Александр Герасимов
Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Бедный Схеней покончил жизнь самоубийством, прося микенского ублюдка пощадить его семью. А старший брат Никандра, глупец Леарх, не колеблясь, присягнул Микенам на верность. Трус, продавший свободу своего острова прямо над бездыханным телом отца!
Подобного унижения Никандр вынести не мог. Ослепленный горем, он попытался добраться до Атрея… Но безуспешно.
За этот поступок Никандра с позором изгнали из дома, выдав на прощание лишь лодку с небольшим запасом питьевой воды, а также маленькую сеть, пригодную разве что для ловли мальков на мелководье. Что могло быть печальней столь незавидной участи?
Через пару дней плавания его, изнуренного жестоким солнцем и жаждой, подобрал корабль родосского торговца. Никандр сумел выдать себя за рыбака и рассказал правдоподобную историю, как его лодку отнесло волнами в открытое море. Ему поверили: погода и в самом деле была ветреная. Владелец судна предупредил, что ради одного человека он не станет менять путь корабля: его судно было доверху нагружено различными пряностями, способными испортиться от соли и жары, и он спешил доставить их на Родос, чтобы выгодно продать. Никандра это полностью устраивало – вернуться домой он все равно не мог, хотя благоразумно об этом умолчал.
Уже на Родосе он сообщил, что не имел ни средств, ни желания возвращаться домой, и предложил своему спасителю услуги в качестве работника.
Торговец оказался человеком расчетливым. Понимая, что идти Никандру некуда, он нагрузил его самой черной и неблагодарной работой. Особого выбора у подростка не было: лишь имея кров над головой и хоть какой-то ужин на столе, он мог выжить в этом новом и пугающем мире. Поэтому Никандру пришлось трудиться с утра до ночи за ничтожную плату.
Так прошло два года. Однажды сын Схенея понял: терпеть подобную жизнь он более не в силах. Дождавшись, когда торговец крепко уснул, Никандр перерезал тому горло ножом, прихватил побольше меди и серебра, а затем умчался в сторону родосского порта. Еще до середины дня он покинул остров.
Через какое-то время его можно было встретить на Самофраки, а спустя несколько лет – в Милете, где он трудился наемным охранником. Никандр не раз менял места и род деятельности, каждый раз обучаясь чему-либо новому. И познавая жизнь во всей ее неприглядности.
Солнце светило на небе, женщины и дети громко смеялись, лазурные воды ласково омывали берега, покрытые сочной зеленью, но для Никандра ничего этого не существовало. Он понимал лишь одно: жизнь несправедлива, уродлива и полна насилия. Разумеется, первопричиной всех несчастий отверженный царевич Порфируса считал Микены.
– Слыхал? Атрей скончался. На престол взошел его сын Агамемнон, – однажды рассказал ему новость заезжий торговец.
– Надеюсь, душа этого ублюдка будет вечно страдать в преисподней! – воскликнул Никандр. Однако эта весть не принесла ему большой радости. О, с каким удовольствием он бы помочился на могилу Атрея… Но лишь после того, как сам бы снес голову ненавистного микенца с плеч! Увы, мечта так и осталась мечтой.
Отпрыск Атрея тоже был недосягаем для изгоя с Порфируса. Однако в голове Никандра всегда зрели планы мести. Они распространялись не только на Львиный город, но и на родной остров, на глупого брата… На весь мир, который однажды посмел перевернуться с ног на голову.
Когда-то у Никандра отняли все – теперь отнимать желал он сам. За годы службы среди наемников и солдат Никандр обзавелся множеством знакомств с людьми сомнительных нравов. Они, в свою очередь, помогли ему сойтись с главарями пиратских шаек. Вскоре изгнанник уже поднимался на борт одной из разбойничьих галер, что бороздили море в поисках наживы.
Судьба внезапно оказалась к нему благосклонна. Пиратское ремесло было опасным занятием, смерть повсюду подстерегала этих отчаянных головорезов, но Никандру удавалось раз за разом ускользнуть из ее объятий.
