно расширились и заняли свои привычные места в организме, а затем к нему вернулось сознание и он начал понимать происходящие вокруг него события. Однако, противная дрожь по-прежнему не проходила. Абрамов пальцем показал на убитого им афганца. Марченко поднял с земли автомат моджахеда и протянул его Виктору. Так и есть, автомат душмана стоял на предохранителе. Только сейчас, Абрамов понял, что видел не свою мать, а своего ангела-хранителя в ее образе. Это ангел не дал моджахеду убить его здесь, в далеком Афганистане.
В машине оказались итальянские противопехотные мины и пара ящиков с «гашем» (наркотик гашиш).
– Заминируй машину! – приказал Марченко Павлову. – Пусть духи покурят немного.
Они шли, молча и быстро. Нужно было как можно быстрее уйти от места засады. За спиной раздался сильный взрыв, похоже, взорвалась заминированная машина. Выйдя на точку, они все, как мешки, упали от усталости на камни. От всех бойцов, словно от лошадей, валил пар, хотя в горах была минусовая температура. Ждать пришлось недолго, в небе послышался стрекот вертолета. Через полчаса они уже летели назад: кто-то курил, кто-то обсуждал подробности боя, а Виктора по-прежнему била дрожь.
***
Всю дорогу от аэродрома до базы Абрамов молчал. База привычно встретила их вкусным обедом, баней и отдыхом. Старшина разливал дрожавшей рукой разведенный водой спирт и что-то говорил бойцам, видно, оправдываясь в чем-то перед ними. Вот очередь дошла и до кружки Виктора. Абрамов посмотрел на старшину. Жидкость медленно перетекла за края кружки и начала растекаться по грубо сколоченному столу. Кто-то из ребят выхватил из рук старшины бутыль и пустил ее дальше по кругу.
– Что с тобой, работник тыла? – спросил его Абрамов.
– Не знаю, – ответил старшина и направился вслед за бутылью.
Сбоку за дальним концом стола сидела санинструктор и внимательно смотрела на Абрамова. Он поднял кружку, выпил до дна и встал из-за стола. Никто из сидящих рядом с ним товарищей: ни Павлов, ни Лавров, ни Петровский не попытались остановить его и снова усадить за стол. Виктор вошел в комнату и, не раздеваясь, повалился на койку. От выпитого у него начала кружиться голова, с каждой секундой все, ускоряя и ускоряя свое вращение. Он вскочил с койки и выбежал на улицу, где, обняв дерево, опустился на колени. Его стало рвать. Когда желудок его вновь оказался пуст, Виктор встал с колен и направился в столовую.
– Ну что, Абрамов, стало легче? – спросил его старшина.
Виктор отрицательно замотал головой. Старшина, мужчина лет сорока, сочувственно посмотрел на него.
– Пойдем, Витя, выпьем водки. Тебе, Виктор, нужно снять стресс, – произнес Марченко, заодно и поговорим.
Он обнял Абрамова и молча, завел в столовую. Кроме них, там никого уже не было.
– Садись, Виктор, – предложил он Абрамову и, пододвинув поближе пустую кружку, налил граммов семьдесят спирта. Взглянув на подчиненного, он плеснул и себе в кружку спирта и выпил. Виктор, молча, последовал его примеру. В этот раз он почувствовал, что выпил спирт. Жидкость обожгла его горло и перехватила дыхание. Он почувствовал, как жидкость спустилась по пищеводу в желудок. Пошарив в кармане, Марченко достал патрон и поставил его на край стола.
– Возьми на память, ведь его одного было бы достаточно, чтобы убить тебя там на месте.
Абрамов взял в руки этот желтый металлический цилиндр, увенчанный свинцовой пулей, одетой в латунную рубашку, и крепко сжал в кулаке.
– Ну, а теперь давай, выпьем за твоего ангела-хранителя! – предложил Марченко, – это он отвел в сторону руку моджахеда. Ты знаешь, Виктор, видно, мать своими молитвами спасла тебе жизнь. Выходит, наш Бог сильнее их Аллаха.
