Александр Герасимов
Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Мирмидонцы бросились вперед и спустя несколько мгновений оказались перед входом на женскую половину дворца.
Там случилось то, чего Неоптолем предвидеть не мог.
Вход сюда обычно охранялся двумя-тремя стражниками: никому в голову не приходило с боем прорываться к женщинам. И Неоптолем хорошо это знал, поскольку подолгу гостил во дворце. Но на этот раз все было иначе. У деревянных дверей, окованных медью, мирмидонцев поджидал целый отряд!
Здесь было не меньше двенадцати человек, и все они находились в боевой готовности – вероятно, услышали девичий крик. Завидев мирмидонцев, критские воины все как один вскинули мечи и ударили по своим щитам. Грохот поднялся такой, что стало ясно – сейчас проснется весь Кносс.
Один из стражников обернулся к кому-то в покоях и закричал:
– Запритесь и ждите помощи! Они пришли!
– Вперед! – прорычал вышедший из себя Неоптолем, и его отряд бросился на врага. Завязалась стычка, кровавая и безжалостная. Мирмидонцы знали, что на счету каждое мгновение, поэтому бились, подобно разъяренным львам, не щадя сил и не обращая внимания на потери.
Защитников было меньше, и они были не так опытны, как нападавшие. В считанные мгновения от стражи осталось не более половины. Мирмидонцы выигрывали, несмотря на трех убитых и пару раненых на своей стороне. У сына Пелея мелькнула мысль, что его плану еще суждено воплотиться.
Если они успеют выломать дверь, то он схватит Гермиону и бросится с ней к кораблям… Даже если никого из отряда к тому моменту не останется в живых.
Внезапно сзади раздался клич, заставивший Неоптолема содрогнуться от ярости. Это был хорошо знакомый – и ненавистный! – голос, призывавший идти в атаку:
– За Микены! За Крит! Бейте этих псов!..
Из дальнего конца коридора показалось множество микенских воинов – вооруженных, с горящими глазами, готовых к кровопролитию. В первых рядах виднелись фигуры Ореста и мужчины с обезображенным лицом.
Неоптолем осознал со всей ясностью: все кончено. Шансы на успех растаяли, словно утренний туман под солнцем. Первым его побуждением было броситься прямо в толпу противника и любой ценой добраться до микенского царевича… Задушить, переломать ребра, даже если придется погибнуть самому!
Но голос разума в его голове утих еще не полностью: он требовал отступать. Немедленно.
Один из критских стражников вдруг помчался прямо на Неоптолема. Мирмидонец уклонился от клинка и свалил противника мощным ударом в челюсть, ощутив, как под кулаком хрустнули кости. Он глянул вбок: рядом была лестница, которая вела в небольшую залу внизу. Как помнил Неоптолем, далее располагалось хранилище – миновав его, можно было пройти к одному из выходов дворца. Этот короткий путь он наметил для отступления с плененной царевной… Что ж, значит, придется бежать без нее.
Все это промелькнуло в голове мирмидонца за один короткий миг – навстречу устремились микенцы с выставленными вперед щитами, и Неоптолем отдал приказ отступать.
Ввязываться в большое сражение смысла не было: дворец проснулся и гудел, как растревоженный улей… Биться против всего Крита – затея убийственная.
Мирмидонцы организованно отходили к выходу. Лучники успели дать залп в бегущих микенцев, однако пали под их клинками. Жертва стрелков была не напрасной – их товарищи успели закрыть на засов двери в залу, отрезав себя от микенских воинов. Противнику потребуется немало времени на то, чтобы пробиться через преграду; это дало уцелевшим мирмидонцам шанс на спасение. Неоптолем скомандовал:
– Подоприте дверь чем-нибудь тяжелым и уходите!
Несколько человек взялись за массивную скамью, стоявшую у стены, и потащили ее к двери. Послышались гулкие удары – микенцы били мечами и щитами по внезапной преграде, но тяжелое дерево и прочный засов не поддавались. Пока что…
К Неоптолему подошел Пандар, зажимающий рукой кровоточащий бок:
– Мы выберемся, повелитель?
Неоптолем посмотрел ему в глаза и увидел в них смертельную тоску. Пандар был прекрасным бойцом, но дома его ждали красавица-жена и двое сыновей. Воину хотелось выжить, чтобы встретиться с семьей.
– Не падай духом, еще не все потеряно. Доберемся до кораблей, и мы свободны!
Пандар кивнул и отошел. Тем временем возведение заслона было закончено. Неоптолем оценил взглядом его прочность: у двери образовалась целая гора из мебели. Как ни бесновались микенцы, прорыв или обход займет у них немало времени.