Его храбрость и смекалка также не остались незамеченными. Одно время Никандр даже владел собственной пиратской галерой. Впрочем, судно быстро наткнулось на береговой риф и бесславно пошло ко дну. С тех пор выходец с Порфируса всегда был только членом какой-либо шайки.
Пролетели годы. Погиб Агамемнон, завоеватель Трои, но и это не угасило злобы Никандра. Пират пронес эту ненависть через всю жизнь и состарился, храня ее в сердце.
Последнее время он плавал под руководством бесстрашного Эвмеда. Тот был отъявленным мерзавцем, которому частенько улыбалась удача. Никандр хорошо помнил хитроумный налет на остров Фера: пиратские корабли развернули запасные паруса и беспрепятственно вошли в бухту, никем не опознанные. На берегу грабители изобразили подобие кипучей торговли: разложили ткани, посуду и украшения, добытые в одном из прошлых налетов. А едва на побережье оказалось достаточно красивых женщин, привлеченных пестротой и дешевизной нарядов, как «торговцы» мигом превратились в тех, кем являлись изначально.
Немногочисленных мужчин Феры быстро убили, а потрясенных внезапным нападением женщин взяли в плен, и после с выгодой продали как рабынь. Хорошее тогда было время… Хватало всего: еды и серебра, дешевого вина и уважения среди прочих пиратов.
Помимо удачных дней, порой случались и плохие. А иногда – очень плохие. Когда флот Идоменея громил пиратские стоянки, Эвмед потерял половину кораблей, и теперь отчаянно жаждал как новой добычи, так и новой крови.
Что ж, вырезать микенцев всех до единого – благое дело. Боги наверняка расценят это как справедливый суд… Корабли противника были уже совсем близко, и Никандр приготовился к бою.
Глава 19
Дексий прекрасно понимал, что длинный корпус «Мелеагра» послужит прекрасной мишенью для вражеских стрел. Если на пиратских кораблях есть лучники, то им хватит пары удачных залпов, чтобы вывести из строя большую часть гребцов и обездвижить корабль. Поэтому он скомандовал:
– Правый борт, поднять весла!
«Мелеагр» развернулся носом к противнику, выставив вперед таран устрашающих размеров. Теперь пиратские корабли не могли приблизиться вплотную без риска самим оказаться на дне: микенское судно значительно превосходило их размерами и мощью.
Расчет пиратов ясно строился на численном превосходстве. Поэтому они, сразу же разгадав замысел Дексия, разделились и стали обходить «Мелеагр» с противоположных сторон. В каком бы направлении тот ни повернулся, другой борт открывался для нападения. Дексий то и дело с тоской поглядывал назад – туда, где виднелась маленькая точка. До прибытия «Эвриала» следовало продержаться во что бы ни стало…
– Проклятье! На нем хватило бы стрелков, чтобы отогнать этих ублюдков, – в сердцах выругался он и облизнул пересохшие губы.
– Мы слишком растянулись, – сказал подошедший Пилад. Его меч был обнажен, а глаза, не отрываясь, следили за маневрами пиратов. – Как назло, это случилось именно сейчас.
– Больше такого не повторится. Я позабочусь об этом… А пока все, что нам нужно, – выжить в предстоящей драке.
– Если мы лишимся большинства гребцов, трудно будет добраться до стоянки, – к ним присоединился Орест. Царевич весьма хорошо держал себя в руках. Его лицо казалось спокойным для человека, который вот-вот ввяжется в смертельную битву. Только бледность выдавала внутреннее волнение. Как и все прочие, сын Агамемнона успел облачиться в боевые доспехи и вооружиться.
– Не время сейчас думать о таких вещах, – вздохнул Дексий и внимательно оглядел воинов, замерших по обоим бортам. Люди знали свое дело: стояли в строгом порядке и на расстоянии, достаточном для свободного замаха мечом.
«По крайней мере, мы зададим морским крысам хорошую трепку», – промелькнуло в голове начальника гребцов, и его губы искривились в непрошеной, злой усмешке.
Повисшее на микенском корабле напряжение, казалось, можно было пощупать рукой. А грубые выкрики с пиратских галер и плеск весел становились все слышнее.
