Александр Герасимов
Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
– Как же ты не боишься Ореста, дорогой Эгисф? В его жилах течет такая же кровь, и наверняка он способен зачать наследника. Что, если ему не понравятся перемены в Микенах?.. О, Эгисф, если я неправа, так скажи мне об этом! И я на коленях буду умолять тебя о прощении за грубость. Если же мои слова верны, то я боюсь за судьбу микенского царства, как никогда прежде…
Она с нарастающим страхом следила за приближающимся Эгисфом, а царь не сказал ни слова, пока не подошел почти вплотную.
И тогда он ее ударил – ладонью, наотмашь.
После первого удара Ифигения устояла, однако второй, еще сильнее, повалил ее на пол. На какой-то миг сознание померкло.
Царевна очнулась, ощущая в голове свинцовую тяжесть. Эгисф стоял над ней и что-то говорил, но слова казались Ифигении далеким гулом. Приложив немалое усилие, она все же смогла разобрать речь брата. И то, что он сказал, звучало как приговор:
– …такая же безрассудная и глупая, как Электра. Мать, к счастью, уже отослала ее. А я лично разберусь с тобой. Ты будешь сослана в самый дальний храм Артемиды, который стоит на границе с землями диких племен. Туда отправляют неугодных женщин: надоевших любовниц, нежеланных дочерей… и дерзких царевен, не умеющих держать язык за зубами! Самое подходящее место для такой как ты. И винить в случившемся ты должна лишь себя! Поняла меня, сестра?.. Виновата только ты!
Царевне казалось, что она видит тягостный, страшный сон. Слова брата выжигали ей душу. Осознание, что ее изгоняют до конца дней, заставило Ифигению съежиться в клубок. Эгисф, глядя на это, издал короткий смешок:
– Наконец ты снимешь со своих плеч груз беспокойства о Микенах, сестрица. Ни высокий род, ни хлопоты о судьбе мира не будут волновать деву, которая посвятит себя служению высшим силам! Ты отправишься на корабле, загруженном дарами богине от верных Микен. И пусть Артемида будет благосклонной к моему правлению… а заодно приютит одну непокорную дурочку. Уж я не поскуплюсь.
Настроение царя явно улучшилось. Последние слова Эгисфа прозвучали насмешливо, с явной издевкой:
– Вместо выгодного замужества тебе уготована иная роль, еще более славная – быть жрицей, сестра. Готовься к отплытию! Я прикажу скорее снарядить корабль и устрою тебе красивые проводы, какие положены микенской царевне… А вздумаешь еще раз раскрыть свой поганый рот – будет хуже, обещаю.
Наступило молчание. Ифигения лежала на холодном полу, дрожа всем телом и даже не пытаясь подняться.
Она не заметила, как Эгисф покинул мегарон.
Глава 22
Сильное течение то и дело сносило микенские суда в сторону, сбивая с намеченного пути. Орест и его команда странствовали уже долгое время: остались позади переменчивая осень и зима с ее штормами, однако время от времени еще случались дожди и сильный ветер. Из-за них приходилось устраивать долгие стоянки: порой микенцы пользовались гостеприимством рыбаков в прибрежных поселениях, а иногда разбивали лагерь на пустынных островках.
Ореста порой тяготила оторванность от новостей о происходящем в мире. Не то чтобы он скучал по дому, к которому никогда не был особенно привязан, однако ему не хватало общества любимых сестер и старого Телефа, а перед мысленным взором часто вставал облик рыжеволосой критской царевны. Пожалуй, Гермиону он вспоминал куда чаще, чем следовало бы…
Тем не менее ему хотелось продолжать свое странствие. Глядя на очертания новых берегов, поражаясь удивительным обычаям и одежде местных жителей, микенский царевич чувствовал себя рыбой из маленького озера, которая открыла для себя величие морских глубин. Маленькими шагами Орест познавал мир, неведомый прочим обитателям Львиного дворца. Он проживал каждый день с наслаждением, нисколько не утомляясь от хлопот и тяжелой работы; новый опыт и многочисленные открытия волновали его и доставляли великую радость.
Так текло время для сына Агамемнона. О том, что происходило в Микенах, он не имел ни малейшего представления, а потому не испытывал беспокойства на этот счет. Но вскоре все изменилось.
