Александр Леонидович Аввакумов
Пион не выходит на связь
Тарасов посмотрел на часы и невольно удивился. Шел третий час боя, который для него показался каким-то мгновением. Дождь, шедший всю ночь, прекратился, и из-за серых туч выглянуло солнце.
***
Самолеты появились со стороны солнца. Ю-87 включили душераздирающие сирены и, завалившись на правое крыло, пошли в пике. Первые бомбы упали на склоне высоты, высоко выбросив кучи черной земли и камней. Летчики завели свою карусель, выстроившись в какой-то непонятный круг. Вой падающих бомб, сирен самолетов заставлял людей вжиматься в землю всем телом. В какой-то момент Александру показалось, что этому ужасу не будет конца. Время шло, а самолеты все не улетали и не улетали. Они проносились буквально над головами солдат, поливая окопы и траншеи ливнем пуль и снарядов из своих пушек и пулеметов.
Наконец налет прекратился, стало необычно тихо. Тарасов стряхнул с себя комья земли и поднялся на ноги. Все высота была в воронках, словно лицо человека, испещренное оспой. Александр посмотрел на окоп, в котором находился артиллерийский корректировщик лейтенант Кирсанов. На месте окопа зияла огромная дымящаяся воронка. В метрах десяти от воронки лежали оторванные ноги лейтенанта в новых хромовых сапогах.
«Ведь это мой окоп, – сразу же подумал Тарасов, – и если бы я его не отдал лейтенанту, то это мои ноги сейчас бы лежали в стороне от воронки».
Он мысленно поблагодарил Бога за спасение и приложил к глазам бинокль. Откуда-то слева доносился стон раненого солдата. Он повернулся, но никого не увидел. В этот момент было трудно понять, жива оборона роты или нет.
Из-за свинцовых туч вновь показались три немецких бомбардировщиков и, завалившись на крыло, понеслись к лесочку, где располагалась батарея «сорокапяток». Налет был недолгим: сбросив все бомбы, самолеты исчезли за линией горизонта. Возникшую на поле боя тишину разорвали крики немецких офицеров, поднимавших в атаку пехоту. Тарасов не сомневался, что немцы уже давно обошли оборону его роты с фланга и устремились вперед, однако оставлять у себя в тылу занятую противником высоту, осуществляющую контроль над дорогой, они не хотели. Мокрые, грязные, трясущиеся от холода немцы снова двинулись на высоту, поливая ее свинцовым дождем из автоматов и пулеметов.
Молчавшая до этого высота вдруг снова ощетинилась огнем, который выкосил очередную немецкую цепь. По высоте снова ударила артиллерия. Тарасов прижался спиной к стенке окопа и посмотрел на часы. До наступления темноты оставалось где-то около двух часов. Под прикрытием артиллерийского огня к высоте двинулись три танка. Они объехали подбитые машины и, увеличив скорость, помчались к окопам. Неожиданно из лесочка раздался одиночный выстрел «сорокапятки». Немецкий танк остановился и закрутился на месте. Стальная гусеница, словно змея, слетела с катков и вытянулась впереди танка. Немцы перенесли огонь артиллерии на лесочек. Им, по всей вероятности, удалось подавить наше орудие, так как больше оно уже не стреляло. Танки ворвались на позиции роты и стали гусеницами утюжить окопы. Часть бойцов, не выдержав танкового натиска, стала отходить назад, но тут же, вся полегла под огнем танковых пулеметов. Один из танков двинулся в сторону окопа, в котором находился Тарасов. Земля мелко задрожала под весом бронированного чудовища. Правой рукой Александр нащупал противотанковую гранату и, сорвав чеку, швырнул ее под дно танка. Взрыва он не услышал. Что-то сверкнуло под днищем машины, и она завертелась на месте. Он схватил бутылку с зажигательной смесью и бросил ее в танк. Из машинного отсека показалась тонкая струйка дыма, которая становилась все чернее и чернее. Машина замерла на месте. Из открытого люка появилась фигура танкиста в горящем комбинезоне. Тарасов хотел срезать немца из автомата, но кто-то опередил его. Тело немца забилось в конвульсиях, а затем безжизненно затихло около танка.
