Александр Герасимов
Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Глава 17
Клитемнестра подкашивающимися ногами ступала к женской половине дворца, время от времени останавливаясь и невидящим взглядом упираясь в каменные стены. Она с трудом понимала, куда и зачем направляется. В конце концов царица тяжело оперлась рукой о холодный, бесчувственный камень, пытаясь обрести хоть какую-то опору вовне. Ее мутило.
Жестокое обращение младшего сына и его насмешки вывели царицу из равновесия. Впрочем, это еще можно было стерпеть, ведь она и сама не питала материнской любви к своим отпрыскам. Гораздо хуже, что ее главная тайна раскрылась. О боги, что будет, если она вырвется за пределы дворца?..
«Вот и ответ, которого я ждала. Гера меня презирает, ненавидит… Теперь я точно знаю… Но разве я хотела сотворить зло? Сжалься, грозная жена Зевса!»
Клитемнестра тихо это шептала, содрогаясь всем телом. Ее терзал ужас, но не раскаяние. И правда, зачем она поддалась слабости и отпустила слугу?! Эак заботился о ней с раннего детства и был преданным, но все же следовало устранить старика до того, как он раскроет правду, случайно или под пытками.
Царица почитала богов и всегда совершала им подношения. К Гере же она относилась с особым трепетом… И теперь в воспаленном сознании рождались диалоги, которым не суждено было появиться, будь Клитемнестра спокойна и сосредоточена. Ей казалось, что гневный голос жены Зевса бьет по ушам и разносится по всему дворцу – царица то и дело вздрагивала, в ужасе оглядываясь по сторонам.
«Как легко ты желаешь распоряжаться чужими жизнями, глупая женщина! Близок час расплаты за то, что ты совершила».
– Но я же владычица Микен… Я должна заботиться о благе своего царства!
«Ты предала свою семью и обагрила руки кровью. Убила своего мужа и подослала убийцу к родному сыну. Надеешься оправдать себя, властолюбивая и порочная хищница…»
– Я не виновата, богиня! Вытащить Микены из череды войн и бедствий – мой долг… И я старалась, как могла.
«Что ж, любуйся на дело рук своих, Клитемнестра. Смотри на гаснущий и разлагающийся род! Знай, ты лишь приблизила кончину Львиного царства! Даже когда этот дворец укроют пески времени, имя твое будет жить: им станут клеймить мужеубийц. Такова отныне твоя слава, повелительница Микен».
– Что же мне делать? Как исправить содеянное?!
Голоса в голове стихли. Клитемнестра выпрямилась и перевела дыхание. Страх все еще владел душой и телом царицы; ноги женщины подкашивались, желудок скручивало спазмами.
Она была бессильна над временем и не могла изменить то, что свершилось много лет назад. Агамемнон остался в прошлом – следовало позаботиться о других проблемах. Пожалуй, не следовало потакать желаниям Ореста. Нет, стоило во что бы то ни стало принудить его занять трон! Настоять на своем, воззвать к чувству долга, убедить… Даже запугать при необходимости.
Именно Оресту полагалось стать царем Микен, и дело было даже не в возрасте. Более открытый, честный и прямолинейный, чем Эгисф, он бы не решился на коварные игры за спиной у своей матери…
Однако она, Клитемнестра, не только отпустила старшего сына, но и тайно позаботилась о том, чтобы он не вернулся. Какая нелепая ошибка! Казалось, что теперь сама судьба злобно смеется над ней. Орест уже далеко – она не сможет ни предупредить его, ни отменить собственный приказ…
Но как знать… Вдруг ее сын выживет, несмотря ни на что? О, в таком случае она найдет способ все исправить! Впрочем, слишком рассчитывать на это не стоило: следовало иметь запасной план. Но какой?
С ошеломляющей внезапностью на нее нахлынули воспоминания о том, что произошло много лет назад. Хоть не проходило и дня, чтобы Клитемнестра не вспоминала смерть мужа, сегодня ее разум восстановил эту картину во всех подробностях…
***
Был поздний вечер, теплый и спокойный. Агамемнон с облегчением снял богато украшенную накидку, оставшись обнаженным. Мускулистое тело, не имевшего лишнего жира и покрытое старыми шрамами, выдавало в нем бывалого воина.