– Наверно, это так, – произнес Абрамов, и они, стукнувшись кружками, выпили за родительскую молитву.
Они просидели до утра: пили за боевых друзей, за родителей. Абрамов вышел из столовой в начале пятого, оставив за столом уснувшего Марченко. Проспал он часов десять, при этом, как ни странно, его никто не тревожил. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Видимо, они с командиром действительно много выпили и он с трудом вспоминал тот вечер, не забыв при этом добрым именем помянуть командира. Виктор вскочил с койки и бегом побежал в туалет. При выходе оттуда он случайно столкнулся с Татьяной. Абрамов стоял в коридоре барака в больших солдатских трусах и сапогах на босую ногу. Наверное, он был очень смешон, потому что Татьяна не удержалась и громко рассмеялась.
– Как самочувствие, Абрамов? – поинтересовалась она у Виктора. – Наверное, голова раскалывается?
– Простите, – произнес он, – совсем забыл, что в нашем подразделении теперь есть женщина. А, в отношении головы, вроде бы все нормально.
Виктор боком просочился между ней и стенкой и стрелой метнулся в спальное помещение. Одевшись, он направился в столовую. Заметив его, старшина бросился вытирать стол от крошек. Абрамов сел за стол и молча, посмотрел на него. По команде старшины солдат из хозяйственного взвода принес ему завтрак. У него действительно сильно болела голова, пища казалась невкусной и застревала в горле, но он делал вид, что чувствует себя вполне нормально. Заметив его состояние, к Виктору подошел старшина и поставил перед ним кружку со спиртом.
– Что это? – спросил Абрамов.
Вопрос был, конечно, глупым, так как он сразу же догадался, что налито в алюминиевую кружку.
– Спирт, опохмелись, будет намного легче, – посоветовал старшина.
– Не нужно, убери, старшина. Я не похмеляюсь, так как похмелье, это прямая дорога к алкоголизму. Скоро обед и так все пройдет.
– Дело твое, Абрамов, – произнес он, убирая кружку со стола.
Когда Виктор заканчивал завтракать, старшина снова подсел к нему за стол.
– Скажи, Абрамов, это правда, что ты один полкаравана положил?
– Не знаю, старшина, я их не считал, – ответил Виктор.
– Скажи, страшно в людей стрелять?
Абрамов взглянул на него, глаза старшины буквально горели от любопытства.
– Гораздо страшнее, когда стреляют в тебя, – сказал Виктор и встал из-за стола. – Где Марченко? Здесь или снова в штабе?
– Марченко и Орлов еще с утра уехали в штаб. Наверное, скоро вернутся.
Виктор вышел из столовой и направился во двор, где сев под дерево, закурил.
***
Марченко с Орловым, которого неделю назад назначили заместителем командира по политической части, появились на базе ближе к обеду. Командир прошел в свою комнату и через минуту-другую вызвал к себе Абрамова. Виктор вошел в его комнату, которая мало чем отличалась от спального помещения отряда, разве что размером. Посреди комнаты стоял небольшой резной стол, где-то раздобытый старшиной, а в углу разместилась койка, заправленная серым солдатским одеялом.
– Присаживайся, – предложил он, пододвигая табурет, – есть разговор.
Абрамов сел и посмотрел на него. Перехватив взгляд Виктора, он достал сигарету и, прикурив от спички, произнес:
– В штабе дивизии довольны «работой» отряда. Сегодня с утра была перехвачена шифровка, в которой люди из Пакистана просят наказать нашу группу за удачный выход. Им рекомендовано установить дислокацию нашей базы и уничтожить ее. Поэтому нам снова предстоит «работа на дороге» и лишь затем придется сменить адрес.
– Постой, командир. Ты хочешь сказать, что пока мы будем на дороге, ребята из хозяйственного взвода поменяют адрес, и мы уже не вернемся сюда?
– Ты все правильно понял, через день уходим на вертолетах.