Атака гитлеровцев в очередной раз захлебнулась, и они отошли, оставив на поле боя горящие танки и трупы своих солдат. Стало тихо. С неба повалил снег, закрывая белым пологом воронки от бомб и снарядов. Стало темнеть.
– Отходим! – громко скомандовал Тарасов, и остатки роты, неся на себе раненых товарищей, стали отходить в сторону леса. Последним человеком, кто покинул линию обороны, был Тарасов. Нагнав своих красноармейцев, он приказал сержанту подсчитать понесенные ротой потери. Сержант вернулся минут через пять. Из его доклада следовало, что рота потеряла убитыми и ранеными две трети личного состава. Пройдя в темноте километров десять, они вышли в расположение батальона, который окопался около деревеньки, где, кроме торчавших печных труб, ничего не осталось. Отдав распоряжение об отдыхе, Тарасов направился к комбату.
– Товарищ майор! Рота выполнила поставленную вами задачу. В ходе боя были подбиты три танка противника. Два танка подбил рядовой Кулешов, третий подбил лично я. Прошу вас посмертно наградить рядового Кулешова.
Комбат встал с табурета и, подойдя к Тарасову, крепко обнял его.
– Молодец, что выполнил приказ и при этом остался живым. А сейчас, Саша, сходи к начальнику особого отдела полка. Он почему-то разыскивает тебя с самого утра.
– Направили бы его в расположение роты, если я ему так нужен.
– Ты не шути. Эти люди не любят юмора в свой адрес.
Тарасов только встал из-за стола, как в помещение вошел майор из особого отдела.
– Тарасов? – прямо с порога спросил он Александра.
– Так точно, товарищ майор госбезопасности. Младший лейтенант Тарасов.
Майор прошел и сел за стол. Расстегнув полевую сумку, он достал из него пакет.
– Вот приказ, Тарасов. Наркомат внутренних дел СССР приказывает командиру полка откомандировать тебя на неопределенное время в город Казань. Ты что молчишь? Может, не понял приказа?
Чувство радости на какой-то миг захлестнуло Александра так, что у него навернулись на глазах слезы.
– Спасибо, товарищ майор. Конечно, приказ я понял.
– Так что не тяни время, собирайся. Поедем завтра утром в штаб дивизии вместе. Там получишь все необходимые документы, продовольственные карточки и вперед.
Майор встал и вышел из комнаты, оставив в ней Гупало и Тарасова.
***
Виноградов нажал на кнопку звонка. Дверь кабинета открылась, и на пороге появилась фигура конвойного.
– Отведите арестованного, – устало произнес он.
Жилин встал со стула и направился к двери. Конвойный отошел в сторону и, пропустив его вперед, вышел вслед за ним. Оставшись один, майор еще раз перечитал протокол допроса диверсанта. Вроде бы все сходилось между показаниями Маркелова и его. Оба утверждают, что летели в одном самолете, что первую группу возглавлял некто Эстеркин, в подлинности фамилии которого он выразил сомнение. Однако на вопрос, как он должен был выйти на немецкого резидента в Казани, Жилин начинал врать, стараясь выиграть время.
«Немцы люди неглупые, и сейчас они, наверняка, уже знают о провале Жилина. Следовательно, если он и сдаст явку резидента, то рассчитывать на то, что тот будет находиться в адресе, минимальна, – думал Виноградов. – Итак, что мы имеем на сегодняшний день? Значит, немцы выбросили четырех агентов. Выбрасывали их двумя отдельными группами: одна группа в три человека и одного Жилина. Последний, по всей вероятности, осуществлял контрольные функции: если первая группа провалится, то именно Жилин должен был передать батареи к радиостанции, которые были так необходимы казанской группе диверсантов для связи с Абвером. На данный момент нам удалось взять лишь двух агентов. Два других остаются на воле. Кроме них – резидент, радист и человек с псевдонимом Учитель. Выходит, их, как минимум, пять человек. Это достаточно много. Что мы знаем о них? Практически ничего, и это очень плохо».