Когда микенский царь стянул с головы золотой обруч, тяжелые кудри рассыпались по его плечам. Агамемнон взъерошил волосы, пропуская черные пряди через пальцы.
– Ты совсем как женщина. Самодовольная, влюбленная в себя женщина, – рассмеялась Клитемнестра, глядя на супруга.
– Я устаю носить все это золото. Его слишком много, – ответил царь, снимая с запястий богато украшенные браслеты. Затем он небрежно разулся, ступил на мягкий ковер и прошел к купальне, от которой шел пар, полный цветочных ароматов.
– Ты отпустила слугу? – спросил властелин Микен, со вздохом опустившись в горячую воду.
– Да. Подумала, что этой ночью мы обойдемся без посторонних глаз… Я сама о тебе позабочусь.
Агамемнон улыбнулся:
– Прекрасная мысль.
Он откинулся на бортик и прикрыл глаза. Помолчав какое-то время, царь сказал:
– Мы давно не оставались вот так, наедине. Каждый день происходит столько всего… Порой мне хочется умчаться с тобой на колеснице до самого побережья, а там подняться на корабль и уплыть куда-нибудь, где нет важных дел и назойливых просителей. Только ты и я!.. Больше никого.
– Тебе следовало бы чаще отдыхать, – попрекнула его жена, усевшись позади на край купальни.
– Это невозможно.
– Знаю.
Клитемнестра начала мягко массировать плечи супруга. Агамемнон заурчал от удовольствия, ощущая, как расслабляются тугие узлы под кожей. В этом состоянии он не мог заметить, что его супруга то и дело косится вправо, в дальний угол комнаты. Хотя Клитемнестра вела себя спокойно, ее тщательно скрываемая нервозность порой все же проступала через напускную ласку. Но царь ничего не подозревал: сквозь полуопущенные веки он смотрел на потолок.
– По-моему, следует перестроить эти комнаты, – заметил он.
– Что не так? Мне всегда нравилась купальня.
– Здесь слишком темно. И много красного цвета. Стены, колонны, ковры под ногами – все красное… А я бы сделал это место белым, как облака на вершинах гор.
– Ты же любил оттенки красного.
– С недавних пор – уже не особенно. Такое чувство, что меня окружает кровь! А я и так вижу ее слишком часто.
Клитемнестра вздрогнула и убрала руки. Резкое движение уже не укрылось от внимания Агамемнона:
– Что с тобой?
– Немного холодно. Это ты лежишь в нагретой воде, а не я.
– Тогда присоединяйся! – царь начал вставать, но ладони жены вновь легли на его плечи и настойчиво надавили вниз.
– Отдыхай. Я сейчас.
Клитемнестра встала и, чуть поколебавшись, сбросила гиматий. Еще раз нервно глянув в сторону, она сделала пару шагов и медленно опустилась в ароматную воду.
– Так лучше? – усмехнувшись, спросил ее муж.
– Что?.. А, ну да, конечно.
Агамемнон протянул руку и погладил грудь жены, затем опустил ее под воду и коснулся гладкого бедра.
– Я хочу тебя.
– Прямо здесь… Сейчас?!
Напряжение Клитемнестры многократно усилилось. Царь поджал губы:
– Что-то не так?
– Все хорошо. Просто утомилась за день, как и ты. Но выполнить твое желание я не против, – она старательно улыбнулась.
– Вот и хорошо, – потянувшись к ней, владыка Микен начал настойчиво поглаживать ее тело.
Клитемнестра поняла, что это отвлечет внимание Агамемнона и лишь играет ей на руку. Поэтому царица подалась навстречу и принялась старательно демонстрировать свои навыки в искусстве любви. Вскоре властелин Микен уже не помнил себя, сильными толчками овладевая возлюбленной и постанывая от наслаждения. Она старательно подыгрывала ему… пока вдруг не высвободила правую руку и не взмахнула ей.
Из тени выступила фигура мужчины. Он сжимал в ладони простой меч из тех, какими обычно пользовались солдаты.
Стремительными, но неслышными шагами чужак приблизился к царю. И нанес ему удар в спину – быстро, почти без замаха.