– А как быть с техникой?
– Она уйдет вслед за нами. Остальные снимутся на другой день. Новая база будет в городе Асадабад, это чуть ли не на границе с Пакистаном.
– Так это очень далеко от Кабула. Ты знаешь, командир, я привык уже к этому месту и мне даже немного жалко покидать наш барак.
– Ты слишком сентиментальный, Абрамов, нельзя быть таким на войне. Постоянство – удел слабых людей.
– Что еще нового?
Он таинственно улыбнулся, подмигнул Виктору правым глазом, но промолчал.
– Иван Тимофеевич, хватит испытывать мое терпение, говорите же скорее.
– В этот раз руководство поддержало меня и мой рапорт о твоем назначении. Да и Орлов поддержал твою кандидатуру. С сегодняшнего дня ты мой официальный заместитель, или, как говорят в войсках, «замок». Официальный приказ поступит дней через десять. Ну, сам знаешь, кругом одна канцелярщина…
От этой новости Абрамов растерялся и покраснел, как девушка.
– Командир, я же резервист, тут и без меня полно кадровых офицеров, закончивших специальные училища КГБ. Что они подумают обо мне? Ты не обидишь их этим назначением?
– Ты меня не учи, Абрамов, я не слепой! Я всех бойцов, как свои пять пальцев знаю. Поэтому мне виднее, кого назначать, а кого нет. Давай, закончим этот никчемный разговор.
– Вот еще что. Предупреди всех, что за ворота ни шагу. Понял? Нам чрезвычайные ситуации не нужны. Моджахеды, наверное, сейчас землю роют, ищут нас, – продолжил Марченко.
– Понятно, командир. Скажи, что за «работа» нас ожидает на дороге?
– «Работа» вполне привычная – караван. Выдвигаемся своим ходом, расстреливаем и возвращаемся. Единственное новшество: вместе с нами пойдут двое местных – «толмач» (переводчик) и «показчик» (проводник).
– Что за люди? Им можно доверять? Ведь подвиг Ивана Сусанина вечен.
– Я их не знаю, похоже, они из разведки штаба. Раз посылают с нами, значит, верят в них.
– Ну, а ты сам им веришь?
– А я, в отличие от штабистов, никому не верю, кроме своих бойцов. Нам дважды ошибаться нельзя. Кстати, ты деньги получил?
– Какие деньги? – удивленно спросил Абрамов.
– Как, какие деньги? Афгани. Их местные деньги.
– А зачем они мне, если нельзя выйти за забор базы и купить что-нибудь дельное?
– Тогда напиши рапорт и попроси, чтобы твое жалование пересылали в Союз, на книжку твоей матери или сестры. Пусть хоть она поживет на них.
– Если все, пойду, отдам распоряжение. Пусть мужики готовятся к «работе».
– Давай, иди, Абрамов. Кстати, как твоя голова после вчерашнего вечера? Похмелиться не хочешь?
– Спасибо, командир. Уже все хорошо.
– А я, кое-как отсидел в штабе. Голова от боли готова была разлететься на куски, и я ничего не соображал. Наверное, спирт был некачественным, иначе бы все было нормально.
***
Два дня пролетели, как две минуты. Все это время группа собирала вещи и укладывала их в мешки, которые по описи передавались старшине. Ночью спецназовцы снялись. Переход до аэродрома Баграм прошел спокойно, то ли духи спали, то ли их небольшая колонна не привлекла их внимания.
Они быстро загрузились в самолеты. Три бронетранспортера в один самолет, ГАЗ–66 и «Урал» – в другой. Перелет тоже прошел достаточно спокойно, лишь однажды они попали под пулеметный огонь, но все обошлось. Самолет приземлился на военном аэродроме города Джелалабад, где они быстро выгрузились и своим ходом начали движение. В тридцати километрах от города, в условном месте, отряд подобрал двух афганцев.
– Куда нам теперь? – спросил проводника Марченко.