Он положил протокол допроса в папку и, разгладив складки на гимнастерке, направился в кабинет начальника. На лестнице он столкнулся с комиссаром.
– Зиновий Павлович! Вы ко мне? – поинтересовался он у Виноградова. – Зайдите ко мне часа через три, я сейчас поехал на пороховой завод.
– Есть, товарищ комиссар.
Виноградов развернулся и направился к себе в кабинет. Он заглянул в один из кабинетов и, заметив там Александра Горшкова, поинтересовался у того, не приехал ли Тарасов.
– Нет, товарищ майор. Пока не приехал, по крайней мере, я вчера заходил к ним домой, его еще не было.
– Как только прибудет, то сразу веди его ко мне. Понял?
– Есть, товарищ майор.
Виноградов, будучи атеистом, никогда не верил в Бога, однако всегда верил в предчувствие. В этот раз ему почему-то казалось, что именно Тарасов поможет им размотать всю эту шпионскую сеть и выйти на резидента немецкой разведки. С чем была связана уверенность в этом, он и сам не знал. Он прошел к себе в кабинет и сел в кресло. Вызвав конвой, он снова приказал доставить Жилина.
– Садитесь, Жилин, – произнес он, когда тот вошел в кабинет. – Я вот сейчас подумал и решил больше с вами не работать. Я не хочу тратить на вас свое время. Я передаю все ваши материалы в военный трибунал. Вы, наверное, уже знаете, что вас расстреляют, так как вы не осознали всю глубину своего падения. Вы не хотите работать со следствием, а я не хочу работать с вами.
Жилин сидел молча. Ни один мускул не дернулся на его спокойном каменном лице.
– Мы все умрем, гражданин начальник. Кто-то умрет раньше, кто-то позже. Меня не нужно агитировать. Я – бывший сотрудник НКВД, и хорошо знаю, что меня расстреляют при любом раскладе. Вы меня всячески призываете к тому, чтобы я выдал адрес явки резидента, но что он вам даст? Вы же знаете, что там уже давно никого нет. Зачем он вам?
– Жилин, я еще раз требую от тебя, чтобы ты назвал этот адрес. Мне нужен пароль и запасной адрес в случае провала первого.
Он усмехнулся.
– Я вам ничего больше не скажу. Прикажите конвою отвести меня в камеру.
– Я дал вам шанс спасти себя, но вы им не воспользовались, Жилин.
Через минуту конвой увел арестованного из кабинета майора.
***
Проценко стоял около арки проходного дома и старался скрыть ту радость, что он испытывал от доклада Романова. Если сказать честно, он не рассчитывал на успех этого неосуществимого плана по внедрению своего человека на этот особо охраняемый городской объект. Однако, как говорят люди, мы полагаем, а Бог располагает.
– Скажи, Романов, твоя просьба не вызвала у помощника военкома подозрения? – поинтересовался Иван у него.
– Думаю, что нет. Мы с Валерой учились в одном классе. Я сам сильно удивился, когда вошел в его кабинет. Смотрю, а за столом сидит Валерка. Поговорил с ним, говорю, помоги инвалиду войны, подбери работу, которую я могу выполнять на этой водозаборной станции. А он мне в ответ, как, говорит, ты смотришь, если я тебя устрою охранником машинного отделения. Работа непыльная: ночная смена, день отдыхаешь и снова на работу.
– Ты молодец, Романов. Я передам хозяину, что ты проявил чудеса изобретательности и смог устроиться на этот стратегический объект. Слушай, а он что не знает, что ты судимый?
– Рад стараться, – с ухмылкой ответил Павел. – Я же залетел тогда, после школы. А Валерка уже учился в военном училище и мог не знать. Сам я ему не стал говорить об этом. Не знает, ну и Бог с ним.
Проценко улыбнулся. Все, что происходило в последнее время, радовало его. Все складывалось как нельзя лучше: дом, которым он завладел, найденные ценности, а сейчас и трудоустройство Романова.
– Павел! Ты должен зарекомендовать себя на этой работе с самой положительной стороны. Главное, чтобы люди, работающие с тобой рядом, доверяли тебе.
– Не надо меня учить, я не школьник. Лучше помоги мне деньгами. Я кое-как свожу концы с концами.