Раздался треск – в борта микенского судна впились крючья с привязанными к ними веревками. Так голодные псы вгрызаются в брошенную кость.
Битва началась.
***
Команда «Мелеагра» быстро перерубила большинство веревок, однако пиратам все же удалось подтянуть к себе судно на достаточное для прыжка расстояние. На «Мелеагр» обрушилась толпа головорезов. Воздух в мгновение ока наполнился проклятиями, боевым кличем и стонами боли.
Орест ощутил, как кровь прилила к голове – страх смешался с азартом боя, едва не лишив царевича спокойствия. Но усилием воли он смог вернуть над собой контроль. Теперь Орест двигался и орудовал мечом не хуже опытного бойца – уроки Пилада царевич усвоил хорошо.
Микенцу повезло: во всеобщей суматохе он не запомнил лица первого человека, которого убил.
Когда перед ним оказался рослый дикарь в набедренной повязке и грубом шлеме, явно с чужого плеча, Орест отреагировал моментально, не дожидаясь атаки. Враг даже не успел как следует замахнуться, а царевич уже вогнал клинок в ничем не защищенную грудь. Покачнувшись, тот с криком упал за борт. Тут же его место занял другой пират – в доспехе и с маленьким круглым щитом.
В пылу сражения Орест не успел осознать, что совершил свое первое убийство, не смог ужаснуться кровавым разводам на мече… Его тут же втянули в следующий поединок, и микенец продолжил изо всех сил биться за жизнь.
Но он бы не продержался долго, если бы на помощь не пришли разящие клинки Пилада и Дексия. Казалось, сам бог войны благословил этих людей. Не сговариваясь, они оберегали царевича с боков и тыла. А на противоположном борту «Мелеагра» уже высаживались пираты с другой галеры…
Если Декс был просто хорошо обученным воином, физически развитым и защищавшим своего хозяина, то Пилад перевоплотился в саму смерть. Скорость и сила его ударов ужасали, пространство вокруг воина стремительно заполнялось трупами. Казалось, просчеты в бою ему были неведомы. Вскоре эти двое стали центром битвы, главным очагом сопротивления микенцев. Но силы все еще были неравны: пираты брали числом. Хотя на каждого убитого бойца «Мелеагра» приходилось по три-четыре мертвых разбойника, все равно перевес был на стороне последних.
Было от чего впасть в отчаяние!.. Казалось, сопротивление защитников корабля вот-вот рухнет. Однако тут на поле битвы вступил подоспевший «Эвриал».
Второй микенский корабль стремительно шел на сближение. Вдоль его борта стояли лучники. Первый же залп их стрел поразил не менее трети гребцов на вражеской галере. Приблизившись практически вплотную, «Эвриал» дал второй смертоносный залп, лишив пиратское судно управления и практически не оставив никого в живых. После чего корабль развернулся, обходя завязший в схватке «Мелеагр», и двинулся на второе пиратское судно. Вскоре мощный нос «Эвриала» с легкостью пробил вражеский борт.
Дексий оценил обстановку и подозвал к себе нескольких человек. Они бросились рубить последние веревки с крючьями: следовало сделать это как можно скорее, иначе тонущий корабль утянет за собой и микенский. Вражеская галера начала медленно оседать. Теперь пиратам, оставшимся на борту «Мелеагра», некуда было возвращаться.
Однако это еще не было победой. Разбойники вновь сплотили свои ряды с быстротой, показывающей, что их предводитель – человек с твердой волей и немалым опытом. Пока «Эвриал» сдавал назад после успешного тарана, третье пиратское судно прошлось вдоль его корпуса, ломая весла и закидывая крючья на борт. Еще один микенский корабль оказался осажденным.
Стрелки «Эвриала» не стали готовиться к новому выстрелу: на него не оставалось времени. Вместо этого они побросали луки и выхватили короткие мечи, готовые дать отпор ревущей пиратской толпе.
Тем временем на «Мелеагре» продолжался ожесточенный бой. Пилада окружили сразу трое воинов, ища брешь в его обороне. Дексий разбирался с поразительно упорным соперником – даже получив два ранения подряд, тот продолжал яростно атаковать. А на Ореста набросился седоволосый, но крепко сложенный пират, чье лицо показалось микенскому царевичу смутно знакомым.
