Поджав губы, Клитемнестра рассматривала сидящего перед ней сына. Он нисколько не походил на Агамемнона. Орест унаследовал материнские черты лица и осанку. Его глаза – точь-в-точь как у Клитемнестры! – смотрели ледяным взглядом, а профиль словно ваял искусный скульптор. Обычно Орест казался неуступчивым и гордым, но Клитемнестра знала, как быстро преображался этот юноша при всяком удобном случае. Как теплел при виде сестер и друзей его взгляд, как легко зарождалась улыбка на тонких губах… Потомок славного рода, Орест обладал незамутненной, чистой, как у ребенка, душой. Царевич не забивал себе голову заботами о Львином городе, не мечтал о покорении соседей, да и состояние сокровищницы его тоже не интересовало.
Царица знала, что ее сын унаследовал живой ум и сильное тело. Учителя всегда с восторгом отзывались об Оресте, и это были искренние похвалы, а не стремление услужить владычице города. Кроме того, молодой царевич легко заводил приятелей, заставлял украдкой вздыхать микенских девушек и обладал всеми задатками будущего царя. Кроме одного.
Он совершенно не ведал жажды власти.
Конечно, Клитемнестра нуждалась в покорном сыне, который станет выполнять ее указания… Но для этого царевич должен был хоть немного стремиться к престолу. Орест же совершенно не желал становиться властителем. Его нельзя было взять за руку и привести к нужному решению, в чем царица убеждалась уже не раз. И теперь чаша ее терпения переполнилась.
Все эти мысли промелькнули в голове царицы за считанные мгновения, но она ничем их не выдала. Лишь спросила негромко:
– Как ты можешь говорить такое, мой дорогой мальчик? Подумать только: наследник престола хочет избежать обязанности, возложенной на него самими богами… Это глупость, которую я не могу принять.
– Я много думал об этом, мама, – Орест говорил мягко, но с уверенностью в голосе. – Мне не стоит в очередной раз напоминать, что я сын Агамемнона и будущий микенский царь. Но позволь задать вопрос, который не дает моей душе покоя?
– Спрашивай.
– Получу ли я правдивый ответ? – с хитрой улыбкой осведомился царевич.
– Зависит от того, что именно ты желаешь узнать, – Клитемнестра пожала плечами.
– Почему ты так стремишься передать мне власть над Львиным городом? Все эти годы ты прекрасно справлялась сама. Не похоже, чтобы тебя хоть когда-то тяготила роль единовластной повелительницы Микен. Что изменилось?
Он будто смог уловить ее невысказанные мысли. Клитемнестре вдруг стало удивительно весело: Орест в очередной раз доказал, что унаследовал проницательность и гибкость ума именно от матери. Она ценила это куда больше внешнего сходства.
– Ах, милый Орест! – она насмешливо улыбалась, глядя куда-то поверх его головы. – Чтобы получить ответ на этот вопрос, достаточно пошире открыть глаза и не прижимать ладоней к ушам. Я уверена, ты и сам бы вскоре догадался… Разве, посещая городские улицы, ты ни разу не прислушивался к ропоту голосов, мой мальчик? Неужели шепот сановников за спиной ни разу тебя не смущал? И разве тебе неведомо, что даже корабли смелейших с легкостью разбиваются о незыблемые скалы традиций?..
Она устроилась в кресле поудобнее, положив ногу на ногу. Поза царицы давала понять, что Ореста ожидают долгие нравоучения. Он приготовился слушать – чутье подсказывало сыну Клитемнестры, что его мать сегодня будет откровеннее обычного.
– Твой отец считался героем Микен, дорогой Орест. Величайшим из мужей, настоящим львом в человеческом облике. Его обожали все, и любовь эта мешалась с раболепием. При Агамемноне микенцы наслаждались славой победителей. Бесконечные походы, великие сражения, предания о героях… Это время многие считают золотым. И они заблуждаются! Все-таки большинство людей – глупцы, Орест. Даже те, что поумнее, редко могут похвастаться хорошей памятью.