– Выдвигаемся, живее!
Заметно поредевший отряд бросился к противоположному выходу. Скоро они окажутся на свободе, если только воины Идоменея не успеют перекрыть им путь. Неоптолем обернулся на бегу: где-то там, позади, осталась Гермиона, остались все его мечты… Сегодня все пошло прахом.
Но если боги будут благосклонны, однажды он все-таки добьется своего!
Когда дверь с оглушительным треском упала на пол, а все препятствия были отброшены в сторону, микенцы ворвались в опустевший зал. Быстро оглядевшись по сторонам, Орест велел продолжать преследование. Эта кровавая ночь еще не завершилась, и последнее слово в споре между Микенами и Фтией пока не было произнесено.
Глава 29
Везение все же не до конца им изменило. По крайней мере, так подумал Неоптолем, когда его отряд без помех миновал подсобные помещения с бочками, амфорами и тускло горящими масляными лампами. Позади слышался слабый шум погони – к микенцам наверняка присоединились солдаты Крита, – но у лазутчиков оставалось еще немного времени для успешного побега. Им удастся выбраться живыми… если не возникнет заминки у выхода.
Однако у ступеней, ведущих к выходу из кладовой, мирмидонцев караулило сразу пять стражников с тяжелыми бронзовыми щитами. На то, чтобы их сразить, ушли драгоценные мгновения, а отряд Неоптолема сократился до жалких девяти человек. Тем временем в противоположный конец помещения ворвались преследователи, их оказалось еще больше, чем раньше. Мирмидонцы уже не успевали покинуть дворец. Пандар замедлил шаг и бросил взгляд на бок, из которого толчками вытекала темная кровь. Затем крикнул:
– Я задержу их! Бегите, не теряйте времени!
Неоптолем кивнул: было не до возражений. Он повел своих людей к выходу вверх по лестнице, а раненый воин встал у ее подножия.
Подъем был узкий – по нему мог пройти лишь один человек. Враги остановились перед Пандаром. Из их рядов вышел черноволосый мужчина с обнаженным клинком.
– Экий ты страшила, приятель, – почти дружелюбно бросил ему Пандар, разглядев на лице уродливые шрамы.
Ничего не ответив, тот двинулся вперед. По манере держать оружие, по спокойствию в глазах Пандар понял, что перед ним крайне опасный соперник. Сам же он был ранен, и с каждой каплей крови из тела уходили силы… Однако воин все же намеревался дорого продать свою жизнь.
Жаль, детей увидеть больше не доведется. Неоптолем наверняка позаботится о них… Если сам сможет спастись, конечно.
Не раздумывая более, Пандар шагнул навстречу собственной смерти.
***
Взбежав по лестнице, Неоптолем кое-как отдышался, возвращая контроль за телом. Передышка длилась всего ничего, но царевич снова бросился вперед. Пандара ему было не жаль: лучше умереть с честью в бою, чем медленно страдать в море от воспаленной раны.
Впереди показалась спасительная дверь – выход из Кносского дворца. Там у мирмидонцев появится возможность скрыться в сумраке! Как именно добраться до кораблей, Неоптолем решит, когда наконец вдохнет столь желанный ночной воздух… А пока – прочь из дворца, похоронившего его надежды!
Скольких сумел убить Пандар? Задержал ли погоню? Кто знает…
Вот и она – дверь, ведущая наружу. Тяжелый засов не стал помехой: двое мужчин откинули его, а остальные приготовились к возможной стычке со стражей снаружи. Глоток свежего ночного воздуха… Наконец-то свобода!
Неоптолем торжествующе вскинул кулак. И… оцепенел, не веря своим глазам.
Кносский дворец стоял на возвышенности. Дорога от него извивалась, подобно упругому телу змеи, и скользила с холма все ниже и ниже. По ней двигалось множество силуэтов, едва ли различимых в ночной тьме, если бы не отблески факелов. Огонь плясал, отражаясь в металле доспехов и оружия. Отрезая Неоптолему путь, к Кноссу поднимались люди. Их было куда больше, чем оставшихся в живых мирмидонцев.
Что это, Гадес всемогущий, значило?..
У сына Пелея промелькнула дикая мысль: а вдруг сюда спешил его второй отряд, уничтоживший микенские корабли? Нет, невозможно… Он приказал морякам готовиться к отплытию сразу после битвы на побережье. Вряд ли бы они ослушались своего владыки. Затем предводитель мирмидонцев взглянул на горизонт, озаренный алым светом. Но то было лишь зарождение нового дня, а не зарево от горящих кораблей…
Тогда он все понял. И проклял род Атрея в бессильной ярости.