К тому моменту Орест устал – его движения стали менее сосредоточенными, а защита дала слабину, и противник этим воспользовался. Сын Агамемнона вскрикнул от боли и отшатнулся, когда меч рассек ему щеку. Еще бы чуть выше, и он лишился глаза!..
Старый боец ухмыльнулся и смачно плюнул на палубу «Мелеагра», выказывая презрение. В Оресте кипел гнев, вызванный болью и насмешкой. Зазвенели клинки бросившихся друг на друга врагов. Меч пирата вонзился в незащищенное плечо Ореста… Несмотря на боль, царевич рванулся вперед и одним ударом вогнал лезвие противнику под ребра.
Пират издал жуткий звук – вопль и хрипение одновременно, – а затем упал на колени. Его руки пытались зажать рану, из которой обильной струей хлестала темная кровь. Разбойник со жгучей ненавистью заглянул прямо в лицо своему победителю… Но мгновение спустя глаза старика помутнели и закатились.
Именно этот человек запомнился Оресту, как первая жертва. Микенский царевич наблюдал за угасанием жизни, которую он сам же и оборвал, будто веточку оливы. Тогда он осознал весь ужас происходящего… и застыл в бессилии, несмотря на кипевший вокруг бой.
Не замечая обжигающих ран, Орест молча смотрел на мертвое тело пирата у своих ног. Где же он видеть похожего человека?.. Черты покойника чем-то напоминали Леарха, владыку Пурпурного острова… Только пират был чуть моложе и значительно стройнее.
Пилад громко окликнул его, и Орест поневоле вернулся в реальный мир. Пираты отчего-то бросали оружие и молили о пощаде. Микенец взглянул на море – там пылала четвертая вражеская галера. Могучий «Арктос» не только нагнал своих товарищей, но и успел как следует подготовиться к бою: обернутые тканью и хорошо промасленные стрелы, пылая, обрушились на пиратский корабль. Люди прыгали прямо в воду, спасаясь от языков бушующего пламени.
Теперь удача оказалась на стороне микенцев. Одна пиратская галера шла ко дну, другая горела; команда «Эвриала» одолела врагов с третьего корабля. А жалкие остатки отряда разбойников, атаковавших «Мелеагр», уже не могли ни победить, ни убежать.
– Наконец-то… – выдохнул Пилад, вытирая меч от крови.
Команда тем временем разоружала пиратов, оставшихся на борту «Мелеагра». Те либо сыпали проклятиями, либо глядели исподлобья с угрюмым молчанием.
Орест старательно гнал от себя мысли, как следует поступить с оставшимися разбойниками. Как предводитель он был обязан сам отдать распоряжения на этот счет… Однако ему этого не хотелось. От вида крови и мертвых тел Ореста начало подташнивать… И как же некстати Дексий задал вопрос о дальнейших действиях! Царевич поспешно ответил:
– Доверюсь тебе, друг мой. Ты более опытен в подобных делах, поэтому действуй, как считаешь нужным.
Дексий отошел в сторону, а Орест уставился в одну точку невидящим взглядом. Он испытывал неловкость и жгучий стыд. Сын Агамемнона понимал, что в очередной раз предпочел избежать ответственности и уклониться от своей роли. Это совершенно не вязалось с недавними словами Пилада о том, что у него, Ореста, характер бойца… Микенец совершенно не ощущал себя таким. Добиваться сердца девушки или проявлять твердость в споре – совсем не то же самое, что распоряжаться чужими жизнями!.. Стараясь отвлечься от тяжелых мыслей, царевич принялся осматривать корабль, чтобы оценить нанесенные повреждения и потери команды.
Очень скоро он почувствовал себя еще хуже: зрелище оказалось невыносимым, «Мелеагр» был завален мертвыми телами. Орест узнавал каждого убитого члена команды. С этими людьми он разговаривал у костра во время стоянки, шутил и беззаботно смеялся над незамысловатыми историями… Теперь эти отважные воины и умелые гребцы смотрели в небесную синеву пустыми, застывшими глазами.