Знаешь ли ты, что таилось за чередой микенских побед? Слава Львиного города росла, а его богатство приходило в упадок. И самое худшее, что никто этого не понимал. Добыча не всегда покрывала расходы, другие народы отказывались иметь с нами дело, а траты на солдат росли, как аппетиты циклопа. Золото лилось широкой рекой в эту алчную пасть… Агамемнон вел все больше и больше войн, чтобы пополнять пустеющую сокровищницу богатствами покоренных стран. И твой дед, Атрей, делал то же самое.
– Однако Агамемнона и Атрея в народе чтут как героев, обласканных богами, – заметил царевич, когда Клитемнестра замолчала.
– Так и есть. Именно об этом я тебе и говорю, мой мальчик. Людям нужны победы, громкие свершения – хотя бы время от времени. По своей натуре человек крайне кровожаден.
Царица потянулась к кубку с вином и сделала несколько крупных глотков. Со стуком поставив опустевший сосуд на стол, она впилась в сына странным взглядом, будто собиралась устроить ему внезапную проверку.
– Скажи мне, Орест… Чем, по-твоему, отличается человек от животного?
– Какой неожиданный поворот беседы, – вздохнул царевич. – Мне кажется, или мы все дальше уходим от первоначальной темы?
– Вовсе нет. Попробуй связать одно с другим, мой мальчик. Ты ведь достаточно сообразителен.
– Но недостаточно для того, чтобы разгадывать твои загадки, – Орест с нетерпением побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. – Дай мне подумать над достойным ответом. Надеюсь, это не какая-то игра.
Он замолчал на некоторое время, размышляя. Клитемнестра с легкой улыбкой рассматривала сына. Осознание того, что ей удавалось вести беседу в нужном русле, доставляло царице немалое удовольствие. Быть может, у нее получится научить Ореста послушанию?
– Забота о потомстве присуща как человеку, так и зверю, – наконец заговорил царевич. – Также мы собираемся в города, а они – в стаи. Полагаю, речь идет о другом. Только люди используют орудия труда…
– …и оружие, – закончила за него Клитемнестра.
– Именно так. Это и есть ответ на твою загадку?
– Почти. Ты всегда отличался пытливым умом, Орест. Но это не полный ответ. Главное различие между человеком и зверем в том, что мы научились использовать оружие вне собственного тела. Лев или волк, атакуя добычу, всегда рискуют потерять клыки и когти. А змея тратит свой яд, запасы которого ограничены. Животные нападают, чтобы утолить голод или защититься, но не ради прихоти. Им незачем лишний раз испытывать боль или рисковать жизнью… В бессмысленные битвы они стараются не вступать. Но человек – совсем другое дело!.. – царица искусно управляла разговором, как делала это всегда, с любым собеседником. – Лучник или копейщик может истязать слабых, не испытывая при этом телесных страданий. Тем более – царь, командующий сотней таких копейщиков!
В нашей природе мучить все живое, что хоть немного слабее нас самих. Если бы человек довольствовался лишь собственными зубами, он бы никогда не совершил всех злодеяний, которыми полнится его история.
– Хочешь сказать, что достижениями микенских владык не следует гордиться? – Орест улыбался, но взгляд его оставался серьезным. Он чувствовал, что неожиданный поворот беседы приблизил их к сути.
– Сказать по правде, да. Твои отец и дед создали порочный круг насилия, а страсть Агамемнона к завоеваниям чуть не поставила Микены на грань гибели. Львиный город беднел на глазах, хотя его слава простиралась все шире и шире.
– Мы уже давно не ведем войн, мама. Последняя схватка была… Года три назад?
Клитемнестра кивнула:
– Почти четыре, если точнее. Тогда я отправила пару отрядов на помощь царю Фив для борьбы с бунтовщиками. Соблюдение старых договоренностей… И ничего более.
– После этого мы не знали сражений. Под твоим мудрым правлением кровопролитные войны для Микен закончились. Разве нет?
– Так и есть. Но какой ценой достались мне эти мирные времена?..
Они помолчали, испытующе глядя друг на друга. На лице Клитемнестры застыло странное выражение, серьезное и одновременно насмешливое, словно вся беседа казалась ей какой-то горькой насмешкой.