Лезвие вошло глубоко под ребра. Агамемнон захрипел и выгнулся дугой. Одним движением Клитемнестра выскользнула из-под него и выскочила из воды. Глазами, полными страха, она наблюдала, как убийца выдернул клинок… и сразу же ударил снова.
Царь безжизненно сполз в купальню – вода смешалась с алой кровью, поглотила тело с головой и разметала черные кудри. Теперь все в комнате было красным. Клитемнестра задрожала, не в силах отвести взгляда от тела.
Мужчина шагнул к ней. Его глаза были безумны, с меча капала кровь. Царица все поняла и замотала головой:
– Нет, нет. Ты должен бежать, Парис! Мы договаривались, что ты уйдешь!..
Убийца еще несколько мгновений смотрел на нее, а потом перевел взгляд на мертвое тело. Выражение его лица изменилось, губы расползлись в радостном, зверином оскале. Это торжество жутко контрастировало с разыгравшейся трагедией.
– Уходи скорее. Помнишь? Я должна закричать и позвать стражу. Эак выпустит тебя, но пусть охрана заметит… Ну же, Парис, умоляю!
Казалось, время застыло. Убийца колебался… Но вдруг, не сказав ни единого слова, бросил меч и выбежал из комнаты. Клитемнестра перевела дух.
Теперь ей следовало немного выждать – всего несколько ударов сердца, – и позвать на помощь стражу. Притвориться потрясенной, начать стонать и лить слезы над телом мужа. А Парис тем временем сумеет скрыться.
Неужели все получилось?..
Плеск и жуткое булькание заставили ее замереть. Агамемнон приподнялся в воде, его глаза были вытаращены, мокрые волосы висели спутанными космами. Предсмертная агония владыки Микен была ужасной. Царь медленно протянул руку к супруге, нечленораздельно мыча.
Клитемнестра закричала. Это был настоящий вопль безумия. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, она заметила лежащий рядом с царской одеждой лабрис – маленький ритуальный топор, который Агамемнон носил на поясе для церемоний. Схватив оружие, женщина изо всех сил замахнулась.
Удар пришелся прямо в шею. Брызги темной крови окропили лицо Клитемнестры. Тело супруга с громким плеском рухнуло в воду.
На этот раз Агамемнон, без сомнения, был мертв.
Царица отшвырнула топор подальше. Краем сознания Клитемнестра еще успела отметить топот множества ног – сюда спешили стража и слуги. Затем мир потемнел и завертелся. Она потеряла сознание.
***
Ей удалось убедить всех в своей невиновности. К тому же несколько стражников успели заметить убегающего Париса. По словам Клитемнестры, внезапное нападение так поразило ее, что она не сразу смогла позвать на помощь. Убийца якобы дважды ударил Агамемнона, но царь успел выбить оружие и оказал сопротивление – тогда нападавший добил его топором и скрылся. Лишь тогда царице достало сил закричать.
В эту историю поверили: не было причин сомневаться в словах царицы. Все жалели несчастную женщину, оставшуюся без мужа. В Микенах был объявлен великий траур; по приказу Клитемнестры для павшего микенского героя возвели великолепную гробницу-толос. Царица не пожалела средств и усилий, чтобы обеспечить достойное захоронение праха супруга.
Вскоре после смерти Агамемнона она распрощалась с Эаком. Старый слуга был для нее живым воспоминанием о той жуткой ночи. Тот не хотел уезжать, ибо был всем сердцем привязан к своей госпоже, однако не посмел ослушаться прямого приказа.
Как выяснилось, это его не спасло.
***
Теперь Клитемнестра чувствовала, как запуталась в сетях собственных интриг. Кто бы мог подумать, что собственный сын расставит перед ней ловушку и будет угрожать? Казалось, призраки прошлого восстали и теперь насмехались над беспомощной Клитемнестрой, подталкивая ее к краю обрыва…
Что же делать? Как теперь отвести беду?..
Царица понимала, что отныне ей придется вести себя гораздо осторожнее, чем обычно. Никому в Микенах отныне нельзя было доверять. Даже собственным детям.
Нет, не так.
Особенно собственным детям!..
***
– Мама?.. Что с тобой?