– Это конец, – прошептал кто-то позади.
– Мы будем сражаться! – прорычал гигант, стиснув рукоять клинка. – Они не сломят нас пытками в подземельях, нет. Лучше умереть… Ну же, за Фтию! Вперед, мирмидонцы!
Они бросились навстречу верной гибели: маленький отряд с израненными бойцами, среди которых лишь Неоптолем не получил до сих пор ни единой царапины. Завидев врага, микенцы выставили перед собой щиты и приготовились к битве.
Сзади раздались крики и топот. В дверном проеме наконец появились очертания преследователей: критские стражники и отряд Ореста нагнали свою добычу. Теперь мирмидонцы были полностью окружены. Попытка выкрасть дочь Идоменея провалилась, и лазутчикам оставалось только погибнуть.
Схватка продолжалась недолго. Что могли сделать несколько человек, окруженных сотней? Несмотря на воинское мастерство Неоптолема, который сразил четверых противников, вскоре он остался единственным живым мирмидонцем.
Когда последний соратник пал, пронзенный множеством клинков, царевич Фтии опустил меч и гордо выпрямился. Смерть подобралась к нему так близко, что он приготовился с достоинством шагнуть в ее объятия.
Однако толпа не спешила казнить Неоптолема. Тот был сыном Пелея и братом великого Ахилла… Никто не горел желанием брать на себя роль его убийцы. Все молча ждали. Неверный свет факелов плясал на напряженных лицах, освещая громадную фигуру с окровавленным клинком.
Обернувшись, Неоптолем поискал глазами Ореста и нашел того в первом же ряду. Их взгляды встретились; в глазах у одного застыло напряжение, а у другого – бушевала ярость. Ни один из них не промолвил ни слова. Однако вскоре гнетущую тишину нарушили торопливые шаги.
Идоменей, одетый в нагрудник и опиравшийся на копье, быстро спустился по лестнице к месту побоища. Для своих лет царь двигался весьма быстро. Пройдя сквозь ряды расступившихся воинов, владыка Крита с гневом обратился к мирмидонцу:
– Как у тебя хватило дерзости напасть на мой дворец, мерзавец?! Я ходил в походы с твоим отцом! Давал тебе кров, когда ты был ребенком… Так вот какова твоя благодарность?
Неоптолем криво улыбнулся и после непродолжительного молчания ответил:
– Я все сказал в прошлый раз, царь Идоменей. О чем еще говорить? Ты отверг мою просьбу. И у меня не осталось выхода, кроме как добиваться своего силой.
– Не иначе как боги лишили тебя разума, Пелеев сын! Ради своей мечты, ради единственной женщины ты обрек на смерть многих людей. Это дикость, которой нет оправдания.
Мирмидонец лишь зло сверкнул глазами. Идоменей перевел дух:
– Битва окончена, Неоптолем. Бросай меч. Тогда, быть может, я сохраню тебе жизнь.
– И отправишь домой с великим позором? Или оставишь гнить в темнице?.. Я воин, Идоменей. Мне не нужна твоя жалость, и я не собираюсь сдаваться врагу.
«Прикончить его!» – раздались выкрики в толпе. – «Негодяй заслуживает смерти!»
– Прошу лишь об одном, – быстро добавил Неоптолем. – Дай мне самому выбрать свою смерть. Это мое право как потомка славного рода Теламона и Пелея, как брата самого Ахилла!
Идоменей запустил руку в бороду, обдумывая услышанное. Затем согласился:
– Я уважу эту просьбу, Неоптолем, ради былой дружбы с Пелеем. За содеянное тебя следовало бы утопить или привязать за ноги к колеснице… Но твое последнее желание будет исполнено! Полагаю, ты уже сделал выбор?
– Именно так, царь Крита. Я решил, что погибну в поединке с врагами. И моим первым соперником будет он! – мирмидонец поднял меч и указал им прямо на Ореста.
– Нет, – резко ответил Идоменей, скрипнув зубами. – Выбирай себе иного противника. Я не дам согласия на сражение по твоим правилам, Неоптолем! И не могу приказывать микенцам жертвовать жизнью – они не мои подданные.
– Я не боюсь, царь. И готов принять вызов.
С такими словами Орест выступил вперед. Старый царь покачал головой:
– Ты идешь на смертельный риск, хотя совсем недавно встретил свое счастье. В этом нет смысла, мальчик. Тебе еще жить и жить!
Орест в упор смотрел на Неоптолема. Тот стоял с презрительным и насмешливым видом, словно ему уже наскучило происходящее.