– Я не боец, Орест. Когда твой отец погиб от руки изменника, мне пришлось сделать выбор. Либо мы продолжаем следовать по пути завоевателей, либо решительно от него отказываемся. Если бы я продолжила кидать кости алчной толпе микенцев, жаждущих славы и легких побед – как это всю жизнь делал Агамемнон! – я бы не смогла править этим городом ни единого дня. Я лишь женщина, родившая нескольких детей. Мне не досталось ни харизмы моего могучего мужа, ни его умения побеждать в любом бою. Сила Клитемнестры не в этом, сын мой.
– Полагаю, власть в Микенах после смерти отца должна была перейти в руки его военачальников… Но этого не произошло.
– Знал бы ты, как непросто было выслать наиболее ретивых вояк из города, лишить их народной поддержки, а некоторых и вовсе обвинить в страшных грехах, – царица сказала это совершенно непринужденно, словно само собой разумеющееся. – Но оно того стоило. Усмирение смутьянов и разоблачение подстрекателей было непростым делом… Я с ним справилась.
– Не уверен, что хотел это услышать, – Орест глубоко вздохнул. – Хорошо хоть, старый Телеф оказался достаточно умен, чтобы не встать у тебя на пути!
– Я желала, чтобы у моего сына были достойные наставники, – засмеялась повелительница Микен. – Телеф верный, ответственный и не страдающий излишним самомнением человек. К счастью, он оказался полезен не только на полях сражений.
Она вдруг встала с кресла и прошлась по покоям легким, стремительным шагом. Потом зачем-то подошла к двери и выглянула наружу, словно проверяя, что поблизости нет слуг или охраны. Орест взглядом следил за передвижениями матери, не говоря ни слова.
Наконец она вернулась обратно. В выражении ее лица читалась решимость. Клитемнестра встала напротив Ореста, и тот поднялся в ответ – сидеть перед стоящей царицей, пусть и матерью, нарушало бы правила приличия.
– Мой мальчик, я выбрала единственно возможную дорогу, которая могла спасти Микены… и меня. Это был путь мира, путь торговли. Знал бы ты, сколько сил – и лет! – ушло, чтобы примириться с царствами, которые разоряли твои доблестные предки…
От этих слов Орест поморщился. Слова матери показались ему грубыми, к тому же слово «твои» задело царевича за живое. Да, Клитемнестра умела вовремя вспоминать о своем спартанском происхождении… У нее получилось небрежно переложить на сына вину за деяния его предков, благополучно при этом отстранившись. Орест уже собирался заговорить, но царица жестом приказала молчать, и он подчинился.
– Вряд ли меня назовут нежной матерью, Орест, но владычицей я оказалась достойной. Мне не хватало ни времени, ни сил на собственных детей, зато я заботилась о будущем, в котором мы все сможем жить счастливо и спокойно. Без устали добивалась выгодных сделок, налаживала новые торговые пути, принимала послов, без конца обменивалась с ними обещаниями и любезностями… Всем этим мне приходилось заниматься в одиночку. Только представь, какой груз лег на хрупкие плечи женщины, окруженной толпами завистников во дворце! Но я – Клитемнестра, дочь одного царя и вдова другого. Я – мать будущих микенских царей. Чтобы я – и сломалась, уступила?! Отдать город на растерзание кучке глупцов?.. Не бывать этому!
Казалось, ничто в мире не могло прервать ее страстный, искренний монолог. Когда царица наконец замолчала, грудь ее тяжело вздымалась, а глаза, прежде холодные, теперь сверкали – будто серое грозовое небо пронзали вспышки молний. Орест, завороженный, не отводил от Клитемнестры взгляда.
– Почему ты так смотришь? – приподняв брови, спросила она.
– Я горжусь тобой, мама, – улыбнулся царевич.
– Ох, я заслужила эту гордость, – Клитемнестра кивнула без ложной скромности. – И могла бы рассчитывать на уважение микенцев. Благодаря мне эти люди живут сыто, их благополучию ничто не угрожает. Закрома полны зерна, Львиный город минуют болезни и страдания. Разве это не золотое время? Увы, народ мог быть и благодарнее, хотя я и не ожидала от него дальновидности…
На ее лице недавнее ликование сменилось злостью:
– Родиться женщиной во власти – настоящее проклятие, – сказав это, царица впилась в сына взглядом, в котором уже давно не осталось ни намека на веселье или насмешку. – Капризный и своенравный народ Микен требует господина. Все чаще звучат призывы напомнить о нашей силе соседям. Все громче люди требуют новых земель, славы и чужих богатств. Военные союзы, лязг мечей, громкие свершения – вот что занимает их умы.