Голос Электры ворвался в воспаленное сознание женщины. Клитемнестра с трудом отвлеклась от ужасных картин, которые рисовало воображение, и уставилась на дочь. Та выглядела встревоженной, однако в ее глазах застыло еще какое-то чувство. Электра смотрела на мать, словно та была нездорова и даже… опасна.
Что она вытворяла перед собственной дочерью? Сжимала кулаки, кусала губы, кричала?.. Клитемнестра так сильно погрузилась в вихрь переживаний, что не могла с уверенностью сказать, чем только что занималась.
– Мама, ты меня слышишь?
Окрик Электры хлестнул по ушам, и царица едва не ощерилась в порыве злобы. Мысль о том, что дети стали ее главными врагами, прочно засела в голове. Однако Клитемнестра сдержалась, кивнув в ответ:
– Все в порядке. Мне… стало плохо от дурного вина. А еще весь день мучают головные боли. Наверное, завтра изменится погода.
– В таком случае, тебе стоит пройти в покои и отдохнуть.
– А я, по-твоему, куда направляюсь? – огрызнулась царица. Лицо Электры окаменело; она привыкла к постоянным резкостям от матери, но все равно обиделась.
Что ж, кого угодно заденет грубость в ответ на проявление заботы. Однако Клитемнестру мало волновали переживания дочери:
– Ты хоть понимаешь, что два дня не возвращалась во дворец?
– Да.
Сдержанный ответ, но с каким огнем в глазах! Ничего, волчонок никогда не сможет укусить матерую волчицу.
– Пойдем поговорим, – Клитемнестра оглянулась по сторонам; рядом был пустой зал. Хвала богам, там их не смогут подслушать! Царица направилась в помещение, и Электра, гордо задрав подбородок, пошла следом.
Там они встали друг напротив друга, равно готовые к защите и нападению. Клитнемнестра чувствовала, что все ее страхи, злость и боль рвутся наружу. Электра подвернулась не случайно… Эта девочка все равно обречена на продажу другому царю. А теперь, после того как Эгисф решил ввязаться в войну с Фокидой, следовало еще настойчивее укреплять отношения с дружественной Платеей!
Разве она совершала предательство по отношению к Электре? Нет, виновата только ее дочь. Своим непослушанием, своими вечными дерзкими выходками… Дай ей волю, и она наверняка объединится с Эгисфом против собственной матери!
Клитемнестра верила в это – или хотела верить.
– Тебе придется прекратить встречи со своим любовником. Начиная с сегодняшнего вечера.
– Это еще почему? – пламя в глазах Электры засияло ярче.
– Потому что царица не может раздвигать ноги перед первым же встречным. Вернее, может, если способна сохранить это в тайне! А ты, дурочка, ведешь себя как душе угодно.
– Я не царица, мама. Пока что не царица, – тихо заметила Электра.
– Но скоро ею станешь.
Дочь содрогнулась, как от удара. Закусила губу, несколько раз глубоко вздохнула.
– Ты говоришь не о Микенах… – голос царевны звучал безжизненно, но Клитемнестру это не обмануло. Она чувствовала, что дочь вот-вот вспыхнет яростью. – Значит, мне наконец-то подобрали удобного муженька?.. И кто же он, этот невероятный счастливец?
– Царь Платеи. Неплохой человек, хотя и старше тебя. Ему нужен наследник, а нам – его верность.
Интересно, знала ли Электра, что Эгисф решил поиграть в завоевателя? Вряд ли, прошло слишком мало времени… Ну и хорошо – это все равно не ее ума дело.
– Почему ты не посоветовалась со мной?
– Тебе в самом деле нужен ответ? – Клитемнестра покачала головой. – Ты его прекрасно знаешь. И видят боги: сделаешь именно так, как я скажу.
И грянул гром, и рухнули стены приличия. С воплем «Ах ты… сволочь!» Электра бросилась вперед, вцепившись в волосы матери. Та зашипела от боли, тщетно пытаясь вырваться из мертвой хватки.
– Гадина! Гадина!.. – кричала Электра, дергаясь неумело, будто жеребенок. Однако ее руки оказались на удивление сильными, и Клитемнестра едва не потеряла равновесие. – Знать тебя не хочу! Жизнь мне поломать решила?..
