Александр Герасимов
Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей
Глава 23
Зарядил дождь. Его холодные и острые иглы царапали лицо. Ортинава помог старику подняться, а затем засыпал землей маленький костерок. Пламя бы вскоре погасло само, но так хотя бы дым не привлекал внимания непрошеных глаз.
– Пойдем, Ассарак, – негромко сказал Ортинава.
Худощавый старик сжался и задрожал всем телом, но не дождь был тому причиной.
– Не могу идти. Бок болит, и ноги меня не слушаются.
– Уж постарайся! – Ортинава повысил голос, понимая при этом, что ведет себя грубо. Но нести на себе измученного старца он бы точно не смог. – Или умрешь тут от голода… если микенцы не найдут тебя раньше.
Это подействовало. Ассарак начал поспешно растирать тощие икры. Затем кое-как поднялся и встал рядом с Ортинавой.
– Я попробую. Но куда мы двинемся?
– Глупый вопрос. Прочь от войны… Куда – неважно.
– Война сейчас везде, – заметил Ассарак.
Казалось, старик немного успокоился. Или же смирился со своей участью.
– Может быть, она еще не добралась до отдаленных островов. Найдем корабль и уплывем… подальше, где не звучат песни мечей и не льются кровавые реки.
– Нам нечем платить за проезд, – возразил Ассарак. – А в гребцы я не гожусь.
– Просто умолкни, старый ворон, – вздохнул Ортинава. Он и без того понимал, насколько бедственное у них положение. – Пока я не передумал и не бросил тебя прямо здесь.
Ассарак усмехнулся – впервые за долгое время. Улыбка вышла кривой и жалкой, но даже она выглядела лучше, чем затравленный взгляд и дрожащие губы.
– Никого ты не бросишь, Ортинава, хоть и грозишься. Я стар, но пока что не слеп… Мои глаза видят, что человек ты гордый и полный мужества. Такие не оставляют слабых на съедение волкам.
– Моя гордость давно растрачена. Не думай, что от похвалы я стану добрее, – буркнул собеседник. В глубине души он понимал, что старик прав. Ортинава не смог бы пройти мимо чужого несчастья и бросить Ассарака. Будь его воля – спас бы всех в тот злосчастный день…
Подумав так, он выбранил самого себя за глупость. Мертвые мертвы. Их души не взирают на живых ни с полей Элизиума, ни с мрачных берегов подземной реки. Мертвые не услышат причитаний Ортинавы, не утешат его ласковым словом, не одарят оружием или теплыми вещами… И не вернутся обратно. Только полные глупцы, вроде печально известного Орфея, могли считать иначе!
Ортинава остался практически один; его соседями были лишь потухший костер, немощный старик да мелкий дождь. Вот и все. В таких условиях нельзя позволить даже миг жалости к себе, иначе сразу затянет на самое дно черного отчаяния. Надо было двигаться дальше, огрызаться, царапаться… Жить. Хотя бы ради мести в будущем.
Не так давно микенцы убили семью Ортинавы. Солдаты вырезали всех жителей селения, не пожалев даже женщин и детей. В тот страшный день Ортинавы не было дома; когда он вернулся, предвкушая отдых после долгого дня, то нашел лишь лежащие на земле двери, перевернутые столы, разбитые кувшины и кровь на стенах… А еще трупы. Десятки трупов повсюду.
Ортинава когда-то был воином, но уже больше десяти лет не брался за меч. Он наслаждался мирной жизнью: любил выпить по вечерам, научился мастерски печь хлеб. И души не чаял в своих девчонках, так похожих на него самого в детстве… таких же озорных, шумных, с вечно расцарапанными коленками и локтями. Теперь он потерял все… и едва не лишился рассудка, стоя на коленях перед руинами собственного дома.
Лишь чей-то жалобный стон помог ему удержаться на краю бездны. Старый сосед Ассарак, придя в сознание, хриплым голосом молил о помощи. Его ударили мечом, но удачно, если так вообще можно было бы сказать о ране: Ассарак сразу потерял сознание, и микенцы сочли бедолагу мертвым.