Большинство микенцев – прирожденные воины, понимающие лишь язык грубой силы. Им нужен повелитель, который вновь прольет реки крови. Ни торговля, ни дни процветания не способны заглушить любви микенского народа к звону металла и стону побежденных. Я поняла это далеко не сразу… Но теперь осознаю даже слишком хорошо.
– Так чего же ты хочешь? – поинтересовался Орест. – Возвращение времен Атрея и моего отца тебя не прельщает, это очевидно. Тогда почему ты так настаиваешь на том, чтобы я стал царем? Неужели тебе нужно лишь красивое прикрытие? Мужчина на троне, которым ты сможешь управлять, оставаясь при этом истинной владычицей Микен?..
Клитемнестра выдержала короткую паузу и… кивнула.
– Так я и думал, – тихо произнес царевич. Его захлестнула волна разочарования. От былого восхищения царственной матерью не осталось и следа. Клитемнестра не заметила напряженного вида сына и заговорила как ни в чем не бывало:
– Не вижу смысла это скрывать. Да, я хочу, чтобы микенцы получили свой желанный символ – мужчину-вождя. Я готова принести эту жертву, публично сойдя с трона, чтобы занять заслуженное место позади него.
Клитемнестра позволила себе короткий смешок – она явно была довольна планом, который, казалось, разрешал все противоречия.
– Тебе не придется сильно утруждаться, мой милый: Микенами по-прежнему будет править твоя мать. Так засохнут зерна протеста, не успев разродиться урожаем народных волнений! Это будет самым разумным решением, и мы выгадаем еще несколько лет мирной жизни. А затем… – Клитемнестра обратила внимание на лицо сына и осеклась.
Орест стоял с потемневшими глазами, его губы превратились в тонкую, бледную нить. Царевич более не пытался скрывать свое раздражение. Он резко махнул рукой, словно отметая все доводы Клитемнестры:
– Я снова повторю, что сказал раньше. Нет, мама! Я не горю желанием становиться правителем, и еще менее желаю сесть на трон послушной тебе куклой. Игрушечным царем я не буду никогда. Что меня ожидает?.. Покорная жизнь, где я без твоего позволения не смогу даже рта раскрыть? Избавь меня от этой участи.
Красивое лицо Ореста свело судорогой. Был ли это страх от собственной дерзости, или попытка справиться со злостью? Но это выражение почти сразу сошло с его лица, и он заговорил уже спокойнее:
– Прежде чем принимать подобные решения, тебе следовало бы поговорить со мной раньше. Если ты желаешь видеть меня заложником твоих планов, то лучше уж я отрекусь от трона. Почему бы тебе не побеседовать с моим братом? Мы с Эгисфом мыслим по-разному. Возможно, он согласится быть твоим послушным, домашним царьком?
Орест замолчал. В звенящей тишине напряжение между царицей и наследником нарастало. Царевич знал, что дерзкие слова не останутся без ответа, и с гордо поднятой головой ждал бури.
Клитемнестра совмещала в своей душе противоречивые сущности, поочередно меняя маски матери и правительницы Микен. И мать всякий раз покорно умолкала, стоило заговорить великой царице… Кара настигала любого, кто смел перечить Клитемнестре, даже собственного сына.
Она и теперь не заставила себя ждать.
***
Звук пощечины раздался в покоях царицы и эхом отскочил от каменных стен. Орест не попытался уклониться от удара, его щека покраснела. Царевич чувствовал, как горит лицо – Клитемнестра явно не сдерживалась.
– Я надеялась, что родила достойного мужчину, а не жалкого глупца! – в бешенстве выкрикнула его мать, утратив остатки самообладания.
– Вот как… Мои слова ты считаешь глупостью? – Орест, пытаясь справиться с переполнявшей его злостью, говорил тихо и медленно, но твердо. Уступать и извиняться он явно не собирался.