Электра задыхалась от эмоций, и ее первоначальный пыл быстро дал слабину. Клитемнестра этим воспользовалась, вырвавшись наконец и до хруста заломив кисть дочери. Та вскрикнула и упала на колени.
«У дуры останутся синяки… Ничего, заслужила. Пусть все видят ее позор».
Клитемнестра не сказала этого вслух. Она и сама с трудом переводила дыхание, наблюдая за Электрой. Лицо дочери было очень красивым, но только не сейчас. Царица отметила это с каким-то мрачным удовлетворением. На щеках Электры проступили красные пятна, а в глазах стояли слезы.
– Госпожа, я услышал громкие голоса… Что произошло?
На них растерянно глядел вбежавший стражник. Наверное, уже успел пожалеть, что торопился… Неудивительно, ведь перед ним разыгралась настоящая драма: царевна стояла на коленях и всхлипывала, а мать выкручивала ей руку.
Клитемнестра не была уверена, что Электра не рассвирепеет снова, и торопливо приказала:
– Проводи мою дочь в ее комнаты. И забудь то, что видел.
– Будет сделано, – стражник неловко поклонился.
– И еще, – Клитемнестра заговорила чуть громче, чтобы Электра тоже услышала. – Если царевна скажет, что ей надо отлучиться, не стесняйся применить силу. Моя дочь сегодня… строго наказана. Проследи, чтобы она не сделала ничего предосудительного и не покидала дворца. Я позабочусь, чтобы тебе хорошо заплатили за молчание. Ты меня понял?
– Да, госпожа! – на стражника было жалко смотреть.
– Вот и хорошо. Доброй ночи, Электра! Будь умницей и веди себя, как полагается микенской царевне.
Не слишком ли жестоко по отношению к дочери? Однако нервы Клитемнестры этим вечером были напряжены до предела, так что она не собиралась щадить чьи-то чувства. В конце концов, Эгисф сегодня вел себя еще хуже.
Электра ни словом, ни жестом не дала понять, что услышала мать. Ее словно окружила клокочущая аура бешенства, но все же дочь Клитемнестры держала себя в руках, как могла. Что ж, оно и к лучшему.
Царица развернулась и стремительным шагом вышла из зала. Электра и переминающийся с ноги на ногу стражник остались позади. Клитемнестра нигде более не задерживалась: время было позднее, а ей требовался отдых после кошмарного вечера.
Если постоянно жить в напряжении, рождаются сомнения и страх. Сначала они заберут красоту и спокойный сон, а под конец приведут к гибели… Нет, она не допустит этого! Никто не сможет от нее избавиться.
Она переживет всех. И глупого сына, и дочерей.
Впервые за многие годы Клитемнестра взяла в постель небольшой, но весьма острый нож. Пока этого хватит, чтобы защитить себя. Должно хватить…
Глава 18
Акаст жадно припал к бурдюку с водой и вдоволь напился. Вода была теплая, не слишком приятная на вкус, но он был рад и такой. Долгая гребля вконец утомила юношу. Ветра не было весь день, так что морякам приходилось как следует налегать на весла. Парус «Мелеагра» свернули: во время штиля от него не было никакой пользы.
Пока гребцы из первой смены отдыхали, вторая усердно трудилась. Пенсенор, толстяк с Пилоса, задавал ритм маленьким, но звучным барабаном. Весла с плеском входили в воду и вырывались из нее. Однако микенские корабли продвигались вперед медленно, несмотря на усилия команды.
Грузный «Арктос» все сильнее отставал от прочих судов и вскоре превратился в еле различимую точку на линии горизонта. Никого это особенно не беспокоило: команды всех кораблей хорошо знали путь, и даже если «Арктос» скроется с глаз, то позже все они встретятся на вечерней стоянке.
На Акаста упала чья-то тень. Он поднял голову: рядом оперся о борт Дексий. Его тело блестело от пота, а шея и руки краснели от солнца.
– Идем ровно, но как же не хватает ветра. Люди устали, – сказал он.
Акаст согласился. Жара угнетала, а мысль о возвращении на гребную скамью нисколько не радовала.