Затем Орест заметил Акаста, прислонившегося спиной к мачте. Моряк сидел, отложив меч в сторону, и держал на коленях голову мужчины могучего телосложения. Казалось, будто отец после трудного дня заснул на руках у сына, а тот бережно его поддерживает.
– Ты в порядке? – с тревогой спросил Орест: одежда молодого гребца была пропитана кровью.
Акаст поднял голову. Никогда еще Орест не видел на юном лице столь старых глаз. Они были полны черной скорби.
– Со мной все хорошо. Но не могу этого сказать о своем друге, – он чуть повернул голову мужчины, и Орест с содроганием увидел, что у того размозжена половина лица.
Какое-то время Акаст молчал. Его лицо было отрешенным, на нем не было ни отчаяния, ни ярости. Казалось, гребец онемел от горя. Царевич не нарушал тишины, и наконец Акаст продолжил странным, надломленным голосом:
– Его звали Гилас. Если бы не он, я бы никогда не увидел моря… Никогда бы не вырвался бы из нищеты и несчастий. Лишь благодаря Гиласу я пережил этот день. Весь бой он был рядом, прикрывал, защищал… Но в самом конце пал от случайного удара.
Гребец судорожно вздохнул и коснулся пальцами страшной раны. Он явно не испытывал ни страха, ни отвращения перед кровью и осколками кости – лишь желал прикрыть искалеченное лицо друга.
– Я пытался остановить кровь… пытался привести его в чувство. Но он умер почти сразу. Я не могу радоваться нашей победе… Ничего не чувствую. Лишь знаю, что мой друг заслуживал лучшей участи, – говоря это, Акаст отрешенно смотрел на небо. – Я все время спрашиваю себя: «Почему это случилось с ним, а не со мной?..» И не нахожу ответа.
Моряк снова перевел взгляд на царевича и закончил неожиданно настойчивым, совершенно не свойственным ему тоном:
– Гилас был отважным человеком. Сегодня он отдал жизнь ради того, чтобы жили мы. Его подвиги не должны пропасть даром.
Орест не находил нужных слов. Он лишь кивнул, а затем отвернулся, не в силах справиться с новыми, неизвестными доселе чувствами. И увидел тело Пенсенора, задававшего, подобно сердцу, ритм для гребцов «Мелеагра». Толстяк лежал рядом со своим маленьким барабаном, а на лице его читались страх и боль – последнее, что ощутил при жизни этот чрезвычайно добродушный человек.
В тот миг Орест почувствовал, что в его душе заворочался зверь, которого он не знал прежде.
Один удар сердца, всего один глоток воздуха… И чудовище внутри с ревом сбросило свои путы. Оно требовало кровавых рек, взывало к самой жестокой мести. Оцепенение, вызванное отчаянием, растворилось без следа – осталась лишь ненависть.
Быстрым шагом подойдя к Дексу, Орест хлопнул его по плечу и спросил:
– Ты уже решил, как поступишь с пленниками?
– Посадим на оставшиеся две галеры, оставим их без еды и воды – нам они пригодятся больше. И пусть эти ублюдки отправятся хоть на дно к Посейдону! Их суда вряд ли способны плыть, но это не наша забота, – ответил тот, с трудом скрывая злость в голосе; Дексий тоже тяжело переживал гибель товарищей.
– Ну уж нет. Этого недостаточно, – заявил Орест тоном, не располагающим к спору. – Я поступлю иначе.
Дексий глянул на царевича с удивлением, но ничего не сказал.
– Распорядись забрать их припасы и все ценное, что найдется. Но пленных оставьте здесь! С ними разберемся отдельно.
Это был прямой приказ, и Дексий лишь кивнул, принимая его. После чего принялся командовать гребцами на «Мелеагре» и стоящем неподалеку «Арктосе». Лишь два корабля могли полноценно передвигаться – у «Эвриала» большинство весел были сломаны.
С пиратских галер быстро забрали все запасы воды и пищи, а также ценности: небольшое количество серебра и меди, кувшины с вином, запасные весла и оружие. Пираты не брали с собой в плавание много вещей, чтобы не перегружать корабли, а оставить побольше места для добычи.