В тот вечер Орест решил дать гребцам отдохнуть и отправился на поиски места для длительной стоянки на каком-нибудь островке. Команда устала сражаться с ветром, поэтому известие о трехдневной передышке встретила с энтузиазмом. Правда, возвышающаяся над морем, поросшая кустарником скала, на первый взгляд, плохо подходила для этой цели… Но ничего лучшего поблизости не было, поэтому микенские суда направились к единственному клочку суши на горизонте.
Ночью в ясном небе светили звезды, но порывы ветра порой пронизывали до костей – не спасали ни теплые плащи, ни пламя костров. Рассевшись небольшими группками, моряки обсуждали планы на грядущий день. В основном они касались собирательства и охоты; несмотря на малые размеры острова, здесь могли гнездиться птицы и даже жить дикие козы, чьих предков завезли сюда моряки много лет назад – такое было отнюдь не редкостью.
Оресту хотелось уединения, поэтому он отошел в сторону, где отблески огня уже не могли просочиться сквозь густую тьму. Здесь было тихо; лишь изредка доносились голоса членов его команды да время от времени шуршали заросли, потревоженные ветром. С ужином было покончено, вина царевичу не хотелось, поэтому он просто смотрел со скалы на небо, усеянное россыпью серебристых, мягко мерцающих огоньков.
Внезапно он заметил, что на земле снизу тоже мерцает какой-то свет… И даже движется по направлению к нему! Орест не сразу понял, что это был пылающий факел. Кто-то шел прямо к микенской стоянке.
Они были не одни на этом маленьком островке?
Остальные тоже почуяли присутствие незваного гостя. Разговоры стихли, гребцы как по команде вскочили на ноги. Меч Ореста остался на корабле, однако тот благоразумно носил при себе кинжал. Обнажив его, предводитель микенцев всматривался в приближающийся силуэт коренастого мужчины с факелом.
Раздавшийся голос показался ему странно знакомым:
– При нашей встрече не нужно оружие, Орест. Моей Пенелопе будет не к лицу траур… Так что убери-ка ты ножичек, пока не порезался.
– Не могу поверить своим глазам! – Орест шагнул вперед и крепко хлопнул Одиссея по плечу. – Мы снова встретились! А мне этот остров показался совершенно безлюдным… Только не говори, что потерпел крушение!
– Нет, конечно. Такой ерунды со мной не случится никогда, – с этими словами итакийский царь направился к костру. Микенская команда приветствовала его восторженными возгласами: Одиссей был живой легендой.
– Мой корабль стоит на другой стороне этого клочка суши. Вам следовало обогнуть его полностью, прежде чем разбивать лагерь в бухте… Тогда бы вас никто не застал врасплох.
– Справедливо, – Орест кивнул. – Ты не голоден?
– Нет, спасибо. Я пришел сюда общаться, а не набивать живот.
– Надеюсь, у тебя в запасе немало рассказов, песен и преданий? – улыбнулся предводитель микенцев.
– Как и всегда. Однако веселых небылиц на этот раз маловато, а вот мрачных историй хоть отбавляй. К слову, – на морщинистом лице Одиссея промелькнула тревога, когда он вгляделся в Ореста. – Расскажи-ка мне, что это за рана?
– Просто стычка с пиратами, – сын Агамемнона коснулся пальцами тонкого рубца на лице. – Все давным-давно позади, врага мы одолели.
– Вот как. Ты уверен, что это были именно пираты? – осведомился Одиссей.
Все вокруг согласно закивали. Дексий выступил вперед и ответил:
– Без всякого сомнения. Их можно было опознать по парусам и подлому нападению. А почему ты спрашиваешь, царь Итаки?
– Сейчас много кто желает расправиться с микенцами. Ради этого можно и пиратом прикинуться… Впрочем, раз вы так уверены, возражать не стану. Меня там не было.
– А кому еще, кроме пиратов, понадобится нападать на микенские корабли? – Орест посмотрел на Одиссея с недоумением.
– Великие боги, парень, как давно до тебя не доходили новости?
– Наверное, достаточно долго… Хоть зима уже позади, но корабли в море пока еще редко встретишь. Только глупцы вроде меня готовы плыть от острова к острову, постоянно готовясь к схватке с бурей, – микенский царевич развел руками.
Одиссей криво усмехнулся.
– Это уж точно. И я даже знаю, какой престарелый осел научил тебя такому безрассудству.
Все вокруг засмеялись. Подождав, когда веселье утихнет, итакиец задал новый вопрос:
– То есть, о войне вы не слышали?..
– Какой войне?.. – Орест вытаращил глаза. – Что произошло в мире, пока мы с товарищами странствовали у дальних берегов?