– Хорошо. А где те деньги, что ты забрал из тайника? Небось, пропил. Что ты так на меня смотришь? Что, я не прав? Ладно, не косись, деньги – это не вопрос. При следующей встрече получишь на жизнь. Сейчас я пошел. Меня не ищи, я сам тебя найду. Будь предельно осторожным.
На лице Романова снова промелькнула снисходительная ухмылка. Ему явно не нравилось выслушивать подобные инструктажи. Проценко развернулся и исчез в глубине двора. После провала Маркелова и Жилина, он начал очень щепетильно относиться к системе конспирации. Он перестал дважды встречаться в одном месте, предупреждал о встрече буквально за час до назначенного им времени. Иногда он брал с собой Учителя, который вел контрольное наблюдение, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Сейчас он тоже был не один. Все тот же Учитель стоял недалеко от места встречи и наблюдал за ними. Когда Проценко направился вглубь двора, он, не торопясь, вышел из подворотни и медленным шагом пошел вслед за Романовым. Он довел его до дома и, убедившись в том, что тот не находится под наружным наблюдением, направился к себе домой.
Учитель открыл дверь дома и увидел сидящего за столом Пиона.
– Что скажешь? – спросил тот его. – Он не под колпаком НКВД?
– Нет, все чисто, – коротко ответил он. – Я проводил его до самого дома.
– Вот что, Учитель! Мне срочно нужна взрывчатка. Той, что ты мне тогда показывал, явно не хватит на акцию. Нужно где-то достать еще. Что посоветуешь, ты же всю жизнь прожил здесь, подскажи?
Учитель снял с головы шапку и, повесив ее на гвоздь, прошел в комнату и сел напротив Проценко.
– Есть у меня одна мыслишка насчет взрывчатки. Нужны люди, сам я старый, чтобы осилить это дело.
– Да говори же, что ты, словно кота за хвост тянешь.
– Есть в районе Камского Устья гипсовые рудники. Там до войны осуществлялись взрывные работы, и там, наверняка, есть взрывчатка. Какая и сколько, не знаю, но думаю что есть.
– Да какая разница. Сейчас марка взрывчатки меня меньше всего волнует. Главное, чем больше, тем громче. Сколько тебе нужно для этого людей?
– Человека два, не больше. Нужно, чтобы они были в военной форме. Необходимы надежные документы, и они сами отдадут ее нам, якобы на военные нужды. У тебя есть такая возможность обеспечить меня людьми и документами?
Проценко на секунду задумался, по всей вероятности, прикидывая свои возможности в решении этого вопроса.
– Думаю, что все это можно сделать. Жди дальнейших указаний. Я пошел.
Он встал из-за стола и, надев шапку, направился к выходу.
***
Грузовик остановился около будки охранника гипсового карьера. Из кабины выбрался мужчина в военной форме, с петлицами подполковника инженерных войск. Он поднял руки вверх, потянулся и, поправив сбившуюся набок шапку, подошел к будке и громко постучал кулаком в дверь.
– Живые есть? – громко произнес он. – Спите что ли?
В сторожке зажегся свет, и послышались шаркающие шаги. Дверь со скрипом открылась, и на порог с ружьем в руках вышел дед.
– Чего молотишь в дверь! Что, не видишь что ли, что карьер не работает! Чего надо?
– Где бригадир или кто-то из начальников?
– Бригадир – на фронте. Все на фронте, только я один остался здесь. Вот командую бабами уже который месяц.
– Если ты за начальника, тогда мы к тебе, дед. Нам нужна вся ваша взрывчатка, которая есть. Вот тебе документы, читай!
Старик взял бумаги и, подняв над головой керосиновую лампу, принялся читать. Судя по тому, что он все время щурил глаза, он плохо видел. Он шлепал губами, чем вызывал у подполковника невольную улыбку.
– Ты что, дед, так долго читаешь? Неграмотный что ли? Мы здесь проехали сто километров быстрее, чем ты читаешь эту бумагу. Давай показывай, где у тебя взрывчатка? Нам нужна вся взрывчатка. Сколько ее у тебя в наличии?