Толмач что-то долго говорил проводнику, и все время искоса поглядывал на Марченко. Похоже, он был в курсе того, что у нас в отряде есть человек, владеющий языком, и поэтому смотрел на наши лица, стараясь угадать, кто из нас именно.
– Он сказал, что нужно идти в сторону Пакистана, – перевел толмач-афганец. – Пакистан совсем рядом, километров сто.
– Передай ему, что я и без него это знаю, – сказал Марченко. – Пусть забирается на броню и показывает дорогу. Предупреди, если что, то я ему отрежу голову. Его даже Аллах без головы не узнает и поэтому не примет.
Последние слова вызвали смех у наших бойцов. Афганцы же наоборот смотрели на нас, словно звери, и готовы были броситься с ножами, чтобы перерезать нам глотки. Бойцы наполнили фляги и дополнительные емкости водой из горной речки и начали движение в сторону Пакистана.
Марченко – на броне первой машины. Замыкал небольшую колонну БТР Абрамова. Машины держались на расстоянии в пятидесяти метрах друг от друга. Рядом с Марченко сидели толмач и проводник. Толмач все время что-то говорил Марченко, который был занят своими делами и практически не слушал его. Орлов сидел сбоку и, закрыв глаза подшлемником, то ли дремал, то ли слушал. У обоих были вполне мирные и спокойные лица.
Бронемашины двигались со скоростью около тридцати километров в час. Торопиться, похоже, было некуда, отряд и так успевал выйти в указанную штабом точку. Виктор посмотрел на часы, до назначенного времени было еще часа два. Марченко поднял руку, и БТРы остановились. Виктор спрыгнул с брони и побежал к его машине.
– Командир, почему стоим? – спросил он его.
Марченко отвел Виктора в сторону и, закуривая сигарету, негромко произнес:
– Знаешь, Абрамов, я им не верю, ни тому, ни другому. Уж больно они мутные, эти афганцы.
Виктор посмотрел на него, стараясь угадать его дальнейшие действия.
– Если не веришь, то, может, стоит повернуть обратно или уточнить маршрут в штабе?
– В каком штабе? Нас специально перебросили сюда, чтобы мы действовали автономно, в отрыве от десантников и других воинских частей. Мне категорически запретили выход в эфир, а ты говоришь, запроси штаб.
– Почему ты не веришь им? Что говорит Орлов?
– Он-то мне и сказал, что толмач всегда что-то недоговаривает. Болтает всякую чушь и опускает важное, а именно – направление движения нашей группы.
– Если так, выходит, что отряд ушел с маршрута и теперь двигаться неизвестно куда?
– Я тебе этого не говорил, но что-то похожее. Согласно приказу, мы должны будем оставить их на дороге – за два километра до исходной точки.
– Слушай, командир! Если известна конкретная точка, то зачем они нам? Я бы не стал с ними вообще расставаться до окончания этой операции. Черт знает, куда они нас заведут.
– Не знаю, приказ, есть приказ. К точке ведут две дороги, мы, с их слов, сейчас движемся по самой короткой.
Он взглянул на Абрамова, словно спрашивая его совета.
– Смотри сам, командир. Жираф большой, ему видней.
– Пока никому ни слова, понял? Идем по их маршруту. Предупреди, чтобы все были готовы к бою.
– Хорошо. Все понял, командир.
Они не спеша возвратились к машинам и поднялись на броню. Расталкивая бойцов плечом, Абрамов передал им команду командира. Лица бойцов стали серьезными, шутки и смех стихли.
– Вперед! – махнул рукой Марченко и они тронулись.
Рядом с Виктором сидел Павлов. Его лоб покрывала легкая испарина.
– Вадим, что с тобой? – спросил его Абрамов.
– Не знаю, Виктор. Сердце ноет, словно чувствует беду.
– Да, брось ты! Какая беда? Все будет нормально.
– Мне сон нехороший приснился.
– Если воевать по снам, ты представляешь, что будет? Сегодня один нехороший сон видел, завтра другой.