– Микены сражаются, – коротко ответил Одиссей. – Твой братец вообразил себя достойным наследником Агамемнона… Решил, что ему уже недостаточно быть одной крови со знаменитым завоевателем!
Тишина повисла над бухтой, но всего на миг – воздух вдруг наполнился шумными разговорами и сердитыми восклицаниями. Одиссея взяли в тесное кольцо, засыпая многочисленными вопросами. И только окрик Дексия заставил команду успокоиться:
– Угомонитесь! Как дети малые… Одиссей в состоянии рассказать обо всем самостоятельно, так что сядьте и слушайте его молча!
***
Старый итакиец поведал обо всем, что знал, ничего не упуская, но и не приукрашивая. Вечный странник, Одиссей много общался с торговцами, послами и воинами по всему миру. Ему было ведомо то, о чем другие даже не догадывались, и теперь он делился знаниями с Орестом и его соратниками. Это заняло немало времени, однако никто не прерывал рассказа властелина Итаки до самого конца.
– Кажется, у нас проблемы, – подвел итог Дексий, хмуро глядя на своего господина. Орест медленно кивнул, а между его бровей пролегла глубокая складка.
Акаст поднес Одиссею кувшин с вином, чтобы тот мог промочить горло после долгой речи. Пилад, сидящий слева от Ореста, покачал головой:
– Я не из Микен, так что их дела не слишком меня волнуют. Да и в родной Фокиде я не оставил ни дома, ни детей. Но вот твоя команда, царевич, по большей части состоит из жителей Львиного города… Стоит хорошо подумать о том, что делать дальше.
Сказав это, он поднялся и отошел в сторону. Микенский царевич потер лоб ладонью. Известия, которые принес Одиссей, обескураживали.
«Что же произошло с Эгисфом? Ударила в голову слава, добрались дурные советчики?.. А что, если мой брат всегда был таким, просто раньше я не обращал на это внимания?»
Мысль о том, что он недостаточно хорошо знал своего родича, угнетала Ореста. Но другое чувство было не менее горьким. Сын Агамемнона испытывал вину за то, что отказался от престола, и чувствовал, будто бросил семью.
Он понимал, что не изменил бы собственных решений, даже если бы ему дали такую возможность. Знал, что глупо упрекать себя за желание стать свободным. Но избавиться от тяжести на душе Орест не мог… Ему казалось, будто именно его бездействие и послужило причиной всех раздоров. Царевич злился на себя и решительно не знал, что сейчас следовало говорить или делать. Он бросил тоскливый взгляд на темную громаду «Мелеагра» поблизости.
«Неужели это конец моих странствий? Я должен вернуться домой и возглавить войска? Поддержать Эгисфа в его диком желании стать завоевателем?..»
Казалось, Одиссей понял, что творилось на душе у его молодого приятеля. Он подошел к Оресту и похлопал того по плечу.
– Думаю, мне следует вернуться на свой корабль, парень.
– Ты ведь только пришел! – возразил Орест. В его глазах отразилось что-то похожее на мольбу о помощи, однако царь Итаки был непреклонен:
– Похоже, я тут буду лишним. Тебе нужно разобраться со своими людьми, сейчас это важнее законов гостеприимства. Твои соратники до сегодняшней ночи находились в полном неведении. Дай всем высказаться, выслушай каждого… А завтра приходи ко мне на судно! Выпьем и поговорим как следует. На этом крохотном островке ты без труда меня найдешь.
– Как скажешь. Я приду завтра, – после недолгого молчания ответил микенец.
Одиссей ободряюще улыбнулся:
– Обещаю, что не уплыву, пока не увижу тебя в гостях. А теперь займись более важными делами. До скорой встречи!
Микенец провожал взглядом старого царя, пока его силуэт совершенно не скрылся во мраке ночи. И лишь тогда Орест повернулся к своей команде. На лицах он увидел самые разные чувства: недоверие, страх, нескрываемое волнение и даже злость. Моряки из Пилоса держались гораздо спокойнее, но даже они хмуро переглядывались между собой: все понимали, что война с Микенами всколыхнет ойкумену.
Орест сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Сейчас не время терзаться самому: его гребцам требовался спокойный и рассудительный предводитель. А обсуждение планов грозило растянуться на всю ночь. Предстояли долгие и отнюдь не приятные разговоры.