– Именно так. Глупостью… и наглостью. Как мать и царица, я вправе требовать от тебя повиновения! Хочешь отказаться от всего, опозорить себя, упасть в моих глазах?.. У тебя прекрасно получается – продолжай же, не стесняйся!
Клитемнестра говорила с нескрываемым ядом в голосе. Орест пристально смотрел на нее, кусая губы и нахмурившись. Казалось, по комнате вдруг пронесся ветер с морского побережья, принеся с собой колючий, пронизывающий холод.
– Что же ты молчишь? – натянуто спросила Клитемнестра. – Разве нежелание смириться с ролью «игрушечного царя» – единственное, что удерживает тебя, Орест? Не нужно быть пифией, чтобы понять: у тебя должны быть и другие причины перечить мне так дерзко. Что ж, вот тебе шанс, объясняйся! Рассказывай, на что собираешься променять микенский престол? Очень надеюсь, что дело не в какой-нибудь женщине…
Прежде чем ответить, Орест провел ладонью по лицу и сделал несколько глубоких вздохов, чтобы расслабиться. Царевич понимал, что избрал опасный путь – сейчас требовалось сохранять хладнокровие, даже если хотелось кричать.
– Ты права, мама, – наконец сказал он. – Я действительно не вижу себя царем. Моего отца все чтут как великого героя, истинного повелителя Микен. Мне никогда не стать таким, как он. Но и оказаться безвольной куклой на троне я не желаю. Престол меня не привлекает. Возможно, в своем образовании я пропустил пару важных уроков, которые отец мог бы мне преподать… Или же я просто глупец, как ты утверждаешь… Итог все равно один.
Царевич улыбнулся – вымученно, словно насмехаясь над ситуацией, в которой оказался. Клитемнестра отвела взгляд и с застывшим лицом уставилась куда-то в сторону окна. Она не проронила ни единого слова, и Орест продолжил:
– Я не гожусь на роль повелителя Микен. И не стану слепым исполнителем чьих-то приказов. Но ты, моя мать, имеешь великую силу и можешь дать мне то, чего я давно желаю.
Царица продолжала стоять, словно каменное изваяние, но при последних словах чуть приподняла брови.
– Свободу, мама, – закончил Орест. – Именно ее мне не хватает в этом дворце.
Царица с силой ударила кулаком по столу, заставив вздрогнуть стоявшую на нем посуду:
– Хочешь стать подобием своей сестры?! – резко спросила она. Если бы можно было сжигать взглядом, на месте Ореста уже покоилась бы кучка пепла. – Жить, как легкомысленная, беспутная Электра… Ты действительно желаешь этого? На ее глупости я уже привыкла закрывать глаза, но ты… Ты совсем другое дело, Орест! Мужчине не пристало отказываться от своего долга!
– Мы можем вести разговор в другом тоне? – не выдержав, спросил царевич. – Под градом упреков сложно оставаться спокойным и что-то объяснять.
Клитемнестра стиснула зубы; так некстати потеряв терпение, она напоролась на упрямство сына. Владычицу Микен, не привычную к возражениям ни от кого, даже от собственных детей, это поразило, но гигантским усилием воли она вернула контроль над чувствами. И махнула рукой:
– Хорошо, я дам тебе высказаться. Продолжай.
– Помнишь, как дядюшка Одиссей взял меня к себе на корабль, когда мне было тринадцать? Ты не желала меня отпускать, но прислушалась к советам Телефа – это была его идея, он считал, что небольшое морское путешествие полезно для подростка. Маленький Эгисф не горел желанием покидать дворец, а я с радостью отправился плавать с итакийцами.
– Как же такое не помнить. Из-за тебя я целыми днями не находила себе места: каждый день представляла, что ты попадаешь в бурю. Любой каприз погоды, и Микены лишатся наследника!
– Так ты беспокоилась о городе или все-таки обо мне? – с внезапной улыбкой спросил царевич. Клитемнестра воздела глаза к потолку:
– И о тебе, разумеется.