Ортинава как мог оказывал старику помощь: перевязал рану, напоил водой из своих запасов и вывел из разрушенного селения. Оставаться на месте не стоило: микенцы могли вернуться, да и душа Ортинавы терзалась из-за близкого соседства с мертвыми.
Первое время Ассарак мог передвигаться, лишь опираясь на плечо бывшего воина. Но последние три дня шел сам, пусть и медленно.
Теперь Ортинава и его старый спутник искали убежище. Куда идти, что делать, есть ли поблизости хоть одно безопасное место – все это было им неведомо. Но инстинкты гнали их прочь от места, где оборвалась прошлая, спокойная жизнь. Рано или поздно их странствие должно было закончиться… Только эта мысль и вселяла какую-то надежду.
Весь день они с осторожностью шли вперед. Каждый овраг приходилось преодолевать едва ли не ползком: силы у Ассарака были не те, чтобы скакать по скользким камням и карабкаться по крутым склонам. А на открытых пространствах беглецы передвигались с опаской, озираясь то и дело по сторонам.
Ближе к вечеру Ассарак снова заныл, сокрушаясь о тяжелой судьбе и плохом самочувствии. Ортинава почти не слушал: его заботили мысли об ужине. У ручья им удалось пополнить запасы пресной воды, поэтому смерть от жажды беглецам не грозила. С пропитанием дела обстояли куда хуже: невозможно было охотиться на дичь, когда у тебя за спиной еле-еле передвигал ноги старик.
Дважды на их пути вставали поселения. Но попросить о ночлеге и куске хлеба не удалось: откликнуться на зов Ортинавы было некому. Микенцы побывали здесь раньше.
Можно было порыскать по опустевшему жилью и поискать остатки еды. Но Ортинава уже не находил в себе сил. Обворовывать мертвых ему претило. Ради утоления голода он мог бы справиться с чувствами, однако переступать через окоченевший трупик, раскинувший маленькие ручки на пороге первого же дома, оказалось выше любых сил. Его охватила дрожь, и он махнул рукой Ассараку, отгоняя прочь – не хватало еще, чтобы старика окончательно разбило паникой.
Борясь с голодом и усталостью, они двинулись дальше. Время от времени Ортинава собирал съедобные ягоды и коренья, слушая указания Ассарака: как выяснилось, тот в этом кое-что понимал. Однако сил такая пища придавала немного.
Однажды им повезло: прямо на Ортинаву из зарослей выскочил молодой поросенок. Возможно, отбился от выводка и спешил на его поиски – уже не имело значения. С радостным воплем Ортинава набросился на растерявшегося подсвинка, не давая тому сбежать. В тот вечер путники снова развели огонь, но уже наслаждаясь потрясающим ароматом жареного мяса.
***
– Как хорошо! В жизни не ел такой нежной свинины, – с чувством сказал Ассарак, облизывая пальцы. – Жаль, что ее было мало.
– Здесь нет ни соли, ни приправ. Ты множество раз пробовал мясо вкуснее, – возразил Ортинава. – Голод мешает тебе оценивать еду здраво.
– Ну и пусть. Я готов молиться этому поросенку! Уверен, нам его послала сама Артемида-охотница.
– Кучке костей нет дела до твоих молитв, – с этими словами Ортинава сорвал травинку и принялся прочищать ей зубы. – Обращайся либо к богам, либо к кому-нибудь живому.
– У меня не осталось живых знакомых… кроме тебя. Ну, не будем об этом.
Ассарак глубоко вдохнул вечерний воздух. А затем спросил:
– Ты веришь, что мы спасемся, Ортинава?
– Конечно.
– Почему ты так думаешь?
– Я не любитель безнадежных дел, – Ортинава выплюнул изжеванную травинку. – Микенцы не могли вырезать всех в округе. Кто-то обязательно останется и поможет нам. А еще… При мне мой меч. И я пока не забыл, с какой стороны за него браться!
– Один меч против тысячи бесполезен.
– Все-таки надо было оставить тебя умирать, – сказал Ортинава, не удержавшись от презрительного взгляда в сторону Ассарака. – Ответь-ка, старик: если к костру выйдет вооруженный микенец в доспехах и прикажет тебе есть землю, что ты сделаешь?
– Сделаю, как он скажет.
– А если бы ты был на двадцать лет моложе? Если бы под рукой нашлось копье или топор?..