– Если я откажусь, все сочтут меня трусом. Я не боюсь этого вызова, владыка Крита, и готов преподать Неоптолему его последний урок.
Идоменей опустил глаза и отошел. Лицо мирмидонца выразило свирепое торжество. Орест, не говоря более ни слова, несколько раз широко махнул мечом, разминаясь перед дракой. Толпа подалась назад, образовав широкий круг. В его центре остались лишь двое бойцов, освещенных светом множества факелов.
Противники начали кружить, выставив вперед щиты и одновременно сходясь ближе. Первым нанес удар Неоптолем, но Орест отбил клинок щитом, жалобно загудевшим в ответ. Микенец качнулся, после чего немедленно атаковал сам. Его противник без труда смог отразить удар.
Неоптолем смотрелся куда сильнее за счет роста и веса. На фоне громадного мирмидонца Орест, и сам обладавший достойным телосложением, казался маленьким и тонким. Будто куст рядом с могучим деревом…
Идоменею казалось, что у него просто случился дурной сон. Еще немного, и он проснется!.. Руки старика непроизвольно сжимались в кулаки, выдавая волнение. Прикажи он своим людям одновременно навалиться на Неоптолема, и Орест будет в безопасности, а над врагом свершится справедливая месть. Но разве он мог отдать такой приказ, не покрыв позором Ореста и самого себя?
Старому царю оставалось лишь с тоской наблюдать за тем, как у его дворца бьются насмерть сыновья Агамемнона и Пелея – потомки его союзников в великой войне против Трои. Одного полюбила его дочь, другой еще ребенком посещал Крит… Каким бы ни оказался исход сражения, для него, Идоменея, этой ночью не будет победителя. Любой конец окажется скорбным и ляжет тяжелым камнем на сердце стареющего владыки.
Тем временем ход битвы изменился. Ни один из ударов Неоптолема не достиг цели. Его противник, хотя был меньше и слабее, обладал более высокой скоростью и реакцией, умело используя эти преимущества в поединке. Вскоре Неоптолем начал выдыхаться. Бой оказался куда сложнее, чем рассчитывал мирмидонский царевич: вместо неопытного щенка ему противостоял настоящий боец!
«Когда и где он этому выучился?»
После очередной тщетной атаки Неоптолем безрассудно ринулся вперед, надеясь щитом сбить врага с ног. Но Орест ловко качнулся в сторону, уклонившись от удара, и его меч срезал крепление нагрудника мирмидонца, заодно распоров тому кожу.
Неоптолем развернулся, пылая яростью. Первая кровь в этой драке оказалась его, на что сын Пелея совершенно не рассчитывал. Нагрудник криво повис на теле, затрудняя движения.
Еще больше мирмидонец взбесился, когда заметил на лице Ореста мимолетную насмешку. Отойдя от центра круга, Неоптолем убедился, что противник не пошел следом, и с остервенением отшвырнул в сторону тяжелый щит. Освободившейся рукой он со всей силы рванул провисший нагрудник, и неповрежденные лямки из толстой воловьей кожи лопнули. Кто-то в толпе вздохнул, кто-то выругался – сила гиганта изумила каждого присутствующего, – но Неоптолем не обратил на это никакого внимания. Он выхватил из-за пояса небольшой кинжал и решил биться уже двумя клинками. Освещенный тусклым светом множества огней, полуголый воин казался еще более мощным и устрашающим.
Орест больше не улыбался. Щита он не выпустил, да и запасного оружия у микенца не было. Теперь Неоптолем почти не уступал ему в скорости и был лучше вооружен. Однако мирмидонец больше не имел защиты… Это значило, что бой должен пойти по новым правилам.
Противники бросились навстречу друг другу. Дважды кинжал Неоптолема бил в щит Ореста, а один раз даже царапнул по нагруднику микенца. Однако мирмидонцу досталось куда сильнее: на левом плече и правом боку Пелеева сына появились глубокие кровоточащие порезы. Битва становилась все более напряженной. Толпа затаила дыхание – слышался только лязг металла о металл, хруст песка и камней под ногами соперников.
Неоптолем заметил, что Орест стремится держаться как можно ближе, сокращая дистанцию при любом удобном случае. Мирмидонец имел преимущество на расстоянии благодаря длинным рукам, однако в ближнем бою Орест был куда опаснее. Про победу пришлось забыть: кровь стекала по телу царевича Фтии, и он понимал, что исход поединка явно сложится не в его пользу.
Он, Неоптолем, победитель мятежных племен, один из самых сильных мирмидонцев, родной брат Ахилла!.. Он вот-вот проиграет этот смертельный спор, так и не познав вкуса мести.