– Да, я не к этому. Просто предчувствую, что назад не вернусь.
Виктор обругал его матом и замолчал, так как к их разговору начали прислушиваться другие бойцы.
Дорога резко стала уходить в горы. Машины, натружено гудя моторами, двигались все выше и выше. Солнце стало быстро скрываться, прячась в облаках, которые, словно шапки, нависли на пиках гор. Стало быстро темнеть. Абрамов посмотрел на наручные часы, они стояли. Вместе с наступавшей темнотой, активно наступил и холод. Остановив машины, спецназовцы достали армейские бушлаты и стали одеваться.
Марченко объявили привал. Темнота и звенящая тишина. Где-то в горах раздался вой волка. Наконец, прозвучала команда, и они начали двигаться вперед. До нужной точки было от силы полчаса хода. Дорога становилась все уже и уже. Машины сбросили скорость до минимума и уже не ехали, а буквально ползли на брюхе. Ночь, дорога, мины – было страшно.
Виктор передернул затвор автомата и надел на голову прибор ночного видения. В этой угольно-черной темноте он заметил перебегающие дорогу фигуры людей, одетых в халаты.
«Засада!», – успел подумать Абрамов.
– Всем спешиться и приготовиться к бою!
Через секунду, другую тишину ночи разорвали вспышки выстрелов и гортанные крики атакующих их моджахедов.
***
– А, а, а, а! – закричал, что есть мочи, раненый в пах Павлов. – Боже, мамочка, как мне больно!
Лицо его искривилось от боли. Из перебитой артерии пузырилась густая кровь, больше похожая на гудрон. Павлов попытался рукой остановить кровавый фонтан, но у него ничего не получилось. В зареве выстрелов Абрамов увидел, как кровь черными пятнами растеклась по комбинезону его товарища.
– Мама! Мамочка! Помоги! Я умираю! – кричал он.
На дороге было тесно, ни развернуться, ни разъехаться. Машины встали и, развернув в сторону противника пулеметы, начали крошить противоположный скат горы, откуда вели огонь по ним духи.
Укрывшись за бронетранспортерами, спецназовцы попытались оказать сопротивление, но шансов выжить в этой ситуации у них почти не было. Моджахеды били по ним из крупнокалиберных пулеметов и гранатометов. Виктор невольно удивился тому, что пока они еще не подожгли ни одной машины. Лежа у колес, Абрамов перезарядил автомат. Кто-то из ребят запустил в небо ракету. Она зависла в небе и медленно опускалась на небольшом парашюте. Теперь им стало хорошо видно противника. Духи укрылись за камнями, и сразу трудно было определить, сколько их, пятьдесят, сто, двести. Рассматривая духов через прорезь прицела, Виктор подумал, что если так пойдет и дальше, то через полчаса отряда не будет.
Не переставая кричать и стонать от боли Павлов. Обезболивающий препарат, который вколол ему Виктор в бедро, похоже, не подействовал на него и он медленно умирал у Абрамова на глазах. Слева от Виктора упал водитель БТР, который пытался выбраться из своей машины. Пули душманов перебили ему правую ногу. Чуть дальше в неестественных позах лежали толмач и проводник. Виктор подполз к ним и перевернул проводника лицом вверх. Похоже, он был еще жив. Его раскрытый рот, глаза и механическое движение рукой, свидетельствовали о его попытке отползти в сторону моджахедов. Пуля пробила ему грудь навылет, и теперь, оттуда доносились какие-то всхлипы и пенилась смешанная с воздухом кровь.
– Воды, дайте мне воды! – кричал Виктору водитель.
Но воды у Абрамова не было. Фляга с водой осталась внутри машины.
– Потерпи, Миша, потерпи, – попросил он водителя, – потерпи немного, сейчас определимся и я дам тебе воды.