– Не знаю, не взвешивал. Но не так много, от силы килограммов сорок будет. Не могу же я тебе всю ее отдать?
– Хорошо, дед. Тогда мы возьмем у тебя тридцать килограммов. Где она, давай показывай!
Старик скрылся в сторожке. Через минуту он вышел с ключами и, шаркая ногами, направился к сараю. В свете керосиновой лампы он быстро выбрал из связки нужный ключ и открыл дверь.
– Вон, ящики, – произнес он и показал рукой на зеленые ящики, которые стояли у дальней стенки.
Старик еще что-то хотел сказать, но остро отточенное лезвие ножа мгновенно вспороло его печень. Он схватился рукой за дверь и медленно повалился на землю. Его тело несколько раз дернулось и затихло.
– Чего стоишь! Давай грузи ящики в машину, – приказал Эстеркин водителю. – Что, мертвых никогда не видел?
Водитель, в форме рядового Красной Армии, бегом бросился к ящикам и стал их быстро грузить в кузов автомашины.
– Ты осторожнее с ящиками, Гнус, – предупредил его Борис Львович, – не дрова грузишь, а взрывчатку. Если рванет, нас с тобой собирать будут лопатами.
– Я и так осторожно. Не маленький, все и так понимаю.
Они быстро загрузили машину ящиками, а затем затащили труп деда в сарай. Закрыв дверь на замок, Эстеркин швырнул связку с ключами в кусты.
– Поехали, – приказал он водителю. – До ночи нужно успеть попасть в город.
Машина, кряхтя словно старуха, медленно тронулась с места и стала подниматься в гору. Когда машина преодолела крутой подъем, Борис Львович увидел женщину, которая шла им навстречу. Он хорошо помнил наставления немецких инструкторов, которые советовали не оставлять свидетелей, и поэтому он мгновенно принял решение.
– Останови машину, – приказал он Гнусу. – Бабу нужно кончать, а иначе беды не оберешься.
Водитель притормозил автомобиль. Из кабины вышел Эстеркин и, не говоря ни слова, ударил женщину ножом в шею. Она тихо охнула и упала к его ногам.
– За что ты ее? – спросил Гнус. – Я думал, что ты шутишь.
– Ты что? Да она нас тут же сдала бы чекистам. Не знаю как тебе, но мне моя жизнь дороже ее жизни. Давай, поехали, что-то много ты стал говорить. Мне это не нравится.
Водитель сплюнул в открытое окно кабины, и машина, набрав скорость, помчалась в сторону Казани.
***
Тарасов сидел в кабинете Виноградова и внимательно слушал его инструктаж. Он вчера вечером добрался до Казани и пережил непередаваемую радость от встречи с женой и детьми. Утром он направился в республиканский наркомат внутренних дел, чтобы отметить там свои документы. Сейчас, сидя в кабинете майора, он еще никак не мог осознать, что все то, чем он жил последние дни, осталось где-то вдали.
– Тарасов! Что с тобой? Ты слышишь, о чем я тебе говорю или нет? Неужели ты еще не понял, что здесь такой же фронт, как и там, а может, и намного сложнее. Там враг, которого ты видишь, здесь такой же враг, и наша с тобой задача не только его обнаружить, но и ликвидировать. Ты меня понял?
– Простите меня, товарищ майор. Просто немного задумался. Никак не могу еще привыкнуть к тишине. Все, что со мной происходит сейчас, мне кажется сном. Все думаю, что сейчас последует команда, и это все исчезнет.
– Привыкай, Александр. Та война, к которой ты привык, осталась там, под Москвой. Здесь тоже война, и ты это скоро не только поймешь, но и реально ощутишь на себе. А сейчас слушай и запоминай, ведь рядом с тобой никого из нас не будет, и тебе придется действовать самостоятельно, исходя из реального положения вещей и событий. Понял?
После инструктажа Александр пошел домой. Жены дома не было, и он, быстро перекусив, направился на улицу. Он долго бродил по Адмиралтейской Слободе в надежде увидеть кого-то из тех диверсантов, которых тогда видел около моста через Казанку. Вспомнив адрес Романова, он направился к нему. В этот раз ему повезло больше. Павел оказался дома. Увидев у себя во дворе Тарасова, он сначала удивился, а затем почему-то испугался.