– Тебе следует промыть рану на щеке, – сказал Пилад Оресту, пока тот наблюдал за погрузкой добычи. – Иначе тебя будет пугаться собственная команда… прямо как меня. Все лицо в крови.
Орест пожал плечами и промолчал. Затем Пилад обратил внимание на раненое плечо царевича:
– Болит?
– Не особо.
– Это ненадолго. К вечеру почувствуешь, словно под кожей устроили гнездо злые шершни. Так что не мешкай и обработай обе раны как следует.
– Вот и хорошо, – отрывисто произнес Орест, совсем не слушая.
Пилад нахмурился, подметив его бледность и лихорадочный блеск в глазах:
–Что ты задумал?
– Всего лишь добиться справедливости.
– Справедливости, значит… И каким же образом?
– Сам увидишь. А пока помолчи.
Наклонившись, Орест подобрал меч, лежащий у его ног. Проверив пальцем лезвие, он удовлетворенно кивнул и направился к пленникам.
– Принеси тот чурбак, на котором всегда сидел Пенсенор. – бросил царевич через плечо. – Мне он понадобится.
Орест подошел вплотную к пиратам, окруженных микенскими воинами. Сколько эмоций было на лицах пленников! Одни дерзко смотрели в глаза царевичу; лица других выражали страх либо покорность судьбе, а раненые кусали губы и постанывали от боли.
Пилад принес небольшое гладкое полено, поставил его перед Орестом и распрямился. После чего вдруг улыбнулся странной, совершенно неуместной, однако понимающей усмешкой… Орест понял, что чернобородый воин разгадал его намерения.
Возможно, именно Пилад окажется единственным человеком на корабле, способным понять его дальнейшие действия. В остальной команде Орест отнюдь не был уверен.
Глубоко вздохнув, царевич обратился к пленникам. Его голос дрожал, но не от слабости, а от гнева. С каждым словом Ореста сильнее одолевала ненависть, он распалялся и говорил все громче:
– Мне все равно, способны ли вы понимать меня, ослиные отродья. Сомневаюсь, что такие глупцы могут разобрать человеческую речь… Ведь напасть на микенские корабли могли только полные идиоты! Не знаю, на что вы надеялись, да и не хочу знать. Но один урок вам придется уяснить как следует.
Он широко повел рукой, охватив жестом весь «Мелеагр», а также стоящие поодаль «Арктос» и «Эвриал»:
– На этих кораблях плыли хорошие, честные люди. Ни один из них не считал, что имеет право посягнуть на чужое добро. Быть может, кто-то из вас, мерзавцев, ненавидит Микены – это ваше дело. Но вашими врагами не были ни мужественный Гилас, ни мягкосердечный Пенсенор, ни могучий Оилей или скорый на шутку Эхедем. Сегодня они все погибли. В один злосчастный день оборвались их мечты и надежды.
Эти люди войдут в царство мертвых с великой печалью. Они не смогли прожить спокойную, благополучную жизнь! Вместо этого пали от рук отребья, которое умеет лишь наваливаться скопом… Сражение с вами – это не доблестный бой, достойный быть воспетым в песнях, нет! Это битва с тощими, трусливыми и грязными волками. Хотели ли Пенсенор, Эхедем, Оилей и Гилас так закончить свой путь на земле? Или этого желали остальные ваши жертвы?.. Не думаю!
Когда он продолжил, его лицо перекосило от ярости. Ничто уже не сдерживало зверя, пробудившегося в душе сына Агамемнона.
– Старики говорят, что на причиненное зло нельзя отвечать злом – это рождает бесконечный поток ненависти. Так вот, плевать я хотел на все наставления! Вы, сволочи, пощады не заслуживаете. Я желаю, чтобы вы страдали, а другие видели ваши мучения… Пусть все знают, что возмездие бывает еще ужаснее причиненного зла! Имя мне – Орест из Микен. Я сын Агамемнона и Клитемнестры, и назначенная мною кара будет справедливой. Пусть устрашатся сердца ваши!
Указав на ближайшего пирата, Орест потребовал:
– Подведите его и поставьте на колени.