Хотя в бою почти не оставалось места мыслям, Неоптолем ощущал, как цепкие когти страха и сомнений рвали его сердце на части. Нет, сын Пелея страшился не смерти. Гораздо сильнее он боялся проиграть, так и не получив ничего взамен. Ни славы, ни отмщения, ни величия…
Неоптолем попытался в очередной раз достичь Ореста, но тот с легкостью отбил атаку и нанес в ответ стремительный, коварный удар. Мирмидонец не успел отреагировать… и ощутил острую боль в животе, которая огнем обожгла его внутренности.
Прижав к ране руку с кинжалом, он зарычал и начал в припадке бешенства беспорядочно махать мечом в сторону Ореста. Любой из этих ударов мог бы расколоть щит микенца, если бы тот вздумал их блокировать. Однако Орест теперь лишь отходил и уклонялся, всячески избегая боя.
Неоптолем понял: это была тактика ядовитой змеи. Укусив жертву, та дожидалась, когда добыча ослабеет. И лишь тогда она нанесет последний удар.
Нет!.. Он был одним из лучших среди мирмидонцев… Всегда считал себя таковым. Для него не могло все закончиться столь бесславно!
Воздуха переставало хватать, а глаза гиганта застилали темные пятна.
Орест нанес еще один удар – на этот раз в грудь. На землю брызнула кровь. Ее темные капли также окропили нагрудник и лицо микенца. Неоптолем ощутил вкус крови во рту и резкую слабость. Да, это был конец.
В глазах Ореста он увидел холодную, лютую жестокость. Микены мстили теперь всем мирмидонцам в лице Неоптолема… Мстили за то, что возгордившийся народец вступил в войну против могучего Львиного города. За то, что младший сын царька Пелея осмелился посягнуть на возлюбленную великого Атрида. За дерзкие слова и взгляды. За ночное нападение на Кносс. За все разом.
Неоптолем догадывался, что его будут мучить – удар за ударом. Это закончится, лишь когда растерзанный комок плоти, бывший ранее царевичем Фтии, замрет у подножия чужого дворца. А до этой поры его будут рубить на части… Точно и безжалостно.
Конца страшнее сложно было представить. Мирмидонцу захотелось взмолиться о быстрой смерти или прикончить себя самостоятельно, избавившись разом от всех страданий. Но войдет ли он тогда в блаженную землю, что открыта лишь для бойцов? Кем он предстанет перед великими обитателями загробного царства – воителем или малодушным трусом?
Силы у Неоптолема иссякли, и мирмидонский царевич рухнул на колени. Меч показался чудовищно тяжелым… лишь усилием воли поверженный гигант продолжал удерживать рукоять. Перед глазами плыла мутная завеса. Сумеет ли он напоследок нанести хотя бы один удар ненавистному врагу?
Орест приблизился. Неоптолем приготовился, что его начнут терзать клинком, нанося рану за раной, и собрал все силы для единственного рывка. Если боги смилостивятся, он все-таки заберет микенца с собой!..
Неожиданно Орест посмотрел в сторону, словно что-то привлекло его внимание. Посмотрел… и замер, подобно каменному изваянию.
Неоптолем тяжело повернул голову в том же направлении. Там раскинулся громадный Кносский дворец, толпились люди. Приближенные царя, слуги и стражники, взбудораженные ночным нападением, выбежали наружу и теперь наблюдали за происходящим. Среди них выделялась две тонкие, напряженные фигуры в богатых одеждах, взявшиеся за руки. Гермиона и ее брат Идамант видели все, что происходило внизу.
Снова переведя взгляд на Ореста, умирающий мирмидонец увидел, как тот обмяк. Казалось, вся его жажда крови внезапно исчезла – сын Агамемнона выглядел совершенно подавленным.
Несколько мгновений они глядели друг на друга – умирающий воин и молодой лев.
– Бей уже… Заканчивай! – наконец сердито прохрипел Неоптолем. Боль и холод, верные спутники смерти, мутили его сознание.
Орест молча кивнул и нанес точный удар прямо в сердце поверженного врага. Это было милосердное, расчетливое добивание. Неоптолем рухнул, не издав ни звука. Он лежал у ног своего победителя – страшный, огромный… и более неспособный причинить кому-либо вред.
Пелей только что лишился последнего сына, хотя до стен Фтии эта весть дойдет нескоро.
Ночная тишина взорвалась криками. Микенцы и критяне приветствовали царевича, одержавшего верх в трудном бою. Сам же Орест с усталым видом очистил свой клинок от крови, поклонился Идоменею и, не глядя более ни на кого, направился прочь. Туда, где пламенел рассвет и где в тихой бухте стояли его корабли.