***
Одиссей, кряхтя и ругаясь, поднялся на «Ликаон», свой корабль. Большинство итакийских моряков уже видели третий сон; люди сбились в кучу, чтобы не замерзнуть. Лишь некоторые приподнялись на локтях и негромко поприветствовали владыку. Тот махнул рукой – мол, отдыхайте дальше. Пройдя на корму, Одиссей тяжело оперся о борт судна и уставился куда-то вдаль.
Нет, спать он сейчас не будет. Подождет до первых лучей, что окрасят море в нежные цвета. А может, и вовсе не ляжет до следующей ночи… Лишь в старости царь Итаки понял, что такое бессонница, извечная спутница возраста и жизненного опыта.
Когда-то он недоумевал: как его отец, Лаэрт, мог до самого утра заниматься делами или просто бродить по дворцу? А теперь до рассвета порой бодрствовал и сам Одиссей. Одна лишь старость была тому причиной? Не давали спать боли в костях или приступы кашля?.. Нет, скорее уж одолевали призраки прошлого. По ночам итакиец то и дело принимался вспоминать троянскую войну или своих друзей – Ясона, Орфея, Кастора с Полидевком, – и всегда с большим трудом возвращался в реальный мир.
– Надеюсь, поход к микенцам прошел удачно? – Мелетий, бывший пастух с Итаки, сидел на корточках и плотно кутался в плащ. – Ты виделся с Орестом, мой царь?
– Виделся, да… Глаза меня не обманули. Но парнишке стоит поучиться осмотрительности, – Одиссей улыбнулся. – Не понимаю, как можно не заметить посторонних на столь маленьком острове!
– Ты что-то рано вернулся. Я думал, появишься на «Ликаоне» не раньше полудня, – Мелетий потирал руки, словно никак не мог согреться.
– Орест обещал навестить нас позже. Пока что ему хватит хлопот с собственной командой… Я рассказал им, что происходит в мире, и эти новости никого не обрадовали.
– Хороших известий в последнее время становится все меньше, – кивнул Мелетий.
– С возрастом к этому привыкаешь.
– Вот уж точно.
Они помолчали, размышляя каждый о своем. Спустя какое-то время Мелетий спросил:
– Думаешь, теперь Орест поспешит домой?
– Скорее всего. Хоть он и отказался от трона, безответственным человеком я бы его не назвал… Да и сложно идти по морю, когда твоих гребцов снедают тревожные мысли.
– А ты сам, владыка Одиссей, не хочешь отправиться на Итаку? Ты не раз говорил, что долгие странствия даются тебе тяжелее, чем раньше.
– Я много об этом размышлял, – признался старый царь. – Меня заботит не только возраст. Куда больше я боюсь, что пламя междоусобиц рано или поздно затронет и наш маленький остров. Итака долгое время считалась союзницей Микен, пусть эти отношения и были… вынужденными. Уверен, рано или поздно нам это припомнят! Не одни, так другие.
Мелетий открыл рот, чтобы снова заговорить, но Одиссей поднял руку:
– И все же я не думаю, что смогу быть по-настоящему полезен Итаке, если она окажется в осаде. Мой сын, Телемак, гораздо лучше знает остров, да и народ его слушается. Он понимает, как охранять наши дороги, как заботиться о солдатах, сколько у нас припасов… А я – дряхлый герой давно минувшей Троянской войны, который будет путаться под ногами да раздавать противоречивые указания. Каждый хорош в свое время, Мелетий. Я не планирую быть помехой в собственном доме!.. А вот собирать новости во время плавания могу – уверен, это принесет Итаке больше пользы.
– Ты умеешь говорить убедительно, мой царь, – из-за темноты сложно было разглядеть выражение лица Мелетия, однако потеплевший голос выдавал в нем улыбку. – Когда ты так говоришь, мне и возразить нечего.
– Но я скучаю по Пенелопе, – вдруг признался Одиссей. – Мне страшно думать, что она состарилась без мужа. Как могу, я стараюсь искупить свои прошлые деяния, большие и малые… Но за это – не видать мне прощения от богов.
– Пожалуй, чуточку запоздавшая мысль. Лет на двадцать, а то и более.
Одиссей лишь развел руками. Он не обиделся; Мелетий мог говорить с ним так, как считал нужным, и царь Итаки это ценил.