– Как думаешь, изменится ли завтра погода? – спросил гребец, не скрывая надежды в голосе.
Дексий посмотрел на небо и вздохнул:
– Кто знает? Никаких признаков перемены я не вижу. Но море любит подбрасывать неожиданности, и все моряки хорошо это знают.
– А в бурю ты когда-нибудь попадал? Гилас говорил, что бушующее море очень красиво, но я бы предпочел никогда не видеть подобного зрелища.
– Попадал, конечно, – Дексий кивнул. – Мне тогда было примерно столько же, сколько тебе сейчас. Рано или поздно нам придется столкнуться с бушующим морем. Главное не паниковать, а заранее покрепче привязать себя к мачте или гребной скамье. Тогда не смоет случайной волной.
– Тебе… было страшно?
– Во время своей первой бури?
Акаст кивнул, глядя на Дексия во все глаза, и тот усмехнулся в ответ:
– О, еще как! Был уверен, что помру – если не от воды, так от ужаса. Но я все еще жив, как видишь. И теперь имею полное право поучать неоперившихся юнцов.
Акаст, помедлив, признался:
– Хотел бы я однажды стать таким, как ты или Гилас… Мне нравится странствовать по морю! Когда не надо грести, я могу хоть целый день смотреть на воду и думать о разном. А новые земли? Я за короткое время увидел больше, чем за всю жизнь в Микенах. Вот бы навсегда остаться моряком… Одно плохо – плавать не умею.
– Ну, это не беда, – Дексий похлопал его по спине. – Если хочешь, я преподам тебе несколько уроков и скоро ты начнешь чувствовать себя в воде не хуже дельфина. Напомни об этом на ближайшей стоянке.
– Ты сам научишь меня? Правда?
Дексий кивнул и вдруг подался вперед, загораживаясь ладонью от бившего в глаза солнца. Акаст удивился: что его заинтересовало? Приглядевшись, он замер.
Впереди виднелись силуэты четырех кораблей, плывущих наперерез «Мелеагру».
***
В это время Орест до блеска натирал свой бронзовый нагрудник. Доспехи были почти новыми, но у микенского царевича уже вошло в привычку самому за ними ухаживать. Рядом, положив руки на согнутые колени, сидел Пилад. Он выглядел совершенно невозмутимым – уроженца Фокиды явно не занимали мысли о доспехах и оружии, хотя его нагрудник явно видал лучшие времена. Какое-то время Пилад разглядывал Ореста, после чего заметил:
– Теперь-то ты видишь, что увлекаться знатной критянкой было небезопасной затеей?
– Я не просил совета. Но сообщу, если он потребуется, – Орест чувствовал себя неуютно, и это не укрылось от его наставника.
– Нельзя просто уйти от темы, которая тебе не нравится, микенец. Мы оказались втянуты в склоку, и кто может предсказать ее последствия?
– Пусть так, – Орест покрутил в руках нагрудник, ища темные пятна, и, не найдя, отложил доспех в сторону. Затем он принялся за чистку наручей. Все это время Пилад сидел с таким видом, словно ожидал ответа. – Не понимаю, зачем начинать этот разговор.
– Хочу, чтобы впредь ты вел себя более разумно.
– Ты и Декс сговорились, я полагаю?
– Нет, но обязанность отражать удары, предназначенные тебе, выпала нам обоим. Только и всего… – Пилад ухмыльнулся. – Впрочем, что сделано, того уже не воротишь. Ты намерен добиваться ее руки, как Неоптолем?
– Я думал об этом, – уши Ореста едва заметно покраснели. – Однако не уверен, что получится… Ты же видел Гермиону накануне отплытия с Крита!
– Разумеется. Она была в мегароне, пока мы прощались с Идоменеем. От ее лица и позы исходил такой холод, что у меня спина закоченела. Восхитительное вышло расставание.
– Вот и я об этом! – Орест сердито побарабанил пальцами по металлу. – Мы ведь договорились, что будем друзьями… И прекрасно проводили время вместе. Неужели она так привязана к Неоптолему, что считает меня виновным в его посрамлении? Хотя все видели, что мирмидонец напал первым.