– Здравствуй, Павел! – произнес Александр и крепко обнял его. – Ты давно в Казани? Работаешь?
Павел растерянно посмотрел сначала на свою мать, а, затем, не скрывая радости, предложил ему пройти в дом.
– Вот видишь, Саша, мы с тобой и увиделись в Казани, а ты в это не верил. Откуда ты? Ты надолго здесь, и что с твоим лицом? Встретив тебя на улице, скажу честно, не признал бы.
Александр замялся. Шрам на его лице почему-то покраснел и стал намного заметнее. Он провел рукой по лицу и улыбнулся Павлу.
– Ты в отношении шрама? Это, Павел, отметина войны, чтобы я никогда не забывал, где мне пришлось побывать. А так, прибыл вчера вечером, по приказу командира дивизии. Мне приказано сопровождать отсюда сформированный батальон, – начал он объяснять Павлу причину своего появления в городе.
Судя по глазам, Романов явно не верил всем этим объяснениям.
«Что он несет, – невольно подумал Павел. – Какой батальон? Какие новобранцы? Думает, что я ничего не понимаю? Наверняка, просто сбежал с фронта, а сейчас скрывается от НКВД».
Романов мгновенно вспомнил, как сотрудники особого отдела под конвоем увели Тарасова на глазах его бойцов.
– Давай, Саня, садись за стол, поговорим, выпьем немного за наших с тобой друзей, за живых и мертвых. Ты не бойся, я не побегу и не стану стучать на тебя в НКВД. Что ни говори, мы все-таки с тобой друзья.
Александр невольно удивился этим словам. Он снова растерянно улыбнулся Павлу и перевел взгляд на мать Романова, которая сидела около печи и при свете керосиновой лампы читала «Псалтырь».
«За кого он меня принял? Неужели он решил, что я – дезертир? – подумал Тарасов. – Впрочем, пусть думает все, что хочет».
Павел разлил водку по стаканам, и они выпили.
– Откуда у тебя водка? – поинтересовался Александр. – Где ты ее покупаешь, Романов?
– Саня! Если у тебя есть деньги, то на рынке можно купить все, что ты пожелаешь: продукты, золото, женщин. Сейчас водка, табак, спички и мыло – самый ходовой товар. За этот товар люди готовы отдать все – деньги, золото, камушки.
– А ты чем платишь? Я не думаю, что у тебя столько денег, чтобы ты вот так, каждый божий день, пил водку? Глядя на тебя, Павел, я бы никогда не подумал, что ты – миллионер. Раз все это так дорого, тогда скажи мне, откуда у тебя деньги? Мне тоже нужны деньги, где мне их взять?
«Раз повелся на деньги, значит, точно в бегах, – решил Павел. – На работу он устроиться не может, его там сразу повяжут, сбережений нет. Вот и интересуется деньгами. Ничего пока предлагать не буду. Пусть дойдет до ручки, вот тогда он будет согласен на все».
Романов достал из кармана кисет и демонстративно бросил его на стол. Он сразу заметил неподдельный интерес в глазах своего фронтового товарища.
– Кури, Саня, угощаю, – произнес он с неким пафосом. – Это хороший табак, не махра.
Тарасов скрутил цигарку и закурил. Нужно отдать должное, табак у него действительно был хорошим.
– Слушай, Павел, ты мне почему-то так и не ответил, откуда у инвалида войны такие деньги. Ты же не клад нашел, и не мамка твоя оставила тебе такое наследство?
«Что ему ответить? – снова подумал Романов, продолжая рассматривать Александра. – Интересно, почему у него кубарь в петлицах? Он же тогда был сержантом, а здесь младший лейтенант? Наверняка, живет по чужим документам».
– Есть вещи, Саня, о которых не принято рассказывать даже близким и хорошим друзьям. Вот я посмотрю на тебя, может, и приглашу в одну компанию. Много денег не обещаю, но на жизнь хватит.