Абрамов поднял голову, и тут же перед его глазами появились фонтанчики пыли. Мелкие камни, словно иглы, впились в левую сторону его лица. Кровь залила лицо. Моджахед все бил и бил из пулемета, не давая спецназовцам поменять позиции. В паузах между очередями пулемета, Абрамову удалось перекатиться на новое место. Кто-то из бойцов снова повесил в небе две ракеты. Виктор взвел автомат и начал тщательно прицеливаться. Новая позиция позволила ему хорошо рассмотреть молодого моджахеда, одетого в светлые штаны и полосатый халат. Перезарядив пулемет, душман снова начал «причесывать» их колонну. Пули высекали из камней искры и с воем уходили в темноту. Абрамов рукой смахнул с лица кровь, мешавшую ему вести огонь, и стал тщательно прицеливаться. Поймав пулеметчика в прицел, он плавно надавил на спусковой крючок. Струя трассирующих пуль устремилась в сторону противника. Моджахед схватился за грудь и упал на пулемет. Второй номер пулеметчика попытался оттащить его тело в сторону и занять его место, однако Виктор снова выстрелил и душман кулем скатился вниз на дорогу.
Абрамов плохо видел из-за крови, которая сочилась из маленьких, но глубоких ран на его лице. Он пошарил рукой, стараясь разыскать в своем кармане комбинезона кусок марли. Наконец рука наткнулась на него и Виктор вытер лицо. Бой с каждой минутой все нарастал и нарастал, пока не превратился в сплошной рев. Из-за треска автоматов и пулеметов не стало слышно воплей и криков о помощи.
Извиваясь, словно змея, Виктор быстро поменял позицию. Теперь он лежал за большим и выщербленным пулями камнем. Посмотрев по сторонам, он попытался угадать, за какими камнями укрылись его бойцы. Его взгляд остановился на пулемете, который валялся на земле недалеко от него. Скорее всего, это был пулемет раненого Павлова. Абрамов подтянул его осторожно к себе и установил на сошки, а затем пододвинул три коробки с лентами, которые валялись недалеко от него, и открыл огонь. Снова в небе появились ракеты, освещая поле боя.
«Ах, вот ты где, сука, – произнес Виктор про себя и надавил на курок, – ну, держись!»
Длинной очередью он, как иглой, прошил грудь бородатого духа. Моджахед схватился за живот и с криком повалился на камни.
– На тебе! – прошептал он и новой очередью пришил еще одного моджахеда к валунам. Пуля ударила в камень и с визгом ушла куда-то в небо. Новая пуля высекла искры и снова ушла вверх. Это стрелял снайпер, вооруженный снайперской винтовкой Драгунова.
«Нужно его валить или он завалит нас всех», – подумал Абрамов.
Абрамов повернул пулемет в его сторону и дал длинную очередь. Парень, словно запутавшись в полах длинного цветастого халата, удивленно посмотрел в его сторону, а затем, уронив винтовку, упал лицом вниз. Виктор расстрелял три коробки с лентами за каких-то пять минут боя. Как ни странно, но страх, который сковывал его в начале боя, бесследно исчез. Душа Абрамова, будто одеревенела. Ему в какой-то миг стало страшно от одной только мысли, что ему вдруг стало совершенно безразлично, что он убивает людей. Все ранее мучавшие его сомнения ушли, и наступило полное равнодушие. Единственное, чего сейчас хотелось, так это пить. Язык во рту стал каким-то толстым и неповоротливым. Он снова поймал в прицел пулемета перебегающего от камня к камню душмана. У него была большая серебристая борода, как у Деда Мороза, а в руках винтовка английского производства. Виктор нажал на курок. Старик споткнулся и упал, чтобы больше не подняться никогда. Он снова поменял огневую позицию, и, кажется, вовремя. В старое место ударила граната, осыпая его спину градом камней.
– Спасибо, Боже, – прошептал он пересохшими губами.
Он успел заметить спрятавшегося за камнями гранатометчика и попытался поймать его в прицел пулемета, но вместо выстрела пулемет дал щелчок – закончились патроны. Пока Абрамов стягивал с себя автомат, гранатометчик успел сделать очередной выстрел. В этот раз выстрел оказался удачным – граната попала в БТР. Машина сначала вздрогнула, а затем подпрыгнула, словно резиновый мячик, и окуталась черным дымом. Через минуту она загорелась.