– Это радует, – ответил Орест, не сумев до конца скрыть иронию в голосе. А затем продолжил уже серьезным тоном. – Я очень благодарен Телефу, который настаивал, чтобы я научился ходить по морю. Это было лучшее время… С Одиссеем и его командой. Среди волн и облаков, окруженный моряками, я жил по-настоящему, дышал полной грудью, с радостью учился у старших товарищей. Хотя поначалу для Одиссея я был лишь обузой – он принял меня без особой охоты и лишь за солидную плату, – под конец мы стали друзьями. Теперь я желаю вновь отправиться в плавание, но уже со своей командой.
– Понятно, этот старый моряк заразил тебя пустыми мечтаниями, – Клитемнестра ощутила, как зарождается в груди новая вспышка негодования. – Вот уж не думала, что тебе захочется повторять подвиги Ясона, печально известного царя Иолка.
– Историю Ясона мне пересказывали множество раз. Он отправился в плавание не по своей воле, – возразил Орест. – Я не такой. Меня влекут тайны моря и лежащих за ним далеких земель, а не скучная, сытая жизнь во дворце. В Микенах мне тесно; сердце зовет на корабль, влечет к безбрежной синеве. Но… – Орест выпрямился и лукаво улыбнулся, – это не значит, что я буду для тебя бесполезен.
Он провел рукой по волосам, откидывая их назад. Царевич говорил уверенно, и Клитемнестра догадывалась: ее сын уже не раз произносил этот монолог наедине с собой.
– Если Эгисф согласится занять трон, я лично позабочусь, чтобы вести об этом событии достигли даже дальних островов. Навещу соседей, узнаю новости, обменяюсь товарами и преподнесу дары царям на своем пути. Почему бы одному из потомков Агамемнона не отправиться с визитом к союзникам?..
– Но что потом? Рано или поздно ты вернешься домой.
– Знать будущее под силу лишь богам, – улыбнулся царевич. – Можешь, тогда придумаешь для меня задание посложнее? Например, разузнать, что находится на краю земли. Старики говорят, что там нет ничего, кроме всепоглощающей пустоты – разве не интересно проверить, так ли это?
– Это совсем не смешно, Орест.
– Извини, – тот развел руками, стараясь удержать беседу в спокойном русле. – Я просто хочу принести пользу Микенам, но при этом быть счастливым и свободным, а не жить в золотой клетке. Разве мои мечты неосуществимы?
– Цари и их дети не могут так рассуждать, – Клитемнестра сказала это с тяжелым вздохом и отрешенным выражением лица. – Они несут груз великой ответственности с самого рождения. Твои речи больше подойдут пастуху, воину или торговцу – но только не наследнику рода Атрея.
– Потому я и желаю отказаться от навязанной мне роли. Мама, именно ты – настоящая правительница Микен, которая прекрасно исполняет свой долг. Возможно, Эгисф однажды станет таким же. Если, конечно, ты ему позволишь… если обучишь своим талантам и мудрости.
– А ты, Орест, добровольно променяешь царский титул, который дарован тебе по праву первенства, на тяжелый труд, соленый ветер и общество немытых моряков? Не понимаю, чья кровь в тебе говорит.
– Кто не был в открытом море, тому неведомы вся его красота и величие, – лицо царевича на миг озарилось светом дорогих воспоминаний. – О, мама, я уже плавал под парусом и знаю, что мореход из меня выйдет куда искуснее, чем царь. Позволь взять несколько кораблей и отправиться в путь – я постараюсь добыть для Микен славу и выгоду, выполню любой твой приказ! Что угодно, лишь бы не изображать жалкое подобие владыки…
Орест осекся: последняя фраза прозвучала непозволительно грубо. На протяжении его речи Клитемнестра выглядела так, будто ей нездоровилось. Плечи царицы ссутулились, лицо побледнело – заметив это, ее сын спросил с тревогой:
– Может, принести воды?
Клитемнестра покачала головой:
– Не стоит. Со мной все в порядке.
Она заговорила ровным голосом, зазвучавшим удивительно странно после гневливых выкриков:
– Возможно, в твоих словах есть доля истины. Было бы жестоко сделать тебя царем против воли. К счастью, ты не единственный мой сын, – эти слова дались Клитемнестре с большим трудом. – Увы, я была сильно занята заботами о Микенах и не разглядела твоих желаний. Прости, что не знала, каким человеком ты вырос, Орест.