Они еще выпили. Тарасов посмотрел на часы и стал прощаться с Романовым. Выйдя на улицу, он направился к себе домой.
***
Романов поравнялся с охранником и положил на его стол сверток, в котором были кусок хлеба, луковица и небольшой кусочек свиного сала. Охранник привычным движением ощупал его карманы и, убедившись в том, что в них ничего, кроме кисета с табаком и спичек нет, развернул сверток.
– Проходи, буржуй, – со злостью коротко бросил он и сел на табурет. – Откуда только у человека столько денег. Каждый день жрет сало.
– А ты мне не завидуй. Я ногу потерял, защищая Родину, а ты здесь сидишь, штаны протираешь.
Павел сунул сверток в авоську и, медленно ковыляя, направился в машинный зал насосной станции. Он открыл свой ящик для одежды и сел на лавочку, стоявшую вдоль стены. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он открутил набалдашник на одном из костылей. Из полой трубы выпал небольшой кусок аммонита. Он аккуратно положил взрывчатку на обрывок газеты. То же самое он проделал и со вторым костылем. Засунув взрывчатку в карманы брюк, он направился в машинный зал. Стояла ночь, и там не было ни души. Отложив в сторону костыли, он нагнулся и сунул взрывчатку в отверстие под массивной станиной, на которой крепились электродвигатель и мощный электрический мотор. Закрыв отверстие изнутри куском металла, он заковылял обратно к себе в комнатку. Сев за стол, он достал из кармана брюк кисет и свернул цигарку. Глубоко затянувшись дымом, он закрыл глаза и мысленно представил, что здесь произойдет в момент взрыва.
«А если Пион меня обманет и взрыв произойдет в тот момент, когда я буду вставлять запал и устанавливать часовой механизм? Почему я должен верить этому человеку, ведь он мне никто и я для него тоже? Как нас там учили: нельзя оставлять в живых свидетелей, которые что-то знают о тебе. Ведь это придумал не я, а, наверняка, умные люди. Вот и я в этом деле лишь простой исполнитель», – подумал Павел. От этих мыслей ему стало как-то не по себе. После того, как он добровольно сдался в плен, он никому не верил, ни своим, ни немцам. Не зная почему, но он сейчас вспомнил тех офицеров и евреев, которых сдал немцам.
«А ведь они мне верили, – подумал он, – а я их взял и сдал за пайку немецкого хлеба. А что было бы со мной, если бы не стал этого делать? Расстреляли? Вряд ли. Таких как я, кто добровольно перешел к ним, у них были тысячи, всех бы не расстреляли. О чем ты сейчас жалеешь, Романов? Жизнь не пленка, и ее невозможно перекрутить назад. Ну не сдался бы им, то как Тарасов, доказывал бы НКВД, что не верблюд».
Моторы электродвигателей работали монотонно, и он уже давно привык к их шуму и не обращал на это внимание. Вдруг среди этого шума он услышал чьи-то голоса. Он взял в руки костыли и вышел из комнатки. Из-за колонны появился начальник ночной смены. Заметив Романова, он направился к нему.
– Что скажешь, Павел? – спросил он. – Все в порядке?
– Замечаний нет, Владимир Владимирович. Все крутится и вертится.
– Это хорошо. Давление проверял?
– Нет еще, я только что заступил на смену. Евгений пишет, что все в порядке.
– Доверяй, но проверяй, – произнес начальник смены. – Пойдем вместе посмотрим.
Они направились к манометру, который был укреплен на насосе. Сердце Павла тревожно забилось. Владимир Владимирович стоял около станины, под которую он буквально минут десять назад подложил взрывчатку. Посмотрев сначала на манометр, начальник перевел свой взгляд на Павла.
– Ты что, какой бледный, Романов? Не заболел случайно? Сейчас, Романов, нам болеть нельзя. Война…
– Все нормально? – поинтересовался он у начальника, имея в виду, давление в сети.
– Раз все нормально, работай, – видимо, не поняв его вопроса, произнес он. – Следи за насосами.
– Все понял, товарищ начальник, – чуть веселее ответил Павел и заковылял обратно в свою комнату.