– Это ничего не изменит. Воин все равно окажется сильнее и опытнее. Да и не верится мне, что насилие способно решить хоть одну проблему, не создавая при этом ряда новых, – видя недоумение на лице собеседника, Ассарак улыбнулся. – Вся моя жизнь была посвящена заботе о земле и пчелах, Ортинава! Я ни разу не ударил человека, не умею охотиться на диких зверей… И научиться этому вряд ли смогу. А еще я отчаянно хочу жить! Хочу до сих пор, даже обратившись в старца, чьи руки и ноги подобны узловатым ветвям засохшей оливы… Поэтому стану молча есть землю, если мне прикажут. Ответил ли я на твой вопрос?
– Наверное. Твои взгляды кажутся ничтожными и жалкими… Но почему-то я чувствую зависть! Если бы все люди мыслили, как ты, Ассарак, жизнь стала бы такой скучной. В ней не нашлось бы места для героев и славных историй. Однако…
Ортинава замолчал. Он посмотрел в вечернее небо, глубоко вздохнул и лишь затем закончил мысль:
– Мои девочки были бы живы. Ради этого я бы отдал все золото мира. Да и землю бы тоже… начал есть.
– Понимаю, – Ассарак отвел взгляд. Он явно испытывал вину за то, что разбередил раны в душе собеседника.
Ортинава пожал плечами:
– Увы, я умею драться, но не воскрешать мертвых или обращать время вспять. А значит, постараюсь отомстить за всех, кто погиб из-за этой войны.
– Тогда я тоже хочу задать тебе вопрос.
– Попробуй.
– Представь, что ты отомстил всем, кто грабил твой дом. Нашел и убил каждого… Что будешь делать дальше?
– Убивать других микенцев, – буркнул Ортинава. – По крайней мере тех, кто держит в руках оружие.
– А когда убьешь их всех?..
– Спроси еще раз, когда сдохнет последний микенский солдат. Не вижу смысла в этом разговоре сейчас.
– Говорю тебе, Ортинава, ты ничего этим не добьешься. Постарайся думать не только о мести! Найди в себе силы, чтобы жить дальше.
– От тебя одно расстройство, старик. Не хочу я продолжать этот разговор. Давай спать! Завтра будет долгий день и трудная дорога.
Они легли друг напротив друга. Ассарак свернулся в клубок, подложил под голову кулак и почти сразу захрапел с приоткрытым ртом – трудный переход его утомил. Ортинава лежал на спине с открытыми глазами и считал звезды. Заснуть ему удалось лишь под утро.
На следующий день их настигли микенцы.
***
Основные силы Львиного города сражались где-то далеко на западе. Но множество мелких, легко вооруженных отрядов действовало отдельно от микенской армии. Солдаты разбредались по округе, как муравьи, грабили дома и поджигали урожайные поля. Подобный способ ведения войны вызывал отвращение у Ортинавы. Однако, как бывший солдат, он хорошо понимал удобство такого решения.
Микенская армия стремительно продвигалась вперед: ей не требовалось возиться с охотниками и землепашцами в каждом мелком селении. А те, в свою очередь, не успевали ни собраться для организованного сопротивления, ни бежать в крупные города… Чтобы вырезать стариков, детей и женщин, сжечь дотла десяток хижин, хватало и горстки обученных микенских бойцов.
Именно к такому отряду в плен и угодили Ортинава с Ассараком.
Солдаты пришли на рассвете: то ли заметили вчерашний дым от костра, то ли обнаружили следы путников на земле – уже не имело значения…
Ортинава со сгустком крови выплюнул выбитый зуб и проверил веревку, стянувшую запястья. Узел держался крепко – порвать путы не получится. Да и с Ассараком все равно не уйти далеко – Ортинава покосился вправо, где лежало скрюченное тело старика. Их обоих избивали… Но отчего-то не прикончили.
Микенцев было пятеро: сильные, высокие мужчины, каждый был вооружен мечом. Ортинава не очень хорошо разбирал вражескую речь – мешало непривычное произношение, – однако все же смог понять, о чем они спорили.