– Ну конечно, она к нему привязана. Он был ее другом подольше твоего.
Орест поморщился, но возражать не стал.
– Сейчас Гермионе должно быть стыдно перед Неоптолемом. Она отказала ему при свидетелях, нанеся удар по чести и самоуверенности. Хоть мирмидонец и вел себя как самовлюбленный идиот, именно Гермиона сделала последний шаг к разрыву. – Пилад начал свое объяснение с таким видом, словно говорил самые очевидные на свете вещи. – И она наверняка это понимает. Готов поклясться, что царевна считает себя вдвойне виноватой, ведь большую часть времени она проводила с тобой, позабыв о Неоптолеме и заставив его страдать. Конечно, критянке сейчас не до любезностей! Она невольно вымещает на окружающих свою тоску и переживания… никто не вправе осуждать ее за это, даже боги. Разбирайся ты в женщинах лучше, знал бы, как вести себя с Гермионой. Но ничего, все приходит с опытом.
– Смотрю, вокруг меня собрались одни мудрецы, – проворчал Орест.
– Если твои чувства серьезны, попроси ее руки сам. Ты нравишься Гермионе, – сказал Пилад, сохраняя невозмутимый вид.
– Какой полезный совет, наставник! Нисколько не запоздавший с тех пор, как мы отплыли от Крита!..
Орест уставился на Пилада с искренним негодованием, но спустя миг рассмеялся:
– Только что ты советовал мне вести себя подобно трусливому жеребенку: не высовываться, не ввязываться в склоки, обуздать свои желания… Я не раз выслушивал упреки за неосторожность от тебя и Декса. И что теперь? Ты всерьез предлагаешь взять в жены критскую царевну? Не просто споткнуться о камень и упасть, но еще и постучаться в него головой, чтобы уж наверняка?..
Напряжение спало, Орест искренне развеселился. Какое-то время Пилад молчал, будто размышляя над ответом. Затем почесал шрам на щеке и заговорил:
– А чему удивляться? Когда это беспечная молодость слушалась старших? Ворчать, предупреждая тебя о всевозможных бедах, – моя обязанность в силу возраста и опыта. Я еще не раз забью твои уши вязкой смолой занудства… Но меня радует, что в тебе есть бойцовский дух! Ты, Орест, далеко не всегда рассудителен, зато справедлив, а уж если поставишь себе цель, обязательно ее добьешься. У тебя сердце льва… Осталось только обзавестись его разумом!
Подумав еще немного, Пилад добавил:
– Раз уж прекрасная критянка завладела твоими мыслями, ты вряд ли опустишь руки при первой же неудаче. Я хорошо знаю людей вроде тебя, Орест. Когда-то я и сам был таким же, пока бессчетные горести не лишили меня способности мечтать и стремиться к большему… Поэтому я говорю: не упусти своего, когда мы в следующий раз окажемся на Крите. Просто будь осторожнее. Иди вперед, но всегда помни о необходимости смотреть по сторонам, отличай друга от врага. Вот все, что я желаю донести до тебя, микенец.
Орест не нашел подходящего ответа – слова Пилада смутили его своей искренностью и правотой. Помедлив, царевич неловко похлопал наставника по плечу и кивнул. Больше он никак не выразил своей признательности, однако в его душе будто зародилось радостное чувство.
И тут с борта «Мелеагра» раздался громкий крик.
***
Паруса на приближающихся кораблях тоже были спущены из-за безветренной погоды. Однако Акасту показалось, что чужаки плывут на веслах гораздо быстрее «Мелеагра» – видимо, их корабли были меньше и значительно легче. Темные силуэты становились все более различимыми, но Акаст до сих пор не понимал, кому принадлежат суда: на носу и бортах не было опознавательных знаков.
– Кто это, как думаешь? – негромко спросил он Дексия. Тот покачал головой:
– Пока не знаю. Это явно военные суда, а не торговые; такие чаще используют для охраны прибрежных вод. Легкие и быстроходные, но для длительных заплывов не предназначены.
– Они быстрее наших кораблей, да?