***
Майор Виноградов сидел в «Эмке» и ждал, когда оперативно– следственная группа закончит свою работу. Сегодня утром в НКВД поступило сообщение из Камского Устья об обнаружении двух трупов – сторожа и работницы гипсового карьера, которые были убиты неизвестными преступниками накануне вечером. Но самым главным, почему прибыл на место осмотра сам начальник отдела, был факт хищения взрывчатки со склада карьера. Группа прибыла на место часа через два после сообщения начальника местного отдела милиции и приступила к осмотру места преступления. Вскоре в кустах были обнаружены ключи от сарая, которые, похоже, были заброшены туда кем-то из преступников. Судя по ранениям на трупах, убивал их человек, прошедший определенную школу, так как все нанесенные ранения были смертельными. В процессе осмотра следов борьбы обнаружено не было. Этот факт говорил о том, что никто из убитых не ожидал этих ударов.
– Товарищ майор, – обратился к нему Горшков, – я здесь нашел человека, который утверждает, что вчера вечером видел, как к сторожке охранника подъехал грузовой ЗИС. В кабине машины были два человека, одетые в военную форму.
– Он может описать этих военных? – поинтересовался Виноградов у подчиненного.
– К большому сожалению, нет, товарищ майор. Он видел их издалека и не мог хорошо рассмотреть. Он в тот момент как раз рыбачил вон за теми кустами, а оттуда до сарая метров сто пятьдесят.
– Что конкретно он видел?
– Из его показаний следует, что они подъехали сюда около пяти часов вечера. Один из них подошел к сторожке и вызвал сторожа. Говорили они не- долго. Военный протянул ему какие-то бумаги, и они пошли к складу. Что было потом, он не знает, так как собрал удочки и направился домой.
– Интересно. Значит, приехали и представили сторожу какие-то документы, на основании которых он повел их на склад. Скажи, при осмотре трупа были обнаружены какие-то документы?
– Нет, товарищ майор. На складе хранились инструменты и, как говорят рабочие, взрывчатка, а если точнее – аммонит. Его должны были уже давно вывезти отсюда, но почему-то вовремя не сделали это. Мужчины, которые работали здесь, все призваны на фронт. Убитый охранник был и сторожем, и директором, и бригадиром карьера в одном лице.
– Сколько было взрывчатки? Много?
– Судя по документам – сорок килограммов, товарищ майор.
Виноградов задумался. Сейчас, после доклада Горшкова, он уже не сомневался, что эти незваные визитеры приезжали сюда, чтобы похитить взрывчатку. А люди были убиты лишь по одной причине, что они видели их, а, возможно, и общались с ними.
– Вот что, Горшков. Они сюда могли добраться лишь через переправу. Там находится воинский пост, который фиксирует весь транспорт. Нужно проверить все грузовые машины, которые переправлялись как на этот берег, так и на тот, а особенно – марки ЗиС. Приблизительное время преступления ты знаешь, так что действуй. Может, нам повезет, и кто-то из бойцов обратил внимание на эту машину.
– Разрешите действовать, товарищ майор?
– Действуй. Здесь людей достаточно, они и без тебя справятся. Возьми машину, одна нога здесь, другая там.
Горшков козырнул и побежал к легковушке, которая стояла в метрах сорока от них. До переправы он добрался сравнительно быстро. Выйдя из машины, он направился к воинскому посту, который размещался в небольшом вагончике. Увидев офицера, он предъявил ему удостоверение личности. Лицо начальника караула удивленно вытянулось.
– Капитан, мне нужна ваша помощь, – обратился к нему Горшков. – Кто у вас занимается регистрацией автомашин, прибывающих с того берега?
– Сержант Вакулов, товарищ лейтенант. Да вон он стоит около машины. Позвать его?
Получив утвердительный ответ, он окликнул сержанта. Когда тот подошел, Горшков объяснил ему, что от него требуется. Пока он копался в журнале, Горшков вышел из вагончика и закурил.
«Скоро здесь будет майор Виноградов, – подумал он. – Было бы здорово, если бы мне здесь повезло».
– Товарищ лейтенант. Вот, посмотрите, я нашел эту машину, – выглянув из вагончика, окликнул его сержант.