Трое считали, что пленников нужно хотя бы пару дней подержать живыми – пусть укажут, где находятся поселения, тайники или лагерь местных. Двое других же называли Ортинаву и Ассарака обычными беглецами без еды, ценных сведений и товарищей, а потому требовали прикончить их немедленно.
Один из микенцев подошел к Ортинаве вплотную и толкнул ногой в бок:
– Ты понимаешь меня, дикарь?
Ортинава промолчал.
– Я с тобой разговариваю, собака! – рявкнул тот и ударил сильнее. Ортинава закусил губу, но по-прежнему не ответил.
– Оставь его, Атанай. Посмотрим, как наша птичка запоет позже! А пока пусть храбрится, ему недолго осталось. – заявил другой микенец, постарше. Видимо, предводитель маленького отряда. Тот, кого назвали Атанаем, подчинился. Бросив злобный взгляд на пленника, он вернулся к другим воинам.
Враги продолжали спорить. Деталей Ортинава разобрать уже не смог – микенцы собрались полукругом и говорили приглушенными голосами. Но он был уверен: ничего хорошего ожидать не следует.
Неужели так он и умрет? Не отомстив Львиному городу?..
Его худшие опасения подтвердились, когда микенцы подняли Ассарака на ноги и оттащили в сторону.
Они решили начать с пытки старика. Возможно, хотели устрашить Ортинаву? Или решили оставить его на потом как более крепкого… Воин зажмурился; прикрыть уши из-за связанных рук он не мог, поэтому приготовился терпеть ужасающие вопли. Но ничего подобного не произошло.
После первых же угроз Ассарак расплакался и начал рассказывать все, что знал. Микенцам даже не пришлось причинять старику боль. Слушая его сбивчивое, торопливое повествование, Ортинава даже позабыл о своем бедственном положении…
Когда Ассарака привели обратно, тот сел спиной к своему спутнику и склонил голову. На него было жалко смотреть.
– И как это понимать? – процедил Ортинава. Тихо, чтобы никто из микенцев не услышал.
Ассарак не ответил, а только сильнее напрягся. Его тощие лопатки и локти нелепо торчали – старика явно связали грубее, чем Ортинаву. Удивительно, как все это время он молча терпел боль… но под страхом нового избиения сразу же сломался.
Странным казалось и другое. Все, что Ассарак сообщил микенцам, было в новинку для самого Ортинавы!
Если старик хорошо знал дорогу до других поселений, почему не сказал ни слова раньше? Почему они столько времени шли бесцельно?.. Взгляд Ортинавы прожигал спину своего старого товарища, но ответа так и не последовало. Словно обратившись в камень, Ассарак ни разу не шелохнулся.
Микенцы снова принялись совещаться. Хотя Атанай и предлагал прикончить пленников, другие решили убедиться в правдивости слов старика. Ортинава понял, что враги собрались отдыхать до завтрашнего дня. А на рассвете они тронутся в путь, захватив с собой Ортинаву и Ассарака.
Что ж, использовать их как проводников – разумная идея… Но Ортинава понимал: как только микенцы обнаружат, что сведения Ассарака лживы, их ярости не будет предела. Тогда пленники умрут от самых страшных пыток.
Неужели сам Ассарак этого не понимал, слепо надеясь оттянуть свою жалкую кончину? Какая глупость. Лишний день жизни не стоил страданий, ожидавших впереди…
Пока что микенцы перестали обращать внимание на пленников, неторопливо занявшись своими делами. Двое сходили к ручью и принесли воды; остальные собирали ягоды и коренья для грядущего ужина, резали сушеное мясо, между делом обсуждая военные успехи Микен. Лишь Атанай занимался чисткой оружия. Время от времени он поглядывал на Ортинаву, и тогда на его губах змеилась недобрая ухмылка.
Так прошел целый день. Глядя, как заходящее солнце касалось верхушек деревьев и окрашивало небо в алый, Ортинава мысленно прощался с жизнью.
***
Ночью его разбудил странный звук. Нет, скорее даже предчувствие звука и движения. С трудом подняв тяжелую от сна голову, Ортинава разглядел впереди какое-то неясное шевеление. Моргнул раз, другой – темнота обрела очертания.
Перед Ортинавой предстало зрелище, которого он совершенно не ожидал увидеть.