– Теперь я знаю, где ты прячешься, сука, – прошептал Виктор, – сейчас я тебя достану!
Перезарядив гранатомет, моджахед снова вскочил на ноги и начал прицеливаться в следующую машину. Короткая очередь Абрамова и он вместе с гранатометом упал между камней.
– Аллах Акбар! – закричали моджахеды и попытались перейти в атаку.
Но она быстро захлебнулась под огнем пулеметов БТР.
Вдруг над полем боя повисла тишина: ни выстрелов, ни криков атакующих. Бойцы поняли, что душманы сделали лишь временную паузу, чтобы перегруппироваться и снова атаковать. Виктор вскрыл цинк и начал набивать пулеметные ленты патронами. До рассвета было еще часа два. Выдержат ли они их натиск или нет, никто не знал.
***
«Что это? – спросил себя, Абрамов и начал вглядываться в сереющее на востоке небо. – Нет, это не галлюцинация, я отчетливо слышу звук моторов, неужели это наши ребята, услышав шум боя, идут на помощь?»
– Мужики, «вертушки»! – закричал кто-то из-за сожженного БТРа.
Голос был до ужаса знакомым, но кому принадлежал, Виктор сразу определить не смог. На фоне розового восхода он увидел две черные точки, которые стремительно превращались в «горбатых» (вертолеты огневой поддержки МИ–24). Все задрали головы вверх, следя за винтокрылыми машинами. То ли ему показалось, то ли природа была на их стороне, но стало довольно светло, и они отчетливо увидели красные звезды на фюзеляжах винтокрылых машин. Вертолеты заложили виражи, и вышли на боевой разворот. В эту секунду со стороны спецназа взлетели несколько красных сигнальных ракет, указывающих им местонахождение противника.
Теперь моджахеды оказались в невыгодной позиции, они были, как на ладони, на покрытом валунами склоне горы. Кто-то из них попытался сорвать атаку вертолетов и начал палить из крупнокалиберного пулемета. Но машины уже зашли на позиции моджахедов и начали утюжить их НУРСами (неуправляемые ракеты). Весь склон горы покрылся десятками взрывов. Полетели в воздух камни, руки, ноги, тела убитых духов. Расстреляв боезапас ракет, вертолеты начали поливать склон из пушек и пулеметов. Спецназовцы смотрели, как завороженные на работу вертолетчиков. Воспользовавшись замешательством моджахедов, они тоже стали вести безостановочный огонь, не давая им возможности вести прицельный ответный огонь по вертолетам.
– Так их, так! – шептал Абрамов, стреляя по одиноким фигуркам моджахедов, которые пытались подняться по склону вверх.
Подавив огневые точки врага, вертолеты выпустили в небо шлейф из тепловых ракет и, развернувшись, полетели на базу. Оставшиеся в живых духи начали без боя отходить от разбитых огневых точек. В прицеле пулемета Виктор отчетливо видел их сгорбленные фигурки, которые на карачках карабкались по склону. Он нажал на курок и улыбнулся, видя, как духи кувырком покатились вниз. Краем глаза Абрамов заметил, как в бронетранспортер влез Марченко. Он облегченно вздохнул, радуясь тому, что командир жив.
Виктор вскочил на ноги и в три прыжка оказался около другого БТРа. Там стрелка не было. Видимо, после того, как душманы подожгли одну из машин, он решил покинуть машину. Он сел на его место и повернул пулеметную башню в сторону отходящего противника. Прильнув к прицелу, Абрамов начал искать цель.
«Сейчас, мы проверим, как ты бегаешь, – подумал он и мягко нажал на педаль спуска. – Ничего так не приближает тебя к противнику, как хорошая оптика».