– Конечно. И, сдается мне, что эти ребята плывут к нам… – Дексий тревожно оглянулся, и Акаст сразу понял, о чем тот подумал. «Эвриал» сильно отстал, а «Арктос» и вовсе нельзя было уже разглядеть. Случись что – в ближайшее время «Мелеагр» мог рассчитывать только на себя. Хотя «Эвриал» вскоре нагнал бы их, но и в таком случае соотношение сил складывалось не в их пользу.
Акаст всматривался в приближающиеся суда с возрастающим беспокойством. Им уже не раз приходилось встречать в открытом море корабли, порой совсем близко. Но эта четверка как будто целенаправленно шла наперехват… Дексий то и дело постукивал пальцами по борту, что выдавало скрытое напряжение.
– Надо предупредить Ореста, – наконец сказал он.
Акаст уже было сорвался с места… Однако застыл, увидев грозную картину. В насмешку или с целью запугать на переднем судне отвязали парус. Полотно медленно, будто нехотя, распрямилось, и гребец разглядел грубо нарисованного пса с оскаленной пастью.
– Листис! – закричал Дексий, указывая на него рукой. – Пираты!
На борту поднялась суматоха. Поняв, что стычки не избежать, Декс приказал всем немедленно вооружиться. Помогая друг другу, люди в спешке надевали нагрудники, хватали мечи, щиты и дубинки. В считанные мгновения на корабле стоял отряд вооруженных солдат, готовых к сражению. Дексий носился с носа на корму, раздавая указания. Часть гребцов снова взялась за весла, чтобы «Мелеагр» имел возможность перемещаться в бою.
Страшно нервничая, Акаст встал рядом с Гиласом. Тот уже облачился в доспехи, но к скамьям не вернулся. В правой руке он сжимал дубинку из черного дерева, а в левой – щит, обитый воловьей шкурой. Акаст печально глянул на меч в своей руке – он был бесполезен, ведь никто не учил молодого гребца обращаться с оружием. От клинка не было пользы, а дубинки оказались слишком тяжелыми для худого и невысокого Акаста. В битве он будет практически беззащитен…
«Возможно, это конец», – закралась в голову предательская мысль.
Закусив губу до крови, Акаст старался подавить подступившую панику. Чем ближе был противник, тем сложнее удавалось сохранять остатки самообладания. Одно Акаст знал точно: умирать сегодня он не собирался.
***
На пиратских кораблях царило оживление. Смех и оскорбительные выкрики заглушили плеск весел. Стоя на носу переднего судна, старый Никандр готовился к жаркому бою. Суставы неприятно похрустывали, но его это не слишком беспокоило.
– Рано еще отправлять меня на покой, – он радостно осклабился. Настроение у пожилого пирата было поистине боевым.
Когда на горизонте показались два корабля, следующие на значительном расстоянии друг от друга, Никандр сначала увидел в них обычную добычу. Пиратов было вдвое больше, поэтому исход битвы, конечно же, решится в их пользу… Единственное, что настораживало – силуэты и оснастка этих кораблей. Казалось, они были неплохо приспособлены к ведению боевых действий.
Ввязываться в драку с военными кораблями было рискованной затеей, но Эвмед, главарь пиратов, решительно велел идти в атаку. Гребцы на пиратских галерах принялись усиленно работать веслами; все прочие столпились на носу и бортах, готовясь к молниеносной атаке. В их числе был и Никандр. Вооруженные до зубов, пираты с плохо скрываемым нетерпением ожидали боя.
Почему Эвмеду так хотелось ввязаться в драку? Никандр хорошо понимал намерения своего главаря. Недавно пираты лишились многих судов, а несколько их стоянок уничтожили карательные отряды с Крита. Теперь идея пополнить флот одним или двумя боевыми кораблями казалась Эвмеду весьма удачной, несмотря на весь риск. Сейчас представился удобный случай.
По мере сближения Никандр безошибочно распознал микенские суда. Сердце пирата пропустило удар, а сам он сжал рукоять меча в потной ладони. О, сегодня боги определенно ниспослали ему удачу.
Микенцы!.. Никандр приходил в ярость от этого слова. Одна лишь встреча с ними в юности уничтожила его жизнь, перечеркнула все мечты и надежды. В тот горестный день мегарон его отца, владыки Порфируса, посетил царь Атрей со своими воинами…