Ассарак, тощий и сгорбленный, стоял над телом микенца, приставленного сторожить пленников. Скрюченная фигура с косматой бородой казалась жуткой – не то человек, не то дикий полузверь, родившийся от греха женщины с волком, вырвался на волю… Ассарак повернулся, и Ортинава разглядел в его руке веревку.
Тогда воин все понял. Когда старика связали, он слегка расставил локти и напряг спину. Хнычущего, худого и немощного на вид Ассарака не восприняли всерьез, потому он сумел скрыть свою маленькую хитрость. А ночью, расслабившись, пленник позволил веревке соскользнуть. Затем подкрался к сторожу, который видел десятый сон и не ожидал коварного нападения…
Ортинава ощущал странную смесь восхищения, радости и ужаса. Ассарак явно приложил все силы, и охранник не сумел даже вскрикнуть, хотя дергался в предсмертной агонии – это было заметно по следам на земле. К счастью, остальные микенцы спали шагах в двадцати, и подобной мелочи оказалось недостаточно, чтобы их разбудить.
Старик нагнулся и подобрал меч покойного. Приглядевшись, Ортинава узнал в мертвеце Атаная. Что ж, ублюдок получил свое… Жаль, не ему выпало на долю поквитаться с заносчивым микенцем.
Затем Ассарак встал на колени перед Ортинавой и, не говоря ни слова, начал торопливо резать его путы.
– Как только тебе это пришло в голову?.. – не удержался Ортинава.
– Я способнее, чем ты думаешь, – тихо ответил старик.
И вот она, свобода! Разминая онемевшие запястья, Ортинава едва не застонал: боль жидким огнем разлилась по конечностям. Впрочем, сейчас было не до жалости к себе. Пришло время действовать.
– Уходим отсюда, – наклонившись к его уху, сказал Ассарак. – До утра еще много времени.
– И позволим погнаться за нами на рассвете? Ну уж нет.
Ортинава протянул руку к мечу, который держал старик. В глазах его читалась не просьба, но требование.
– Не надо. Их тут четверо… Кто-нибудь обязательно проснется. – Ассарак говорил почти что одними губами; воин едва сумел разобрать его слова.
– Другого шанса у меня не будет. Дай сюда меч!
С явной неохотой старик вложил оружие в ладонь Ортинавы.
– Лучше беги сам, если боишься, – посоветовал тот. Ассарак молча попятился назад. Что ж, хотя бы обошлось без споров…
Ортинава медленно пошел вперед, настороженно глядя на лежащие тела. Ни о чем не подозревающие микенцы спали, озаренные лунным светом. Прекрасные условия для кровавой мести! Перед глазами Ортинавы всплыли образы дочерей – в тысячный раз за последние дни.
Первый удар пришелся точно в горло спящего микенца. Тот издал жуткий звук, нечто между хрипом и бульканьем. Его тело изогнулось дугой, а затем обмякло. «Еще один готов!» – свирепо и радостно подумал Ортинава.
Но шум разбудил остальных – враги уже вскакивали со своих мест.
Ортинава подскочил к противнику и мечом вспорол ему живот – микенец спросонья даже не успел понять, откуда на него обрушился смертоносный удар. Громкие вопли умирающего разнеслись по округе. Затем Ортинава метнулся к следующему сопернику… но опоздал. Тот успел прийти в себя, выхватил оружие и легко отбил атаку.
Теперь Ортинава остался один против двоих.
Ситуация сложилась не в его пользу. Микенцы были моложе и явно хорошо обучены. Ортинава же много лет не ввязывался в драки на мечах. Силой Ахилла или Гектора он не обладал, боги не отметили его как героя… И потому двое противников представляли для него слишком серьезную угрозу.
Какой тогда смысл был в обретенной свободе?! Впереди все равно ожидала смерть от клинков.
– Как ты выбрался? – спросил один из микенцев. Ортинава узнал в нем командира отряда.
– Не твое дело.
– Тогда умри.
Микенцы бросились на Ортинаву. С трудом отбив пару атак, тот едва не потерял равновесие. Драться в лунном свете было тяжелее, чем днем: освещение не позволяло точно оценить расстояние, искажало очертания людей и предметов. Хотя противники столкнулись с той же проблемой, но численное преимущество и молодость все равно были на их стороне. Очередная атака пустила ему кровь – клинок микенского командира задел предплечье.