– Ранее мне казалось, что мы с Пенелопой будем любить друг друга вечность. Ты и сам знаешь: молодые уверены, что они всегда будут сиять на этой земле, даже когда олимпийские боги обратятся звездной пылью… Увы, это неправда. Вот и я превратился в дряхлого старика, вечно странствующего вдали от дома. Жалкое зрелище. А Пенелопа вряд ли вообще уже вспомнит, что у нее есть муж… И это всецело моя вина.
– Такие рассуждения ни к чему не приведут. Разве что захочется налакаться вина до потери памяти, – Мелетий еще сильнее закутался в плащ, спасаясь от ночного холода. – Моя жена умерла, царь Одиссей.
– Это я помню.
– Когда мы были юными, тоже давали друг другу клятвы и говорили красивые слова. Но жизнь оказалась длиннее любви. Да и что такое любовь?.. Теперь я лишь с большим трудом могу припомнить собственные чувства, – Мелетий вздохнул. – Советую поменьше думать о царице Пенелопе, мой господин. Толку-то…
– Раньше ты не был таким разговорчивым.
– И то верно. С годами я становлюсь болтливым, как скучающая старая женщина.
– Или слишком много времени проводишь со мной, – хохотнул царь Итаки.
– Да, твое красноречие легендарно, – Мелетий улыбнулся. – Все знают, что царь Одиссей даже свинью научит складывать истории о героях и богах.
– Ого… Иногда похвала страшнее оскорбления. Нужно будет найти свинью и попробовать.
Сказав это, властелин Итаки почесал бороду.
– И все-таки у меня душа не на месте, – вздохнул он. – Итака пока в безопасности, супруга обо мне наверняка позабыла, а я почему-то чувствую себя предателем. Живу как хочу в мире, гремящем оружием…
– Боишься наказания после смерти, царь Одиссей?
– Что? Да не особенно. Вряд ли меня погладят по голове за то, как я жил, но переживать об этом сейчас не собираюсь.
– И правильно. Уверен, с тобой ничего не произойдет даже в загробном мире. Ты просто украдешь у Харона лодку и отправишься изучать подземные воды… С такой же легкостью, с какой сейчас исследуешь пределы великого моря. Это будет очень в твоем духе!
Повелитель Итаки рассмеялся:
– Спасибо за отличную идею, Мелетий. Именно так я и собираюсь поступить!
Где-то вдали закричала птица – ей откликнулась другая, третья. Кто-то из моряков сонно забормотал во сне. Небо на горизонте слегка посветлело – еще не рассвет, но до появления первых лучей солнца оставалось не так много времени.
– Как думаешь, Микены победят в войне? – после недолгой паузы спросил Мелетий.
– Скорее всего, – Одиссей вздрогнул, будто вспомнив о чем-то неприятном. – Они всегда побеждали. Алчный лев растерзал даже Трою – что для него Фокида и ее союзники?
– Тогда Микены вел Агамемнон… Впрочем, не мне заниматься предсказаниями. Я большую часть жизни заботился об овцах.
– Нет, ты по-своему прав, – Одиссей понимающе кивнул. – Агамемнон был хоть и мерзавцем, но талантливым. Такие люди, как он или Атрей – большая редкость. В битвах для них не существовало законов и запретов; они разжигали огонь в сердцах солдат, играли со смертью по собственным правилам и предугадывали любое действие противника… Можно сколько угодно ненавидеть Агамемнона как человека, можно считать его посредственным правителем – это воистину так! – но воином он был величайшим. А вот Эгисф… отсиживается за надежными стенами Львиного города и предоставляет вести битвы своим соратникам. Думаю, на отца он похож разве что желаниями и самомнением. Микены наверняка одержат победу и в этот раз, но грозный хищник рискует получить смертельную рану. Охромеет, утратит силу и скорость… Тогда его завалит орава ребятишек с палками.
При этих словах глаза Одиссея затуманились от очень давнего воспоминания, бесконечно далекого и личного.
Мир вокруг начал светлеть; отчетливо проступили контуры одинокого облачка, тающего в вышине, фигуры спящих на «Ликаоне» моряков, раскидистые кроны деревьев, в изобилии растущих на острове. Все вокруг стало резким и обрело краски. Розоватый свет понемногу заполнял собой пространство, срывая с ночи один покров за другим – будто нетерпеливый юноша, что стремится поскорее добраться до тела возлюбленной. Наконец, море приобрело удивительный оттенок и разом засверкало, окончательно стряхивая ночное оцепенение.
– Кажется, день будет хорошим, – подытожил Одиссей и с хрустом потянулся. – Хм, как насчет завтрака?