Тот молча кивнул. Царица вдруг сделала шаг вперед, подойдя к сыну вплотную. Протянула руку – Орест дернулся, но мать всего лишь провела рукой по его темным вьющимся волосам, поправила пару непослушных прядей. И тихо закончила:
– Ты решил рассказать о своих мечтах в тот же день, когда тебе предложили микенский трон… Какая насмешка судьбы! Я страшно расстроена твоим выбором, сын мой. Уверена, что ты и сам о нем пожалеешь… Но стоять на пути у тебя и твоих желаний я не буду.
С этими словами Клитемнестра посмотрела прямо ему в глаза – пронзительно, цепко, – но тут же отвела взгляд в сторону. Орест почувствовал, будто мать скрыла от него что-то важное. Но прежде чем он успел что-либо сказать, она добавила:
– Нет смысла затягивать, если все уже решено. Мне нужно самой поговорить с твоим младшим братом. Думаю, он будет в восторге, в отличие от тебя.
«Для него же лучше, если так, – промелькнула в голове Ореста непрошеная мысль. – Мать позволила одному сыну сделать выбор, но второй раз подобного не случится…»
Принятое решение пугало своей значимостью. Царевич не раз задумывался, как распорядиться собственным будущим и уже давно задумывал отречься от престола. Но Орест не ожидал, что этот тяжелый разговор случится именно сегодня. Ему виделось, что мать еще несколько лет собиралась править Микенами единолично… Действительность оказалась куда сложнее.
Впрочем, какое теперь это имеет значение? Сделав решительный шаг навстречу новой жизни, сходить с намеченного пути Орест не собирался.
***
Отпустив сына, царица долго стояла в неподвижности. В сердце Клитемнестры происходила ожесточенная борьба. Давно не случалось такого, чтобы царица испытывала страх от собственных мыслей, но теперь этот день настал. Снова.
Старшему сыну больше нельзя было доверять. Орест оказался непригоден для роли, к которой его готовили с детства. А она не смогла сразу это заметить. Теперь Орест стал опасен – для микенского трона, для нее самой. Царевич вряд ли понимал, что, уплыви он в дальние края и свяжись хоть с простолюдинкой, хоть с портовой шлюхой, в его детях будет течь царская кровь Атридов… Такое «наследие» рано или поздно окажется проблемой.
А вдруг микенцы будут недовольны правлением Эгисфа? Клитемнестра с легкостью представила, как смутьяны в народе – и даже отдельные царедворцы! – идут на поклон к Оресту с просьбой принять власть, положенную тому по праву рождения. Если ее сын послушается, царство разорвут междоусобицы. Как опытная правительница, Клитемнестра понимала: ее страхи были обоснованы. Наиболее неприятные вещи имели свойство случаться в самый неподходящий момент. А значит, следовало быть готовой ко всему.
Она уже совершила роковую ошибку, не оградив царевича от влияния его сестер, старика Телефа и мечтательного Одиссея. Они испортили Ореста, и теперь ей предстояло это исправить. Сердце Клитемнестры бешено забилось в тот миг, когда она приняла роковое решение. Казалось, царица с разбегу прыгнула в черную пропасть.
Оресту придется исчезнуть навсегда.
Тогда ничто не помешает царствованию Эгисфа. Угроза для Микен сойдет на нет.
По щекам владычицы Львиного города вдруг сами собой потекли слезы, но она даже не потрудилась утереть их. Безмолвный плач вскоре оборвался. Разум Клитемнестры уже продумывал жестокий план; ее мысли мчались, будто боевая колесница.
На долю царицы не раз выпадали испытания, с которыми она успешно справлялась. И в этот раз все будет точно так же. Такие, как она, не умели подолгу скорбеть о своих нерадивых отпрысках. Даже о покойном муже Клитемнестра совершенно не жалела, а ведь когда-то почти верила, что любит его…
Быстрым шагом царица вышла из покоев. Времени возиться со слугами и передавать указания не было – ей требовался срочный разговор с Эгисфом.
Мальчик, всегда прячущийся в тени старшего брата, теперь станет правителем… Уж он-то обрадуется этому. А если нет, Клитемнестра заставит.
Во второй раз она не допустит промаха.