– Брось меч, и мы просто убьем тебя. А будешь сопротивляться… – фраза не была закончена, но Ортинава и так все понимал. О жестокости микенцев слагали легенды.
У воина предательски дрогнула рука.
Он крепче перехватил рукоять меча в надежде, что враги не заметили этот постыдный миг слабости.
Громкий вопль заставил микенцев обернуться. Ассарак, нелепо размахивая подобранной где-то палкой, мчался прямо на них.
«Нет!..» – вспыхнуло в мозгу Ортинавы, но он не успел сказать ни слова.
Старший микенец шагнул вперед и вонзил меч в тощую грудь старика. Ассарак выронил палку, однако не упал, а вцепился скрюченными пальцами прямо в лицо своего убийцы. Его предсмертная хватка была крепкой: враг безуспешно пытался оттолкнуть от себя помеху.
Другой микенец бросился на помощь, всего на миг забыв о вооруженном сопернике, и это стало для него роковой ошибкой. Клинок Ортинавы пробил висок вражеского солдата, словно яичную скорлупу… Воин со скоростью орла налетел на микенского командира и сам оттащил его от Ассарака.
Ортинава с врагом покатились по земле; оба выронили мечи и принялись наносить друг другу беспорядочные удары кулаками столь яростно, что теперь это больше напоминало битву двух диких зверей.
Удача оказалась на стороне Ортинавы. Боковым зрением он заметил крупный камень с острыми краями и сумел до него дотянуться. Простейшее орудие в ближнем бою оказалось куда удобнее меча…
Когда враг затих с размозженной головой, Ортинава еще какое-то время лежал на нем, переводя дыхание. Крупные ссадины на лице и плечах наливались кровью, но воин почти не ощущал боли. Наконец он нашел силы подняться… И, пошатываясь, направился в сторону скорчившегося на земле Ассарака. Тот еще дышал, но достаточно было одного взгляда, чтобы понять: все было кончено.
Воин опустился рядом и коснулся плеча старика. Ассарак будто почувствовал прикосновение – его губы дрогнули. Казалось, он пытался улыбнуться… Или то была агония.
– Почему ты пытался меня спасти? Почему не скрылся в лесу? – спросил Ортинава. Но Ассарак уже умер.
Впрочем, Ортинава знал ответ.
Старец прожил мирную жизнь и готов был безропотно склониться перед любой угрозой. Но в последний миг нашел в себе силы противостоять жестокой несправедливости и пожертвовал собой, спасая товарища.
– Я не подозревал, что ты герой, – тихо сказал Ортинава. – Жаль, что и сам ты вряд ли это понял…
Он прикрыл веки Ассарака. Лицо мертвого теперь казалось безмятежным.
– Я должен был послушаться тебя. Уйти вместе, а не вершить суд над спящими… Может, тогда бы ты остался в живых, старик.
Луна скрылась за тучами. С неба упала капля, затем другая. Еще пара мгновений, и разразился ливень. Холодный и частый, он был почти неразличим в окружающей тьме, но быстро промочил одежду насквозь. Ортинава воспринял ночной дождь как знак: пора идти.
Удивительно, но все мысли о мести и войне улетучились без следа. Теперь Ортинава хотел лишь выжить. Найти других беглецов, потерявших свои дома и близких. Переждать все сражения… Построить новое жилище… И вскопать землю, чтобы однажды собрать на ней урожай.
Это был дар от умершего.
Ассарак покинул мир, напоследок нарушив все собственные принципы, и отдал жизнь ради Ортинавы. Подарил тому новую возможность двигаться вперед, дышать полной грудью, радоваться мелким успехам и с надеждой смотреть в будущее.
Ортинава принял последнюю волю старика. Жажда крови оставила его.
Бывший воин начал спускаться с холма. Ноги скользили по влажной земле, глаза едва разбирали дорогу во мраке ночи, а мокрые от дождя волосы падали на лицо. Ничего этого он не замечал.
Война продолжала бушевать вокруг.
Но больше Ортинава к ней не присоединится.