Через мгновение пули стали рвать на части человеческую плоть, разбрасывая по сторонам куски тела. Пустой халат пролетел по инерции с метр и упал на землю. Он стрелял и стрелял по ним, не давая моджахедам подняться с земли. Сухой щелчок остановил Виктора – он расстрелял весь боезапас. Он вылез из БТРа и сел около колеса. Сколько по времени шел этот бой, он не знал, так как его часы по-прежнему стояли. Абрамов посмотрел по сторонам и заметил, как к нему перебежками, виляя между камней, бежал Лавров. Его лицо мало чем отличалось от лица негра, такое же черное и блестящее от пота – белели лишь яблоки глаз и зубы. Он, по всей вероятности, выглядел не лучше своего товарища.
Вдруг, словно кто-то нарочно толкнул Абрамова в бок. Он повернулся и увидел моджахеда, который целился из винтовки «БУР–303» в Лаврова. Виктор успел выстрелить в него первым. Моджахед бросил винтовку и, укрываясь за камнями, побежал вверх по склону. Он вскинул автомат, прицелился и первым же выстрелом попал ему в ногу. Душман заорал так, что двое прятавшихся за камнями духов бросились к нему на помощь. Марченко снял их одной очередью из автомата. Раненный моджахед кричал, не переставая. От его воплей становилось как-то не по себе.
– Виктор, притащи подстреленного, – обратился к Абрамову Марченко.
Забыв, что он его заместитель и мог бы направить за раненым одного из своих бойцов, Виктор осторожно перебрался на другой берег небольшой горной речки и, взяв автомат наизготовку, медленно пошел в сторону раненого моджахеда. Кругом валялись тела убитых и тяжелораненых душманов. Трупы напоминали бесформенные мешки с курагой или кишмишем, которые он видел в детстве на Центральном колхозном рынке Казани.
Абрамов взвалил пленного на плечи и медленно побрел в сторону своих. Пленный – мужчина средних лет с большой черной бородой, тяжело дышал и все время стонал. От него воняло кровью и немытым телом так, что хоть нос зажимай. Виктор сбросил его под ноги Марченко и отошел в сторону. Посмотрев на пленного, Абрамов в который раз отметил про себя, что у него полностью исчезло чувство жалости к врагу.
– Заткни пасть! – закричал на душмана Лавров и сильно ударил его автоматом по лицу. – Ты, посмотри, что вы сделали с моим товарищем.
Лавров рукой указал пленному на умершего от потери крови Павлова. Тот что-то мычал и отрицательно качал головой. Виктор повернул голову к Орлову и спросил, что он говорит.
– Он утверждает, что не стрелял в этого шурави и не хочет за него отвечать перед нами.
– Прекратить мордобой! Хватит! – скомандовал Марченко. – Лучше перевяжите, его, чтобы не подох. Он нам еще пригодится.
Кто-то из бойцов снял с пленного чалму и сделал из нее жгут, которым стянул раненую ногу. Бойцы разошлись в разные стороны и начали подбирать своих товарищей, убитых и раненых. Еще ни разу их группа не несла таких больших потерь. Отряд потерял убитыми пять бойцов, и одиннадцать было ранено. Духи потеряли в этом бою тридцать одного убитого и столько же раненых.
– Командир, что будем делать с ними?
– Ничего. Пусть подыхают. Если Аллах им поможет, то выживут, ну, а на нет и суда нет.
Виктор окинул взглядом поле боя. В разорванной земле зияли огромные рваные воронки, засыпанные камнями взорванных бомбежкой скал, обгорелый остов БТР. По этому кладбищу спокойно расхаживали огромные грифы и клювами вытаскивали из-под камней куски человеческого мяса. Рядом с ними промышляли серо-коричневые, со щетинистыми мордами шакалы. Откуда появились все эти птицы и животные, можно было лишь догадываться. Один из шакалов тащил из-под камней человеческую ногу в обгоревших белых штанах. В метре от него еще один гриф стоял лапами на теле убитого моджахеда и клювом вырывал из развороченного живота куски мяса, заглатывал их целиком.
